Ещё раз

      Недалеко от дома выстрелил салют, и Аки подорвался в кровати. Отдышался и кое-как пришёл в себя после тяжелого и долгого сна. Холодно — как всегда забыл закрыть окно после проветривания, и теперь даже под одеялом мёрзли плечи и ступни.       Голова болела от огромного количества выпитого спиртного. О сегодняшней пьянке напоминали бутылки, разбросанные по полу вместе с разбитой посудой, и творившийся в квартире хаос: стулья перевёрнуты и лежат по разным углам, некоторые даже без ножек, а на стенах отпечатался обед. Повсюду лежали книжные страницы, вырванные в порыве отчаяния. Аки потёр заспанные глаза. Хотел бы он ничего не помнить, но отвратительные воспоминания врезались в память. В истерике он метался по комнате и кричал что есть мочи, всеми силами ругал судьбу за её жестокие игры, кидался всем, что попадало под руку, но один предмет не смог тронуть и пальцем — портрет Ангела. Счастливого, с лучезарной улыбкой и сияющими глазами. Аки сфотографировал его во время поездки на море. Бриз играл его длинными волосами, а мягкий песок заставлял проваливаться в него пальцами. Секунда — и он уже в воде, насквозь промокший, но всё равно улыбающийся, ведь это их годовщина, и ничего не могло испортить тот день. Щелчок камеры, и этот момент навсегда остался в памяти.       Под подушкой до тошноты громко завибрировал телефон. Хотелось отшвырнуть его подальше, но вместо этого Аки вытащил его оттуда и посмотрел на время: сорок минут до Нового года. Ответить не успел, и в пропущенных высветился номер Химено. Но перезванивать смысла не было — она снова позвонила сама через пару секунд.       — Аки! А ну марш ко мне!       — Химено-сан, я не в настроении праздновать…       — Тебе надо развеяться, понимаешь? Жду тебя перед храмом ещё двадцать минут. Если не появишься — надеру задницу. Понял?       Химено бросила трубку, не дав сказать и слова. Экран вызова пропал, и в глаза в десятитысячный раз бросилась заставка: три даты на белом фоне. Первый поцелуй начало отношений и день, когда Аки наконец-то решился сделать ему предложение. Но если раньше этот экран вызывал улыбку и гордость за них обоих, что не побоялись однажды признаться друг другу, то теперь при виде него во рту появлялась неприятная горечь, а в груди будто оседал ком. Аки тяжело вздохнул и посмотрел в окно. В парке неподалёку снова выстрелил салют, и небо озарилось красными и зелеными огнями.       «Тебе надо развеяться, понимаешь?» — слова Химено повторялись в голове из раза в раз. Конечно, надо. Но сил даже встать с кровати с каждым днём оставалось всё меньше. Что уж говорить о выходе из дома.       Выдохнув, на тяжёлых ногах и с болью в сердце он сел на кровати и ещё раз осмотрел комнату. К стопе прилипли окурки, и пришлось стряхнуть их, прежде чем отправиться в ванную.       Всё-таки кое-что он забыл. О том, что творилось в ванной. Осколки разбитого зеркала валялись под ногами, и идти к раковине было очень сложно. Белая ванна была вовсе не белой: всё дно было залито кровью, а на бортике лежали окровавленные лезвия. Вспомнив, что здесь происходило, Аки посмотрел на собственные руки и бёдра, но ничего не почувствовал, увидев свежие красно-чёрные раны поверх заживших белых. Уже было слишком всё равно.       Он умылся и почистил зубы на автомате. Когда вытирал мокрые руки полотенцем, задел порезы, и руку адски зажгло. Аки согнулся пополам, пытаясь стерпеть боль, но на глазах всё же выступили слёзы. В особо крупном зеркальном осколке увидел своё отражение и на секунду обрадовался, что зеркало разбито, ведь смотреть на себя такого дольше пары мгновений было невозможно. Опухшие красные глаза, разбитая губа, щетина и грязные волосы заставляли ненавидеть себя ещё больше. Перед ним он бы никогда не показался в таком виде.       Собрал волосы в хвост и натянул куртку. Когда почти дошёл до храма, понял, что, наверное, забыл закрыть квартиру, но было плевать: красть там было нечего. Химено встретила как всегда навеселе. Но такими сейчас были почти все здесь. Площадь перед храмом сияла улыбками и весёлым настроением. Один только Аки портил предновогоднюю атмосферу своим удручающим видом.       — Я рада тебя видеть, дорогой! — Химено полезла обниматься, но Аки не поднял руки для объятий — рукава куртки тёрлись о свежие порезы и делали больно при каждом движении. Заметив это, Химено стала трепать его за покрасневшие от мороза щёки. — Да брось ты! Совсем не рад меня видеть?       — Я хотел побыть один, Химено-сан.       — Ты один уже три недели. И как, стало лучше? Смотрю на тебя и понимаю, что нет. Поэтому идём, загадаем желания. — Она схватила его за запястье, и Аки сжался от острой боли, но продолжил идти за ней, ведомый сквозь счастливую толпу. Все ждут завтрашнего дня, а сам Аки кутается в куртку и надеется, что завтра никогда не наступит. Ведь это будет значить ещё один день без него. Уже двадцатый день без него.       У дверей храма стояла стойка, куда посетители могли повесить таблички с желаниями. Стоя поодаль, пока Химено загадывала своё, Аки прочёл несколько: кто-то хотел больше денег, другие с нетерпением ждали появления первенца, третьи же желали здоровья себе и близким. Аки же желал только одного, но его желанию не суждено было сбыться, как бы он этого не хотел. Он был готов пожертвовать всем, что имеет, покорить любую гору и перейти любую реку… Да сделать вообще всё, лишь бы ещё хотя бы день провести с ним!       Он шмыгнул носом — то ли из-за того, что замёрз, то ли от снова всплывших в памяти воспоминаний. Мимо прошли два парня. Обычных парня, если можно так сказать. Одно выделяло их из толпы для Аки — едва касаясь, они держали друг друга за мизинцы. Парни специально сняли перчатки с правой и левой руки, чтобы никакая ткань не мешала чувствовать тепло близкого человека. Стоило им встретиться взглядами, и они начинали улыбаться и строить друг другу рожицы. Но их выдавали не прикосновения мизинцев или подаренные улыбки, а взгляды, которыми они смотрели друг на друга. Искренне любящие взгляды. Их никто не видел — ещё бы, среди толпы легко было затеряться и сойти за «своего». Но Аки видел. Потому что сам смотрел так ещё в прошлом году. Когда его пальцы касались покрасневшей ладони, едва задевали замёрзшие пальцы, чтобы никто не увидел, по спине проходила волна мурашек. Его Ангел кутался в новый, подаренный этим вечером шарф и тихо чихал, когда дул несильный ветер и приносил с собой холодные снежинки. А затем посмеивался, тихо и мягко, и только глаза были видны из-под ворсистых слоёв шарфа. Аки смахивал прилетевшие снежинки с его щёк, а Ангел ластился к рукам, как голодный до ласки кот, и снова улыбался, как улыбался только ему. И вечно хмурый Аки улыбался в ответ от переполнявшего изнутри счастья.       Химено вернула его из сердечных воспоминаний похлопыванием по припорошенному снегом плечу. — Идём? — спросила она и двинулась сквозь толпу, но Аки остановил её, потянув за рукав куртки. По одному его взгляду девушка поняла, что тот наконец решился подойти к алтарю, хотя на его похоронах боялся даже посмотреть в его сторону. Пусть это и заняло три недели, но Химено была горда за него, за то, что тот сделал ещё один, пусть и совсем небольшой, но всё-таки шаг к принятию.       Аки помолился за него, и с души будто упал камень. Он собрался уходить, но незнакомая девушка протянула вырезанный по форме кусочек цветной бумаги.       — Не хотите загадать желание? — спросила она и вручила ему бумагу и небольшой карандаш, не дождавшись ответа. Отказывать было бы неуместно и грубо, потому, состроив вымученную, до боли фальшивую улыбку, Аки быстро чиркнул на бумаге своё несбыточное желание и, сложив её вдвое, повесил к остальным.       «Хочу ещё раз увидеть тебя» теперь украшало стойку вместе с желаниями иметь больше денег, безграничного здоровья и появлениями первенцев.       Он вернулся к Химено. Та без слов обняла его и понимающе улыбнулась, чтобы после этого снова превратиться в саму себя.       — Ну что, теперь в бар? Уверена, остальные уже давно отмечают без нас.       — Прости, Химено-сан. Я пойду домой. Понимаешь, мне трудно делать вид, что я в порядке…       Аки мялся на месте, не поднимая голову на девушку, и растирал замёрзшие руки. Они покраснели, стали сухими и покрылись маленькими трещинами. Раньше за его руками постоянно ухаживал Ангел, заставлял мазать кремом и использовать перчатки во время уборки. Сейчас же Аки напрочь забыл, что ещё совсем недавно его руки могли быть мягкими.       — Я понимаю. Тогда расходимся. Мы будем в Синдзюку всю ночь, приходи, если захочешь.       Химено подошла ближе и приобняла его.       — Ты молодец, Аки, — прошептала она, и от её горячего дыхания уху стало тепло.

