Point of no return

Дверь в комнату тихо закрылась, и квартира погрузилась в обволакивающую тишину. И только устроившись на диване в гостиной, в обнимку с дежурной запасной подушкой, Джинён вдруг понял, что в тишине ночи его оглушает собственное сердцебиение. Все время до нынешнего момента, сердце словно постоянно ждало разрешение на то, чтобы биться, словно постоянно находясь в узде, ожидая каждую минуту нового болезненного удара. И только сейчас ему дали волю. Вот только воля, или лишь её иллюзия. Сколько боли будет причинять, как оказалось, не прошедшая любовь, имея право лишь на дружбу? Впрочем, ради сохранения этой дружбы, он был готов стерпеть всё. Джинён никогда не замечал на сколько неудобен этот диван, до наступившей ночи – он крутился и пытался устроиться уже минут сорок, и все никак не получалось найти удобного положения. Ему казалось, что после такого количества выпитого крепкого алкоголя, он должен был бы отключиться, как только его тело приняло горизонтальное положение, но адреналин все не отпускал. И вроде бы теперь все было хорошо, но сердце вдруг кольнуло. Не сильно, как теперь кололо часто при сильном волнении. Джинён привычным движением прижал ладонь к груди. Через какое-то время кольнуло ещё раз, да так сильно, что он скатился на пол, утыкаясь лбом в холодный ламинат, ища положение, в котором удалось бы сделать вдох. Этот прошедший год сильно подточил его здоровье, хоть он и отказывался это признавать. И сильно – это слабо сказано. Из здорового человека, путем изнурительных тренировок, недосыпа, недостаточного питания и хронического пребывания в нервном напряжении, Джинён превратился в хронического сердечника, в ящике тумбочки которого вместо презервативов обитали сердечные препараты и антидепрессанты. И не смотря на опасность своего состояния, оно приносило удовлетворение, словно таким образом Джинён пытался выпросить у самого же себя прощение, но сам себя же простить не мог. Даже товарищи по группе не знали, на сколько, на самом деле, плохи дела, списывая большинство симптомов на банальную усталость. Не знали до того момента, как Джинён первый раз свалился на тренировке с сердечным приступом. И всё же, ему виртуозно удавалось скрывать большую часть своих проблем со здоровьем, чтобы не беспокоить окружающих. Джинён попытался встать на колени, но грудную клетку сдавило тисками, а сердце, словно зацепившись за ребра, начало хаотично колотиться. С отстранённой тоской он подумал о том, что пить водку, принимая при успокоительные, было не самой лучшей идеей. Позвать на помощь? Джексон бы услышал, он был уверен, но горло так сдавило, что ни вздохнуть, ни издать ни единого звука не получалось. Он с большим трудом перевернулся на спину, грудная клетка горела огнем. С каждым ударом сердце словно напарывалось на ребра и хаотично одергивалось – такого сильного приступа у него давно не было, и тогда он едва смог вернуться с того света только при помощи врачей, вызванных перепуганными до смерти товарищами. Но тогда ему нельзя было сдаваться, ещё было рано. Тогда ему было так страшно не успеть. Сейчас что-то изменилось - ему больше было не страшно. Сейчас он был готов к любому повороту событий. Возможно, своё брало действие алкоголя, или наличие Джексона в соседней комнате, но ему не была страшна даже абсолютная темнота разливающаяся перед глазами и оглушительный звон в ушах. Невидящими глазами уставившись в потолок, он спокойно поглаживал грудь, улыбаясь и шепотом приговаривая: - Всё хорошо… Теперь можно… Сердце, запыхавшейся птицей бившееся о ребра изнутри, несмело пропустило удар. Потом ещё два. Джинён поморщился и сильнее прижал ладонь к груди. Ему, наконец, удалось сделать вдох, а за ним и ещё один, глубокий, расправляя лёгкие. Воздух ощущался морозным и даже сладким на вкус. А потом… … его сердце остановилось.

