Холодный расчет

      Ирка страдала, а взявшийся растить её монстр не понимал от чего. Люди всегда казались ему слишком хрупкими даже для собственных жизней, а уж о тех, кому на природе было писано нести в себе нечто большее — Искру, — и говорить нечего. На протяжении последних месяцев его вечная головная боль с разодранными коленками делалась всё смирнее и тише, и если поначалу это радовало: угомонилась наконец! — то в какой-то момент стало пугать. Одно дело не влипать в неприятности каждые пятнадцать минут, но совсем другое — сидеть в темном углу, почти не шевелясь, и отказываться даже от любимой консервированной кукурузы. Заболеть Ирка не могла — вороновы чары крепко хранили от такого рода проблем, — но умудрялась при этом выглядеть вялой, словно вареной. Потом и вовсе пошел жар, и ни сама девчонка, ни её полный загробного спокойствия братец не нашли объяснений подобному состоянию. Ситуация выглядела как повод для внеочередного общения с Иркиными соплеменниками, но людей ворон категорически не любил. Однако терять Искр Древний не любил сильнее.       Приняв решение, он махнул рукой, и всё вокруг застыло. В несколько щелчков ворон придал ледяным глыбам, еще недавно бывшим людьми, более-менее удобную для транспортировки форму и запоздало вспомнил о недопитой бутылке дорогого виски, подаренной в прошлый визит в город. Изучил её на просвет и без тени сожаления выбросил в недостроенный оконный проем, тяжелым взглядом проследив, как та филигранно приземляется в сугроб, к товаркам по несчастью: растопить замерзший алкоголь, конечно, можно, но нечего и надеяться на сохранение букета при таких операциях. А жаль.       Хорошо, что Ирку с братцем размораживать проще.       Кириллу совершенно не улыбалось переться куда-то в час ночи, а уж тем более с пятилетней дочерью, на стройку да еще и при температуре, подло скользящей на термометре всё ниже и ниже мимо нуля. Но дела есть дела, а дела Семьи не терпят отлагательств. Марго с ними пойти не смогла — бросила короткое «опять гуси улетели» и ушла в ночь, дав только дорогие меха на плечи себе накинуть: политика. Значит, сопровождать Дору придется специалисту по физическим воздействиям, то есть папе. Тому самому папе, который большую часть жизни настаивал, что после десяти ребенок должен быть в спящем агрегатном состоянии. Как-то непедагогичненько получалось.       Еще непедагогичнее выходило то, кого и почему надо было навестить. Нет, в целом Кирилл Добротворский просто обожал заваливаться по ночам к расшумевшимся соседям. Обычно сразу после открытия двери вся их радость вместе с необходимостью слушать музыку на максимальной громкости куда-то исчезали, а после пары-тройки визитов такие ребята спешно съезжали, попутно осознав: жизнь многоэтажки в спальном районе не для них. Сегодня нужно было, по сути, провернуть то же самое: заявиться к зарвавшемуся соседу и намекнуть, мол, он вообще-то тут не один. Но в качестве бицухи выступала дочурка, а он, Кирилл, был дополнительным элементом класса «подотри нос, следи, чтобы не простыла, кофточку прихвати и лицо сделай попроще, ну не убийца он, что ж поделать, и такое бывает». В общем, до крайности сомнительное предприятие.       Поначалу с радостью предвкушавшая прогулку Дора откровенно клевала носом и когда они одевались, и когда шли к машине. Стоило посадить на переднее сиденье Буцефала и пристегнуть — мгновенно уснула. По этой же причине — ребенок крайне устал — решено было не переноситься непосредственно на стройку, а добраться туда своими силами, по старинке. Ночная Москва оказалась не особо пустынна, но поток позволял и ловко лавировать среди прочих участников движения, и красиво поддавать газку на мигающих светофорах без опасений встретить очередного внезапно решившего сдать стометровый забег дедка. Кирилл вел почти на автомате, уверенный, что в случае чего машина подстрахует, и перекатывал в голове одну и ту же мысль: кто бы мог подумать.       Да вот уж точно не сам Добротворский! Он, с детства ненавидевший низкие температуры из-за одного в прямом смысле хладнокровного говнюка, вынужден теперь посвящать часть своего времени тому, чтобы этот ходячий рефрижератор не лез без нужды на рожон. Так сказать, аккуратно страховать пьяного друга, решившего пройтись ночью по неблагополучному району с новеньким айфоном в руках, громко крича: «Все гопники — пидоры!» В представлении Кирилла вместо пафосных Хлада, Тьмы и Ворога рода людского, как порой величали Ворона Вороновича, в разы больше подошло бы что-то вроде Тупой Замороженной Курицы или Недальновидного Дятла С Претензиями. Нет, конечно, понятно: когда от одного только факта твоего появления резко падает температура и ухудшается погода, сложно стать душой компании, но можно же хотя бы немного пытаться в социальность! Одно дело — просто вежливо плевать на всех, и совсем другое — делать это показательно. Главная беда Крионикса, как еще именовали Ворона, была не в том, что его совершенно не интересовали люди и прочие живые твари: порой Кириллу до пугающего четко виделось, насколько тому плевать даже на собственную судьбу. Он ни разу не пытался отрицать ничего, в чем его обвиняли. Просто появлялся где хотел, без каких-либо объяснений делал загадочно-подозрительное в своих интересах и уходил так же молча. Идеальный злодей, идеальный козел отпущения. Настолько идеальный, что ни ему, Кириллу, ни старику Радаманту не пришло ни единого сомнения в голову. А вот Марго пришло. Жена вообще умела видеть суть вещей.       