***

      — Никакой я не молодец, — выдохнул Аки на пороге квартиры. Скинул куртку и обувь, оставил всё прямо на пороге и вернулся в тёмную грязную спальню. Увидел бы этот ужас Ангел — отругал бы его, стукнул по макушке по делу и заставил бы всё убрать, а сам не пошевелил бы и пальцем. Его политика была проста: Аки развёл бардак, Аки и будет его убирать. А за хорошую работу он бы поцеловал уже давно переставшую болеть макушку, спустился на лоб, нос и щёки, подождал несколько секунд, глядя прямо в глаза, и коснулся его губ. Аки обожал эту политику.       Прямо в одежде он лёг на кровать. Носом коснулся его подушки и вспомнил родной запах. Он не менял наволочку с этой подушки, но Ангелом пахнуть перестало уже давно. Сначала Химено попросила убрать всю его одежду в коробки, чтобы не натыкаться на нее каждый раз в шкафу, а потом и вовсе вывезла эти коробки, пока Аки безвылазно пил несколько дней и не замечал никого, кто заходил в его дом. После этого в истерике он разбил его тарелку для риса и одну из парных кружек, затем выбросил его зубную щётку по просьбе той же Химено. С каждым днём из этой квартиры постепенно пропадали хотя бы какие-то напоминания о нём, и от этого осознания вдруг стало так тяжело и больно, что сдерживать всё внутри не осталось сил. Эмоции прорвались наружу и слезами стекали со щёк на постельное бельё. Аки взял его подушку и обнял, как обнял бы своего Ангела, будь он рядом. Поглаживал бы по растрёпанным волосам, играл с совсем непослушными прядями, пока тот не заснул и стал тихо сопеть ему в плечо. Сейчас же, рыдая навзрыд, он с дрожью в руках сжимал слишком мягкую подушку. Он прижал её к лицу и закричал что есть мочи, чтобы заглушить не утихающую ни на минуту боль.       В голове возникла мысль. Плохая мысль, но в этот момент она казалась лучшей, что можно было придумать. Аки поднялся с кровати. Голова была тяжёлой и раскалывалась, а слёзы не переставали дорожками спускаться по лицу. Подошёл к письменному столу, на котором так же, как и в остальной комнате, творился хаос, среди которого были разбросанными порванные совместные фотографии. Аки не помнил, когда порвал их, но понимал, что сделал это, чтобы как можно меньше вещей напоминало о нём, пока тот крушил комнату в пьяной ярости. Теперь, смотря на кусочки цветной бумаги на столе, Аки жалел о содеянном. На глаза попался обрывок фото, сделанного на фоне Эйфелевой башни. Ангел держал рожок с мороженным и смеялся. Волосы на голове уже стали выпадать, и он начал носить разные кепки и шапки. Сначала он стеснялся выходить на улицу вообще, но головные уборы спасли ситуацию, и он даже согласился слетать за границу, пока был небольшой перерыв в процедурах. Через пару секунд после щелчка камеры это самое шоколадное мороженое упало на его белую футболку и измазало её. Ангел сильно расстроился: эту футболку ему выбрал Аки. Сам же Аки готов был купить ещё миллион таких же футболок, лишь бы с лица Ангела как можно реже сходила и так увядающая из-за бесконечной боли улыбка.       Вспоминать счастливые времена не хотелось, и Аки достал их канцелярского стаканчика нож для бумаги, за которым и подошёл к столу. Удивительно что Химено не забрала из его дома все колюще-режущие предметы. Она слишком верила в него.       Аки вернулся на кровать, чтобы под светом уличного фонаря в окне не промахнуться. Он провёл пальцем по кнопке, и лезвие с громкими, разрывающими тишину щелчками выдвинулось наружу. Коснулся лезвия подушечкой большого пальца и понял, каким острым оно было — порезался, но на каплю крови не обратил внимания. Он приложил нож к запястью и выбрал место, где не алели свежие порезы.       