Бывший ученик

      Отец был, так сказать эффектным. Дорогой костюм, швейцарские часы на запястье, холеное лицо. А вот взгляд - холодный, высокомерный, тяжелый. Нет, ко мне у него не было претензий…пока. Просто этот холод стал привычным. Так смотрит человек, привыкший глядеть на людей сквозь оптический прицел. Расчетливо и оценивающе. Всеволод Гречкин, бизнесмен, человек небедный. Воспитывает сына, из-за которого он и обратился ко мне. Мальчик неглупый, но вот с математикой нелады. За пять лет учебы сменил много школ, учился за границей, какое-то время занимался дома, с репетиторами. Сейчас пошел в элитный лицей, а там требования соответствующие. – Вы построже с ним, - сказал он, - будут претензии по поводу поведения, говорите Андрею. Это охранник, он будет отвозить и привозить Кирилла. Сам Кирилл, худенький высокий мальчик лет десяти-одиннадцати стоял рядом. Смотрел заинтересованно, но без обычной детской живости. Будто бы ему заранее было скучно. Договорились о времени. Я на пенсии, хотя учеников хватает. О цене за урок. - Кирилл сам будет с вами рассчитываться, - сказал Всеволод, - пускай приучается. - Как скажете. - Надеюсь на дальнейшее сотрудничество. Всего наилучшего. - До свидания, - сказал Кирилл. Это единственное, что я услышал от него.       Кирилла привез охранник в назначенный день. Мальчик сперва держался скованно. И, как мне показалось, высокомерно. Впрочем, неудивительно – раз он рос в такой семье, ездил на джипе с охраной. Начали разбирать пробелы. И оказалось, что многое Кирилл знает даже с опережением программы, но, в то же время, не понимает элементарных вещей. Например, как проехать на метро. - Я на нем ни разу не ездил. И на этом… общественном транспорте тоже. Зато Кирилл много где побывал, и охотно рассказывал об этом. Как все дети его возраста, он часто отвлекался и старался переключить моё внимание на что-то другое, помимо математики. Он порой решал что-то сложное и застревал на простых заданиях, глядя в стену. Чувствовалось, что просто потерян интерес, причем не только к математике. Кириллу было неинтересно учиться совсем. Может, сказалось то, что он сменил много школ, а может – что везде за него все делали взрослые. - А вы бывали в Тайланде? – как-то спросил он, когда в очередной раз не получалось сложить трехзначные числа столбиком. - Нет. А ты бывал? - Конечно, мы каждый год ездим туда с отцом. Только он сам по себе отдыхает… от меня. - А ты чем занимаешься? - Ну-у-у, - протянул Кирилл, - в веревочном парке играю и на байке катаюсь. Иногда в детском городке лазаю, но сейчас уже не пустят, там для мелюзги. Когда я напомнил ему, что он тут, вообще-то для занятий, он вернулся к решению, но вскоре ему снова стало скучно. Хуже всего давались задания, сопряженные с черчением и измерением отрезков. Кирилл просто не видел смысла с них. - А зачем все это надо? – спросил он меня, глядя своими серо-голубыми ясными глазами. - Чтоб развивать ум, - просто ответил я, - вот ты занимаешься скалолазанием, волейболом. Верно? - Ага. И еще с тренером каратэ. - Видишь, ты тренируешь тело. А ум тоже надо тренировать.       Хотелось посоветовать отцу ребенка больше внимания уделять так называемому ручному труду. То, что раньше развивали в детях, начиная с младшей группы детского сада. Убрать за собой, полить цветы, завязать шнурки. И главное – довести дело до конца. Кирилл не был приучен делать ничего. Любая трудность вызывала протест.       Один раз я пообещал пожаловаться отцу, когда мальчик совсем уж отказывался выполнять задания. И сказал, что те номера, которые я задал домой, он даже не открывал. Он взглянул на меня так, будто я собираюсь убить его особо мучительным способом. И затем вскочил со стула и забился в угол между стеной и диваном. Я опешил. Все мои ученики, приходившие на занятия, ни когда так себя не вели. А Кирилл вдруг заплакал – тихо, стараясь не всхлипывать и закрыв лицо руками. Уткнулся с ладони и сжался в комок. Размеры не позволяли мне пролезть туда, и я мог только достать до его головы. Тогда я начал успокаивать его, и говорить, что он способный мальчик, и что все трудности возможно преодолеть, надо только постараться. Наконец, он успокоился. - Вы ведь не скажете отцу, ладно? - Хорошо, не скажу. Через какое-то время он выбрался из своего укрытия. Я отвел его умыться и налил в чашку воды. Но заниматься больше в тот день он уже не мог. Порой его била крупная дрожь. А под глазами проступили темные круги, словно от недосыпа. Я вспомнил взгляд отца, Всеволода Гречкина. Видимо, мальчик боится родителя. Один раз отец позвонил мне. - Кирилл болен, но очень хочет, чтоб вы приехали. Ваш визит будет отплачен отдельно, назовите сумму. - Да как обычно за урок. А что с ним? - Не бойтесь, не заразное. Меня отвезли через пол-города на джипе. Особняк на Крестовском острове за высоким забором с камерами слежения и уймой охранников. Гречкин-старший уже уехал, и меня сразу проводили к его сыну. Кирилл был в обычной футболке в спортивках. Он выглядел усталым и похудевшим. - Может, тебе трудно заниматься? – сразу спросил я. - Нет, не трудно. Хорошо, что вы приехали. Кабинет для занятий был оборудован всем. Но Кирилл занимался мало. Вскоре он просто забрался с ногами в кресло и сказал: - А расскажите мне… - О чем? О вычислении ломаной линии? - Нет. Просто так… о себе. Я стал рассказывать смешные случаи из практики, о собственной преподавательской работе, и в-основном - о нерадивых студентах. Кирилл хохотал, щеки порозовели. Мне отчего-то было очень жаль этого худенького мальчугана, живущего в огромном холодном доме, где, похоже, никому нет до него дела. - В следующий раз я приеду к вам, - пообещал он, - у вас так уютно.       Но следующего раза не было. Потом позвонил тот самый охранник и сказал, что Всеволод Егорович велел передать, что занятий больше не будет. Кирилл переезжает за границу. Что ж, не будет – значит, не будет. Я нередко вспоминаю своих учеников, особенно тех, которые зацепили струны моей души. Вспоминал и Кирилла, и искренне надеялся, что его жизнь сложится хорошо.       Прошло двенадцать лет. Я постарел. И уже практически не занимался с учениками, ведя жизнь рядового пенсионера. Конечно, я не думал, что увижу Гречкина-младшего снова. Но судьба – большая шутница. Как-то раз я шел по Галерной, и возле одного из зданий увидел припаркованную красную шикарную машину. А рядом… Сомнений не было – тот бывший худенький мальчик. Он вырос, повзрослел – но я узнал его. Подойти не решился, тем более, чем к нему уже шел светловолосый молодой человек – в форме полицейского. Но неожиданно Кирилл заулыбался ему, а затем приветливо открыл дверцы своей машины. Так встречают близких, очень близких людей. Похоже, у Кирилла в жизни все хорошо. Они уехали – а я стоял и смотрел вслед красной иномарке. И на душе стало отчего-то тепло.