***
(По крайне мере, не были ими, и вряд ли будут когда-нибудь по-настоящему. Но к данному моменту никто из них трёх — да, даже Сюэ Ян — не может сказать это с той же уверенностью. Время делает это с вами. Ломает.)***
Это всегда начинается одинаково. Мэн Яо, тогда только став Цзинь Гуанъяо (а-Яо, прошу, пора отпустить этого урода, — просит Вэй Ин, когда прячется с ним в борделях от орденов заклинателей; старик дело говорит, — ворчит Сюэ Ян в своём четырнадцатилетнем теле, поедая тридцатую конфету за вечер и уворачиваясь от кинутого в него подсвечника) смотрит на Вэй Усяня, наверное, в шестьдесят пятый раз — но кто считал, в самом деле? — посреди заслуженных обвинений в убийстве мирных жителей Вэнь. Мэн Яо чувствует особый вид усталости, когда встречается с таким же взглядом у грозного и опасного Старейшины Илина. Они никогда не ладили все предыдущие разы правильно. Может быть, стоит начать. — Давай я угощу тебя тем супом из угря и мы попробуем начать сначала? — говорит Вэй Усянь, смотря прямо на него, хотя замешательство публики можно потрогать руками. Цзинь Гуанъяо льстит, что Старейшина Илин помнит о его любимом супе. И они оба знают, что говорят о ресторанчике на окраине города, спрятанном между проулком и оживлённой улицей. Единственное место, где подают еду со специями из Юньмэн. Жест мира после последних шестидесяти пяти жизней. После почти пяти веков взаимоисключающего существования, лишь изредко разговаривая и ещё реже взаимодействуя, если они могут этого избежать (а они двое крайне талантливы, чтобы это сделать). Цзинь Гуанъяо — Мэн Яо — чувствует, что усмехается со смешком более искреннем, чем последние семнадцать лет их последней жизни, в которой его отец убил его в самом конце. Он всё ещё чувствует покалывание клинка меж позвонков. В конце концов, он делает шаги на встречу Вэй Усяню, чья ухмылка довольна похожа на его собственную. — Как будто у тебя есть деньги, — произносит он, зная, что прав. У Вэй Усяня есть многое: сила, власть, ум, любовь, безумие, неудачи, но не деньги. Он поворачивается у выхода, когда тёмная энергия едва касается его щеки и проносится мимо в небеса. Он знает, что Старейшина Илин отправил эту силу устроить резню и оставить только тех, кого он хотел оставить в живых. А также поднять из могил тех, для кого они никогда не успевают. — Так как платить всё равно мне, с ним в этом времени имеешь дело только ты. Я планирую отдохнуть. Вэй Усянь откровенно страдальчески стонет, когда Мэн Яо спускается по ступеням, тёмная энергия запирает за ними двери, отделяя их от шума, когда кто-то наконец решил остановить их. Суп так же прекрасен, как и всегда, когда он задумывается о том, чтобы заняться изучением новых наук, а не выученными и однообразными интригами между жёлтым, красным, зелёным, белым и фиолетовым. Чёрный цепляется к нему, когда такие опасные вещи, как Чэньцин и Стигийская Печать в мешочке, лежит между ними. В доступности кражи. Мэн Яо легко отводит взгляд. Возможно, этим стоило заняться с самого начала.***
Сюэ Ян — это совсем другая история.***
