черный отдел.

патлатый юноша тихо сидел на тёмной кухне и поглаживал своего маленького, пушистого дружка, который мирно посапывал на коленях своего добродушного хозяина. закрыв глаза, егор наполнил свои легкие свежим воздухом и попытался расслабиться. бессонница уже давно мучила бедного юношу, а причиной тому являлась аккуратно разложенная на столе папка с информацией о том, что сегодняшним утром, из-за высказывания против советской власти и пропаганде антисоветского движения, егор отправится на принудительное лечение в психбольницу. юноша в последние дни хотел насладиться свободой. форточка окна был распахнута так, чтобы морозный декабрьский ветер бил прямо в лицо. из-за продолжительного сидения около открытого окна, горло егора начинало покалывать, а где-то в начале языка чувствовалась мокрота. или оно болело из-за громогласных криков в тех самых протестных песнях? уже неважно. уже все равно. брови егора резко свелись к переносице. как это «уже все равно»? он резко распахнул глаза и бросил взгляд на лежащую впереди папку. неужели эти бумажки сломают его? принудительное лечение составит каких-то там 3 месяца! всего лишь 3 месяца поиграть в дурачка перед санитарами и чекистами, а дальше можно вернуться к написанию новых песен. не сломает эта психушка егора, как это сделал майор. кот, лежащий на коленях юноши, мяукнул и убежал в другую комнату. егор вновь закрыл глаза и, снова набрав свежего воздух в легкие, навалился на спинку стула. — мешков, сука… дрянь, — прошептал юноша. летов заметно устал. устал от десятичасовых допросов при слепящем свете ламп. хорошо хоть не били, а хотя, лучше бы были, было бы намного приятнее. твой разум бы не ломался под гнетом майорского монолога, твои глаза бы не уставали от этой донельзя аккуратной, а в каком-то месте даже слащавой, униформы, хорошо почитаемого в своём кругу, владимира васильевича мешкова, который, в свою очередь, бесился от безразличных зеленых глазенок юного нонконформиста с, по словам майора, «постоянным шилом в заднем проходе». в каком-то даже роде казалось, что эти двое могут отлично дополнить друг-друга. они были как вода и огонь, как жизнь и смерть, как добро и зло. как предательство и привязанность. на одном из таких допросов егор заметил, что их общение будто переросло в нечто товарищеское, какое-то родное. владимир открыто интересовался здоровьем юноши, а тот, в свою очередь, без капли стеснения и вины рассказывал про недавний концерт, на котором как раз, так и был сорван теноровый голос. но это продолжалось до тех пор, пока вновь пришедший на допрос егор не заметил на майорском столе ту самую папку с документами, которая сейчас красовалась на кухонном столе летова. стоило бы упомянуть о состоянии мешкова в тот момент. он был будто подавлен, говорил не торопясь, так тихо, часто вздыхал посередине предложений, а в каких-то моментах голос его подрагивал. в тот злополучный день в кабинете стояла до боли напряженная обстановка. летов медленно открыл глаза и взглянул на часы. через 2 часа должны были приехать, а это значит, что пора действовать. егор, встав со стула, медленно закрыл окно и отправился в спальню, по пути заглянув в ванную и взяв оттуда бритву. сев на аккуратно заправленную, явно подготовленную, кровать, предварительно сняв футболку, он взял с тумбочки чистый лист с ручкой и начал писать записку, адресованную в нижнем углу листа «в.в.мешкову, от вашего бунтаря», а после её завершения, положил эту весточку обратно на тумбочку.