*************************

Джексону было удобно. Так удобно он не устраивался в кровати уже больше года, с тех пор, как они провели последнюю ночь в отеле. Любая кровать, любая спальня казались ему неуютными и почти офисными. И поэтому он никак не мог выспаться, каждую минуту находясь в состоянии напряжения. Кровать Джинёна пахла не порошком или кондиционером, а свежестью и уютом, заботой, и в тоже время обволакивающим теплом. Она пахла Джинёном.  Может быть, именно из-за этого всепоглощающего комфорта и уюта, Джексон никак не мог заснуть. Он даже не крутился с боку на бок, он просто закрывал глаза, и снова их открывал, лениво поглаживая подушку, словно ей могло это быть приятно. Спустя минут сорок, Джексон сдался и сел в кровати, пробегаясь взглядом по комнате. Казалось, что он помнил её в мельчайших подробностях, и в ней ничего не изменилось. Но все же что-то неуклонно было другим. Например, бутылки с водой на прикроватной тумбочке, приоткрытый ящик и блистер таблеток. Джинён сказал в своём сообщении, что ему было плохо – возможно таблетки были от головы или снотворное. Джексон, почему-то, не стал проверять. Телефон Джинёна лежал там же рядом, мигая непрочитанным сообщением. Смотреть на экран Джексон не собирался, но именно в этот момент пришло ещё одно сообщение, и экран сам засветился. Сообщение от лидера: «Джинён? Как прошло?» Джексон усмехнулся. Ну конечно, секретам внутри группы не очень удавалось держаться, интересно, сколько из всего произошедшего знали остальные?! То, что они знали – не было вопросом, а вот сколько… Джексон сполз с кровати, подхватил телефон и пошел к двери, думая, что нужно положить телефон рядом с Джинёном, ведь лидер напишет ещё несколько раз, пока не добьется ответа, и пусть от этого страдает сам Джинён. У самой двери он замер. Словно что-то кольнуло: а что Джинён ответит? И правда, как оно прошло? Ведь и не скажешь, что плохо – они поговорили и многое выяснили, возможно, даже простив друг друга и сохранив между ними хотя бы самое дорогое - дружбу. Но от всего этого на языке оставался горьковатый привкус, а в горле стоял ком чего-то недосказанного. Может быть, раз сегодня ночь откровений, стоило бы сказать все, что оставалось на душе? Когда еще представится такая возможность при их то безумном ритме жизни?! В гостиной было тихо, хотя Джексон был уверен, что Джинён тоже не спит. Неслышно подойдя к дивану, он аккуратно перегнулся через спинку, и не обнаружил там никого. Усмехнулся мстительно и  аккуратно обошел диван, опускаясь на колени рядом с лежащим на полу Джинёном. - Эй, Джинён! Ты с кровати, что ли упал во сне? Так напился, что даже не проснулся? Джинён подозрительно не отреагировал. Джексон придвинулся ближе, подкладывая руку под его шею, намереваясь приподнять и вернуть «лётчика» на диван, но так и застыл… Джинён не дышал. Суетно прижав пальцы к сонной артерии, туда, где она должна была биться, он не почувствовал ничего. И даже приложив ухо к груди, он не услышал сердцебиения. И до того, как паника и удушающее осознание накрыло его с головой, он набрал номер экстренной медицинской службы, продиктовал адрес и бросился к входной двери, оставляя её открытой нараспашку.  На какую-то долгую минуту паника все же накрыла с головой, и Джексон просто стоял, хватаясь за голову, дергая себя за волосы и кусая костяшки сжатой в кулак руки. Долгая минута потребовалась ему, чтобы принять самое сложное решение – начать действовать. Он не мог просто стоять и смотреть, как Джинён умирает. Ведь он же ещё не умер, ведь можно же ещё что-то сделать! И пусть потом окажется, что он сделал что-то неправильно, но как он может просто стоять и смотреть?! Упав на колени, складывая руки в замок и делая первые неуверенные надавливания куда-то на грудину, он не был уверен ни в чем. Скорее всего, он давил не так и не туда, но ему было все равно – он не мог просто смотреть. Два вдоха в рот – грудная клетка поднялась под напором воздуха. Снова надавливания, и снова два вдоха. Время перестало существовать, остался только счет от одного до тридцати и «раз-два». Казалось, что прошла вечность до того момента, как кто-то тронул Джексона за плечо и сказал: - Дальше мы сами. Его очень ненавязчиво оттеснили от Джинёна. И пока врачи экстренной помощи крутились вокруг распростертого на полу тела, кто-то очень мягко говорил Джексону: - Господин, вам нужно будет поехать с нами в больницу. Если вы знаете, где его документы, вам нужно взять их с собой. Он принимает какие-нибудь лекарства? - Я… я .. не знаю, - Джексон отвечал машинально, но понимал, что сейчас он должен сделать что-то ещё, он ещё сделал не всё, что мог. – Да, у него в спальне какие-то таблетки… - Возьмите их с собой. Дальнейшее слилось в суетливый, но отточенный до мелочей процесс: сердце удалось запустить, Джинёна погрузили на носилки и унесли в машину. В машину же сел и Джексон, собрав одним движением в сумку то, что, посчитал, могло иметь значение в больнице. По дороге в больницу у Джинёна снова остановилось дыхание, поэтому оставшуюся часть дороги за него дышал врач.