— Я ненавижу его, — говорит Вэй Усянь, выжимая воду из своих белых волос, вылезая из чёрного озера, в которое его столкнул Сюэ Ян. В этом времени злой Старейшина Илин готовит армию из остатков Вэнь, похищает любимого и незаменимого сына Цзинь Гуаньшаня, а также крадёт в ночах детей. Мэн Яо в данный момент занят тем, что оценивает последствия своего нового образа: Сюэ Ян подстриг его волосы так, что его шея ощущается голой. К их большому сожалению, а-Юй, милый и наивный ведомый а-Юй, помогал этому чудовищу и в итоге всё было сделано чужими руками. Мэн Яо мог бы быть горд, если бы не чувствовал себя таким виноватым перед матерью. (Воспоминания о ней такие далёкие, что его волосы — единственное, что позволяет ему помнить). — Вы должны сказать мне спасибо, — смеётся Сюэ Ян с Чэньцин в руках, вертя её между ловкими пальцами, пока слишком длинный рукав обнажает предплечье. Сейчас примерно тот период между четырнадцатью и пятнадцать, когда у мальчишки должен проявиться его скачок роста, несмотря на голод Могильных Курганов и любых других плохих условий. Так было всегда. — Теперь вы соответствует тому, чему следует. Ты, — тыкает он в Мэн Яо чёрной флейтой, что убила тысячи, как какой-то указкой, — должен уже отречься от той мрази. Он и в половину не так хорош, как ты пытался вылизать его для дневного света, он даже в постели неудачник, а казалось бы — сколько разговоров, — ох, оказывается есть вещи, которые он не знал и никогда не хотел знать. Конечно, Сюэ Ян сказал то, что хотел сказать, зная, какую головную боль им это приносит. Замечая краем глаза выражение лица Вэй Усяня, он рад, что не одинок в этом. — И ты, шицзюнь, наконец выглядишь, как себя ведёшь, — заканчивает Сюэ Ян, полностью игнорируя вечное недовольство Вэй Усяня «не называй меня так!» Сюэ Ян спрыгивает с дерева, ловко и грациозно, смеясь над ними всем своим существом, когда тёмная энергия мечется между двумя практиками демонического пути и их красными глазами, в то время, как Мэн Яо оглядывает Вэй Усяня внимательнее. В чём-то Сюэ Ян прав, сейчас Старейшина Илин действительно выглядит ещё пугающие, чем обычно: как истинный демон с белоснежными волосами и кровавыми радужками. Им может это пригодится в дальнейшем. Его младший брат робко тянет его за рукав. — Я сделал что-то не так? — спросил ребёнок, которого он однажды отправил на смерть вполне осознанно; который считал Сюэ Яна другом, и тот посмеялся над этим, сломав ему кости; который отдал своё тело Вэй Усяню. Мэн Яо ощущает ветер задней стороной шеи и слышит позади себя назревающую драку. Он улыбается Мо Сюаньюю, гладя его по щеке большим пальцем: — Ничего, а-Юй, просто твои старшие братья немного глупы. Мы не братья! — орут два оживших демона в его вечности, как единое целое, прежде чем снова вцепиться друг в друга. Мэн Яо вздыхает.***
Сюэ Ян — это то с чем нужно учиться сосуществовать. Что-то вроде младшего брата, которого никто никогда не хотел. И который убьёт тебя во сне. Но всё ещё твой брат. Сюэ Ян просто есть.***
— Знаешь, — начинает Вэй Усянь, остановившись в своей речи, когда он обвинял Цзиней в геноциде остатков Вэнь, — я уже не помню, что говорил тогда, — он хрустит шеей, потому что ненавидит эти мгновения всем своим существом. И скоро ему придётся забыть о прелестях кровати на годы и приветствовать камень в пещере, вместо тепла своего мужа. Его глаза вспыхивают красным, и тёмная энергия тяжелее, чем обычно, когда она давит на всех вокруг. Кто-то падает на колени, кто-то вытаскивает меч, Вэй Усянь может слышать крик своего имени голосом брата, когда Мэн Яо вздыхает, едва ли утрудившись держать и половину своего фасада. Карие глаза встречаются с красными, усталость с гневом. — Я убью его, — обещает Вэй Усянь, больше Старейшина Илин, чем обычный человек. Мэн Яо вздыхает ещё раз, что неудивительно, потому что тот был в какой-то поездке со своей сестрой за четыре моря. Что-то, что позволяло ему не сходить с ума так же, как Вэй Усяню объятия его мужа. Всё. Начинать. С. Начала. И