Стоило копнуть поглубже, и начали открываться интересные детали. К примеру, смерть его, Кирилла, родителей. Да, чудовищные разрушения, явно дело рук Древнего, и Крионикс как раз был в Москве. Напали на богатырский архив, которым он крайне интересовался. Двое бухгалтеров рискнули собой, спасли все реликвии и часть личного состава, заперев в хранилище, и не дали оное открыть, поплатившись за это жизнями. Копаться с массивной зачарованной дверью, созданной еще во времена войны с ведьмами, Ворон не стал, прихватил часть неэвакуированных документов и скрылся. Злодей налицо. Можно начинать ненавидеть.       И Кирилл ненавидел. Сколько себя помнил, ненавидел снег, напоминавший о ледяном чародее. Ненавидел воронов — его верных птиц. Ненавидел зиму — время, когда Криониксу легче всего прятаться и следить за людьми. Ненавидел забравшего родителей всесильного ублюдка, не ценящего человеческие жизни.       Он помнил, как рассказал об этом жене. Казалось бы, столько раз уже проговаривал вслух, но с ней всё всегда было иначе. Отработанные фразы рассыпались, лаконичная история разрасталась, становилась сбивчивой и предельно честной, обнажая душу и слезы двенадцатилетнего мальчика, в один день потерявшего прежнюю жизнь. Ненависть ко льду и холоду, убившим родителей, ядом сочилась из слов, мало-помалу покидая мысли. Марго жалела его. Она всегда его жалела, но делала это удивительно: понимая и окутывая любовью, ни на секунду не становясь выше его самого и уж тем более ничем не попрекая. Жена разделяла чувства, а не снисходила до них. В очередной раз мягко поцеловав мужа в макушку и прижав к груди, она задала всего один-единственный вопрос, который перевернул его жизнь:       — Если Крионикс так хотел попасть в хранилище, почему тогда просто не воскресил твоих родителей?       Кирилл замер: эта мысль в его голову не приходила. Хлад умел оживлять убитых, но к жизни они возвращались словно потухшие тени самих себя, во всём ему послушные. В общем, как очень мирные зомби. Обладая таким могуществом, он и вправду легко мог бы попасть в архив, а смерть единственных знавших код сотрудников если и стала бы проблемой, то решаемой в пределах минуты. Тогда почему не применил свои силы? Богатыри бы подчинились. Делов-то: мертвая вода, единственным источником которой были его же слезы, быстро работает. Что-то не сходилось. Заметив недоуменные морщинки на лбу мужа, Маргаритифера поцеловала его еще раз, пообещав изучить вопрос. Примерно через месяц за чашечкой утреннего кофе, вкус которого супруг пытался заедать горчицей, она словно невзначай выдала: кстати, Крионикса, судя по всему, и близко к богатырским архивам не наблюдалось. Трещавшая по швам картина привычного мира рухнула окончательно.       И вот пару лет спустя Семья не просто начала с некоторой периодичностью пересекаться с особо опасным преступником, но и предпринимала попытки если не восстановить его репутацию, то хотя бы облегчить жизнь, взяв того под свое крыло. Ледышка смотрел на них… ну, как на идиотов, пожалуй? Но идиотов забавных, странных, и в целом относился благосклонно. Пандора его не напугала. Напротив, несколько приободрила, и однажды навстречу Морковке он, не без опаски, вывел другую девочку — постарше и несколько диковатую, с помятым каталогом Икеи в руках. Причины беспорядочных миграций мизантропической птички стали ясны: Ворон искал дом для воспитанницы. Выражаясь его же словами, пытался свить гнездо. Маргарита дала детям вдоволь наиграться, после чего предложила уж совсем безумную авантюру: приютить загадочную девочку в Семье, дав той кров. В конце концов, у кого, как не у них с Кириллом, есть опыт по защите одаренных деток?       Пара ледяных глаз, словно перечеркнутых темными полосами, стала еще холоднее, и теплокровным посоветовали идти в жаркие страны, да поскорей. Марго взялась увещевать внезапно переставшего быть пофигистичным Древнего, а Кирилл в очередной раз задумался, как бы повернулась его жизнь, не встреть он свою умную русалку. Наверняка бы так и жил в иллюзорном замке из черно-белого мрамора. Несколько часов уговоров спустя Крионикс пообещал подумать. Через еще несколько месяцев — согласился. И с тех пор навещал Москву всё чаще, приучая подопечную к большому городу в строгом соответствии с оговоренным с Маргаритиферой графиком, который не вызвал бы никаких подозрений у широкой общественности. Сегодня, однако, был не такой случай: кое-кто приперся в опасное время, и оставалось только одно — увещевать. Маленькой всесильностью и большим специалистом по созданию неловких ситуаций.       