***
–Отец! Не успевает кучер закрыть дверь, как в объятья монарха влетает мальчишка. –Ох, солнышко, ты вышел меня встречать. Соскучился? – Император улыбается и отвечает на объятья сына, сжимая сильно-сильно, отпуская спустя время. Синие глаза монарха блестят, а шапка спадает с головы, освобождая зачесанные светлые волосы. –А как же, батюшка! Как ваши дела? Как прошла поездка, во Франции все также красиво и волшебно? Вы встречались с мисье Францией, как у него дела? Tout dire! –Ralentis, mon cheri. –Простите... Они начинают медленно идти к главным дверям, но Союз резко поворачивает и тащит РИ к другому входу, отводя в глубь сада. –Что-то случилось, мой дорогой? Недавнюю улыбку Союза заменяет обида, он останавливается, надувает щеки и отворачивается, продолжая держать монарха за руку, боясь, что тот решит уйти. –Отец, – как-то серьезно для своего возраста начинает юноша, возвращая взор на монарха. –Вы честный человек, так ведь? – Империя кивает, такой вопрос его задевает. –От чего же не выполнили своё давнее обещание? На лице империи виднеется недопонимание, и приходится уточнять: –Научить меня кататься на коньках. Так дела не делаются, знаете ли. Россия на секунду отчего-то удивляется, но смотрит внимательно и подмечает как же мило его мальчик злится; потом вспоминает, что и правда такой уговор у них был, когда, проезжая очередную деревню, показалось замёрзшее большое озеро, где дети и взрослые катались на коньках и санях. Тогда мальчишка готов был выпрыгнуть на ходу и присоединиться к этому веселью. –Мне жаль, сынок. Смогу ли я искупить свою вину? –Сегодня. –Сегодня?. – переспрашивает правитель. –Да, нежели вы снова забудете и зима пройдет. У РИ неприлично много работы, включая государственную, но быть человеком слова это дело чести не просто перед другими, но и перед собой. –Что ж, – понимая, что слова эти вполне правдивы, Ри соглашается. –Сегодня я весь твой. Они заходят в дом, и Владимир отходит от окна. У него в запасе минимум весь световой день, и ему не стоит терять ни минуты.***
–Стой ровно. Вот так, да. И спину выпрями. Союз никогда не подозревал, что не так далеко от дворца есть небольшое озерцо, закрытое от внешнего мира молодыми деревьями, которые сейчас походили на мягкие и недосягаемые облака. Надеясь, что отправятся они в город, мальчик собирался затянуть отца на ярмарку после захода солнца, чтобы после немного задержаться на ней. От неудавшейся затеи цесаревич срочно меняет план – Россия недовольно хмурится, замечая растерянность отпрыска. –Думал, ты хочешь научится фигурному катанию, а не летать в облаках, – император разворачивается и отъезжает дальше, грациозно и легко. –Если передумал, то можем закончи... –Нет! –резко кричит Союз, стоя на льду неуверенно и чувствуя, как ноги разъежаются в стороны. –Я готов, честно-честно. И теперь он правда старается, пытается доехать до родителя самостоятельно, расставляя руки в стороны для равновесия, интуитивно отталкиваясь от льда ребром лезвия, оставляя за собой резкие и неровные следы. У империи они другие: загругленные и ровные, а ещё коньки у него интересные – на носках есть пару зубчиков, похожих на острые клыки животных. –Сын мой, тебе нужно не сражаться за жизнь со льдом, а подчиниться ему, чувствовать его. – За розгоном следует прыжок, такой лёгкий, плавный. Империя скользит к сыну, подталкивая. –Не разувай рот, лучше пробуй сам. Империя со спины толкает сына вперед, выпрямляясь, вдыхая свежий воздух и вслушиваясь в гробовую тишину места, как вдруг ровную осанку заставляет исчезнуть дрожащий Союз, вцепившийся в пальто царя. –Я упаду, папенька... – смотрит прямо в душу, скуля как маленький щенок. Глаза большие, из-за подступающих слез блестящие, словно зеркало. Империя горько понимает, что они у него от матери, такой же доброй и понимающей женщины. –Ну же, я