Два дня

В салоне загорелось табло "Пристегнуть ремни", через пару минут погас свет, самолет вырулил на взлетную полосу и начал набирать ход. Меня слегка вжало в кресло. Ненавижу летать. Но сейчас даже тревожный гул разгоняющихся турбин и отрыв от земли, в момент которого сердце обычно падало в бездонную пропасть, почти не вызвали эмоций. Нужно уснуть. День начался рано, а впереди еще была бессонная ночь и долгий путь к морю... Где-то там, пока еще за несколько тысяч километров, спал перед доро́гой тот, чьи руки были конечной точкой этого позднего рейса. Я постаралась выхватить из пространства ритм дыхания и тоже провалилась в полудрему. Спустя два часа в иллюминаторе показались огни. Город, не такой яркий как тот, что я только покинула, но шумный и бойкий, близился и обретал очертания. По пустой улице сейчас мчала машина. Окно водителя было приопущено, табачный дым уносило прочь, глаза сосредоточенно вглядывались в черневшую дорогу, на мокрой поверхности которой лихорадочно плясали редкие отблески освещенных окон. Казавшееся еще недавно непреодолимым, расстояние стремительно сокращалось, и воздух нервно подрагивал под пальцами. И вот дребезжал уже не фюзеляж самолета, подпрыгивающего на швах аэродромной полосы, а колесики маленького чемодана, который я катила за собой по плитке в зоне прилета. Сердце гулко чеканило ритм, а шаги готовы были сорваться на бег. Прозрачные двери почтительно расступились и спустя еще пару долгих секунд я наконец-то уткнулась в спасительное плечо, чувствуя как, скользнув по спине руками, ты аккуратно прижимаешь меня к себе, зарыв пальцы в волосы, и, едва касаясь, целуешь в висок. В этой бесконечной битве с расстоянием мы наконец-то одержали верх. Пусть ненадолго, пусть это лишь легкая передышка, но об этом надо будет думать после... Обнимая, ты довел меня до машины и открыл дверь. На переднем кресле лежал плед. Несмотря на то, что здесь уже давно настала весна, после дождя веяло прохладой, а впереди - перевалы гор, где воздух будет колючим и терпким от влаги. Я пристегнула ремень и укрылась темно-синим хлопком. Обернувшись и крепко обхватив спинку моего сиденья правой рукой, ты сдал назад и одной ладонью вывернул руль. Мягко шурша по еще влажному асфальту, машина тронулась с места и выехала на трассу. Я закрыла глаза, все еще чувствуя напряженную руку за спиной. Впереди почти три часа убаюкивающей тактом мелькающих фонарей ночной дороги. Через ровное предгорье, короткую чешую которого разреза́ла поблескивающая в ночном свете река. По мягким серпантинам между синих холмов, в складках которых укрылся плотный туман. По прямой как стрела дороге, проложенной по дну чуть зеленевших долин, кутавших сады и виноградники в остатки мрака. И лишь затем долгожданное море, которое к тому моменту уже начнет поигрывать розовым в лучах восходящего где-то за спинами гор солнца. В получасе от города мы остановились на заправке. Дожидаясь пока будет готов кофе и наполнится бак, я подошла сзади и уперлась подбородком в твое плечо. Ты чуть повернул голову в мою сторону, и, кинув короткий взгляд вниз, улыбнулся одними уголками губ. Повседневная банальность, ежедневно сотни раз проживаемая в этом крохотном помещении, обретала сейчас особый смысл. Грея руки о бумажный стаканчик, я таяла, втягивая неподвижный предрассветный воздух, и постепенно забывала о времени, неумолимо гнавшем машину вперед. *** Остановившись у обочины, мы вышли на желтую от песка и опавших иголок широкую тропинку. Как когда-то в детстве, ты взял меня за руку, и мы, уклоняясь от тянувших к нам свои лапы молодых сосен, дошли до обрыва. Мы приезжали сюда и летом, когда жаркий воздух накалял смолу и хвою, обволакивая тело солено-пряным ароматом, а внизу слышался гомон расположившихся на пляже туристов. И осенью, когда тоскливо-серое небо сливалось с бесцветной далью моря, образуя единый купол, очерченный лишь белой полоской волны внизу у наших ног. И даже зимней ночью, когда снег, редкий гость, присыпал верхушки сосен, чуть подсвеченных тонкой луной, и хрустел под ногами, заполняя звенящую тишину. Прислонившись спиной к дереву и сложив руки на груди, я наблюдала как где-то сзади и сбоку начинало вставать солнце, поочередно выхватывая из сонной тени очертания спускавшихся к морю гор. Ближайшие из них постепенно