Три часа утра.

Ночь стала для меня своеобразным прибежищем: я просто пряталась в ней. Возможно, дело в юношеском максимализме, а может быть во мне много эмоций, но мысли о Рэе не покидали мою голову. Что я могу сделать? Меня раздражала собственная беспомощность. Беспомощность на одном уровне с нежеланием что-то делать вообще. Я влюбилась в нежные прикосновения и бархатистый, перекатывающийся голос. В эти повадки и фразы. В эти манеры и изящество. Он - как целая вселенная в одном теле. Я - как маленький сосуд, в котором рвутся ниточки. Ниточки терпения. Спускаюсь на кухню: зря. Если родители проснутся, то будет совсем худо, но я включаю чайник и бедрами опираюсь о столешницу, дожидаясь, пока вода закипит. Которую ночь я так стою? Сверлю глазами дом напротив, окно его комнаты, и знаю: он тоже смотрит. Он ждёт, когда я снова сорвусь с цепи, приду, даже не потрудившись постучать по двери костяшками пальцев. В угрюмом молчании сяду на барный стул в его кухне, попрошу вторую кружку чая за последние пятнадцать минут. Взглядом буду сверлить его бархатистую кожу на руках, этот сонный взгляд и тушить огонь внутри, причиной которого стало щемящее от тоски сердце. Этот разговор был уже действительно глуп, мы никогда не приходили к решению этой трудной задачи. Мы измотали друг друга. Выжали друг из друга все силы, оставляя лишь печальный осадок и уставшие взгляды. Сколько это может продолжаться? Он улетит. Да, возможно перед этим пройдёт пару-тройку лет, но ведь рано или поздно это случится. А он сдаёт назад, рвёт тормоза и отказывается принимать наши чувства. Он не хотел сделать мне больно. Проблема лишь в том, что этим он резал не лучше тупого ножа где-то в области под грудью. Чайник щелкает, и я встаю на носочки, дотягиваясь за кружкой. Кидаю пакетик, заливаю кипятком. Сегодня я точно не пойду к нему. Плевать я на него хотела, пусть остаётся один, раз ему так нравится. Чай уже остыл и превратился в чёрную, горькую и холодную жидкость. Там немного осталось, на дне совсем, но я всё равно допиваю. Неспешно убираю за собой, мою кружку, чтобы не ставить в посудомойку лишний раз. Тихо, на носочках возвращаюсь в свою комнату, закрываю дверь в комнату. Чувствую - он ждет. Что-то внутри меня тянуло в тот дом, в те двери, к этому измученному от недосыпа принцу. Принц! Как у него всё, мать его, просто! Конечно, он же хренов сеньор-помидор, весь такой важный. Разве ему пристало водиться с малолеткой из столь низкопробной планеты? У меня чешутся руки, ком застревает в глотке: я хочу что-то сломать, разрушить, закричать. Приходится лишь глотать слёзы. Судорожно вздыхаю, закрываю лицо ладонями и отрицательно машу головой. Нельзя плакать. Нельзя кричать и ругаться. Мы ведь теряем эти теплые мгновения. Из-за его упёртости горного барана. Швыряю вязаную кофту на пол около кровати, укутываюсь в одело и сжимаюсь в клубочек. Пошёл он, пошёл он, пошёл он! Ёрзаю по постели в течение часа. Со злобы начинаю бить по матрасу, но нога соскальзывает, и я больно ударяюсь о деревянный каркас. Мычу болезненно, прижимаю ногу к себе. Боль медленно отступает, на икре теперь будет синяк. Всхлипываю и ложусь на спину, смотря в потолок. За что он так со мной? Я ведь люблю его. Почему он просто не хочет быть со мной? Поднимаю руку и смотрю на вычурный браслет на запястье. Он только для меня такой красивый сделал: у остальных они одинаковые. В груди нежной патокой что-то расплывается. Я таю где-то с края, на глаза наворачиваются непрошенные слёзы. Да пошёл ты нахуй, долбаный идиот! Вскакиваю с постели и натягиваю кофту, спускаясь с лестницы. Выхожу через чёрный ход: прямо в носках. Пусть потом моет полы после моего ухода! Может быть, от физических упражнений голова начнёт работать! Перебегаю через дорогу: путь уже заученный. Перепрыгиваю