…

машина скорой помощи стояла под окнами дома, в котором проживал их новый пациент. из подъезда, где находилась квартира летова, вышли врачи с носилками. было спокойное, ничем не отличавшееся от всех прошлых дней, зимнее утро. всё было спокойным, но не сам владимир. сказать честно, он был на нервах всю ночь. он часто соскакивал на кухню, дабы попить воды и посмотреть на спящий город за сигареткой, а проснувшись утром, понял, что забыл закрыть форточку и, позвонив начальству, решил выйти на больничный. но даже так ему не стало спокойно. владимир сидел на табуретке и отбивал пол ногой, он вспомнил про егора, про ту последнюю встречу. его ведь должны были увезти сегодня, так ведь? владимир потупился. тогда почему ему все еще не позвонили и не сказали? допросы ведь должны будут проходить, даже когда летов находится в больнице, что очень радовало мешкова. осознание того, что они будут видеться, просыпало внутри майора какую-то радость, которая пугала его. он будто привязался к этому анархисту, чего делать, с его профессией, совсем не стоило. поток мыслей в голове мешкова прервал трехкратный армейский стук в дверь. кого же могло в такую рань принести? быстро сунув тапки на босые ноги, владимир направился в сторону двери. посмотрев в глазок, расположенный над дверным замком, он увидел знакомый силуэт. — иван васильевич? а вы как тут очутились? — открыл дверь мешков и сразу же налетел с вопросами. — ты бы хоть футболку надел, не дело так гостей встречать, — усмехнулся иван васильевич. — давай не тут, вова. пройдем в дом. — хорошо.… проходите. мешков отошел в сторону и впустил своего начальника. явно произошло что-то нехорошее, ведь иван васильевич никогда не был таким серьезным. этот человек представлял из себя веселого, жизнерадостного гражданина ссср, который всем своим видом приносил тепло и уют. но явно не сегодня. взгляд его был настороженным, а заходя в дом мешкова, он частенько оглядывался, будто кто-то их прослушивал или поджидал. отбросив эти мысли, мешков вспомнил про егора и о том, что этого инсургента должны были отвозить под присмотром, непосредственно, ивана васильевича. — как там обстоят дела с гражданином летовым? — мешков поставил табурет с противоположной стороны стола, где сидел его начальник. — вова, я же с малых лет тебя знаю, из-за меня же ты в партию вступил. так ведь? мешков посмотрел на него круглыми глазами. — так или нет?! не молчи, паршивец! — иван резко замахнулся на мешкова кулаком, но вовремя отодвинул руку и удар прошелся по столу. — так точно! – крикнул мешков. его трясло. трясло так, как не трясет в самую сильную простуду. — тогда почему ты, шавка дезертирская, так за этим психопатом гоняешься, — ухмыльнулся иван васильевич. — или же вы из этих, — он замолчал и поник. — педерастию пропагандируешь вместе с ним?.. а?! не, чего молчишь?! неужели голубой?! — никак нет! я просто хочу узнать о его нахождении для дальнейших допросов! его же отвезли на лечение? начальник залился хохотом и встал с табуретки. он направил свою руку в карман и нащупав в нем помятый лист с конвертом, швырнул в мешкова. — помер твой летов. да и так ему, скотине вольнодумной, так ему и надо! — он расхохотался сильнее и направился в сторону выхода. — тебе, за хорошее выполнение задания, полагается вознаграждение! дверь не забудь на замок закрыть, да накинь что-нибудь, простудишься еще, небось, — сказал иван васильевич и вышел их квартиры громко хлопнув дверью. этот хлопок привел мешкова в чувства. он сидел и читал записку, которая точно была от летова и точно была адресована ему. с каждым словом сердце билось быстрее, а дышать было труднее.

«дорогой владимир. сказать честно, я дорожил нашими с вами допросами. мне противно осознавать о том, что вы так по-холуйски вели себя в наши последние с вами встречи. я не понимаю, для чего нужен был весь этот цирк. почему вы сразу не заставили меня подписать заявление о моем лечении? зачем вы заставили разум мой привязаться к вам? зачем сердце мое изранили поведением своим? вы ведь явно ненавидели меня, и смерти мне желали. получайте, но знайте, вова, я буду верен вам всегда и с мыслями о вас умру. в.в.мешкову, от вашего бунтаря»

мешков не верил, его трясло сильнее, а из глаз неконтролируемо текли слезы. заметив на столе конверт, он разорвал его трясущимися руками и закричал во все горло, выбросив содержимое конверта на пол. это были фотографии с бледным телом юноши. кисти рук были вскрыты так, что виднелось мясо, они были покрыты еще свежей кровью, которая блестела на свете фонарика от камеры, а на груди его красовался вырезанный знак анархии. белая простыня полностью пропиталась кровью, а взгляд зрачков селедочного цвета, из под копны запутавшихся волос, был устремлен прямо в камеру, что только сильнее нагоняло животный страх. мешков в это время катался по полу, истошно кричал и рвал волосы на голове. крики стихли лишь через 15 минут, когда голос майора охрип настолько, что нельзя было сказать даже слова. владимир аккуратно встал с пола и шатаясь пошел в сторону ванной комнаты. дошагав до нужной точки, он оперся об раковину и взглянул в зеркало. в отражении показалось бледное лицо с искусанными до крови губами, с огромными синяками под глазами и взлохмаченными волосами. взлохмаченными, какие имел егорушка. мешков устремил взгляд на стоящий под рукой стакан с бритвой и, взяв ее в руку, недолго думая полоснул по горлу. резкая боль пронзила все тело, а адреналин выплеснулся в организм. владимир резко бросил бритву и, зажав горло руками, побежал в спальню. по дороге он начал чувствовать, как тяжелеют его ноги, а тело начинает замерзать. — прости меня, егорушка… — прошептал мешков захлебываясь кровью и, упав на кровать, потерял связь с миром.

в мокрой постели, голое тело нашли - черный отдел. © егор летов