************

Джексон, не моргая, смотрел куда-то в пространство. С приезда в больницу прошел уже день, и снова наступила ночь. За эти сутки Джексон как заведенный оформлял бумаги, донимал врачей, обзванивал группу, а потом терпеливо пересказывал события прошедшей ночи. За эти сутки у Джинёна ещё два раза останавливалось сердце, и каждый раз его чудом удавалось снова завести. К наступлению следующей ночи Джексон уже был не способен эмоционально на что-то реагировать. - Эта ночь будет решающей: если он её переживёт, то у него будет шанс. Не сидите здесь, этим вы ему не поможете, а вот врачам можете помешать работать. Приходите утром. Сказал врач, пресекая все возможные возражения и вынося неутешительный вердикт. - Джексон? – Джебом присел рядом на корточки - Ты знал, что у него проблемы с сердцем? - Да. Это уже не первый раз, когда он попадает в больницу. Хотя, он всегда быстро приходил в себя и снова брался за работу. - Но как?! Он же всегда был здоровее нас всех! Джебом не ответил. - Знаешь, что он сказал в прошлый раз, когда пришел в себя? «Не волнуйтесь, вы так быстро от меня не избавитесь, мне ещё нужно кое-что сделать». И знаешь, сегодня, когда я увидел его в палате, я вдруг понял, что он это сделал. Я не знаю что, но… Может ли теперь что-то ещё заставить его бороться? А ты? - Я не знаю. Но я готов сделать все что угодно, чтобы он остался жив. Черт возьми, это не дорама, это же его жизнь! Что мне сделать, ДжейБи? Что я должен сделать?? - Джексон, так нехарактерно для себя, был опустошен и при этом совершенно серьёзен. Он не пытался никого подбадривать и сеять вокруг веру и оптимизм. - Удержи его. Но прежде чем ты это сделаешь, подумай, чего ты хочешь сам. - Это же его жизнь, ДжейБи! – надрывным шепотом выдохнул Джексон. – О чем ты? О каких желаниях? Да какое это имеет значение, когда на кону его жизнь?!  Да я что угодно сейчас сделаю! - Верно. Но что если ты передумаешь… - он неопределенно развел руками. – И тогда все снова вернется в эту точку. Сколько ещё раз он сможет возвращаться? Весь этот год он пахал, как робот, ни единого раза не показав, что устал, или ему плохо. Но любое мимолетное упоминание о тебе вызывало в нем такую дрожь, что даже он не мог это скрыть. Джексон, - ДжейБи заглянул ему в глаза. – Договорись с собой, и удержи его. - То есть ты считаешь, что это моя вина? - Нет. Я считаю, что ты для него очень много значишь. И я рад, что ты вернулся, - он хлопнул Джексона по плечу и отправился поговорить с врачом. - У меня сейчас ощущение, что я резко перестал понимать корейский. Бесконечное количество неконкретных образных фраз, которые в голове человека находящегося на грани паники не складывались ни в какой план действий. Оставалось надеяться только на инстинкты,  ведь как сказал им врач, именно то, что Джексон на одних инстинктах двадцать минут делал сердечно-легочную реанимацию, спасло Джинёну жизнь. Так и сейчас, проводив взглядом товарищей, и вымолив себе возможность эту ночь провести рядом с Джинёном, Джексон тихо прикрыл дверь палаты, придвинул к кровати стул и легко, словно боясь разбудить, прикоснулся к руке Джинёна. Рука была теплой, несравнимо теплее, чем когда Джексон тормошил друга на полу в его квартире. Переплетя пальцы, как раньше, он несильно сжал ладонь. И в этот момент Джексон понял, что имел в виду Джебом.  