А вот и нужная стройка: пустынно, пьяно, пара этажей с подсветкой, а сами строители греются в фургончиках и носа наружу не кажут. Благоразумно проехав мимо заборов, Кирилл не без злорадства занял последнее парковочное место в соседнем дворе и, взяв на руки сонную девочку, ласково похлопал машину по крыше:       — Слух, тут места не самые элитные, может, чего попроще замутим?       Роллс-ройс предсказуемо не откликнулся, но в основном потому, что больше такой машины во дворе и не наблюдалось: стоило Кириллу произнести заветные слова, как на месте дорогого автомобиля нарисовался отдающий некоторой историчностью жигуленок баклажанного цвета. Добротворский вздохнул. Его уникальное средство передвижения непостижимым образом умудрялось совмещать высшую степень оправданной паранойи и соблюдения всех писаных и неписаных кодексов безопасности с крайне нездоровым, если не сказать маниакальным, троллингом своего хозяина, то есть Кирилла. Не золоченый запорожец, и то хлеб, конечно, но всё же можно было и как-то поприличнее мимикрировать…       Вздохнув, мужчина поправил шапочку с медвежьими ушками на голове дочери и зашагал по направлению к глухому забору, обрамлявшему стройку. Подойдя вплотную, ласково шепнул на ухо:       — Морковка, мне бы стеночку приподнять…       Сонно приоткрыв глаза, девочка немного поморщилась и устроилась на руках поудобнее. Однако один пролет забора внезапно исчез — чтобы тотчас вернуться на место после того, как Добротворский через него перешагнул. Начиналось всё по плану.       — Дядя как обычно, на самой верхотуре? — уточнил он у дремавшего ребенка.       Та чуть нахмурилась, но в этот раз даже глаз открывать не стала:       — Не, пониже. Там на стене еще палочка с котьим ротиком нарисованы.       Быстро визуализировав «палочку с котьим ротиком» — получилось «I3», — Кирилл в очередной раз напомнил себе, что на следующий год сударыню в школу отдавать, пора бы и заняться азбукой со счетом. Традиционно поклявшись завтра же купить букварь, Добротворский ненадолго прикрыл глаза, вслушиваясь в окружающую обстановку, а потом успешно и оттого крайне нехарактерно для нормального человека прыгнул в окно второго этажа. Территория перед стройкой опустела, а через пару секунд исчезли и следы на снегу: даже сонная Пандора немного страдала перфекционизмом.       Поначалу всё выглядело привычно, если не сказать обыденно: сплошь безликие пустующие этажи с легкими вкраплениями нарушений — то наткнешься на бочку для топления снега с крайне подозрительно почерневшим дном прямо посреди будущей квартиры и без малейшего намека на тепловую пушку, а то отметишь почти праздничную игру света прожекторов во вмонтированных в стены бутылках, в общем, типичное разгильдяйство как оно есть. Но после одиннадцатого пролета начало довольно резко холодать, на бетонных и, казалось бы, не склонных к подобному стенах поползла изморозь похлеще, чем в общажном холодильнике, и малейшие сомнения Кирилла в правильности определения места развеялись сами собой. На тринадцатом их ждал неприметный парень максимально незапоминающейся наружности, в немаркой и, будем честными, все-таки несезонной одежде: кеды, рваные в паре мест джинсы, футболка ЛДПР и легкая джинсовая же куртка, пережившая разное. Вид он имел порядком запылившийся, словно хорошенько покатался в мешках с сухим бетоном, и, насколько мог судить Добротворский, скорее всего, так оно и было. Дочь по-прежнему сладко спала, и Кирилл начал разговор вполголоса:       — Вечер добрый. Вы сдурели?       Собеседник крепко задумался.       — Насколько мне известно, нет. Симптомы не похожи.       Кирилл вздохнул. Миролюбивый зомби всё-таки оставался зомби с их тотальной неспособностью улавливать тонкости передачи эмоций в океане информации.       — Перефразирую: зачем вернулись так быстро? Уговор был на ноябрь.       — За помощью. Вы здесь, чтобы нам её дать?       — Я здесь в первую очередь, чтобы узнать, что к чему, и принять решение исходя из ситуации. Крионикс тут?       — Улетел. Но обещал вернуться.       «Тоже мне, Карлсон», — невольно подумалось Добротворскому, но вслух он сказал совсем другое:       — Давно? Надолго?       — Уже знает, что вы пришли. Скоро появится.       — Хорошо. Пока ждем, можешь рассказать, какая именно требуется помощь? Чего стряслось?       Ответ не заставил себя ждать.       — С сестрой происходит странное. Настолько, что не рискнули размораживать. Он не понимает почему. И я не понимаю. Надеемся на вас.       — И если ей так плохо, с фига Ворон свалил непонятно куда? — нахмурился Кирилл.       Мужчина смотрел на них всё так же без малейшего проявления эмоций:       — Ему тоже плохо, когда ей плохо. И тогда погода портится. Слишком заметно.       — А минус шесть со снегом летом не заметно?       — Могло быть хуже, — спокойно парировал его собеседник.       — Всегда может быть хуже, мы же в России, — недовольно буркнул Кирилл. — Ладно, показывай Ирину. Может, сами чего поймем.       