Гранатовое благоразумие

К сожалению, вместе с мартом закончился для меня блаженный период домашнего обучения. Вышло довольно удачно, что первое апреля выпало на пятницу, и у меня появлялось два выходных после посещения школы, дабы отойти от толп учеников и прийти в себя. Хотя «отходить» пришлось совсем не от учеников… но об этом позже. Не знаю точно, чего я рассчитывала, когда вылезала из красного джипа Эммета и Розали. Может, понимания от учеников? Всё-таки, у меня отец в больнице, да и сама не так давно по бумагам поправила здоровье после инцидента с Майком… но карман в любом случае стоило бы держать пошире: все любопытствующие взгляды и круглые глаза иначе просто не помещались. Я чувствовала себя не шибко лучше канонной Беллы, которая перевелась в середине года и собрала на себя всё внимание ребятни из Старшей школы Форкса. Только, наверное, доставалось мне даже немного больше, потому что я здесь уже успела примелькаться. И не в хорошем смысле этого слова; у меня было впечатление, что, едва затихает старый скандал, как Вселенная подсовывает мне что-нибудь другое, тоже «интересненькое». Ну серьёзно. Сначала я пришла в школу; новенькие всегда и всех интересуют. Потом оказалось, что я «хорошо знакома» с местными знаменитостями, Калленами. Пускай поначалу я общалась только с эльфами, для детишек и этого было достаточно, чтобы открывать рты и ошарашенно пялиться нам вслед. С другими-то вампиры морозились! Дальше — больше. Завязавшаяся дружба с Майком Ньютоном, местным классным мальчиком. Оттаивание Калленов, потому что Майк, видя, что в них нет ничего загадочного, рисковал обращаться к сияющим созданиям, — хе, в прямом смысле! — за помощью, советом или просто чтобы поболтать. Инцидент с мистером Роуд, да отсохнут к чёрту все его чресла… Хм, а почему бы его не проклясть? Если здесь активная рабочая магия, то и заговоры на негатив тоже должны работать. Ничего серьёзного, какую-нибудь мелочь… хотя я могла бы за попытку изнасилования и паразита к нему на шею подсадить, чтобы тот пил жизненные силы потихоньку. Ладно, не об этом сейчас. После мистера Роуд была странная, излишняя реакция на меня от ряда других преподавателей. Момент с Майком и машиной. Чарли, без сознания попавший в больницу… — Мне кажется, или меня зовут про́клятым колокольчиком? — ровно поинтересовалась я, размазывая кусочек масла по хлебу. Пробовали когда-нибудь сделать это не железным прибором, а пластиковым ножом? Дико неудобно. Я уже два сломала, а на третьем Джаспер устал наблюдать за моими мучениями и просто отобрал у меня хлеб с маслом. Раз-два, добавить химозный виноградный джем — и супер-бутерброд готов. — Спасибо. Эммет, сидящий напротив нас и рубящийся в тетрис на запредельной скорости, мельком поднял на меня взгляд. — Тебя тут как только не называют. Проклятый колокольчик — это заслуга Элис. Ей такое прозвище показалось забавным. Я посмотрела на вампиршу, но та в очередной раз выпала в просмотр будущего и вообще ни на что не реагировала. Она таким образом умудрилась сегодня схватить неуд по, кажется, тригонометрии, но совсем по этому поводу не переживала. То есть, как она могла бы — летая сознанием где-то в других Вселенных. — Очень мило с её стороны, — скривилась я, кусая бутерброд. К моему удивлению, мне стало не хватать здесь привычных продуктов. Раньше, просматривая блоги переехавших в другую страну людей, я удивлялась: ну как это, что за пищевое скучание? Теперь же, оказавшись в такой же ситуации, я иногда вспоминала вкус грубого чёрного хлеба, гречки и квашеной капусты. Вот ничего из этого я особенно не любила, меня всегда тянуло к японской кухне, хорошему дорогому рису и сырым продуктам. А тут будто наваждение какое-то. Ещё и на сгущёнку потянуло. Вообще какие-то пищевые извращения пошли, я сгущёнку в жизни не ела: не нравится текстура, не люблю сладкое, плюс она отдаёт мне железом или пластиком, в зависимости от типа упаковки. Еда в Америке была для меня, признаться, немного странной. При желании и должном упорстве, — вместо них у меня был энтузиазм Элис