подстрахую. Запомни, страх – самая большая преграда. Если ты его поборишь, то никакое падение тебе не страшно. –Никакое? –Конечно. Ребенок думает, оглядывает свои ноги и коньки, после – замёрзшее озеро. Медленно отпускает ткань отцовского пальто и берёт того за руку, прижимаясь к ней. –Можно пока так? –Как тебе угодно. Они катятся благодаря РИ, и Союз иногда отстаёт, тащя отца назад. Потом он немного смелеет, берёт волю в кулак, однако не для своей гордыни или самолюбия, а для своих друзей и товарищей во дворце, и смотрит на движении черных коньков рядом, паралельно пытаясь повторить и сделать хоть немного похоже. –Не дави в лёд, а скользи по нему. Белые ролики выравниваются и теперь мальчик правда скользит легко, больше доверяя льду. Спину всё также держит согнутой, но постепенно выравнивает, совсем немного каждый раз как понимает, что не завалиться назад. После очередного, но не последнего падения, он улавливает суть почему осанку держат ровно, а ещё замечает точно такие же острые наконечники, какие до этого видел у отца. –Отец, а для чего эти.. шипы? На начале лезвия. Монарх на секунду теряет контроль над эмоциями, заливаясь громким смехом, но быстро прекращает. Союз смотрит на него смущённо и обиженно, вроде ничего смешного он не говорил. –Прости, – виновато роняет мужчина и хочет помочь сыну встать, но тот пятиться от него и проявляет самостоятельность. –Эти зубчики нужны для прыжков и вращений. Не обращай на них внимания, но можешь попробовать встать на носочки. Вот так. Встав, а потом немного повращавшись для большего эффекта, Империя продолжил кататься. –Попробуешь? Союз закусывает губу и глядит вниз, аккуратно поднимаясь на носки, при этом выставляет руки как ласточка. –Молодец! Не каждый на первом занятии сможет этот элемент. Они проводят так ещё несколько часов, где под конец мальчик уже держится на льду так, как-будто был для него рождён. Солнце только начинает заходить и голубое до этого небо покрывает розовое полотно, с каждой минутой становять всё краснее и теплее к горизонту, когда сверху виднеются первые звёзды. Обычно бледное маленькое лицо сейчас горит ярко-алым и приятно щипает в районе щек и носа. Переобувшийся император высматривает темный силуэт, который попросил ещё пару минут времени. –Союз, уже хватит! Подъедь сюда! И буквально сразу рядом оказывается голубая шапка, за которой скрываются не менее голубые глаза. –Всё? – грустно тянет ребенок, потирая ладошки в варежках, пока с него стягивают такие уютные и успевшие полюбиться коньки. –К сожалению, mon garçon. –С'est injuste que la journée se soit terminée si vite. За слоем шарфа голос Союза звучит искаженно, хотя Империя умудряется понять главную суть. –Nous y retournerons, promis. –Хорошо... Когда коньки уже передали ответственность за ноги валенкам, Союз понимает, что не успел придумать как дальше тянуть время. Он не совсем уверен, что зал до конца украшен, но почему-то это тревожит его намного меньше чем раньше. Ему хочется не просто отвлекать отца, а провести с ним вечер с горячим шоколадом и пряником, посмотреть на город, послушать его спокойный низкий голос, даже не важно будет это рассказ поучительный или простое воспоминание. Просто побыть рядом, ведь времени вместе они совсем не проводят, а детской душе позарез нужно внимание единственного родителя. –Батюшка, а на ярмарку у нас не получится попасть? Слышал, там славные украшения. – Решив, что выбора особо и нет, цесаревич предлагает, но не надеется на согласие отца. –Да и от служанок я наслышан, что любоваться ею стоит в поздний час, что красота неимоверная. –Хм, затея неплохая. Имеешь в виду городской праздник? – Кивок. –Тебе сильно хочется на нем побывать? У Союза глаза готовы на лоб лезть от услышеного, но он старает не показывать удивление, подхватывая хорошее настроение монарха: –Конечно! Да и ярмарка сразу после праздников исчезает до следующего года, а сейчас самое время чтобы сходить. Уверен, вы не пожалеете. –Да, – протяжно мурлычит РИ, не собираясь отказывать. –С такой компанией мне только в радость.***