пару ступенек сразу, уже тяну руку к дверной ручке, но дверь распахивается сама. Из приоткрытой двери просачивается теплый, как оранжевая корка, свет, а на меня смотрят два уставши-сонных глаза. Родных. - Здравствуй, Эмбер, - выдыхает он и отходит с прохода, чтобы дать мне пройти. Складываю руки на груди, даже не здороваюсь - молча захожу в дом и мимолётно замечаю себя в зеркале. Лохматые каштановые кудри, вязаная кофта и шорты, оканчивающиеся чуть выше колена. Чёрный топ, обтягивающий тело - смущённо прижимаю к себе кардиган, хотя, наверное, это уже не имеет смысла. Я ведь каждый день к нему так прихожу. Зеленоватые носки, кажется, от травы. Рэй молча смотрит на меня, слабо кивает в сторону кухни и уходит совсем в другую сторону. По-хозяйски прохожу в комнату, запрыгиваю на барный стул и подпираю щеку рукой. Придурок, куда он ушёл? Решил оставить меня одну? И слова не вымолвлю! Он приходит совсем скоро, держа в руках пару белоснежных носков моего размера. Аккуратно поворачивает барный стул, на котором я сижу, в свою сторону, садится на корточки, и, мягко касаясь кожи на ногах, буквально обжигая своими прикосновениями, стягивает мои запачканные носки. Не поднимает взгляда даже, зная, что я снова злюсь, зная, что я обижена. Молча одевает носки на мою ногу, только сейчас замечает красное пятно на икре, завтра оно станет синим и будет некрасиво смотреться. Он встает и отходит к холодильнику. Достает оттуда мазь для ссадин и синяков: откуда она у него? И для чего вообще? Рэй встает на колени, неровно выдыхая куда-то в сторону моего колена, и что-то внутри меня ломается. - Это ты виноват. Такое озлобленное. Я похожа на маленького ребёнка, но принц пропускает очередную иглу и молча мажет мой неудавшийся психоз. Целует в коленку напоследок, и встает на ноги, отходя к чайнику. Он уже горячий. Наверное, он раз пять его согрел, пока меня ждал. Всё ещё не произнося ни слова, он наливает в кружку мой любимый чай: с чабрецом. Мне становится стыдно. Ему ведь тоже больно. С чего я взяла, что он просто не хочет? И ведь он и слова не сказал в свою защиту. Лишь терпит мои выходки. Складываю руки на стойке, смотрю на свои пальцы, нервно перебирая их. Совсем скоро передо мной ставят кружку, с немного отпитым чаем где-то сбоку. Он всегда делает глоток, прежде чем отдать мне напиток. Рэй осторожно подходит откуда-то сбоку, и я вздрагиваю, вновь поворачиваясь к нему и поднимая голову. В его глазах столько печали, любви и желания коснуться, что я невольно, жалобно всхлипываю. Вероятно, он почувствовал мольбу и просьбу в этом вздохе, ведь мягко касается моего подбородка пальцами и наклоняется, нежно накрывая мои губы своими. Он сминает мои губы, и я отвечаю тем же, прикрывая глаза. Почему так больно? За что нам это? Выцеловывает осторожно, но явно распыляясь. Прикусывает за нижнюю губу, выбивая из меня удовлетворённый вздох, гладит по лопаткам. Моя рука скользит по его плечу, забираясь в волосы, и я слабо оттягиваю их пальцами. Чувство отчаяния накрывает с головой, он отстраняется первым, и я тяжело дышу через рот, борясь с подступающей истерикой. Ты нужен мне. Мне страшно. Почему я не могу этого озвучить? Он ведь не читает мои мысли. - Чай сейчас остынет, Эмбер, - тихо произносит он, чтобы хоть как-то восполнить эту тишину между нами. Смотрит на моё лицо, на слезы, которые побежали по щекам. Я не хотела, оно само... - Пожалуйста, перестань. Сколько же боли в его голосе. Он делает шаг назад, нервным движением взлохмачивает волосы на своей голове и отворачивается ко мне спиной. А я уже готова завыть. Сглотнуть этот тугой комок непросто, но я делаю это, игнорируя мокрые дорожки от слёз, которые Рэй потом стирает большими пальцами, снова зацеловывая мои губы. Когда мы, наконец, отлипаем друг от друга, он снов