и интерес к кухням мира Джаспера, — можно было найти любое блюдо, особенно в большом городе. В ближайших забегаловках же царили его величество Жир и его высочество Сахар, во множестве своих проявлений. Как при такой диете американцы ещё не стали кругленькими, словно зверьки из Rollin' Wild? Всё очень просто: в любой забегаловке ты можешь купить себе суп, салат и попросить свежие овощи. Не знаю, конечно, как дела обстояли в больших городах, — я имею в виду, больше того же Сиэтла, и конечно же больше Форкса, — однако даже в любимой забегаловке Чарли можно было вполне собрать себе пп-обед. Даже несмотря на то, что большая часть салатов тут была с макаронами. К тому же, у американцев отношение к еде было неизмеримо проще. Они не боялись её выкидывать, оставляли на тарелке то, что им не нравилось, или то, что в них уже не влезало. К примеру, Майк, однажды заказавший огромную порцию спагетти, — да, мы с Ньютоном иногда гуляли без вампиров; слишком редко, если кто меня спросит, — в итоге просто не стал есть их. Не понравились! И всё, никаких left-over, они же «заверните с собой, пожалуйста» или, как нам говорили на английском, dog-food. Типа, то, что ты не доел, забираешь с собой, чтобы «потом отдать собаке» — вот такой хитрый ход давно придумали умные жмотящиеся англичане, дабы не оставлять то, за что уже заплатил, и при этом сохранять лицо. Ты же не сам будешь эти остатки доедать, это для любимого пёсика!.. которого у тебя нет. Да, с едой бывали перегибы. Американцы уже в это время выбрасывали слишком много из-за любви к крупным закупкам: Чарли, когда заезжал в магазин без меня, обязательно приволакивал с собой чуть ли не целый багажник самой разной еды. В любом доме и в любой квартире обязательно проектировались кладовые для продуктов, и это было нормально. Ещё не наступило время для больших двухдверных холодильников, однако на рынке они уже появились: Эсме, к примеру, купила такой в дом Калленов буквально на днях. Дорогущая штука, на мой взгляд, но до чего же классная! Эсме вообще взялась за переделку дома. Казалось бы, что там переделывать: внутри всё так же идеально, как и снаружи!.. но жизнь диктовала свои условия, и то, в чём было комфортно вампирам, оказалось неудобно для живых людей. Для меня в первую очередь; для девочки-родственницы Эсме во вторую, потому что Бри Таннер ещё с нами не жила. К примеру, мне выделили комнату. Не то чтобы ненужную — скорее, редко используемую. В ней Джаспер закрывался, когда хотел, чтобы его никто не трогал; тем душещипательнее для меня было понимать, что майор, фактически, отдал мне свой уголок спокойствия и одиночества. — Ты особо не умиляйся, — захихикала на это Элис, увидев, как Джаспера повело из-за затопившей меня нежности, — он это с умыслом делает, так и знай. Мистер Уитлок у нас крайне продуманный мужчина. Вид «поплывшего» от силы эмоций, направленных на него, действительно был забавным. Я даже вытащила телефон и сделала фотку; ужасное качество совсем не портило впечатление. — В чём умысел-то? — Он будет теперь к тебе чаще заглядывать, — Элис мне подмигнула, без слов говоря, что она у меня просто пропишется; комнаты наши были соседними, — потому что, вроде как, привык заходить сюда. Мы с эльфом Санты загыгыгкали, как два маленьких горных тролля. Джаспер закатил глаза. — Майор Уитлок, — влюблённо выдохнула я, цепляясь за руку несчастного, попавшего под перекрёстный огонь мужчины. Элис присоседилась с другой стороны, отыгрывая не влюблённую дурочку, а порочную опытную мадам с томным голосом: — Мистер Джа-аспер-р… Клянусь, если бы Джас мог, он бы в тот момент покраснел. Но такой фишки у вампиров, к сожалению, не было, так что он просто запрокинул голову, уставился в потолок и переждал наш с Элис приступ веселья. К ремонту комнаты Эсме подошла серьёзно, будто я была одним из её клиентов. Так что и результат получился, что надо: тёмный куб полов-стен-потолка, разбавляемый пастельной мебелью с редкими яркими вкраплениями декора. Эсме даже цветы притащила, но от них пришлось отказаться: вампирше я