Gants noirs.

Франция, тридцать девятый год, самый разгар лета. Народ пытается брать всё от этой жизни, зная, что войны не избежать. Бордели, ночные клубы, забегаловки – везде битком набиты туристы и даже сами французы. Что уж там, французы даже шампанское заказывать стали! Но, в отличие от немцев, не спешат угостить любого, кто составит им компанию. Эта ночь выдалась свежей, с приятным летним ветерком. Она щедро рассыпала по тёмному полотну первые мигающие огоньки, что привлекали внимание. Чонгук подолгу любил разглядывать их, находя в этом умиротворение, сидя на подоконнике в своём гостиничном номере, но сегодня ему страсть как хотелось скоротать время за бутылочкой любимого алкогольного напитка в ближайшей забегаловке. Свернув за угол, он вошёл в небольшое помещение и сразу же обвёл его глазами: свободных столиков было, на удивление, предостаточно, так что он разместился в самом углу, возле окна. Официант не заставил себя долго ждать. — Месье, я вас слушаю. — Стакан кальвадоса. Яблочного. И пачку «Лоран», любых, — Чонгук задержался взглядом на шумной группе молодых людей, что сидели стайкой, и перевёл взгляд на официанта. — Ох, прошу прощения, но «Лоран» закончились. Могу… — Тогда «Колониаль». — Слушаюсь, — сказал парнишка со смешными глазёнками-пуговками и удалился. Неоднозначные жесты и взгляды одного парня к другому, что были в одной шумной компании, вынуждали думать, что все они – гомосексуалисты. Здесь у них было принято держаться вместе и поддерживать друг друга. Даже если возникали какие-то ссоры, сцены ревности с применением силы, они решали это между собой, остерегаясь полиции. Чон хмыкнул.  Он устало откинулся на спинку стула и скучающе взглянул на дверь. Никого ведь он и не ждал здесь, но было чувство, что встреча должна состояться. С кем и зачем? Но, как по волшебству, эти вопросы разрешились сию же минуту, ведь в это мгновение в эту же самую забегаловку зашёл никто иной как Ким Тэхён. Чонгук вскинул брови и поспешил отвести взгляд на свои руки, сложенные в замок на столе. Быть может, парень не заметит его? — Чонгук, — немного удивлённый голос над головой чуть погодя заставил Чонгука едва слышно вздохнуть, — не ожидал увидеть тебя здесь в столь поздний час. Я присяду? — Садись, Тео, — Чон поднял на него взгляд и выдавил кривую улыбку в знак приветствия. — Ох, я же просил тебя не называть меня так, — тот поморщился. — Этим именем я представляюсь иностранцам, потому что его выговаривать легче, но ты-то… — Тэхён разочарованно качнул головой, — ты-то свой. — Прости. — Чон виновато пожал плечами. — Постоянно забываю, что тебе не нравится. Как вечер проходит? — вопрос из вежливости. — Помню, что с памятью у тебя проблемы, — не смог не съязвить Тэхён, хмыкнув. — Мой вечер? Спел в «Триумфе», около трёх номеров. Договорился насчёт завтра. Хочу отработать, потому что послезавтра играю свою роль. Ну, ту самую, помнишь, я тебе рассказывал? — Помню, конечно. Нет, он забыл. Забыл напрочь, но виду не подавал. Чон настолько хотел отгородить самого себя от Тэхёна (им двоим во благо), что часто слушал парня вполуха. Видимо, эту информацию он слушал таким же образом. История их знакомства была очень своеобразной: Чон нашёл Тэхёна на мосту. По всему его растерянному виду он собирался прыгать с него, не найдя больше никакого другого выхода. Чонгук сумел его отговорить, буквально взять на пару дней под своё крыло, отыскать ему подходящую работу (Тэхён – певец и актёр) и поставить на ноги, разместив его в гостинице, что была неподалёку от его собственной. Причина, по которой Тэхён собирался прыгать? Смерть его любовника. Ну, как любовника… Передруга, скорее. Тэхён рассказывал, что дальше поцелуев не доходило, однако Чон верит в это