Можно пойти на все, чтобы сохранить жизнь человеку, но поняв, что он никому не нужен в этом мире, человек своей жизнью дорожить не будет, и все вернется в исходную точку. Но это было совершенно глупо! Как кто-то мог допустить, что он, лишь ради спасения жизни, может притворяться, что Джинён для него что-то значит?!  Разве вообще нужно было кого-то убеждать в том, что это действительно так?! Да и кто он такой, чтобы его слова были чем-то решающим?! Он долго пытался понять эту мысль, но так и не понял. Джинён был для него самым близким другом, дорогим человеком, и тем, чьё присутствие рядом было необходимо, как солнечный свет. Попытавшись однажды разорвать их связь, он погрузился в такой кошмар наяву, что живые позавидуют мертвым. В этот момент пришло осознание, что ему просто необходимо быть с ним рядом, в любой роли. Не «если» он выживет, не из-за ответственности или долга, а из собственного желания быть рядом. Именно поэтому, ещё не осознавая, он решил вернуться в Корею. - Джинён-а, слышишь меня? Я рядом, посижу тут с тобой. Ты только возвращайся, ладно?  Это все неправильно, так не должно быть. Останься, ладно? И мы с тобой ещё не закончили разговор, помнишь? Это нечестный способ уйти от острых углов! Ночь была долгой. Джексон без умолку что-то говорил, тихо-тихо, почти на ухо Джинёну. Иногда он резко вздрагивал, когда пульс спотыкался, но снова садился рядом, когда ритм восстанавливался. И он снова начинал говорить, не выпуская руки из руки.

*******

По глазам неприятно бил свет, пробираясь даже сквозь крепко сжатые веки. Тело ощущалось очень тяжелым и чужим, ноги неприятно покалывало, словно они сильно затекли, и их не было возможности размять. Левое плечо совсем онемело, а руку Джинёну никак не удавалось поднять – её словно обволокло что-то тяжелое и теплое. Во рту что-то мешало свободно сглотнуть, а язык прижимало к нижней челюсти. Всего несколько секунд у Джинёна ушло на то, чтобы понять, что он в больнице, то что мешает сглотнуть – это трубка во рту, а ритмичный хлюпающий звук – аппарат ИВЛ. Видимо, в не самом лучшем состоянии его привезли в больницу, раз врачи усомнились в его способности самостоятельно дышать. Он попытался открыть глаза, и сразу снова зажмурился, пытаясь отвернуться от яркого утреннего солнечного света. Снова приоткрыв глаза он понял, почему не получалось поднять или даже просто пошевелить левой рукой – Джексон, обняв его руку, переплетая пальцы, спал рядом, уткнувшись лбом в его плечо. Но только почувствовав движение, его глаза распахнулись и суетно пробежались по окружающим приборам жизнеобеспечения.  Джинён даже успел удивиться такой собранности человека, который только что продрал глаза. - С добрым утром, спящая красавица, - он улыбнулся той самой улыбкой, которой Джинён не видел больше года, и думал, что больше никогда не увидит, по крайней мере, обращенную к себе. Джинён немного поморщился на «спящую красавицу», но улыбнулся в ответ, на сколько это позволяла торчащая изо рта трубка. - Подожди, я позову врача, может уже можно вытащить эту штуку, - Джексон коснулся пальцами волос и выскочил из палаты.