Неупокоенный кивнул и отступил в сторону, приглашающе указав на дверной проем. Добротворский вошел, оценил толщину наледи на стенах и двинулся в сторону её нарастания, буквально через несколько квартир упершись в эпицентр аномалии: посреди абсолютно пустой, если не считать толстого слоя инея на бетоне, комнаты в ледяном коконе парила девочка лет десяти-двенадцати, и Кириллу эта картина совершенно не понравилась. Он знал, что Ворон скорее ногу себе отгрызет, чем навредит воспитаннице, да и с холодом её отношения сильно отличались от отношений нормальных людей, но всё равно сцена казалась чрезмерно зловещей. Да уж, если так выглядит забота Древнего, немудрено было людям ошибиться…       Тихий властный голос вывел его из задумчивости.       — Я знал, что вы придете.       — Ага, разбаловали мы тебя, — ответил Кирилл, всматриваясь в самый дальний угол. Поначалу ему показалось, что темнота там словно сгустилась, и буквально через пару секунд в центр комнаты вышел высокий мужчина в черном костюме с иголочки и с крайне неформальным, словно заиндевевшим голубым цветом волос. Руки в карманах, на лице — мерзкая ухмылочка, глаза сверху вниз пересекают странные черные полосы татуировок… Крионикс. Тот же феникс, только со знаком минус.       Напрягшийся по привычке Добротворский попытался хоть как-то успокоить немедленно застучавшее в ушах сердце: всё-таки что ни говори, а даже мозги еще не воспринимать Ворона врагом не привыкли, душа и вовсе куда-то в пятки ушла и, судя по ощущениям, не из страха, а за булавой побольше. Стараясь не выдать смятения, Кирилл сухо поинтересовался:       — Может быть, объяснишь наконец, что происходит?       Ворог рода людского отвел взгляд, но ближе не подошел.       — Если б понимал — ноги б моей здесь не было. Ирка словно… гаснуть начала. Успокоилась. Потеряла ко всему интерес. А потом стала теплее.       — И ты не знаешь почему?       — Ты идиот или прикидываешься? Сколько раз мне это повторить?       — Перефразирую. Тут не специфически видовая проблемка?       Крионикс осекся, закусил губу, но всё-таки мотнул головой:       — Нет. По крайней мере ничего известного мне.       — Окей. Тогда не против, если Дора немного её… изучит?       — Я надеялся, что Королева лично займется этим вопросом.       Добротворский вздохнул. Да уж, наглости птеродактилю точно не занимать.       — Обязательно, если мы не разберемся сами. Приоритет такой.       Помедлив немного, Древний кивнул и сделал два шага назад. Кирилл, напротив, подошел ближе и ласково зашептал спящей на руках дочурке:       — Морковка, вставай, надо на Ирину посмотреть…       Поджатые губки были ему ответом:       — А ты ничего не пропустил?       Отец смутился, покосился на Ворона — что поделаешь, дети! — после чего крепко обнял Дору, поцеловал в лоб и, аккуратно перехватив, погладил по голове. Девочка довольно хихикнула и покорно встала на пол, за руку подойдя к ледяному кокону. Внимательно на него уставилась. Наклонила голову набок, почесала коленку и с видом знатока из «Что? Где? Когда?» выдала:       — Ей просто мала старая магия.       — В смысле? — Кирилл с Криониксом недоуменно переглянулись.       Пандора посмотрела на них как на непутевых:       — У меня похожее с туфельками случилось. Очень их любила, но выросла, и они натирали пальцы. Было больно носить, но снимать не хотела. Я могла в них сидеть, и то недолго, и аж плакала. Но пришла пора других — я выросла. Ира очень любит вашу магию, но она уже мала. Нужно другую. Хотя судя по тому, как ей натерло, лучше пока вообще без магии.       — Но в каком смысле «переросла»? — всё еще не понимал Древний.       — По силе. Не вы сдерживаете её, а она изо всех сил скукожилась, чтобы случайно ваше заклятие не разрушить. Не выпускает то, что лучше распрямить. Ну, как гуся.       — Гуся? — откровенно терял нить разговора Ворон.       — Ну да. Гуся сначала много-много ест, потом много-много спит, но потом просыпается, и оп — крылышки. Но для этого надо сломать домик.       Пандора вывалила весь запас биологических познаний пятилетки, и Кирилл поспешил вмешаться:       — Она гусеницу имеет в виду.       Ледяной взгляд на секунду стал обеспокоенным.       — То есть ты хочешь сказать, что Ирка сделалась сильнее?       — Ну вы же рассказываете ей сказки? Они и виноваты. Огонь питается историями.       Крионикс затих, глубоко задумавшись, а после отстраненно уточнил:       — И чтобы ей стало лучше, мне нужно снять заклятье?       Пандора покачала головой:       — Не сможете — это она его сейчас держит, словно изнутри вцепилась. В первую очередь надо убедить Иру его отпустить. Хотите, попробую? В конце концов, у меня уже есть опыт с туфельками.       Мужчины переглянулись. Добротворский развел руками, мол, вот тут уж я тебе точно не советчик, и Древний тихо выругался под нос, из-за наличия детей в непосредственной близости — на каком-то мертвом языке. Нахохлился, пару раз прошелся вдоль дальней стены, что-то рыкнул своему зомби-компаньону и внезапно развернулся обратно к отцу и дочери:       — Стоп. Ты сказала, что её силы выросли. Но сними мы заклятье, разве тварь не сразу же почует Ирку?       — Маловероятно. По сути, она сейчас не горит, а лишь чуть-чуть тлеет, чтобы не сломать вашу магию. И долго еще не разгорится: когда ноги натер, больно ходить даже в удобной обуви. Вот.       Ворон снова смолк, потом прикрыл глаза рукой и утомленно уточнил:       — Вы не против, если я всё-таки сперва одобрю ваш план у Королевы?       Кирилл пожал плечами:       — Да не вопрос. Только раз уж собрался через свои порталы сигать, нас с собой не тащи, еще ребенка застудишь. Тут подождем.       — Договорились. Где её найти?       — Она там, где гуси, — подсказала Пандора.       Заметив вытянувшееся лицо собеседника, Добротворский вновь поспешил прийти на помощь:       — Имеются в виду нормальные гуси, которые лебеди. Не жуки.       — А. Ааа, — явно приободрился Крионикс, ступил во внезапно появившийся из ниоткуда черный провал в мироздании и был таков.       Прошло несколько минут. Поначалу Дора задумчиво рассматривала морозные узоры на стенах, но быстро заприметила прятавшегося в смежной комнате зомби и сейчас радостно выкладывала ему все детсадовские переживания под довольно однообразные «угу» и «ага»: чёрт его знает почему, но дочке очень нравился не совсем живой товарищ, и порой Кирилл мрачно предполагал, уж не в тетку ли она этим пошла. Сам Добротворский вынужденную паузу провел с пользой: выудив из недр верного выручай-чемодана пейджер, отправил пару сообщений, убедился, что ничего экстренного не случилось, и даже успел сыграть пару партий в пятнашки, обнаруженные всё в том же верном чемоданчике. Посреди третьей тьма в углу комнаты вновь сгустилась, и оттуда буквально вывалился взъерошенный Крионикс. Из его волос торчали перья, они же то там, то тут виднелись на брюках и рукавах костюма, а парочку, в этом Кирилл мог поклясться, Древний и вовсе сплюнул. Картинка вырисовывалась однозначная.       — Дай угадаю, ты появился за их спинами и выдал гениальное «мне только спросить»?       Ворон кивнул, с остервенением счищая с себя белый пух.       — М-да уж, в больничных коридорах тебе не выжить. А Королева чего?       В ответ сквозь зубы процедили:       — Когда отсмеялась — сказала, мол, так и поступим. И еще — после разморозки Ирке надо будет пожить подальше от меня, чтобы опять беды не случилось. Марго нашла подходящее место и о конкретике договорится. Дело за младшей.       Пандора просияла:       — Тогда всё, разрешаете?       — Угу, — буркнул Крионикс, явно не пребывавший в восторге от открывшихся перспектив.       — Ура! Но отойдите подальше, пожалуйста. Оба. Мы посекретничаем.       Кирилл тщательно застегнул куртку, натянул кепку почти на глаза и не без уныния встал рядом с Древним. Повеяло могильным холодом. Тем временем Дора осторожно дотронулась до ледяного кокона голой ладошкой, ойкнула, но руки не убрала, напротив — с силой прижала и начала тихонько нашептывать. Ворон покосился на Добротворского и вполголоса уточнил:       — Не в моих правилах критиковать чужие методы, но всё же… Что за странное заклинание она читает?       — Подозреваю, реализует подсмотренную в сказке о Колобке концепцию выманивания заинтересованного лица. А вот чего в толк не возьму — как умудрилась запомнить целый кусок из «Сильмариллиона»?       Древний посмотрел крайне озадаченно, и мысленно Кирилл отвесил себе пинка:       — Так, поясняю: «Колобок» — это сказка о нахальном куске хлеба, которого сгубило любопытство. Читается в профилактических целях, чтобы дочурка не сильно выбивалась из мемополя одногруппников в детском саду. «Сильмариллион» — это такая выдуманная людьми история об истории в основном не людей, толстая книжка с длинными словами — в общем, идеально, чтобы ребенок заснул, иногда даже взрослых пробирает.       — «Но трижды проклял он имя Моргота и оставил сыновьям завет хранить клятву и отомстить за отца»? — выгнул бровь, прислушавшись, Крионикс.       — А я не говорил, будто чисто позитивная, — обиженно парировал Добротворский, считавший Толкина личной педагогической находкой.       — Предположим. А ритуал, который вы исполнили в самом начале?       Кирилл очень надеялся, что в сумерках не видно, как он краснеет.       — Ну, Морковка в садик не особо любит просыпаться, поэтому мы договорились — по утрам ребенок обязательно должен быть «обнятым, поцелованным и поглаженным», а иначе никакого вставать. Вот и вредничает.       — Ирка никогда ничего подобного мне не заявляла, — задумчиво протянул Древний.       — Это ты жалуешься или гордишься?       — Размышляю.       