Не Тедрос

Хорт старается быть для Софи послушным мальчиком — каждое утро заплетает её так, как она хочет (по крайней мере, старается изо всех сил), даёт ей списывать на контрольных и выгораживает перед одноклассниками, когда она творит глупости, а они в ответ смотрят на неё изумлёнными взглядами. — Знаю, она может быть чудаковатой, — говорит он, — Но ведь каждый из нас порой делал странные вещи. Просто не обращайте на это внимания. Никогдашники фыркают, но закрывают на глупости Софи глаза. Не потому, что они уважают её или боятся Хорта, нет. Возможно, у них просто есть дела поважнее, а может быть в их чёрных сердцах просыпается жалость к этим двум фрикам. Софи старается делать вид, что ей есть дело до Хорта — каждое утро она целует его в щёку, а иногда по воскресеньям — в губы, мило улыбается ему, когда он начинает лепетать перед ней всякий бред, и защищает его от насмешек всегдашек. — Знаю, он кажется дураком, — отвечает она на их недоумения, — Но мы должны проявлять сострадание к таким, как он. Не обижайте его. Всегдашники фыркают и морщатся — то ли от того, что им кажется отвратительной одна лишь мысль о проявлении сострадания к такому жалкому существу, то ли от того, что Софи объединяет себя с ними этим ужасным местоимением «мы». Хорт каждую ночь думает, какими словами объяснить Софи свою любовь к ней. Софи засыпает с мыслями, какие слова подобрать, чтобы объяснить Хорту свою к нему неприязнь.

***

Каждое утро Хорт тщательно умывается, уделяя особое внимание щекам и губам. На случай, если сегодня после причёсываний Софи коснётся их своими губами, прежде чем вылететь из комнаты с тёплой улыбкой и словами «Спасибо, Хорт, милый!». Хорт не хочет, чтобы она чувствовала отвращение. После каждого поцелуя Софи вбегает в ванную (слава Богу, никогдашки редко здесь появляются) и трёт свои губы первым попавшимся под руку мылом. Она ненавидит это, но продолжает его целовать и даже находит силы улыбаться. Она не хочет его разочаровывать. Добрые люди так не делают, верно? Когда Софи касается его губ, Хорт не то что не движется, он даже старается не дышать. На губах ещё некоторое время остаётся сладкий запах её помады и духов, который он предпочёл бы никогда не смывать, если бы он не выветривался сам собой. И если бы не было надежды, что она сделает это снова. Каждый раз, целуя Хорта в губы, Софи закрывает глаза и видит на его месте своего принца. Фантазия становится такой реальной, что она буквально может почувствовать запах мяты, такой привычный для Тедроса, почувствовать тепло его тела. Хотела бы она никогда не открывать глаза, чтобы не видеть на его месте хлюпкого хорька. Возможно, это было в какой-то степени жестоко по отношению к бедняге. Но Хорт ведь не Тедрос, и даже не похожий на приличного парня всегдашник. Зло не может любить, а значит и для него эти отношения не больше, чем просто игра. Однажды она его бросит, а он забудет про неё так же быстро, как сладкие сны забываются в череде серой реальности. Но пока слишком рано. Пока можно ещё побаловать Хорта и поиграть в эти не имеющие даже малейшего шанса на жизнь отношения. Её сострадание будет замечено и станет ещё одной ступенечкой в лестнице к счастливому будущему с Тедросом, а Хорт… Хорт, может быть, получит своё Долго и Счастливо в своей собственной сказке, в одиночестве. И кого волнует, что это не тот конец, который мог бы удовлетворить его?