с большим трудом. Тэхён познакомился с неким Францем Хорном в Германии, и после месяца их знакомства Франц решил показать Тэхёну Париж. Приехали, разместились в шикарном отеле, а здоровье Франца внезапно стало ухудшаться. Приходил доктор, но Хорн выдворил его за дверь, посчитав француза вымогателем денег. На следующую ночь скончался прямо на кровати. Тэхён испугался и сбежал. Подальше от мертвеца в номере отеля, словно за все свои двадцать лет он ни разу не видел трупов. Пришлось потом вернуться, конечно, но уже вместе с Чонгуком, ведь тот любезно согласился помочь уладить все вопросы. С того времени прошло уже пять месяцев. — Вот ваш кальвадос и ваши сигареты, — вежливо сказал подошедший официант, ставя перед Чоном стакан алкоголя и кладя пачку «Колониаль». Чонгук благодарно кивнул. — Будешь что-нибудь? — спросил он у Кима. — Сигарету у тебя возьму, если можно. Чон махнул официанту, тот удалился. За соседним столиком компания французов с жаром спорила о своём продажном правительстве и о мюнхенском пакте. Любому дураку ясно: мир катится навстречу новой войне. И все приняли это, как факт, без сопротивления – отсрочка, ещё год, два, вот и всё, на что способно человечество.  Чонгук вскрыл пачку, вытянул толстенькую крепкую сигарету, протянул Тэхёну вместе со спичками. Тот благодарно промычал, зацепившись за Чона своим глубоким взглядом; закурил. Чонгук сделал глоток любимого кальвадоса и на пару секунд перестал думать обо всём на свете – до того хорошо ему было! — Чонгук, — серьёзно обратился к нему Ким, делая затяжку, при этом держа сигарету меж изящных пальцев, на коих красовались кружевные чёрные перчатки – излюбленный его атрибут. — Вот уже как тридцать лет я Чонгук, — с усмешкой на губах выдал тот, делая из стакана ещё глоток.  И как же умеет этот малец всё испортить! Кальвадос уже не так поднимал дух, а жизнь покатилась в тартарары, стоило Тэхёну объявиться на горизонте, на том самом мосту. Его озябший вид, заплаканное личико, плотно сомкнутые губы и дрожащие плечи – всё это свело с ума с самых первых мгновений. Выбило почву из под ног и обрезало крылья. Ты, Чонгук, по земле больше не ходи, но и летать ты теперь не можешь. И вертись ты, бедняга, как хочешь. А вертеться хочется вокруг Тэхёна. Хочется, но колется – боится. Боится разрушить мальчику жизнь. Пытается переубедить его, что влечение к своему же полу – подростковое, блажь временная, пока сам каждый день и каждую ночь мучается от мыслей о нём, от желаний коснуться его изящных рук, перед этим бережно сняв перчатки. О, это, наверное, был бы самый интимный жест за всю жизнь Чона… — Старик, а на язык остёр, словно тебе пятнадцать, — закатил глаза Ким, выпуская едкий дым сбоку от себя. — В душе мне всегда будет пятнадцать. — Чонгук, — вновь повторил Тэхён, нахмурившись и дождавшись ответного взгляда. — Чем я плох? — Что? — переспросил Чон, хотя, быть может, отчётливо понимал суть вопроса. — Чем я плох для тебя? Что во мне не так? — свирепая решительность и тень сожаления плескались в этом тёмном взгляде. Казалось, от отчаяния этот молодой парень был готов пойти на всё. — В тебе всё так, Тэхён. Даже слишком, чтобы быть правдой, — Чонгук опустил взгляд на полупустой стакан и допил кальвадос. — Тогда в чём твоя грёбаная проблема?! — зашипел Тэхён, опершись локтями на стол и тем самым приблизившись к лицу мужчины. — Я отменяю выступления, только чтобы пройтись с тобой по улицам Парижа, я, как щенок, каждый вечер жду от тебя звонка, унижаюсь, распинаясь тебе о том, как ты, паршивец, мне в душу запал. Да что там в душу, в сердце! — Ким драматично всплеснул руками. — Ты хоть знаешь, что я чувствую, когда после выступления захожу в какой-нибудь клуб и вижу тебя в обнимку с