Дальнейшие минуты ожидания они провели молча, изредка улавливая пассажи из рассказа Пандоры об эльфийской принцессе, чей папенька запросил за руку дочери суперблестяшку и тем самым отправил жениха в опасное и, как надеялся, смертельное приключение. Но принцесса обиделась, сбежала вслед за любимым, лично надавала по рогам главному злодею, забрала жениха с блестяшкой и гордо высыпала всё перед папенькой: мол, вот мой парень, камень тоже вот, замуж меня! В кратком изложении пятилетки история о Лютиэн от блокбастера отличалась только отсутствием драк с прыжками в развороте: вероятно, несмотря на всю вовлеченность в рассказ, Дора с трудом представляла подобные пируэты в длинном типично принцессином платье. Изредка её отец косил глазом на Ворона и не мог не отметить, как взгляд того постепенно стекленел, тяжелел и опускался всё ниже. Понял — когда Ирка проснется, им придется расстаться. Жалеет, что попросил о помощи? Вряд ли, слишком беспокоится. Смирился с расставанием? Тоже слабо верится, по той же причине. М-да, дела. Лишь бы ничего не учудил…       Внезапно дочь громко рассмеялась, словно услышав наконец что-то в ответ, и хлопнула в ладоши:       — Тогда договорились! Выходи!       Ледяной кокон громко хрустнул и пошел трещинами. Затрясся, но вопреки ожиданиям не разлетелся на куски, а мгновенно растаял, превратившись в лужу, в которую и грохнулась с высоты метра его обитательница. Крионикс пулей метнулся к воспитаннице и внезапно замер: стучавшей зубами посреди талой воды девушке в сомнительного вида лохмотьях было хорошо так за двадцать.       — Что это с ней?       — Я же объясняла, выросла, — с тенью возмущения повторила Пандора, очень не любившая забывающих её слова взрослых.       — За пару минут? — продолжал недоумевать Ворон, и тут до Кирилла окончательно дошло.       — Слушай, а давно ты вообще её нашел?       — Лет десять назад, может, чуть больше…       Пазл дочкиной истории о гусенице наконец-то сложился.       — Ага, и всё это время она оставалась одного роста, так?       — Ну да… — Древний явно не понимал, к чему окружающие клонят.       Кирилл попытался объяснить повежливее.       — Она ж ребенок, людские дети очень быстро растут, буквально пять лет — и не узнать. Видимо, ты в попытке оградить её тело от простуды взросление тоже как-то подморозил.       — Хмм, вероятно. О таком я не думал… — протянул Крионикс, жестом подзывая приспешника.       Молчаливо стоявший всё это время в углу, словно вешалка, парень бодро подбежал, стянул с себя куртку и накинул на плечи резко повзрослевшей девушки. Та попыталась что-то пролепетать в ответ, но за стуком зубов разобрать не получилось. Жалобно посмотрела на Дору.       — Ничего не поделаешь, теперь тебе тоже холодно. Она вас благодарит, если что. Но вот согреться не может. И еще долго не сможет, поэтому нам надо в тепло, и поскорее.       Кирилл кивнул, в одно движение поднял Ирину и вперил тяжелый взгляд в Ворона:       — Заберу её к нам, в машине и дома отогреем, а там и передадим, куда Королева скажет. Разрешаешь?       — Можно подумать, у меня есть выбор, — хмыкнул Древний, отворачиваясь.       — Ты знаешь правила, мне нужен четкий ответ. Разрешаешь?       Ледяной взгляд тоже мог обжигать.       — Дозволяю. Делай что должен, — и, переведя взгляд на подопечную, добавил: — Слушайся их как меня, но если дела пойдут дурно — передай весточку с воронами. И вот, возьми. На самый крайний случай.       Он спешно достал руку из кармана и сунул в раскрытую ладонь девушки подозрительного вида пузырек со светящейся синей жидкостью. Ирина явно хотела что-то ответить, но получился только очередной бешеный стук зубов, и Крионикс махнул рукой, жестом предлагая Кириллу выметаться. Тот быстро пошел, девушка на его руках всполошилась, выглянула через плечо, надеясь увидеть Древнего, но комната оказалась пуста. Снизу послышалось:       — Пап, может, я нас перенесу, а то тут скользко?       — Давай. Только к машине, а не внутрь: Буцефал сейчас в несколько нетипичной комплектации.       На секунду потемнело — и вот они уже на улице. Добротворский пару раз вежливо кашлянул, и жигуленок моментально сменился роллс-ройсом с распахнутыми дверями. Уложив Ирину на заднее сиденье, Кирилл накинул на ту плед из багажника, рядом усадил Дору и взял курс обратно домой, заодно включив обогрев на максимум. Первое время их новая попутчица только мелко дрожала, но постепенно согрелась и даже смогла сесть, с трудом улыбнувшись. Дора глянула на подружку снизу вверх, покопалась в карманах и протянула леденец:       — Я тебе чупа-чупс принесла, угощать. Не обидишься? Взрослым их обычно не дарят.       Девушка ненадолго задумалась:       — Кока-кольный?       — Ага.       — Надеюсь, на чупа-чупсы моя взрослость пока не распространяется. Давай проверим.       Зашуршало, потом послышалось аппетитное чавканье, и на какое-то время сзади затихло — девушка увлеклась карамелью. Однако постепенно становилась всё задумчивее, пока наконец не обернулась. Неизвестно, что она надеялась увидеть, но дорога была абсолютно пустынна.       — Жалко его. Один остался.       — А как же дядя Даня? — нахмурилась Пандора.       — Данилка-то? После смерти что есть он, что нет его — всё едино. Такое себе утешение. Крио, он… ему очень нужен кто-то, с кем можно поговорить. Или хотя бы кто-то, кому можно рассказать историю.       — Дядя Даня очень хорошо умеет слушать, — гнула свое девочка.       — В историях важно не столько то, что тебя слушают, не перебивая, сколько то, остаются ли они в том, кто слушал. Подрастешь — поймешь.       