Чудеса случаются...

Я постепенно просыпаюсь, тяжело и трудно, будто выныриваю из темного тягучего омута. Ужасно затекла шея от неудобной подушки. Как это меня угораздило заснуть на диване и уже в который раз за последние дни? А Сашка... Неужели трудно было перенести на кровать собственную жену? Вот они – кавалеры двадцать первого века! На кухне царит какое-то ужасное запустение – гора немытой посуды, на полу крошки, мусор, часы на панели духовки мигают в безвременье - «0:00», наверное, свет выключался ночью. Я ищу чистый стакан: пить хочется ужасно, непереносимо. В этот момент в глубине квартиры что-то грохает, я отпрыгиваю от стола и тут же одергиваю себя: чего так пугаться-то, я в своей квартире, привидений не бывает, всё объяснимо естественными причинами. В проёме двери возникает хмурый заспанный Сашка. Приглядевшись, понимаю: не заспан, а тяжело и глубоко пьян. Он проходит к холодильнику, шаркая босыми ногами по грязному плиточному полу, наступая на крошки и не замечая их. Меня тоже, кстати, не замечая, вместе с крошками. Открыв дверцу, долго фокусирует взгляд на полках, потом, наклонившись и едва не потеряв при этом равновесие, вытаскивает с полки на дверце початую бутылку водки. Мутным взглядом, в котором мало человеческого, он разглядывает свою добычу, после чего подносит бутылку к губам и пьет прямо из горлышка, правда, не долго. Давится, страшно кашляет, так, что, кажется, выкашливает все, что только что выпил, и то, что пил до этого. Я стою, окаменев от такой картины, потом тихо окликаю: «Са-аш!» А он вдруг хлопает со всей дури дверцей пищащего холодильника и силится заткнуть уши. Получается у него это плохо: в правой руке всё ещё зажата бутылка, из горлышка течёт прямо на него водка, стекает по плечу, по спине на пол, но он, похоже, этого не замечает. Постояв так некоторое время, он трясет головой, потом осторожно ставит почти пустую бутылку на стол и той же больной, шатающейся походкой уходит из кухни, оставляя на полу мокрые следы. Я долго смотрю, как они медленно испаряются, тают... Мысли путаются... Я не понимаю, что происходит. И никак не могу сосредоточиться. Может, мы поссорились, но я совершенно этого не помню. Свет меркнет в глазах... ...Я прихожу в себя: я опять лежу на диване. Как я здесь оказалась, непонятно. Может, я потеряла сознание на кухне? Может, Саша пришёл, наконец, в нормальное состояние и перенес меня сюда? Я сползаю со своего ложа и иду вглубь квартиры искать Сашу. Квартира пуста. Никого нет. Я брожу одна по комнатам и никак не могу собраться. Какое-то странное состояние. Не понимаю, что со мной. Тишину прерывает бряцанье ключа в замке входной двери, и я снова пугаюсь до темноты в глазах. В прихожей слышатся голоса: один - женский серебристый переливчатый, а второй, кажется, Сашин, - но настолько неузнаваемый, что я с трудом, давлю в себе панику и выглядываю в коридор. То, что я вижу, совсем меня не радует, а пугает ещё больше. Саша, едва похожий на себя, – почерневший, какой-то каменный и опять кажется пьяный, - стоит, опершись о дверной косяк, и смотрит в одну точку перед собой. Девица, что пришла с ним, суетливо освобождается от легкой белой шубки и, не переставая щебетать какую-то ерунду, которую я разобрать не могу, тормошит Сашу, пытаясь стянуть с него дубленку, криво застегнутую и выпачканную слева чем-то белым. Я тихонько зову его: - Саш... И вдруг он, вздрогнув всем телом, оживает и, оттолкнув от себя девицу так, что она влипает в стену напротив, валится на корточки и затыкает уши, начиная то ли рычать, то ли стонать. Девица нисколько не пугается, а, опустившись на корточки, принимается его гладить по голове, по плечам, щебетать утешительные слова и снова пытается стащить с него дубленку. Я же опять погружаюсь в темноту на некоторое время, а когда сумрак сползает с глаз, я