объяснила, что с самого детства вся растительность рядом со мной вянет. И техника тоже барахлит, особенно если я на эмоциях. Поэтому к своему любименькому, драгоценному ноутбуку от Фила я даже не приближалась, если была на эмоциях. После расчехления своей писательской деятельности я вспомнила, что раньше при переизбытке чувств изливала всё на белоснежные странички ворда… но здесь так было сделать нельзя: если я по-настоящему злилась или психовала, то у Чарли даже совсем допотопный телевизор-коробка не работал. Приходилось выкручиваться. Сначала я писала рассказы и сценки в блокнотах. Потом это заметила Элис, и притащила мне печатную машинку — мечту многих писателей, на самом деле. Но ни разу не мою. С ней, правда, дела пошли веселее. Та же клавиатура, да и грязь на бумаге развести сложнее, особенно если умеешь управляться с машинкой. Вот такую же штучку Эсме поставила ко мне в комнату в доме Калленов. Ещё мне обломилось личным туалетом, в который я никого не пускала и который чистила самостоятельно. Ну, ясно почему: не хотелось мне, чтобы мои пуки и прочее, остающееся внутри фаянса, ощущали вампиры… хотя они всё равно ощущают и слышат. Да и как-то это логично, что взрослый человек сам за собой убирает, нет? Я и одежду себе стирала, и посуду мыла… если моральные силы были. Вот на последнее, как и раньше, у меня была практически аллергия, так что Элис, недолго думая, купила посудомойку. Любой каприз за ваши деньги. Стиралку и сушилку вампирам тоже пришлось покупать. Зато, как говорил Карлайл, их дом наконец стал похож на по-настоящему жилое помещение: о большинстве простых вещей вампиры не задумывались из-за того, что они им просто не нужны. Те же зубные щётки! Да, они стачивались об вампирские зубы просто с ужасающей скоростью, зато теперь Каллены подолгу пахли мятой во время разговоров. Зубы у вампиров, конечно, не болели… и не гнили. А вампирский яд, содержащийся в слюне, не давал частичкам крови, мяса или шерсти спрятаться где-нибудь за зубами мудрости или между двумя зубками. Вот только у этого был свой огромный минус: вампирский яд имел запах — сладковатый аромат разложения, такой тонкий, что ты даже не понимаешь, на что твой нос реагирует. После того, как вампиры стали на постоянке чистить зубы, — не от большой любви, ясное дело; Розали всему голова, так и знайте, — им стало легче… общаться с другими людьми! Особенно Карлайлу и Эсме, которые из-за социального «возраста» были вынуждены поддерживать контакты. — Раньше при близком разговоре я видел, что оппонент напрягается. Он сам этого не осознавал, — задумчиво рассказывал Карлайл во время очередной вечерней посиделки, — но по микроизменениям мимики и тела это было ясно. Теперь этого нет. — Вы всё-таки хищники, — я пожала плечами, — может, запах изо рта идёт как предупреждение потенциальной жертве, что её сейчас скушают, даже если он почти не различим. Вампиры же мимикрируют среди обычных людей. Может, это своеобразная защита, воспитанная поколениями. Карлайл кивнул. Розали, рассматривающая своё идеальное лицо в карманном зеркальце, подняла на нас глаза — ради разнообразия, в этот раз я сидела рядом с доктором Калленом, оставив Эдди на другом диване в одиночестве; Эсме была в больнице с Бри Таннер. Родственница самой Эсме нуждалась в дорогостоящем лечении, больше связанном с антипаразитарными процедурами и восстановлением после бродяжничества. — Получается, — протянула Розали, — что кто-то когда-то сторонился вампиров, больше, чем другие жители какой-нибудь деревни. Потом этот кто-то родил детей, которые сторонились вампиров… — И так ген распространился, — кивнул Карлайл. — Плюс, в Форксе совсем рядом живёт племя Квилетов, это… — Белз знает, — заметила Элис. — Ты думаешь, что скрещивание с Квилетами дало больше напряжения по отношению к вампирам? — я подняла брови. — В целом, это логично. У них же на вас натуральная аллергия, просто из кожи выпрыгивают, когда видят. Карлайл усмехнулся уголком губ. — «Скрещивание». Как будто о растениях говоришь. — Некоторые люди недалеко от растений