всё потому что Сюэ Ян опять умер. Вэй Усянь абсолютно серьёзен, он убьёт этого придурка, и ему плевать, что тому сейчас всего одиннадцать лет. Мэн Яо, привыкший к тёмной энергии, несмотря на то, что никогда не учился её использовать за их общие столетия, выходит к нему с улыбкой, способной резать плоть. — Моя очередь, — заявляет он, и знакомое безумия протискивается сквозь трещины, которые Вэй Усянь может видеть. Мэн Яо разворачивается к публике, не утруждая себя поклонами, когда они сжигают сценарий с пути. — Прошу прощения, — и его голос также приятен, как яд в изысканном блюде, — нам нужно отлучиться, чтобы убить одного ребёнка. Обещаю, это будет жестоко. Вэй Усянь действительно рассмеялся, когда увидел эти лица, позволяя тёмной энергии унести их обоих сквозь тени. Они исчезают под чужие недоумение и крики. (— Твои последние слова? — спрашивает Вэй Ин, держа мальчишку за челюсть крепкой хваткой. — Увидимся через пять минут, сучка, — и после этого Сюэ Ян перерезал себе горло осколком керамики, который прятал в кармане. Вэй Ин успел уловить начало крепкого ругательства Мэн Яо, когда они снова очнулись в Башне Кои. Люди уставились на ругающегося Мэн Яо, который, не обращая ни на кого внимания, протолкнулся через толпу к нему, схватив за руку и потащив к выходу. — Я точно убью его. И Вэй Ин рассмеялся снова.)***
— О, ты же несерьёзно! — ворчит Сюэ Ян, и так прекрасно оказаться на другой стороне его проделок, когда Вэй Ин вытаскивает упрямого мальчишку за руку из борделя. — Я же никого туда не продавал. — Конечно, кроме самого себя! — кричит Вэй Ин, едва замечая, что они создают сцену. Впрочем, к этому моменту, сам Мэн Яо едва осознаёт подобное, став почти безразличным. Но он может посочувствовать потерянности Сичэнь-ге, который переводит взгляд между теми двумя и их местом в конце улицы. Мэн Яо едва оторвал свой взгляд от свитка, который эр-ге любезно принёс ему из библиотеки. Ещё два свитка и он может сказать, что прочёл полностью библиотеки Лань, Цзинь и Не. Жаль, что среди Вэнь он не сумел дочитать всё, а библиотека Цзян была уничтожена вместе со всем Пирсом Лотоса. Возможно, если он аккуратно подойдёт к шицзе Вэй Ина, пока тот в тысячный (не буквально, но Сюэ Ян всегда говорит о тысячах, и Мэн Яо с ним согласен) раз флиртует со своим мужем, чтобы утащить его в красных одеждах в неизвестность. Мэн Яо оглядывает мгновение Лань Сичэня. Может быть, и ему стоит… — Мы не должны их остановить? — спрашивает Сичэнь-ге крайне неуверенно, по-прежнему глядя на Вэй Ина и Сюэ Яна, которые достали клинки. Мэн Яо всё ещё не мог поверить, что Вэй Ин носил с собой один специально для таких случаев с Сюэ Яном и всё ещё отрицал, что он привязался к этому ненормальному. Потому что, да, хотя их столетия сгладили их характеры и сделали их отношения терпимыми, а временами даже возможными для диалога, чаще всего случалось это. Поножовщина. Всё что требовалось от Мэн Яо — это останавливать таких людей, как Сичэнь-ге от вмешательств. И Не Минцзюэ, и Цзинь Цзысюаня, и Лань Цижэня, и Цзян Ваньина, и Цзян Яньли, и Сяо Синчэня, и Вэнь Цин, и… так много людей хотят вмешаться, когда видят, что взрослый мужчина (пускай скажут спасибо Мэн Яо, который потратил своё время, что заставляет этого забывчивого идиота переодеваться во что-то неприметное из его покрытых кровью одежд; ему вполне хватило шести предыдущих раз, когда Старейшина Илин убивал детей прямо на улицах) нападал на тринадцатилетнего щуплого парня. Мэн Яо знал прекрасно, что в этом возрасте Сюэ Ян с его навыками