Слизерин Похититель Рождества

      На Рождество в Хогвартсе пусто. Это традиция. Это факт.       И скучно — это тоже традиция.       Джоуи оставался в Хогвартсе лишь пару раз, в этот домой не получилось уехать из-за маминой болезни, но Гомес не жалуется. У него другие заботы, кроме скуки, как минимум одна большая, горластая, в зелёном шарфе и мантии, в которой, кажется, спрятаны все самые тайные вещества и артефакты мира; по крайней мере, Хосе так кажется.       Мёрвин ловит его возле ели в Большом Зале, подходит со спины, кладя руки на плечи:       — Бу! — посмеивается шипяще (от змей подколодный), когда Джоуи дёргается, почти подпрыгнув на месте. — Чего ты тут забыл?       — Я? — Гомес не тупой, вопрос понимает, но цель ему неясна. Натану ёлки жалко, что ли? — Смотрю. Красивая ёлка, игрушки ничего.       Мёрвин вздыхает, как профессор Макгонагалл, когда Джоуи вместо увеличения бедной крыски увеличивает себе язык (ну не получается у него с трансфигурацией!), и похлопывает пуффендуйца по плечу:       — Да, малыш, красивая. Но я про то, что ты торчишь тут, в смысле, в замке. У тебя ж маман есть, я думал, ты с ней будешь праздновать.       — Помнишь, я сову отправлял?       — М-м.       — Это маме ж было, она сейчас плохо себя чувствует. Не до Рождества ей… Эй! — Хосе издаёт тонкий совсем девчачий писк, возмущённо-смущённо сопит, чувствуя на себе взгляды редких, таких же оставшихся в замковой скуке неудачников, и пихает посмеивающегося Мёрвина в бок. — Я тебе важные вещи рассказываю, а ты меня щекочешь!       — Не удержался, — Натан давит свою эту проклятую ехидную лыбу, от которой у Джоуи всё скручивается в комок сладкой ваты, руки поднимает в знак дружелюбных намерений, — ты просто как булка с корицей. Больше не буду, Хосе, обещаю.       Непонятный он, фыркает мысленно Гомес, ткнув в какую-то забавную игрушку, чтобы отвлечь внимание слизеринца от себя и самого себя от слизеринца. Столько лет доставал, а теперь вьюном вокруг вьётся, не отставая ни на шаг, и канун Рождества с ним, и Рождество теперь получается тоже с ним… Странно это. На последнем курсе заобщался с ничего?       — Может это, — Мёрвин щёлкает какую-то хрустальную пикси на еловой ветке. Хрусталь отдаётся не звоном, а рассерженным писком, и Натан отдёргивает руку, — едрить. Короче, может, потусим вместе? Вместо того, чтобы штаны просиживать и козявки в потолок кидать, давай лучше (он почёсывает подбородок, окидывая взглядом Зал) подмешаем снотворное в блюда. Например.       — Это как-то некрасиво. И достойно как раз тех самых сопливых первокурсников, которые козявки в потолок кидают, — Джоуи не соглашается портить остальным и без того тухлый праздник, — лично я собирался зависнуть у твоей мамки и устроить ей второе рождество Христа.       — Э, от тебя Христос не родится, он еврей, а ты горячий испанец, несостыковочка! — слизеринец аж хрюкает от смеха и говорит с нескрываемой гордостью. — К тому же, ты мою маман видал? Там точно по нулям от Божьей Матери. Она могла бы быть матерью самого Салазара Слизерина, зуб даю, с её-то характером.       Если честно, Гомес хотел устроиться в кресле у камина в гостиной (абсолютно пустой, как будто только у него на всём курсе проблемы в Рождество) и как-нибудь попробовать посмотреть маггловские фильмы…       И Мёрвин в гостиную Пуффендуя вписывается странно хорошо. Может, дело в том, как он держится, а может в цветосочетании зелёного и жёлтого: Натан бросает свой галстук и мантию на первый попавшийся стул, внося особый змеиный хаос в барсучью нору. Забавно, думает Джоуи, закутываясь в плед, притушив огонь и вызвав из спальни простыню, чтоб повесить чарами над камином, чаще всего в природе барсуки со змеями дерутся, а они так ладят хорошо. Натан следит за его манипуляциями с огромным интересом, который подогревает приятно, почти как камин — Хосе нечасто хвастается своими заклинательскими навыками, предпочитая отдавать внимание гербологии.       — Круто управляешься с палочкой, — Мёрвин уважительно присвистывает, наблюдая за самособирающимся прожектором: Гомес по деталькам его в замок таскал, перебирал, зачаровывал, чтоб хотя бы на Рождество посидеть перед «экраном».       — У меня вообще в принципе с палочками никаких проблем, — и, о Мерлин, это звучит как очень дешёвый подкат. Слизеринцу, кажется, такие нравятся, потому что он хмыкает, усмехнувшись уголком губ, и говорит многозначительно:       — Ну покажешь мне потом, насколько у тебя ловкие руки.       Джоуи разрешает себе думать, что жар, охвативший лицо, это последствие сидения у камина, а не собственных неприличных мыслей, лишь бы не провалиться под землю от стыда.       — Та-дам! Щас запустим.       — Как тебе книжка? — пуффендуец поворачивает голову на вопрос, цепляет взглядом оставленную на столике энциклопедию волшебного мира динозавров и улыбается во все тридцать два. Неужели Натан переживал, что ему подарок не зайдёт? Гомес молчит пару секунд, не специально, отвлекшись на настройку прожектора (даже чары у него из жопы иногда растут, не то что руки), и вспоминает про вопрос тогда, когда Мёрвин ёрзает нервно:       — Она чудесная! — у Натана взгляд с недоверчивым прищуром, едва заметным, но Хосе не слепой, пусть у него и минус три, он добавляет с нажимом. — Ты мне не веришь, что ли? Это книга года.       — Который почти закончился, — слизеринец уворачивается от брошенной в него тапки, ухмыляется уже шире, — промазал, малыш. Если с палочками у тебя порядок, то с прицелом вообще мимо.       Джоуи не обижается, фыркает в ответ (что правда, то правда) и врубает Гринча. Джим Керри бесподобен как всегда, Гомес же убеждается, что выбрал себе правильную компанию на новогоднюю ночь, смеясь до икоты от комментариев Мёрвина — в особенности от «Бля буду, этот Гринч воплощение нашего факультета!». Да-да, такой же зелёный, вредный и, в случае Натана, ещё и совершенно уморительный.       И одинокий, вдруг думается Хосе. Правда, мысль перекрывается рациональным «у него же есть друзья», но остаётся где-то на задворках, не теряя своей ценности. Слизеринцы все чуть-чуть одинокие, но Джоуи даже рад этому: может, поэтому тоже Натан с ним захотел потусить? Если да, то Хосе совершенно ужасно и бесчеловечно не против, если одиночество Мёрвина доконало настолько, что он пошёл докапываться до него. Да, докатился…       Зато на Рождество не скучно. Может, это станет его новой традицией?