ушли по мыслительным процессам, — пробормотал Эдвард, в очередной раз копаясь со своими нотами. Отношения со столетним мальчиком у меня выправилось настолько, что я даже покаталась с ним на его Вольво и походила по музыкальным магазинам в Сиэтле. Эдварду тогда были нужны новые струны для его белого любимца — фортепиано. Мы, наверное, совсем несчастный инструмент замучили своими играми; я тоже начала возвращать навык игры, каждый раз буквально обмирая от восторга в процессе. Ничего удивительного, что к нашим сессиям присоединился Джаспер — ему всегда было приятно посидеть где-нибудь, где есть хорошие эмоции. Ну а мне и не жалко. За Джасом подтянулась Элис, к ней подсела Розали, которая без Эммета никуда не ходила… Получилось, что «детки» Калленов собирались без «взрослых», продолжая при этом заниматься своими делами. Приятно. Охана — значит семья. Даже сейчас, в школе, Эдвард уселся напротив меня и подмигнул. Когда парень не морозился, он начинал казаться нормальным человеком. Или вампиром — кому как удобнее. Жаль только, что по-настоящему растормошить этого мистера Меланхолия удавалось очень редко. В основном этим занимался Эммет, который довольно по-злому подшучивал над Эдди и обзывался, как пятилетка; не знаю, что у них там за садо-мазо отношения, но Эдвард на это только смеялся, а потом они могли пойти набить друг другу лица. Вот и сейчас эти двое переглянулись; затем Эммет что-то подумал, Эдвард поднял брови, потом жёстко ухмыльнулся и нахмурился, кивнув в сторону леса. Эти двое поднялись и быстро ушли, наверняка драться. Поваляют друг друга, повалят парочку деревьев, потом вернутся довольные. Элис рассмеялась, как от хорошей шутки. Вырвалась из будущего, наконец. — Розали. — Да, колокольчик? — Вот смотри. У людей есть выражение, что первые сорок лет в жизни мальчика самые сложные. Но вот с этими вот, — я кивнула в сторону бегунов в лес, которых хорошо было видно из окна столовки, — такая штука уже не работает, им больше. В чём же тогда дело? Блондинка очаровательно улыбнулась. — Шило в заднице. — Что-что? Прости, кажется, мне послышалось. Ты ругнулась? Она округлила глаза, заломила брови, стёрла улыбку — и сразу же стала похожа на грустненького Бэмби. — Нет-нет, что ты. Послышалось. Я сказала, что после первых сорока лет у мальчиков наступает второе детство. Мы обе посмотрели на Джаспера. Тот — на нас, по-совиному моргнув. Но за своего супруга вступилась Элис: — Джас вне этой категории. У него, знаете ли, душа старика. Я искренне считала, что, учитывая постоянные замирания и потенциальные покраснения, у Джаспера душа и воспитание девственника. Типа, он может быть сколь угодно искусен в сексуальных утехах, разваливать собой кровати, быть популярен у дам — и всё равно краснеть, когда происходит что-то не очень приличное. Элис этим регулярно пользовалась, кстати, чтобы подтрунивать над мужем. Я тоже считала, что эта особенность Джаспера совершенно прекрасная: в одни моменты он кажется чертовски миленьким, в другие поднимает своими смущениями настроение. А иногда и то и другое. После перерыва, — Эдвард и Эммет всё ещё не вернулись, — я так и не дошла до урока: меня выдернул представитель школьной администрации с просьбой зайти в кабинет директора. Там тоже поначалу не было ничего интересного: мужчина долго распинался про то, каким прекрасным человеком был Чарли, — словно моего отца уже нет в живых! — и что они хорошо общались, и… — …это не повод забывать об обучении, мисс Свон, — мужчина нахмурил кустистые неухоженные седые брови. — На кону стоит ваше будущее! На красном лице эти два крыла орла смотрелись, словно мультяшные. — Вы это к чему? — Ваш отказ от предмета… — А, это. Да, я решила отказаться от литературы — просто потому, что мисс Роуд у меня была в печёнках. Вот честное слово, её родственник был намного круче, как препод; ещё бы к моей промежности не лез, и вообще оказалось бы идеалити. — Мисс Роуд не преподаёт литературу на уровне, который меня бы устроил, — сказала я, думая о собственных школьных буднях. — Поэтому я хочу