********

- Как себя чувствуете, господин Пак? Врач излучал доброжелательность и участие на столько, что ему даже хотелось ответить честно.  Извлечение трубки было как минимум неприятной процедурой. Неприятной, но от него не зависящей, поэтому, когда рвотный рефлекс перестал спазмами скручивать тело, Джинён прохрипел. - Отдохнувшим. Ведь мне даже самому дышать не приходилось. Доктор шутку оценил, и безапелляционно настояв на полном покое пациента, и наказав в случае чего нажимать на тревожную кнопку, удалился из палаты. Джексон сел рядом и с хрустом потянулся. - Надеюсь, ты не считаешь, что это был мой план чтобы вызвать твою к себе жалость, и вынудить заботиться обо мне? - Нет?! – Джексон состроил откровенно удивленное лицо, впрочем, его сарказм Джинён давно научился различать. – А хороший получился план! Сработал безотказно! - Договорились, на будущее, возьму на вооружение, - усмехнулся  Джинён и попытался приподняться. - Куда собрался?! - Джексон, я в порядке, правда! И у меня всё очень сильно затекло. - Ты мне ещё будешь рассказывать про "затекло"? Ты больше суток пролежал в отключке, ты даже сам дышать не мог, а сердце у тебя останавливалось столько раз, что агентство ритуальных услуг уверено, что мы над ними издевались. А ещё, ты тут единственный, кто выспался, так что не зли меня! - Прости, - невпопад прохрипел он. Джинён не знал, за что именно просил прощения: за то, что заставил пройти через сутки волнения, за то, что пришлось с ним возиться, или за решение принятое ими год назад, приведшее ко всему, что они теперь имели.  Джексон уже сказал, что простил, и все же, Джинёну было необходимо сказать это снова. Джексон навис над ним, поглаживая по голове, и заглядывая в глаза. Под этим взглядом Джинён чувствовал себя беззащитным и маленьким. Взгляд Джексона сильно изменился: он перестал быть таким ищущим одобрения и мягким. Он стал колким и немного равнодушным. Но именно поэтому, Джинёну казалось, что то, как Джексон смотрит на него, было максимально открытым и искренним. Ненависть – так не наигранная, тепло – так тоже от души. И с удивлением, он не находил в этом взгляде ненависти – кучу всего кроме ненависти. - Забыли. Пережили. Выжили, - кивнул Джексон, словно подтверждая мысли Джинёна. - Я много думал, особенно за эту ночь, потому что предыдущую ночь и день думать я был не способен, - он невесело усмехнулся. – Так вот, не буду говорить, что думал я продуктивно и разложил все по полочкам. Но осознав, что в любую секунду тебя может не стать, я понял, что всё на самом деле не важно, всё надумано. В любой момент любого из нас может не стать, и тогда уже ничего нельзя будет исправить, ничего нельзя будет объяснить или сказать. Поэтому давай просто будем. Начнем все с начала, или продолжим то, на чем остановились -  не важно. Главное, вместе, - вдруг на уставшем серьёзном лице вновь промелькнула та юношеская беспечность. – Ван-ге… - Пак-ге, - автоматически отозвался Джинён, потом, осознав, рассмеялся. - Напишу ребятам, чтобы захватили нам курочки из забегаловки по пути – больничная еда - отстой.