Петербургские мелочи

Божечки, как хорошо. Дима поднимает лицо навстречу снегу. Крупный, медленный снег, кружащийся медленными хлопьями, как на рождественской открытке. Только на открытках - обычно ночь, а тут - белый день. Самый что ни на есть белый день, какой только может быть в северном Питере, от силы пару часов - и именно эти часы. Этот час. Снег кружится, и от снега, или от усталости, у Димы немного кружится голова. Но все равно - хорошо... Он даже поднимает голову повыше и открывает, как в детстве, рот - чтобы поймать на язык снежинку. И это ничего, что хочется спать. Спать хочется так, что вот только опустись на любую горизонтальную поверхность - вырубишься немедленно. Что, собственно, Дима и собирается сделать, и очень скоро. Примерно через полчаса, если без пробок. Потому что с этого дня и этой минуты - у него отпуск. На целую большую неделю. Хо.ро.шо. Ярко-красная ламба - засыпана снегом, как сани Деда Мороза. И Кирюша - в смешной красно-зеленой шапке и зелено-красном шарфе с кистями. Как на открытке. И на шарфе и на шапке - снежинки. Белые снежные хлопья, которые жалко стряхивать - и хочется скорее стряхнуть, чтобы Киря не замерз и не промок. Киря машет ему рукой: - Всё? Домой? Дима с удовольствием плюхается в теплый салон. В ламбе пахнет ëлкою и апельсином с гвоздикой. Голова снова начинает кружиться, но это ничего. - Домой! И спать. - Ага. - В прямом смысле спать, Кирюша. Минуток пятьсот-шестьсот. А потом - разумеется, и в переносном. И потом еще хорошенько в прямом. А завтра, если снег не растает - мы будем лепить снеговика!