****
Видеться с того момента они стали неоднократно. Или же, Илья сам не замечал, как часто они пересекались раньше? В столовой, около расписания, в коридорах университета, в курилке, в парке рядом. Даня, как оказалось, в его жизни был постоянно. Коряков не был против, ведь Даня такой добрый, такой хороший разбирает его текста, заляпанные пастой, пропитанные сентиментальной наивностью первых в жизни написанных строк о любви. Даня знает, как лучше, когда говорит эта музыка тебе не подходит, когда вычёркивает из исписанного черновика куплеты. Кашин говорит, мы с тобой напишем намного лучше, говорит, приходи ко мне и Илья просто рад, что смог найти человека, вовлечённого в музыку так же крепко и всмятку, как он сам. Даня лайкает его фотки и подписывается на все социальные сети. Илья, разумеется, подписывается в ответ, про себя удивляясь отсутствию фотографий на странице самого Дани. Ничего сверхъестественного в этом нет, напоминает себе Коряков, —Даня занимается музыкой, а не фотографиями. Может, просто не хочет себя выставлять. Илья прикусывает губу—внезапно становится позорно за свои собственные фотографии. Даня ведь старается, помогает ему с куплетами, битами, сводкой,—а Илья что? На что он тратит время? Потому, когда телефон в руке вибрирует от пришедшего сообщение в директ animebit13, 13:24: привет, встретимся? Илья соглашается тут же.****
Отловивший его после пар Коломиец тащится с ним в парк, по пути рассказывая о планах пятимесячной давности. Поездку на дачу всей гурьбой они планировали давно—устроить вечер посиделок за шашлыком и пивом в честь окончания тяжёлого семестра и четверти у Дениса, было идеей самого Ильи, которую остальные, естественно, бодро подхватили. Нашли дачу—Вовы, скинулись на убранства, выбрали день. Сработались оперативно,—шутил Семенюк, когда они ходили в местный гипермаркет, закупаться необходимым. Илья неловко мнёт лямку рюкзака, слушая как Денис судачит о том, как будет полный разъеб, Илюх, отдохнём по полной а Илья молчит, не зная как начать разговор. Денис, вглядевшись в сидевшего на скамейке Корякова, в итоге, замечает его подавленность. Угомонив свой пыл и присев рядом, спрашивает: —С тобой всё нормально? Илья, прочистив горло, решается: —Ден, я не смогу с вами на дачу поехать. Брови Дениса взлетают вверх от недоумения, и голос его пропитан негодованием, когда он вскрикивает. —Чего? —поправляет съехавшие очки, всматриваясь в виноватое лицо Ильи, —мы же это, договорились что все вместе пойдём. Да ты ж сам предлагал! —Знаю. Помню,—опуская глаза говорит Коряков,—но мы с Даней хотели кое-чего записать у него в квартире, и, ну... —сконфуженно запускает руку в волосы, приглаживая тёмные прядки, —так дни совпали. Денис, это действительно важно. —Действительно важно, —передразнивает Коломиец, откинувшись на скамейку и определённо точно обиженный,—а мы действительно не важны, что-ли? —Это не так, ну чё ты, —Илья выпрямившись, тянет слабую улыбку, —мы песню будем записывать. —О,—тянет Денис. Как бы он не был возмущён поведением Ильи, скрыть своего интереса не смог—Коряков горел идеей о собственной песне уже второй год. Денис это стремление уважал, потому, прикусив щеку, затолкал свои претензии глубоко внутрь. Успеется, мелькает мысль, когда он искреннее интересуется, —а что за песни? Это те, которые с февраля наброски? Коряков морщится. —Нет, мы с Даней новую запишем. —Ну, Илюх, —разводит руками Денис, —ладно. Чего ты, сам скажешь что тебя в поездке не будет или,—Илья качает головой положительно. Он уже накатал в заметках на телефоне три абзаца извинений перед компанией за собственное отсутствие, —понял. Ты хоть текст песни скинь. Хочу знать на что ты нас променял. Илья смеётся негромко, кивает: конечно.****
