Я умираю, а ты мертва

Твоё ледяное, твёрдое на ощупь тело медленно согревается в моих руках. Меня завораживает бледность твоего лица, оттенённая нежным сиреневым тоном волос, твои синие ноготки на белых ручках. Твои пурпурные глаза закрыты, ты хмуришься, но я знаю, что на самом деле за этой детской капризной гримасой скрывается удовольствие. Твои бескровные мёртвые губки твои то приоткрываются, дабы издать очередной стон, или вздох, или даже лёгкий вскрик, то страдальчески кривятся. Тебе нравится, клянусь архонтами, тебе нравится! Мой язык скользит вдоль твоей узкой, отдающей тленом и плесенью холодной вагины, а пальцы — ласкают тебя внутри, медленно, очень медленно, растягивая наслаждение и одновременно с этим растягивая твоё узкое холодное влагалище. Я сдерживаюсь. Пока — сдерживаюсь. Ты всего лишь зомби, но ты так по-живому реагируешь на мои ласки. Зарываешься руками в мои волосы, подаёшься бёдрами навстречу моему полному горячей слюны рту, вздрагиваешь и выгибаешься. Я хорошо знаю, где твои самые чувствительные точки. Знаю, что твой анус практически нечувствителен, что бутоны твоих грудей бесполезно ласкать, а вот пухленький клитор — твоя любимая игрушка, с которой ты часто развлекаешься без меня и которую так приятно посасывать и теребить языком, ощущая, как откликается твоё тельце. Чему тут удивляться? Я кончаю в тебя каждую ночь. Твоя стылая плоть манит неподатливостью и покорностью. Ты не можешь нарушить отданные тебе приказы, да и не хочешь их нарушать, зная, что тебе потом будет приятно. Я умираю, а ты мертва. Но, лаская тебя, я не думаю о том, доживу ли до послезавтра. Я заставляю тебя почувствовать себя живой в моих руках. Мы нужны друг другу. Ты совершенно по-живому течёшь, твоё узенькое ледяное влагалище увлажняется, готовое принять мужской орган. Ты понимаешь, что готова, и вздрагиваешь, зная, что сейчас будет. Ох, что сейчас будет… Нетерпеливо расстегнув штаны, я наваливаюсь на твоё тельце, раздвинув пухлые ножки. Ускоряю темп, долбясь сильнее, глубже, яростнее. — Господин Б-бай Ч-чжу… н-не надо… Я слышу — но не понимаю смысла твоих слов. Я двигаюсь быстрее, и ты стонешь, громко, жалобно, всхлипываешь. Бугор от едва помещающегося внутри твоего хрупкого тельца члена выступает на твоем животе при каждом толчке. — Не надо… нет… Ты боишься меня, когда я такой. Да, я знаю. Я могу держать себя в руках, притворяясь милым спокойным травником, очень долго, но не вечно. И когда самообладание изменяет мне, я становлюсь просто ебанутым… — Господин Бай Чжу, нет… мне больно… Бай Чжу… мне больно… …И трахаю тебя, как странный хиличурл. Прости, холодная моя. Ничего не могу с собой поделать. — Господин Бай Чжу, прекратите… больно… мне больно… Больно, зато бесплатно, как говорят в Снежной. — А… а-а… ах!… Б-бай… Ч-чжу… Ты вопишь своим тоненьким голоском, ты мечешься, ты дёргаешь ногами, но я придавливаю тебя к постели всем своим телом, не давая возможности для тактических манёвров, подминаю под себя, стискиваю в объятиях. — Господин Бай Чжу… больно… нет… ах!.. Бай Чжу… Бай Чжу! Бай Чжу! В твоём голосе — страх, паника, мольба. Ты боишься меня такого. Знаю. Что поделать, для умирающего каждый раз может стать последним, поэтому я трахаю тебя так, словно больше никогда не смогу погрузить свое налившееся кровью орудие в твои тугие ножны, истекающие соком, как у живой девушки. — Бай Чжу… больно… а… ах… уууу… Я двигаюсь все быстрее, безудержно долбя твоё ледяное лоно своим раскалённым членом, чувствуя скорую разрядку, я тороплюсь и поэтому — опаздываю, хотя и понимаю, что мне некуда торопиться и некуда опаздывать, это безумие, это что-то противоестественное и ужасное. — Господин… ах!.. Оаоаоа, мммм!!! Я наваливаюсь на тебя — привычно, желая всем телом ощутить твоё маленькое ледяное тельце, почувствовать, как часто вздымается твоя грудь, которая навсегда останется такой же маленькой, как в день твоей гибели. Если бы только я мог согреть тебя жаром своего семени, что заполняет твою холодную неживую утробу, милая окоченевшая Ци Ци. Если бы только в моих руках твоя мёртвая плоть смогла оттаять, вернувшись к жизни. Со скотским рёвом я выплескиваю в твою матку шесть горячих залпов, жадно впитывая ушами твой пронзительный, долгий, болезненный крик. Все знают, что покойная Ци Ци кричит во сне. Ей снится её смерть. Никто и подумать не может, что она кричит от переизбытка жизни в своем мёртвом организме. Кричи на здоровье, всё равно правду буду знать только я и Чан Шэн. — Господин Бай Чжу, — ты морщишься. — Вы такой горячий... Я, усмехаясь, устраиваюсь у тебя между ног, слизываю сперму и смазку со слегка согревшихся от контакта с моим пылающим членом половых губок. Это безумие. Да, малышка. Я хуже, чем могу показаться людям вокруг. — Бай Чжу, разве это вкусно… Я, ничего не говоря, еще сильнее прижимаюсь лицом к твоей промежности, дочиста вылизывая собственные извержения, смешавшиеся с твоими соками. Каждую ночь кончать в мёртвую девочку… Кто же знал, что такое возможно? — Господин Бай Чжу, это же противно, наверное. Знаю, стылая моя. Знаю. Я отвратителен. Как хорошо, что утром ты ничего не будешь помнить.