Дора надулась:       — Ты взрослая всего полчаса, а уже вредничаешь.       — Ага. И это круто — быть взрослой и вредничать, всё как ты и говорила, — расцвела Ирина, но поспешила спросить: — Слушай, а та принцесса и вправду спасла жениха от смерти? И они прям поженились, хотя и были разных рас?       — А то ж! Потом и её праправнучка тоже за человека вышла, хотя её папа, правнук принцессы, был против.       — В смысле против? Он же сам, получается, от человека? — кажется, Ирина возмутилась до глубины души.       — Ну, он был не особо последовательным. Всё как в жизни. Хочешь, тебе тоже эту книжку почитаем? Вдруг я что-то не так объясняю…       — Хочу! А можно? Твой папа будет не против?       Пандора скосила взгляд на отца и, наклонившись поближе, тихо-тихо прошептала в ухо подружке:       — Ну, если честно, мне кажется, что ему длинные слова не очень хорошо даются. Если совсем плохо будет, попрошу маму.       Ударили по рукам, и довольная Ирина уставилась в окно, громко посасывая чупа-чупс. Внезапно глаза её зацепились за рекламу, и она снова повернулась к Пандоре:       — Слушай, а кто такой «Гарри Поттер»? Я сколько Крио ни упрашивала, он так и не рассказал.       Девочка посмотрела на подружку с благоговением:       — Ты уже сама читаешь?       — Немного. Крио надоело для меня название мебели в каталогах Икеи искать, вот и научил.       — Пап, я тоже хочу читать! — немедленно поделилась Пандора, и если бы могла топнуть ножкой, топнула бы. Обидно не уметь что-то, что умеют другие.       — Чудесно, завтра же засядем, — покорно отозвался Кирилл, мысленно поставив себе напоминание зарулить в круглосуточный книжный.       — А Ирина у нас надолго? — внезапно забеспокоилась дочка.       — Пока не знаю. Какое-то время поживет, но потом придется отвезти в другое место. Сама знаешь, с нами небезопасно.       — Но очень интересно, — воодушевленно шепнула Ира на ухо Доре, и та довольно кивнула, внезапно почувствовав укол в сердце. Да, у неё на какое-то время появилась подружка, но дядя птица теперь будет совсем один посреди своего холода — прям как пингвиненок в старом мультике. Непонятно почему, но его стало жалко, и девочке хотелось надеяться на лучшее.       К примеру, что папа ошибается, и со скуки Иринин опекун никого не убивает. А то обидно будет.       Рассвет в квартире Добротворских наступил вместе со столь любимой бывалым родителем тишиной. Девочки спали, Дора в своей кроватке, Ирина — на диване в гостиной, а Кирилл задумчиво сидел на кухне, не без оторопи изучая свежекупленный букварь и предвидя проблемы. Вот, к примеру, картинка для запоминания буквы К: обезьяна кормит цыпленка и подзывает его: «К-к-к». Опытному отцу хватило секунды, чтобы точно представить себе недоуменное лицо Доры и последующие вопросы навроде «С чего это «к-к-к», если «цып-цып-цып»? Это точно настоящий учебник?». Открыв на другой случайной странице, Добротворский увидел еще одну обезьянку, на этот раз запускавшую самолетик под звуковое сопровождение «В-в-в». Определенно, пахло педагогическим вызовом.       Знакомый звук шагов он не услышал — скорее почувствовал — еще на лестничной площадке, и к моменту, когда на кухню впорхнула его роскошная супруга, уже вовсю суетился у плиты, разогревая легкий ужин — или, если верить часам на духовке, кардинально ранний завтрак. Маргаритифера выглядела свежо и бодро, словно и не провела ночь на ногах в попытках погасить очередной политический скандал, но разгадка нашлась быстро — в виде характерного стаканчика со знакомым изображением русалки в руках. Второй она игриво протянула мужу:       — Кофе?       — А можно не надо? — не особо надеясь на пощаду, спросил он в ответ.       — Надо, солнце, надо. Если я права, накопительный эффект способен сослужить добрую службу. Так что давай, глоточек за Дору…       С лицом профессионального смертника Кирилл отпил и занюхнул рукавом, параллельно надеясь, что жена не заметит проступившие слезы. Да уж, варево её сестренки определенно было на любителя. Не без труда убедив желудок смириться, а себя — не вылить остатки в раковину, свежеиспеченный герой решил перевести тему:       — Как всё прошло?       Марго, уже севшая за стол и приступившая к рису с овощами, неопределенно пожала голыми плечами, а Кирилл в очередной раз зачарованно уставился на жену, с одинаковым достоинством носившую как кутюрные вещи, так и свежекупленные на ближайшем рынке подделки под оные.       — Ну, начало было стандартное — в лучших традициях птичьего базара меня никто и слушать не хотел, — поделилась она. — Однако появление нашего общего знакомого произвело эффект лебединого озера, и все внезапно стали очень вежливыми и понимающими птицами — любо-дорого посмотреть.       — На их глазах Древний к тебе на поклон пришел. Бедняг можно понять.       — Можно. И я понимаю. Но, видят боги, неплохо было бы поменьше рисоваться! — хмыкнула она, наманикюренными пальчиками охотясь вилкой и ножом за очередным кукурузным зернышком.       — Это ж гуси-лебеди. Сама знаешь, у них рисоваться почти синоним «жить», — философски ввернул Добротворский, сев рядом и сквозь не хочу сделав следующий глоток кофе.       — А они знают, что некоторые неработающие паттерны поведения пора бы и сменить — если, конечно, не ставить целью вымирание.       Внезапно раздался звук, болью отзывающийся в сердце любого родителя, — босое шлепанье маленьких, но крайне целеустремленных ножек, не предвещающее ничего хорошего в это время. Скоро в кухонном проеме показался и источник звука — дочь Кирилла и Маргаритиферы Добротворских собственной сонной персоной. Отец среагировал первым:       — Что такое, Морковка? Не спится?       — Спится. Очень, — ответила девочка, не то жмурясь от света на кухне, не то стратегически не разлепляя глаза. — Но тут экстренное.       Родители недоуменно переглянулись, после чего Пандора продолжила, разве что не посапывая в процессе:       — А дядя Даня… он откуда появился?       Слава богу, к этому они готовились уже давно:       — Когда папа и мама Иры и Дани решили, что хотят деток… — начал было Кирилл, но Дора поспешно — явно не хотела быть вертикальной дольше необходимого — перебила:       — Не, я в смысле, почему он мертвенький, но бодренький?       С этим было сложнее, и начала уже Марго:       — Потому что защищал Иру как мог, но у него не было помощи. Когда Крионикс их нашел, Данил уже погиб.       — Ага. И птиц оживил Даню?       — Да, всё верно.       — А зачем, если ему нужна только Ира?       Кирилл почувствовал, как у него вспотели ладони. Да уж, ноль шансов, будто его дочка проигнорирует неподобающее поведение обезьянок в букваре.       — Затем, — словно вопрос звучал абсолютно нормально, продолжила Марго, — что Ирина видела его впервые и только-только потеряла брата, следовательно, в жизни бы не послушалась незнакомца. Крионикс оживил Данила в качестве своего подопечного, который был вхож в доверие к Ирине и мог на неё влиять.       — Но Ира теперь с нами, а птиц всё равно оставил себе Даню? Почему?       Спокойным тоном без малейшей запинки Королева продолжила:       — Полагаю, на всякий случай.       — То есть так же, как ты — папу и меня, да?       Кириллу начинало смутно казаться, что следующей после букваря покупкой станет самоучитель по переговорам с террористами.       — Да. Как я — вас с папой.       Пандора, абсолютно удовлетворившись ответом, потерла кулаком глаз и, пробормотав «значит, любит, а я-то волновалась», ушлепала обратно в комнату. Опасную тему супруг решил не продолжать, сконцентрировавшись на более насущных вопросах:       — Что, кстати, с Ириной делать будем?       Маргаритифера ответила с фирменной полуулыбкой:       — Завтра я расспрошу Морковку о ситуации подробнее. Но если, передавая её слова, Крионикс не напутал, девочке нужно подбросить чуть больше топлива для мечтаний. Есть у меня одна идейка.       — Здорово. Ну, я спать, — резво подытожил Кирилл, с тяжелым сердцем глядя на остававшийся в стаканчике кофе.       Жена прищурилась:       — Что, даже не спросишь какая?       — Мне уже страшно, правда-правда. Можно без подробностей.       — АСИМ, — выдала Марго с победной улыбкой. Супруг вздохнул:       — Вообще не сомневался. Лютая у нас теперь вечность расплачиваться будет за свою ошибку?       Марго только отмахнулась, вернувшись к еде:       — За попытки утаить шило в мешке — да, и не только по моей милости. Но в данном случае речь скорее о её собственном желании. Ребенок в беде.       — Эта кобыла мне по ухо! — возмутился Добротворский.       — И тем не менее для Альмы она сущее дитя. Сущее — и необычное. А ты знаешь, как госпожа директор любит одаренных деток.       — Ага. Только на какие шиши мы её там учить будем?       Ему игриво погрозили ножом:       — Дорогой, ты сам себе противоречишь. А как же «кобыла мне по ухо»? Ирина пойдет в АСИМ не учиться, а работать.       — Кем? Она ж даже читает с трудом!       — Библиотекарем.       Кирилл моргнул. Потом моргнул еще раз и решил аккуратно уточнить:       — Ты на полном серьезе хочешь засунуть существо, которое в прямом смысле слова загорается идеями, в самую огромную из известных нам библиотек?       — Огамс, — почти пропела любимая, улыбаясь от уха до уха.       — Крионикс настолько плохо себя вел? — оторопел Добротворский.       Маргаритифера закатила глаза:       — Не все мои решения базируются на воспитательном эффекте! Просто подумала, что природа часто ищет баланс — и порой очень нечестно играет. Если на рассказах нелюдимой птички Искра умудрилась настолько разгореться, я бы сделала ставку на самообразование. Говорят, иногда, чтобы изменить мир, достаточно просто убедиться, что у детей есть доступ к книгам.       Кирилл крякнул:       — М-да, чем больше я слушаю от тебя о перспективах будущего, тем меньше хочется до него дожить. А придется, — сказав, он залпом опустошил свой стаканчик и скривился, словно вместо кофе там была серная кислота. — Господи, как ты пьешь это, да еще и с улыбкой?       — Всё банально, дорогой, — подмигнула Марго, отпив свой и явно наслаждаясь. — Секрет успеха прост — любовь и холодный расчет.