Сидя в Даниной тускло освещённой комнате и устало откинувшись на спинку дивана, Илья думает, что делать музыку—утомительно. Однако за первую мысль цепляется вторая—о том, какое же это необъяснимое чувство, когда написанные слова превращаются в текста, куплеты, когда мысли твои накладываются на музыку, и они звучат, действительно звучат. Даня его обкатывал по тексту сотый раз, стуча пальцами по экрану телефона быстро, будто боялся мысль потерять. На предложение Ильи прогнать бит ещё раз, отвечал отказом, глядя в упор взглядом наполненным эмоциями такими, что выражение его потемневших глаз казалось пустым. Даня сказал: я всё и так слышу. Коряков жмурит глаза—в них будто песка насыпали— вспоминает о том, что обещал Денису текст скинуть. Встаёт, плечи разминая, зовёт Даню: —Можно я текст себе перекину? Даня с кухни возвращается с двумя кружками в одной, соком гранатовым в другой руке. Застывает так, глядя на Илью. Медленно переводит глаза от Корякова, стоявшего по середине комнаты, до компьютерного стола с лежащим на нём телефоном. —Да, —медлит с ответом Кашин. Пересекает небольшую комнату, ставя стаканы и пакет сока на стол. Подхватывает рукой телефон, вбивая пароль,—интересно почитать? Не надоело? Я то думал за сегодня эти куплеты тебе уже в мозг въелись. —Нет, —смеётся Илья, —это я другу хотел скинуть. Он просил почитать. Пальцы застывают над экраном, Данила останавливается. Поднимает голову, смотрит на Илью не мигая. —Другу? —тянет Даня, опуская руку с телефоном. Илья прослеживает за ним взглядом, не понимая, что не так. —Да,—кивает, прочищая горло. Переминается с ноги на ногу, подмечая, что в комнате темнее стало или кажется? Нет, не кажется. Даня подходит ближе, загораживая свет с коридора, освещавший большую часть комнаты, встаёт перед Коряковым, сверху вниз глядя. —Я думал, это наша песня. Что-то в голосе Кашина есть такое, чего Илья не способен понять. Он отшатывается от Дани, пока тот не ловит его за руку, удерживая. —Конечно, наша, —соглашается Коряков, цепляясь глазами за Данину ладонь, обвившей его запястье, —он очень хотел посмотреть. Я ж Денису, типа, все уши прожужжал что мы с тобой песню записывать будем. Вот ему и интересно. Даня молчит и взгляд его исподлобья кажется тяжёлым для понимания, но Илья не боится всерьёз, ведь Даня хороший. Коряков продолжает: —Можно, скину? Только он увидит, обещаю, —просит, чувствуя как удерживаемая рука начинает холодеть,—пожалуйста, Дань. И что-то происходит. Даня выпрямляется, теперь уже до боли сжав его запястье. Илья шипит сука, дёргая рукой, не замечая, насколько тяжело стало дышать в комнате. У Дани грудь ходит ходуном от участившегося дыхания. Живот стягивает восторгом, потому что ого как приятно попроси ещё раз Илюша —Проси лучше, —растягивая тонкие губы в кривой ухмылке, хрипит Даня, —всё таки, это эксклюзив. Илья просит. Потирая оставшиеся на запястье красные отпечатки от сильных пальцев Кашина, Коряков повторяет: —Пожалуйста. Даня. В этот же вечер Илье в директ прилетают два сообщения. animebit13, 20:36: было весело, жду тебя завтра как обычно drakeoffc, 20:48: Песня депресняк какой-то, я загнался****
Илья, кажется, уже привыкает открыв глаза, первым делом видеть натяжной потолок Даниной комнаты. Вторым—самого Кашина. Коряков мычит, до него наконец-то доходит, что Данила его за толстовку дёргает, пытаясь снять. —Даня, —зовёт, шумно дыша через рот. Голова кружится неимоверно, и рыжая макушка склонившегося Дани кажется единственной константой в этой карусели предметов и стен, —ты что...