какой-то шлюхой? Мне тошно! Мне тошно от жалкого себя, потому что я молюсь, чтобы это была просто шлюха, а не твоя новая пассия, — Тэхён истерически хохотнул, закинув одну ногу на другую. Затянулся. Чонгук молчал. — Тебе мешает мой член между ног? — саркастично улыбнулся Тэхён, произнеся это громче нужного. Французы за соседним столиком покосились на них, Чонгук побледнел на долю секунды. — Так ты ж хирург, Чонгук. Исправь, отрежь, или что там с этим… — Ты пил? — спокойно спросил Чон, хотя внутри всё закипало от злости. Хотелось дать Киму отрезвляющую пощёчину. — Какая к чёрту разница? — резко ответил тот, но потом весь запал так же резко угас, как и появился. Глаза потускнели, голова втянулась в плечи, словно черепаха спряталась в свой панцирь. — Ты только рад будешь, если я сопьюсь и умру где-нибудь в подворотне. Меньше проблем и головных болей. Ким медленно потушил сигарету и раскрошил окурок в пепельнице, не глядя на Чона, что рассматривал его сейчас в упор. — Не говори ерунды, — раздражённо рыкнул Чонгук, а Тэхён будто даже очнулся, встрепенувшись и подняв на него рассеянный взгляд. — Давай переспим? — прямо в лоб, без намёков. Чонгук уже ничему не удивлялся. — Может, это поможет тебе пересмотреть свои взгляды. И ты дашь нам шанс. Это кажется и не такой уж безумной идеей, верно? — Тэхён смотрел на него как человек, у которого была последняя надежда. — Чонгук, я чист абсолютно, у меня никого не было… Ты и я. Всего один раз. И больше я у тебя ничего не попрошу никогда. Ты ведь заказываешь шлюх. Представь, что и я… Тоже… — Я не могу, — стальной ответ. Чонгук отвёл взгляд. — Со шлюхами ты всё можешь, одноразовый секс для тебя – норма. Так почему со мной нельзя? — обиженно.  — Вот именно, что со шлюхами, — заключил мужчина, встретившись взглядом с чужим, — а не с тем, кого я люблю больше жизни. Тэхён открыл было рот, чтобы что-то сказать, но все слова разом застряли в глотке. Он неверяще уставился на Чонгука, как на восьмое чудо света. — Я люблю тебя, Тэхён. Уже давно люблю и не могу перестать, — Чон в порыве эмоций взял тэхёновскую ладонь в перчатке в свою, слегка сжав. Тот сидел, боясь пошевелиться. Это не сон? — Все эти Китти, Клариссы, Жанны… Даже Леопольды и Теодоры. Они не могли никогда заменить мне тебя. Я был с ними, но думал о тебе. Ты въелся мне в голову перманентно, и чёрт тебя кто выдернет оттуда. Двадцатилетний мальчик-актёр с внешностью дьявола. Это как мой смертный приговор, понимаешь? Я не хотел впутывать тебя в это. Ты ведь ещё можешь завести семью нормальную, детей… — Чонгук, если бы ты не успел допить свой кальвадос, я бы непременно выплеснул тебе его сейчас на лицо, — Тэхён смотрел то мужчине в глаза, то смотрел на их руки и сдерживал рвущийся наружу писк восторга. — Какие дети? Я выбрал тебя и не собираюсь ничего менять. Тебе надо было раньше сказать, зачем я так изводился весь?! Чонгук улыбнулся ему и пожал плечами. — Боже, ну я и идиот, уже собирался член ради тебя, паршивец, отрезать, — Тэхён хохотнул от этой абсурдности. — Я пил, Чонгук, иначе не хватило бы храбрости предлагать всё это. — Я знаю, мой мальчик, — с нежностью. Вот так он и хотел называть его все эти пять месяцев время от времени, чтобы видеть сияющие глаза напротив. Чонгук аккуратно приподнял одну его руку и снял чёрную кружевную перчатку, отложив в сторону. Провёл подушечками пальцев по бархатной коже, запоминая эти ощущения, чтобы хранить в памяти как самое ценное. — Я же тебя уже наизусть знаю, как любимую книгу. — Надеюсь, она не перестанет быть любимой, — тихо, едва слышно, боясь испортить момент. — Ещё ни одну свою любимую книгу я не разлюбил в этой жизни, Тэхён, — вновь ласковая улыбка. — А мы теперь можем написать свою собственную.