Императорская семья возращается поздно – десять часов вечера пробивают часы, и вроде бы мальчишка должен как час видеть сладкие сны, но до постели ещё далеко. Российская Империя сразу подмечает перемены: двор сияет ярче обычного, на дверях новогодние венки, на окнах колокольчики, золотые банты красят фонарные столбы. "–Перестарались..." – думается Союзу. –Разве я давал приказ украшать двор?.. –Это моя инициатива, Ваше Величество. К ним подбегает Владимир Николаевич, держа в руках поднос с двумя кружками горячего чая. На его лице спокойная улыбка, и когда монарх отворачивается, дворецкий подмигивает Союзу, от чего второму становится спокойнее. –Успели? –Несомненно. Компания проходит дальше, коридоры не уступают улице, хотя и без всех украшений они всегда были невероятно красивы. –Вы не послушали мой приказ, – строго подмечает Империя, от чего в душе Союза снова начинает бушевать волнение. Дворецкий лишь улыбается как довольный кот, осматривая помещение. –Думаю, Вы не сможете не согласиться со мной, что, чтобы создать настроение, стоит добавлять праздник не только в главном зале. –Возможно. –Тебя также ждёт сюрприз, – шепчет на ухо Владимир, наклонившись к цесаревичу. –В комнате. Союз благодарно смотрит на друга. К тому времени они подходят к бальному залу, где царит не то что чудо, а настоящая сказка. Ёлка поистине огромная – она вот-вот достанет до белоснежного потолка, но даже вместе со звёздной верхушкой ей это не удается. На зелёных ветках танцует волшебство: от маленьких хрустальных балерин до разноцветных снежинок, настолько искусно сделанных, что пока не потрогаешь – не отличишь подделку от настоящих. Они играют своим цветом, отражая свет от люстры, заставляя ель сиять ещё сильнее, не смотря на электрическую гирлянду. –Красота.. – на одном выдохе говорит Союз. –Праздник будет славный.***
На столе в стеклянных граненых мисках стоят салаты. Шум телевизора смешивается с остальными звуками, но почему это не раздражает, а только прибавляет уюта. Россия очередной раз спорит с Белорусью на счёт места. –Я хочу сесть возле папы! Я младшая! –Нет, я сяду, я главнее тебя! Украина томно вздыхает, сидя на диване и, подперев рукой голову, смотрит на новый бессмысленный спор. За этот вечер они поругались и за салаты, и за игрушки, даже дошло до тарелок, в споре за которые участвовала и она сама. В комнату на крики приходит СССР, и когда до него доходит причина разногласия, он вздыхает также устало, как и его старшая дочь пару минут назад. –Прекратите, – громкий голос заглушает все посторонние звуки, и кроме телевизора теперь ничего не слышно. –Раз вы оба не можете договориться, то возле меня сядет Украина. –Но..! – синхронно начинают двое детей. –Никаких но! Это справедливо, она из вас самая старшая. –Тогда почему не Казахстан? Он, вообще-то, старший. – Обиженно фыркает Россия, ведь не готов отдавать это право сестре. –Или он. Думаю, в отличии от вас, они смогут договориться. Украина дальше их разговор не слушает и продолжает вполуха следить за программой, где в очередной раз крутят балет, а после фигурное катание. Оно забирает её внимание полностью. Когда все садятся за стол, а по телевизору всё ещё идёт этот вид спорта, Украина сразу же закидывает Союза расспросами, умеет ли он кататься, научит ли её. –Умею, – отвечает мужчина, пока разливает всем детям компот. –И могу научить. –И я хочу! –Я тоже! Кричат поочередно РСФСР и БССР, завороженно глядя на фигуристок на экране. –Казахстан? Мальчик спокойно мешает салат в тарелке, без интузиазма говоря, что он не против. –Тогда решено. В ближайшие дни идём кататься.На часах 12:00, за окном фейерверк.