ставит чайник и снова заваривает мне чай. Снова проделывает свою процедуру: делает глоток, и лишь после этого отдаёт мне. Этот чай самый вкусный. Потому что с ним. Часы равномерно тикают где-то сбоку, и я наконец-то делаю глоток обжигающей жидкости. Жаль, что оно греет лишь тело. - Рэй, давай поговорим? - прошу я надломленным голосом. Он знал, что я пришла за этим. Знал, что этот разговор повторится, поэтому лишь молчит. Я вздыхаю, - Пожалуйста. Рэй, у нас ведь так мало времени. Его тяжёлый вздох не сулит ничего хорошего. Он облокачивается о столешницу, складывает руки на груди и отводит взгляд. Началось. - Эмбер, я наследник престола не в другой стране, а на другой планете. Как ты себе это представляешь? - А для тебя имеют значение наши социальные статусы? Я поджимаю губы. Смотрю на него внимательно, снова начинаю перебирать пальцами. Он такой красивый, когда сосредоточенный и серьёзный. Жаль, что сейчас не время для этой проснувшейся нежности. - Нет, я просто... - он снова тяжело вздыхает и раздосадовано ударяет по столешнице ладонью, принося в этот дом пусть и небольшой, но шум, - Идиот. Я не то имел ввиду. Я имею в виду, что, возможно, совсем скоро вернусь к народу. И что ты будешь делать? - Я буду с тобой, - из моего горла вырывается жалобный скулёж. Потому что я устала вот так приходить к нему. Потому что устала переубеждать его, но каждую ночь нахожу в себе силы, - Мы что-нибудь придумаем. На твоей планете ведь всё такое... Современное. Необычное. Новое. Неужели ваши учёные не придумают что-то? - А что твои родители скажут? - Рэй, это отговорки! - не сдерживаюсь, повышаю голос. Кулаком стучу по барной стойке и тихо вою, потому что не рассчитала силу. Как ребёнок себя веду, честное слово. Капризный, избалованный, ничего не понимающий. Скручиваюсь клубочком, прижимая к себе руку, и из меня снова льются слёзы. Слёзы обиды, злости и желания любви. Его любви. Он вздрагивает, когда я начинаю протяжно выть. В два шага преодолевает расстояние между нами, обнимает меня, крепко прижимает к себе. И я хватаюсь за его плечи как за спасательный круг, носом утыкаюсь в грудь. Из горла рвутся крики, те, которые я не сдерживаю. Я кричу, бью его по плечу и рыдаю. И он молча терпит это, понимает всё до мельчайших подробностей. И я не знаю, для чего плачу. Ведь моя истерика не уговорит его изменить решение. Мои капризы не оставят его рядом. Но душа моя болела, и вынести я более не могла. - Рэй, я не смогу быть твоим другом после того, что случилось! Я сойду с ума, это убьёт меня, - я пыталась донести. Судорожно, со сбитым дыханием. Смотрела, глазами полными слёз, как подбитый олень, - Когда ты будешь рядом, а я не смогу коснуться тебя. Это смертельно, понимаешь? Даже если я сейчас звучу смешно, то ты и представить не можешь, как это будет ощущаться! - Эмбер, пожалуйста, - тихо выдавил он. И я сдалась. Обмякла в его объятиях, позволяя слезам скатываться по щекам. Руки мои безвольно повисли, я не хотела его видеть. Часы что-то пропищали. Кажется, время три часа утра. Он отошёл от меня совсем нескоро, когда окончательно понял, что я не стану обнимать его в ответ. Вернулся к своему месту у столешницы, стараясь смотреть на меня как можно незаметнее. Но я всё видела. Каждый взгляд. И молча сидела на том же месте, как сломанная кукла. - Эмбер, у нас нет будущего. Я не могу обещать тебе что-то серьезное, понимаешь? Это априори невозможно, я чувствую себя... Необычно... Я должен быть там, но с другой стороны... Это место ощущается родным. Когда ты рядом. Я поднимаю на него беспомощный взгляд. Он продолжает: - Да, я не могу обещать тебе, что останусь здесь навсегда. Я не могу дать тебе никаких гарантий. Ты наверняка не согласилась бы на это. - Но сейчас три часа утра, - начинаю я осипшим голосом. Он слегка