вижу Сашу сидящим на диване. Он сидит, обхватив голову и покачиваясь из стороны в сторону, и что-то бормочет. Разобрать слова очень трудно, я всё же пытаюсь, но всё, что мне удаётся, это – «Что ты наделала?» и «Почему – ты?». Понять этот бред я не в силах, но и лезть к нему с утешениями не решаюсь. Саша всё ещё бормочет, совсем уж неразборчиво, сердце моё рвётся в клочки, и я протягиваю к нему руку, но почему-то дотронуться не могу: рука застывает в нескольких сантиметрах от его плеча, а дальше – ни в какую. Но Саша, словно почувствовав мое движение, вздрагивает всем телом и резко поднимает голову. Потом он внятно произносит: «Так, всё, хватит! Так и до «белочки» допиться можно». После чего он вскакивает с дивана, и в этот момент начинает звонить телефон. Мне отчего-то становится очень трудно дышать, в глазах темнеет, всё мутится в голове. Я слышу, как Саша хватает трубку и, послушав, быстро говорит: - Всё понял, сейчас буду! После этого он стремительно выходит сначала в прихожую, потом хлопает входная дверь. Всё. Ушёл. Из меня вновь выходит вся сила куда-то, я будто во сне поднимаюсь и иду к выходу, не чувствуя ног, рук. Что-то тянет меня куда-то, мне плохо, очень плохо. Я сползаю по стенке возле двери. Да что такое со мной... Что такое… Что… - Ну, и долго ты тут сидеть собираешься? Я часто моргаю, темнота рассеивается, и я вижу стоящую передо мной незнакомую рыжеволосую девушку, совсем молоденькую. Она стоит, подбоченившись, и смотрит на меня невероятно синими глазами. - Долго сидеть собираешься, спрашиваю? Ох, свалилась же ты на мою голову! Чего тебя понесло на этой машине? Сидела бы тихонько, мужа ждала у окошка, так нет же! Понеслась встречать. Такси не пробовала пользоваться? Очень удобная штука, знаешь ли! А мне такой выговор из-за тебя вкатили! И ведь я только на секундочку отвернулась, а ты уже - трах-бах-всмятку! И это перед Рождеством! Теперь точно милости лишат. Ну - премии, по-вашему, - скорбно вздыхает девица и опять начинает тормошить меня. – Так, ладно, оживай уже, действовать надо! Лети давай в больницу, заждались тебя там! Я ошарашено смотрю на девицу и понимаю, что я просто-напросто сошла с ума. Или эта девица. Или мы с ней хором. Нет, дуэтом. Хотя нет, с ума хором, то есть дуэтом, не сходят. В конце концов, я кое-как проталкиваю сквозь сжатое горло слова: - Ты к-кто? - Кто-кто... Анжела я, неужели не понятно? Слушай, давай, по дороге объяснимся? Спешить надо, пока окно на границе появилось. Или ты своего Сашку еще хочешь помучить? Он и так, бедняга, настрадался – постоянно слышать голос своей жены, которая уже две недели в коме – это вам не фунт изюма! - А чего случилось-то? - Чего-чего… Говорю же – в аварию ты попала! – уже сердится девица. – Не уследила я за тобой, а ты едва не нарушила всё расписание! - Как-кое расписание? - Поездов!!! Какое расписание… Везде и всему свое время, не слышала разве, или думаешь только у поездов расписание есть? Так, всё! Все разговоры – потом! Возьми меня за руку. Я послушно вцепляюсь в горячие пальцы сумасшедшей девицы, в глазах начинают сверкать ослепительные фейерверки, и вдруг всё гаснет, я погружаюсь в темноту… …- Ну вот, видишь? Я же говорил, что всё будет хорошо? – друг Серега, по совместительству классный хирург, хлопает Сашу по плечу. – Ну, иди к ней, только не долго. Едва с того света выцарапали девушку. Саша бежит по бесконечному больничному коридору, халат сползает с плеч, он снова его натягивает дрожащими пальцами, и снова теряет. Наконец, отделение реанимации. Саша тянет на себя стеклянную дверь… На высокой кровати лежит его Катя – бледная, с двумя яркими пятнышками румянца на щеках, ресницы ее дрожат, она открывает глаза и …улыбается ему. Губы ее шевелятся, но Саша не слышит ни слова. Переспрашивает: - Что, Катюша? - С Рождеством тебя, любимый…