в убийствах и кровожадностью мог бы заменить небольшую армию. Когда он слышит чей-то крик, то ловит Сичэнь-ге за руку, заставляя оставаться рядом с собой, сворачивая свиток о лечебных травах в западных горах провинции. Он улыбается Сичэнь-ге ободряюще, чтобы успокоить, и ему улыбаются в ответ неловко. Мэн Яо думает о том, чтобы потратить эту жизнь на что-то помимо его жажды знаний. А для этого стоит остановить тех двух идиотов, он снова вздыхает и с большим удовольствием кидает в их головы чёрной флейтой и запечатанным мешочкем с Печатью, едва ли осознавая эти вещи, как нечто опасное. — Дети, я уже устал вас ждать.***
Это их двести третья жизнь (и он даже не хочет думать, сколько это в годах, потому что он едва помнит их первую жизнь, а его память лучшая из них трёх), когда это случается. Он не должен был быть удивлён. Честно, этого стоило ожидать. Он сам ловил себя на том, что чувствует к этим двум безумцам нечто схожее с близостью. Они трое — единственное, что они могут иметь и не потерять. А потерять так легко в их мире, в их проклятии, в их петлях. В бесконечном повторении, откуда нет выхода. Поэтому, да, Мэн Яо не должен был удивляться. Но он был удивлён, вопреки всему. Потому что, хорошо, он предполагал, что больше шансов у него с Вэй Ином, а это говорило о многом. К сожалению, ему удалось узнать об этом сквозь пальцы, поэтому он ждал ещё семь лет, чтобы начать петлю заново и потребовать ответы, ведь они сбежали. Конечно, умер он сам именно тогда, когда он не хотел делать этого принципиально. И эта была не самая приятная смерть в тысячах ли от дома, посреди пустынь, беспощадного солнца и законов племени, которых он не знал. Это было жестоко, а он думал, что знал всё о жестокости. То, что он не выблевал свои внутренности, после того, как увидел знакомые позолоченные стены — это подвиг. Но мир продолжал вращаться, и он всё ещё чувствовал, как крысы ели его заживо, но даже столь слабое ядро, как у него, восстанавливает его тело, и это продолжалось, продолжалось и продолжалось… Его колени не касаются пола только потому что Вэй Ин уже ловит его, и Мэн Яо чувствует его беспокойство; верно, такое обычно случалось не с ним. Чаще всего с Вэй Ином. Реже с Сюэ Яном. Мучительная смерть для таких ужасных людей, как они. Может быть, они прокляты не переживать свои жизни, а лишь получать разнообразие смерти? Хороший вопрос, ему стоит высказать его этим двум, когда он вспомнит, как говорить, когда перестанет прятаться в приятной и знакомой тьме, сотканной из смерти Могильных Курганов. В запахе пепла, меди и гари, прилипших к любой одежде Вэй Ина. Ещё одно мгновение, которое он украдёт из их вечности, прежде чем поднять лицо от сгиба чужой шеи. Конечно, первое, что он спросит, это то, что хотел: — Ты и Сюэ Ян? Правда? Вэй Ин имеет наглость глупо моргать своими красными глазами, прежде чем рассмеяться.***
— Это правда первое, что ты хотел у меня спросить? — Ты потратил наши тысячелетия на своего Лань Ванцзи, не смотрел ни на кого даже на момент, и ты хочешь, чтобы я поверил, что первым после твоей одержимости был Сюэ Ян? — Это было внезапно, ясно! — Как это может быть внезапным? — Ну, если ты… — Забудь. Не хочу знать. — Но… — Нет.***
(— Пожалуйста, скажи, что это было время, когда его телу было хотя бы шестнадцать. — А-Яо, честно говоря, я сам уже едва помню как он выглядит в какой момент. Годы сливаются. Нам самим, черт знает, сколько лет. Номинальное помню, что ты старший, я средний, а а-Ян младший. — …младше, да? — …да. Мэн Яо снова вздыхает.)