уйти с её предмета или поменять учителя. Я в школе ненавидела учительницу по немецкому, которая убила во мне любовь к языку. Но тогда я была маленькой, ведомой девочкой, которая надеялась, что кто-нибудь придёт и спасёт её от жёсткой несправедливой тётки. Школьный руководитель, родители, да хоть нелюбимая бабка — кто угодно. Теперь я была тем самым «кем-то», кто готов разрулить мои проблемы. Виват, взрослая жизнь. — Если у вас есть какие-то претензии, вы можете высказать их непосредственно мисс Роуд. Я сейчас её приглашу. Стану, так сказать, вашим третейским судьёй… Я прищурилась, смотря на директора. Серьёзно? Про то, что родственница педофила имеет на меня зуб, знает большая часть школы — и никто этому, кстати, не удивляется, что довольно странно. Я всё ещё была уверена, что это влияние Самой, оттягивающее от меня чужое любопытство… но почему тогда школяры спокойно на меня пялились, когда дело касалось других тем? — Вы же знаете, что у мисс Роуд есть ко мне претензии? — спросила я. Директор уже встал из-за своего стола, так что я оставалась в невыигрышном положении, потому что сидела напротив. Стандартное расположение мебели в кабинете, наверняка копирующее такое же в Белом Доме: стол директора стоял перед окном так, чтобы мужчина видел входящих людей. Когда сидишь на месте посетителя, то, если небо яркое, кажется, будто фигура директора объята ярким, практически святым сиянием. Директор, — вот опять, я не знала его имени, а таблички хотя бы с фамилией этот мужчина на столе у себя не держал, — поджал губы и отвёл взгляд. Ничего не сказав, он вышел из-за стола и направился к двери, чтобы пригласить в кабинет мисс Роуд. Видимо, знает. Но почему-то ему нужно нас стравить. Может, он надеется, что из-за меня ещё один учитель уйдёт со своего поста, что ли? Перед мисс Роуд вошли её духи. Сладкий насыщенный дух перекрыл даже реплику D&G производства Элис, которыми я себя обливала, не щадя — всё-таки с вампирами живу, тут лучше перебдеть, да и запах этот я обожала. Но этот аромат полностью скрылся за приторным прессом другого. У меня на секунду возникло ощущение, что пролетарий, — в самом плохом восприятии этого слова, — только что задавил аристократию. И это я про духи, если что. Мисс Роуд — человек широкой кости и узких, как оказалось, взглядов. Когда нам всё-таки приходилось на уроках проводить разбор произведений, у женщины было только два мнения, словно в анекдоте: её и неправильное. Она быстро и без сожалений ставила низкие баллы тем, кто имел наглость думать что-то своё, безжалостно втаптывала детишек в неприглядную реальность жизни и любила повторять, что в мире каждый сам за себя. Как по мне, это было просто форменным издевательством над детской психикой. В школе можно было увидеть расслоение на нормальных адекватных преподавателей, — те держались от мисс Роуд подальше и пытались выправить вред, который она приносила, уговаривали детей на перевод к другому учителю и в общем зашивались, — и тех, кто оказался с гнильцой. Последние поступали по-разному: кто-то наблюдал за прессингом издалека, довольно ухмыляясь, другие видели чужую безнаказанность, и тоже начинали не самую адекватную линейку поведения, третьи словно вдохновлялись мисс Роуд и её способами преподавания, начиная продавливать детей. Почему её не убрали? Я грешила на Саму: может, Смерти что-то от женщины нужно; моя чёрная душенька надеялась, что Госпожа хочет от меня активных действий в сторону этой женщины, но никаких подсказок я не получала… так что ничего и не делала. А то вон, влезла уже один раз в чужой план — и провалялась несколько дней без сознания. Сама не любит спешки; со временем всё в любом случае станет ясно. — Ах, мисс Свон. Я же говорила, что мы встретимся в кабинете директора. Оставаться спиной к двум потенциально опасным людям мне было очень некомфортно, так что я повернулась вбок. Честно говоря, учитывая, какой взгляд достался мисс Роуд от нашего директора, я начала сомневаться во вмешательстве Самой: слишком уж много было в глазах мужчины похоти. Боже, неужели