охрип. Кажется, я слишком сильно выла, - И я пытаюсь убедить тебя в обратном... Наши уставшие взгляды снова встречаются. Такое ощущение, что мы только что прикрепили к себе бомбу. Двинешься - и оно рванет. Разорвёт на куски, не оставив после себя ничего, кроме мокрого места. И мы оба не двигались. Моя голова уже рисовала картины: он дергается в мою сторону, хватает за волосы на затылке и впивается в губы. Жадно, так, будто он голодал несколько лет. А может так и было? Я ничего не знаю. И он делает шаг в мою сторону. Подхватывает меня на руки, несёт в сторону выхода. До моего дома буквально несколько шагов - он преодолевает это расстояние. Тихо проходит на кухню, бесшумными шагами двигается по лестнице, в сторону моей комнаты. Толкает дверь, проносит меня вглубь, в самую густоту темноты. Но я не смотрю никуда, только на него. И когда он замечает это, то смотрит неотрывно. Мои пальцы цепляются за его плечи, мы - кожа к коже, как плавящийся воск. Пусть уходит потом. Я люблю его сейчас. И он читает это в моих глазах. Осторожно кладёт меня на кровать, сжимает руки в кулаки. Медленно разворачивается и уже собирается уходить, и я совсем не понимаю, что делаю. Осознаю лишь тогда, когда произношу несмелое: - Я люблю тебя? Будто проверяя это. Будто задавая вопрос самой себе. Будто я ещё не верю в то, что происходит. Он поворачивается ко мне. Его глаза блестят от света луны, и в них я вижу немой вопрос. Встаю на ноги, подхожу к коробке, на которой стоит фотоаппарат. Убираю его осторожно, открываю коробку и достаю несколько фотографий. Молча закрываю дверь и включаю свет, тут же жмурясь от внезапного света. Медленно протягиваю их ему, отвожу взгляд. - Я делала эти снимки для тебя сегодня... Боялась, что никогда тебе их не покажу... И что мы вообще не будем разговаривать друг с другом. И он смотрит. Улыбается внезапно, так мягко и по родному, что у меня щемит сердце. - Прости... У меня нет ничего столь же красивого для тебя... - Ты сам красивый. Этого достаточно... - у меня выходит тихо. Так, будто на грудную клетку что-то давит. Но он всё равно слышит, смотрит на меня с неподдельной нежностью и таким теплом, что меня снова перемыкает. Кладёт снимки на тумбочку у двери, щелкает выключателем и утягивает в сторону кровати. И я поддаюсь ему, послушно двигаюсь следом. Он укладывает меня на постель, ложится сверху и утыкает в живот, размеренно сопя. Мой хороший. Нежный. Мой. Его теплые руки обнимают меня, и я чувствую, что внутри взрывается тысяча фейерверков. Этот час изменил меня. Полностью, всю. Меня уже не волновали многие проблемы. Какие-то горькие случаи не обрамляли мою душу: я была рада рядом с ним. Он давал мне силы благодаря одному своему существованию. Я мягко перехватила его руку, которой он гладил поясницу. Притянула к лицу, прижалась к широкой ладони щекой. Потёрлась об неё ласкуче, как кошка. - Прости меня, Эмбер. Нам стоило давно разобраться, вместо того, чтобы мучить друг друга. Я киваю. Произношу негромкое: "Я не сержусь" и покрываю его ладонь поцелуями. Сантиметр за сантиметром, прикрываю глаза. Мой. Он мой. Рядом. Совсем скоро из окна в комнату полился свет. Ещё тусклый, солнце только-только начало всходить. Это мгновение изменило всё между нами. Да, возможно мы совсем скоро расстанемся. Да, возможно он улетит. Но сейчас он здесь, никуда не уходит. Он лежит рядом, прижимает меня к себе, и я чувствую бесконечную любовь-любовь-любовь. И сердце моё готово вырваться из груди. И, пока все только-только открывают глаза, мы размеренно засыпаем в объятиях друг друга, подводя черту нашей дружбе, но рисуя рядом ещё одну. Это начало. Наше начало. И только от нас зависит конец. Но, клянусь: я для него горы сверну, если нужно будет. И я знаю, что он сделает точно также. Потому что он - мой. А я - его.