делаешь? Дань? Кашин останавливается, удерживаемый слабой рукой Ильи, что вцепилась ему в предплечье. Поднимает потемневшие глаза, наклоняясь ближе к лицу Корякова. Рассмотреть и приписать этому взгляду определённые эмоции Илья не может—он сейчас вообще ничего не может, кроме как лежать, откинувшись на помятой постели и боясь провалиться в бездну, хвататься за Даню. Однако блёклые веснушки на лице Кашина ему от чего-то разглядеть удаётся—может, от того, что Даня настолько близко сейчас, что черты его заострившегося лица начинают размываться. —Снимаю с тебя одежду, —говорит Кашин голосом таким, будто элементарные вещи ребёнку рассказывает, —забыл уже, как на вписке набухался? Забыл, что писал мне, прося прийти и забрать? Забыл, как с поцелуями ко мне в такси лез? Даня стряхивает замершую руку Корякова. Усмехнувшись его явной растерянности, отклоняется назад, пригвождая Илью к кровати тяжёлым взглядом окончательно. —Какой же ты, Илюша, не самостоятельный мальчик, —цыкает Кашин. Илья, в обычной ситуации уже зардевшийся бы от удушающего стыда, сейчас не чувствует ничего, кроме смутного беспокойства от такого Дани. Незнакомого,—за тобой глаз да глаз нужен, да? —и, схватив за края толстовки, задирает до подбородка. Корякова бьёт крупная дрожь, когда он ощущает, как большие ладони Дани с нажимом проходятся от груди до талии. Сжимают крепко, вдавливая пальцы. —Сука, —шипит Кашин, нависая над Ильёй, —ещё раз, увижу в таком виде—башку тебе проломлю, блять, —шумно ведёт носом от щеки до покрасневшего уха Корякова, —еле нашёл тебя. Даня выцеловывает родинки на его лице с такой прытью, с какой Илья ещё не сталкивался ни разу. Превозмогая слабость, Коряков упирается ладонью о Даню, прося отодвинуться, ведь для него это слишком. Слишком душно, слишком много Дани. Тот поддаётся не сразу. Отстраняясь неохотно, всматривается в красное и покрытое нездоровой испариной лицо Ильи. —Что такое, Илья? Уже передумал? —Не надо, Дань, —сипло просит Коряков, сглатывая. В этот раз на его просьбу Даня смеётся только, и впервые у Ильи его звучный смех не вызывает осторожного трепета—сейчас только дрожь в кистях рук, слабые коленочки, которые Даня раздвигает настойчиво, притираясь. У Ильи темнеет в глазах, сердце заходится в быстром темпе, разгоняя кровь как при адреналиновой пляске, когда он чувствует. В голове щёлкает сформировавшаяся мысль, что не было никакого поцелуя в такси, и сообщения с просьбой забрать он не писал. Были Максимовы вопросы эй Даня ты куда его повёл и хмурое лицо Дениса, который говорил много, но вопрос откуда ты тут блять взялся вообще Илья вспоминает. Даня сам его нашёл, сам забрал. Озвучить мысли Илья не может, как не может остановить сейчас Данины попытки стянуть с него штаны. Почувствовав горячую руку на внутренней стороне бедра, Илья сводит ноги, упираясь Кашину острыми коленями в бок. Даня морщится, хрипит грубое не дёргайся блять впервые припечатывает Корякова поцелуем, стискивая его лицо большими ладонями. Целует с напором, вжимаясь всем телом. Коряков мычит, приоткрывает рот от нехватки воздуха, чем Кашин пользуется, сжав его челюсти по обе стороны, принуждая углубить поцелуй до саднящей боли. Коряков сдаётся, закрывает глаза, когда Даня, подхватив его ноги под коленями, перекладывает на свои бедра. Тискает, щипает. Илья не помнит ничего кроме боли, ощущения измятой простыни под голой взмокшей спиной, когда его протаскивают вниз—вверх. Его накрывает сгустившийся воздух в комнате от которого хотелось согнуться в приступе кашля, отхаркать прилипшее к глотке отчаяние. Илья хнычет, упираясь скользящей ладонью о плечи, грудь Кашина. Пожалуйста, хватит. Он задыхается, когда сквозь пелену непролитых слёз ему кажется, что вместо лица Дани он видит его телефон. Кашин впечатывается бёдрами сильнее, пропуская низкий стон под вспышку камеры в дрожащих руках, и Илья всё таки, не сдерживает слёз, когда Даня цедит сквозь сжатые зубы: —Нравишься, сука.****