она его подсадила на вареник. Это было бы просто… Да почему я вечно с такой грязью сталкиваюсь, скажите мне пожалуйста? — Мисс Свон, — директор кивнул мне, подбадривая, — вы можете высказать свои претензии преподавателю. — И было бы неплохо, если бы вы встали, мисс Свон. — Не хочу. У меня месячные болят, — и ведь даже не соврала, кстати. Роуд поджала губы, директор на секундочку смешался. Я разглядывала женщину рядом с собой и не понимала, как такие дамочки умудряются устроиться в жизни на самых лучших местах. Моя бабка называла их «хваткими», и, размышляя о мисс Роуд, я могла подумать только о том, что «хватают» они вполне определённые штучки. Мисс Роуд напоминала мне Амбридж. За время, что мы не виделись, она не то чтобы располнела — скорее обрюзгла, заимела второй подбородок и широкий тёмно-бордовый рот. Помада ей очень шла, к тому же, отвлекала внимание от цепких холодных глаз. Я всё же встала со стула и засунула ладони в карман толстовки. Обожаю сквозные карманы, это словно муфта, пришитая к кофте. А ещё в них можно носить всякое: у меня, к примеру, в кармане был батончик Сникерса. Маленький кусочек счастья с арахисом, ещё не такой сладкий, как в моё время. — Мне сказать нечего, — произнесла я. — Я могу идти? — Мисс Свон!.. — Ничего-ничего, Арни, — мисс Роуд похлопала директора по плечу. — Идите, мисс Свон, и ждите меня снаружи. Я отведу вас в класс. Пожав плечами, я вышла из кабинета и села, куда было сказано — в приёмной. Комнатка была маленькой, но в ней вмещался стол для секретарши, — или эта женщина была помощницей директора? — три тёмно-зелёных стула для посетителей, обитых мягкой дешевизной, несколько пейзажей и зеркало — прямо напротив стульев. Я села, вытянула ноги и упёрлась затылком в стену. Секретарша подарила мне быстрый, полный сожаления взгляд — девушкой она была приятной, и, когда я пришла к директору, первым делом выразила соболезнования моей ситуации и надежду на скорое выздоровление отца, — прежде чем вернуться к работе. Прикрыв глаза, я освободила голову от мыслей и стала вслушиваться в мерное тиканье часов — висели те как раз над зеркалом. Затем мне показалось, что в амальгаме что-то было… Я села ровнее. В отражении вместо меня была Сама, в том виде, в которым она предстала передо мной в Пустошах. Белые глаза, белые волосы, обесцвеченная кожа… Зеркало треснуло просто оглушающе. Секретарша вскочила со своего места, ошалело оглядываясь; я тоже поднялась, чтобы девушка не пошла собирать сыплющиеся вниз осколки. Неизвестно ещё, что будет, если она вдруг порежется о зеркало, в котором отразилась Смерть. — У вас есть пакет? — Ох, мисс Свон, не надо, я… Я улыбнулась. — Нормально. Так что насчёт пакета? Получив тёмный пакет, я села рядом с осколками и пальцами стала собирать самые крупные. Зеркало хорошо треснуло, мелкой крошки практически не было. Та, что осталась, легко собралась при помощи влажной салфетки для мойки окон — веника с совком у секретарши не было. Закончила я как раз к тому моменту, как мисс Роуд вышла из кабинета директора. К головокружительному амбре духов примешивалось что-то ещё… Посмотрев на женщину, я замерла. Я всё ещё сидела на полу, на одном колене, так что вышло, что мои глаза оказались примерно на уровне живота мисс Роуд… в котором я увидела крошечное свечение — будто маленький яркий шарик где-то под слоем жира и мышц. Я подняла взгляд и встретилась со жгучей неприязнью в глазах женщины. Мисс Роуд ненавидела меня — изо всех своих сил, неистово, исступлённо. — Примериваетесь к будущей профессии, мисс Свон? — едва слышно спросила эта женщина, изгибая губы в отвращающей улыбке. — Уверены, что справитесь с миссией уборщицы? Какая же у неё красивая помада. И форма губ тоже… ничего так. Я встала. Осколки в пакете мелодично зазвенели, захрустели. Рядом с мисс Роуд я выглядела ниже, но дело было исключительно в каблуках, которые женщина носила. — По крайней мере, я не буду трахаться на работе, — сказала я, криво улыбаясь. — Разве что только с пятнами, которые оставляют после себя люди вроде вас.