проявляли сумрачно-зеленый ковер, сотканный из верхушек деревьев. Те, что находились в дали, еще были покрыты сплошной синевой, контрастируя с постепенно теплевшим оранжево-розовым небом. Поодаль, с фотоаппаратом в руке, ты искал точку съемки, а я пыталась зафиксировать в памяти стоящую в пол оборота темную фигуру на фоне начинавшего слепить глаза рассветного солнца. Я села у обрыва, облокотившись на шершавые густо переплетенные корни сосен. Внизу лазурная вода облизывала торчащие из воды плиты песчаника, и без того уже довольно отполированные прибоем и штормами, а в береговых уступах ютились, боясь соскользнуть вниз, остроконечные сосны. Рыжая теплая хвоя, слегка покалывая, рассыпалась под пальцами, а чуть соленый воздух заполнял легкие, выгоняя из них серый сухой городской воздух. Только здесь, на краю земли, вглядываясь то в бесконечную даль, то в твои глаза, можно было почувствовать себя живой. Свободной. Потерявшейся где-то между небом и землей. *** День мы провели на побережье, гуляя по пляжу, подставляя лицо и руки уже почти по-летнему жаркому солнцу, обедая в крохотной, непривычно пустой в межсезонье уличной забегаловке. Предрассветная магия давно растворилась, обнажив и суетливый, по-детский неаккуратный курортный пейзаж, и гладко причесанные ряды молодых персиковых садов, и еще наполненные водой горные реки с колким каменным дном, и выкрашенные желтым террасированные склоны, утопающие в буковом лесу. Перед лицом простиравшейся на тысячи километров безликой равнины, оказавшаяся теперь за спиной, такая узкая полоска гор, тянувшаяся вдоль моря, казалась беззащитной. Отсюда, от этого последнего поворота, огибающего приземистый холм, для меня уже начинался путь домой. Большую часть предстояло проделать только завтра. Но прямо сейчас мы мчались прочь от принадлежавших этой ночью только нам гор, долин и пляжей, и с этим ничего нельзя было сделать. *** Вечер мы провели за столом маленькой кухни в компании твоих друзей. В прокуренном воздухе звучал смех, сыпались едкие шутки. Твой голос был громким, а жесты чуть резкими и мысль о том, что мне ты принадлежал совсем другим, вызывала улыбку. Как редко мне предоставлялась возможность наблюдать со стороны... В какой-то момент ты повернулся ко мне, аккуратно провел кончиками пальцев по краю волос, убирая прядь от лица, и на долю секунды задержал их на подбородке. Всегда соблюдавшие в присутствии других дистанцию, тогда мы впервые позволили себе показаться кому-то. Спустя несколько часов, также как и утром, взяв за руку, ты увел меня из этого шума, не обратив никакого внимания на взгляды. Снова была ночь. Только теперь уже теплая, нагруженная ароматами зацветающих деревьев и прогретой земли. Дома, не раздеваясь, на старом небольшом диване в гостиной, мы засыпали рядом. Заботиться о том, чтобы разойтись по разным комнатам просто не было сил. Я уткнулась носом в твое плечо и, отчаянно борясь с подступавшим сном, пыталась хоть на несколько еще секунд продлить это состояние абсолютной безмятежности. Как будто весь мир замедлился вместе с нами и тихонько прислушивался к тому, как мерно, синхронно, впервые совсем рядом друг с другом бьются наши сердца. Ночью я почувствовала как ты, на несколько секунд проснувшись, судорожно нашел мою руку на покрывале и крепко прижал ладонью к своей груди. Еще ближе к сердцу. Утром, пока ты еще спал, я тихо собрала вещи и, почти не касаясь поцеловав тебя в щеку, вышла из дома. Мое время рядом с тобой закончилось... *** Я в точности знала что будет следующие несколько дней. Никаких звонков и сообщений, никаких банальных вопросов о том, как я добралась, никаких признаний, что я начала скучать едва закрыв за собой дверь. Абсолютное безмолвие, столь же протяженное, что и разделявшая нас дорога. Каждый раз, разлучаясь, мы умирали друг для друга, рождаясь вновь в полном одиночестве. Не знаю что делал ты в эти дни. Но я вытаскивала на свет каждую из разрывавших меня эмоций. Нежность и печаль, доверие и гнев, оцепенение и безмятежность, тревога и опустошенность. Лежа в темноте, не в силах справиться ни с одной из них, я думала только о том, что спустя время вновь смогу ощутить как напряженная рука обхватывает спинку моего кресла и машина, выехав с парковки, мчит к соснам, безотрывно, с нами и без нас, глядящим на морскую гладь.