Лезвие дрожало в руке. Аки попытался успокоиться и вытер слёзы с лица, но оно мгновенно снова стало мокрым. Надавил пальцем на металл, и тонкая кожа сразу же окрасилась тёмной кровью. Рану зажгло, но теперь стало спокойней на душе.       Вдруг в комнате будто посветлело, но за окном всё ещё была ночь, а фонарь светил едва, и салюты давно прекратились. Аки почувствовал чьё-то присутствие.       — Кто здесь? — спросил он в пустоту и хмыкнул сам себе. — Совсем уже с ума сошёл…       На нож в его пальцах легли руки. Белые, словно фарфоровые, но до боли знакомые. Аки не было страшно, наоборот, небывалая лёгкость легла на плечи и сняла весь груз, давивший на него несколько недель.       Сначала он не поверил своим глазам, но когда за руками из темноты появилось остальное тело, родное тело, плакать захотелось снова. Его Ангел, худой до невозможного, с выпирающими рёбрами и впалым животом, безволосый, с осунувшимся лицом и до безобразия тонкими руками и ногами, стоял перед ним, обнимая себя за плечи и грустно улыбаясь. Аки протёр глаза в надежде, что ему не чудится, что его Ангел действительно здесь. И Ангел был здесь, но не в таком состоянии он хотел увидеть его — когда самому Ангелу больно и тяжело стоять самостоятельно, когда нет сил дышать и глотать.       Аки безмолвно, одними губами прошептал его имя, и тогда Ангел подошёл ближе и коснулся его лица. Его мокрую щеку огладила ледяная рука, но спустя мгновение она стала тёплой, почти горячей. Он прикрыл веки, желая, чтобы этот миг никогда не заканчивался. Ангел оглаживал его лицо и шею, и Аки чувствовал, как его нежную ладонь царапает отросшая щетина.       — Аки, — прошептал Ангел, и тот открыл глаза. Перед ним стоял его Ангел, здоровый и полный сил, а от обтянутого кожей скелета не осталось и следа. Он сиял изнутри, и этот свет будто озарял комнату, а за его спиной белели два крыла.       — Э-это правда ты? Я-я же не сошёл с ума? — дрожащим голосом шептал Аки и смотрел в его бездонные глаза, а слёзы ручьями спускались к подбородку.       Ангел положил его голову себе на грудь и сам склонился над ним, прижал к себе так, будто Аки готов был сбежать в ту же секунду. Но он бы не сбежал. Никогда не сбежал. Даже когда смотреть на его мучения было невыносимо больно, когда его рвало кровью, а Ангел всё еще пытался вымученно улыбаться, Аки не сбежал, остался до конца, лишь бы Ангелу было легче. Потому сейчас мысль о побеге даже не приходила в его голову.       — Я думал, что больше никогда не увижу тебя. Я так боюсь, что всё это окажется моей больной фантазией, и мне придётся вернуться в реальность, где тебя нет… Скажи, что не оставишь меня снова, Ангел! — Аки кричал, но продолжал обнимать его, чтобы на своих белоснежных крыльях тот не смог улететь от него.       — Аки, милый, ты же сам знаешь ответ. — Ангел поцеловал его в макушку, присел рядом и положил голову на плечо. — Я умер, Аки. Как бы тяжело тебе ни было это осознавать, тебе надо смириться с этим, понимаешь? Но я рад, что мне позволили увидеть тебя, пусть и сам не знаю, за что нам подарили такое счастье.       — Я загадал желание, но и представить не мог, что оно сбудется. Представляешь, попросил взглянуть на тебя ещё разок, и теперь ты сидишь здесь, со мной. Это какое-то чудо!       На секунду стало легче от осознания, что сейчас его Ангел сидит рядом и внимательно слушает. Всё ещё казалось, что это бред его воспалённого сознания, что всё это прекратится, стоит моргнуть пару раз, но Аки продолжал моргать, а его тяжёлая голова продолжала давить на плечо.       — Но мне невыносимо без тебя. Я уже не могу жить без тебя. Я хочу отправиться за тобой, чтобы не чувствовать всю эту разъедающую изнутри боль каждую минуту, нет, секунду этой жизни! — Аки рыдал, согнувшись в истерике пополам, а Ангел поглаживал его дрожащие колени. — Скажи хоть что-то!       — Не нужно идти за мной, ты ещё нужен здесь. Тебе нужно научиться жить без меня… — Ангел говорил тихо, будто бы сам не хотел, чтобы эти слова рвались наружу.       — НЕТ! Нет, нет, нет! — кричал Аки и рыдал, тряся Ангела за плечи. — Как я могу жить без тебя? Да всё вокруг напоминает о тебе! Посмотри на это! — Он протянул окровавленные руки. — Каждый раз, каждый раз, когда мысли о тебе появляются в моей голове, мне хочется избавиться от них, и это единственный действенный способ! Я испробовал всё: терапию, алкоголь, поездку к морю, но только нож спасает, когда хочется выброситься из окна от мыслей, что теперь тебя нет со мной!       Аки задыхался от криков, и теперь молча держал его за руки, продолжая дрожать всем телом. Ангел ничего не говорил, только с болью смотрел на изрезанные запястья и предплечья. Он поднёс его руки к своему лицу и поцеловал их, едва касаясь губами, чтобы не сделать ему ещё хуже.       — Не нужно вредить себе, Аки. Посмотри, что ты сделал со своими красивыми руками.       Аки не отвечал. Рыдал навзрыд и утыкался носом ему в шею. Почувствовал родной запах, и на душе стало немного легче.       — Я хочу уйти за тобой, Ангел. Мне противна жизнь без тебя, — шептал он, переплетая между пальцами его волосы.       Ангел помолчал немного. Затем сполз с кровати и сел перед Аки на колени, положив ладони на его бёдра.       — Давай заключим сделку, — начал он, пытаясь улыбаться, чтобы хотя бы так успокоить его. — Ты забываешь обо мне, продолжаешь счастливо жить дальше, находишь вторую половинку и умираешь в глубокой старости, окружённый любящими близкими, идёт? А я попрошу там, наверху, чтобы в следующей жизни мы обязательно снова были вместе. И мы вспомним друг друга, как только наши взгляды впервые пересекутся. Как тебе?       — Тогда мы будем счастливы? — устало спросил Аки. Мысли о будущем с Ангелом вызывали на его лице улыбку. Но очень грустную и полную боли, стоило понять, что это счастье не придёт сразу же.       — Обязательно, милый. О, нет…       Ангел стал оглядывать себя, будто почувствовав что-то. Его руки быстро становились прозрачными и через пару секунд совсем исчезли, забирая за собой и остальное тело.       — Моё время уходит. Давай же, скажи, что заключишь со мной сделку. Аки! — Ангел коснулся Аки невидимой рукой, и пусть тот не видел её, но крепко сжал в своей ладони и поцеловал.       — Я согласен на сделку, — тихо проговорил Аки, пока по невысохшим щекам вновь спускались слёзы.       — Я буду ждать тебя в следующей жизни, Аки! Я люблю тебя! — прокричал ангел, когда от него остался лишь отголосок.       — И я люблю тебя… — сказал Аки в пустоту. В комнате снова стало темно и холодно. — Но я не могу ждать так долго, Ангел…

Порез, ещё один и ещё, и ещё, и ещё…

      Постель в крови. Аки лежал на ней, мутными глазами смотря в потолок. Одинокая слеза текла по щеке, пока его сознание медленно угасало.

***

      Ангел-демон вспомнил. Вспомнил не только эту жизнь, но и прошлую, ту, когда не мог назвать себя бессмертным. Вспомнил как любил. Любил того, кто сейчас отдаёт свою жизнь в обмен на счастье близких. Ангел-демон в последний раз взглянул на Аки, сдерживая слёзы, и подумал:       «Ты нарушил условия сделки? Аки, ты же согласился её выполнить, так почему?.. Нам отплатили за это сполна, милый…»       Их плану не суждено было сбыться даже в этой отвратительной, полной жесткости и хаоса жизни. Но если попробовать ещё раз…       — Макима… Макима!       — Неужели, Ангел… Ты всё вспомнил?