Отношения с Даней были сродни "солнышку" на качелях, когда верхний полюс это хочешь буду выковыривать фундук из чёрного шоколада, я ж знаю, ты не любишь, а нижний—я сломаю тебе руку, выблядь, если ещё раз будешь игнорировать мои сообщения. Нижний полюс, когда Илья впервые получает пощёчину за звонок Максиму, с просьбой заехать за ним с универа. Нижний полюс, когда он находит в вещах Дани своё расписание за весь первый и второй семестр. Нижний полюс, когда Илья, лежа на полу поздно вечером, осознаёт, что вокруг не осталось ничего кроме их с Даней сцепленных вместе рук. Илья адаптируется, учится распознавать Данины сигналы, намёки, когда они в компании. Если: откидывает голову назад и влево, значит отсядь. Если: стучит дважды по поверхности пальцем, значит молчать. Если: топает правой ногой, значит иди ко мне. Если: трёт рукой запястье, значит рукава свои опусти. Друзьям Илья никогда и ничего не рассказывал, ведь страшно—за них и за себя. Даже Дениске, который хоть и младше, но глаза у него понимающие, серьёзные такие, когда он спрашивает очередное Илюх, всё нормально с тобой? А Илья, давясь собственной улыбкой, отвечает своё лучше всех, Дениска. Актёр из Ильи, должно быть, никудышный, ведь при следующей встрече, Денис без лишних слов хватает его за руку и, не обращая внимания на что ты блять делаешь задирает рукав чёрной кофты. Рассматривает желтовато-фиолетовые синяки на запястьях, хмурит лоб, приподнимая рукав выше. —Это у тебя откуда? —Упал, —врёт Илья, выворачивая руку из ослабевшей хватки. Кисть простреливает болью, но вида Коряков не подаёт. Без того чувствуя, как начинает щипать нос и неметь челюсть от сдерживаемых слёз—чего? Обиды? —Илья, —Денис сжимает челюсть, и от строгости в его взгляде сквозь линзы круглых очков хочется то ли смеяться ты чего, шкет, попутал кто тут взрослый то ли разреветься вконец, вывалив на плечи друга всю шипастую подноготную, —так не падают. —Ну, а я, блять, упал. Открывшего было рот Коломиеца перебивает пришедшее от Дани сообщение где ты которому Илья впервые за последнее время радуется. Откладывает разговор не только для молчавшего сейчас так выразительно Дениса, но и для себя. Коряков думает, пока бежит, что бы успеть домой за указанное Даней время: Кашин не жестокий, он просто темпераментный. До Ильи наконец-то доходит, когда его прижимают к стене сразу же, как он заходит за порог квартиры, так сильно, что из груди выходит сиплый выдох. Когда его не целуют даже—кусают; за щеку, челюсть, прокусывают губу, измазав красным подбородок. Когда грубо стягивают одежду, извещая о ты опоздал на четыре минуты блять надавливают на дрожащие плечи, принуждая опуститься на колени прямо в полумраке прихожей. Когда перед лицом Ильи лязгает ремень, он понимает, что Даня не темпераментный. Он—целая методичка по уходу за больным с аффективным синдромом. Илья не понимает, почему рассказывает о той встрече с Денисом в парке, ведь прекрасно понимает, что даже его список если если еслиеслиесли перестанет быть актуальным, когда Даня и вовсе прекратит вытаскивать Илью к людям. Коряков сидит в напряжении, пока Даня откинувшись на спинку дивана, вертит между пальцев помятую сигарету, выслушивая его сбивчивый рассказ. Хмыкнув под конец, подаёт голос: —Знаешь, между нами—таких друзей сразу нахуй надо слать. Я то на опыте уже, просто говорю. Это наше с тобой дело, наши отношения. Ведь так, Илюша? —большая Данина ладонь накрывает шею Ильи сзади, слегка сжимая, —и никто права не имеет в них лезть. И Илья слушает. Кивает заторможенно, соглашаясь, потому-то Даня—авторитет. Даня старше, поживший уже, знает как лучше, даже когда отняв руку с шеи, кладёт на колено, а в ответ на Даня подожди сжимает лишь сильнее, до скулящей паники внутри. Даже если Данина забота расцветает фиолетовыми кровоподтёками на бёдрах и руках. Давит на хребет тотальным контролем, прожигает взглядом так, будто сожрать хочет без остатка, вцепившись в предплечье собачьей пастью. Даже если душит, за щёки щипает так больно, улыбаясь на слезливые просьбы быть ласковым. У Ильи наступающая истерика свербит комом в горле, когда во сне, через сомкнутые веки, его ослепляет вспышка камеры. Даже тогда, Илья скажет, что любит, что доверяет. Потому что он не знает как это—не любить Данечку в ответ. Как не бояться Данечку он тоже понятия не имеет. Ведь Даня каждый раз, напевая строчки их первой совместной песни, напоминает ему: —Ты уйдёшь от меня только мёртвой.