don't forget

      Чану всегда говорили, что у волков одна пара на всю жизнь. Что, когда он встретит того самого человека, то сразу поймёт, что вот он, тот особенный, с кем предстоит провести всю оставшуюся жизнь. Да, и Чан верил в это. Верил в то, что когда-нибудь встретит своего человека, и неважно девушка это или парень. Его матушка всегда говорила, что будет рада любому, кого приведёт её первенец, её гордость, но всегда добавляла тихое: «Только не лиса». И мальчик, которому на тот момент было всего десять, не понимал, почему им, волкам, не стоит водиться с лисами. С каждым годом он всё чаще слышал от родственников, друзей и просто прохожих, что лисы в семье — не к добру. Они приносят раздор и несчастье каждому, с кем сближаются, они втираются в доверие и делают больно. Но, дожив до своего тридцатилетия, он так и не понял этого. Почему? Почему лисов считают плохими. Что они делают такого, что их веками гоняют и объявляют охоту? Если волки и другие некоторые животные научились жить в мире с обычными людьми, приспособились друг к другу, то лисы отгородились, стараются жить там, где нет ни людей, ни других особей гибридов. Но в один день, в день полнолуния, он понимает.       Полнолуние для волков — важный день, особенно в его семье, особенно для его родителей. Те все ещё надеются, что старший из детей наконец-то приведёт вторую половинку, наконец-то подарит им внуков, ведь тому уже по всем людским и нет меркам пора. Но каждый раз Чан приходит на следующее утро, усталый и злой, ведь он не удовлетворен. Ни физически, ни морально. Он провёл время со своими друзьями, они бегали со скоростью ветра, дурачились и много чего ещё, но вскоре друзья покинули его, чтобы быть рядом со своими парами, чтобы почувствовать уют и ласку, чтобы о них позаботились по-особенному. И нет, Чан не завидует, нет. Просто иногда тоже так хочется. Он альфа, вожак уже своей, давно состоявшейся стаи. Своим рычанием и альфьими феромонами может подчинить своей воле даже взрослых волков, хоть и старается сдерживаться. Но… Сегодня что-то иначе. Кристофер чувствует, что эта ночь должна изменить круговорот привычных вещей и принести в его жизнь что-то новое, неизведанное.       Чан воет на луну, отгоняя тем самым свою стаю к своим половинкам, и тут же в ответ ему раздаётся вой.       Глаза светятся золотым, Чан понуро опускает голову и слегка лижет лапу. Что же, следующие несколько часов он проведёт в одиночестве. Ему не привыкать. Но вдруг где-то рядом проносится что-то небольшое и быстрое, однако его взгляд успевает ухватиться за отблеск рыжего хвоста. Лис? Он увидел лиса? И снова. Он уже хочет уйти подальше, ведь знает, что в эту ночь не лучшая идея встречаться с ними. Но кажется у неизвестного на него другие планы. За секунду животное оказывается прямо перед его носом, смотрит снизу вверх, и Чан думает, что глаза у него слишком хитрющие, слишком игривые и просто слишком. Чан принюхивается. Он читал, что обычно лисы не пахнут, точнее да, у них есть свой естественный запах, но, в отличии от волков, они не выбирают пару по запаху. Они просто смотрят в глаза, трутся носами и заключают немой договор обо всем, чего пожелают.       Чан многое знает про волков, ведь это обязывает, а также знает и про лисов, потому что было интересно. Но он никогда не слышал, чтобы происходило то, что происходит сейчас. Лис слегка подпрыгивает, кусает его за нос и единственное, что он успевает понять, что лежит на спине, шерсть вся в листьях, а на нем тот самый лис, лижет его морду. И не сказать, что он против. Вот только события проносятся со скоростью ветра. Он слышал, что они могут менять облик даже в полнолуние, но быть человеком в такое время очень сложно, но сейчас Чан чувствует, что меняется, и что лис над ним тоже. Зажмурив глаза, Бан слегка пытается отодвинуться, но теперь крепкие руки проходят по оголенным местам. Почему они после обращения всегда голые, Господи ты Боже мой? — Ты мне нравишься, альфа. Хочу тебя.       Тихий, ангельский шёпот над его ухом и снова укус, но уже за ухо. В нижней части тела происходит трение, отчего Чан начинает сходить с ума. Его домогаются? Но почему он может лишь лежать, и даже не шевелится, почему он не делает попыток сбежать или напасть? Над ухом раздаётся усмешка, а руки продолжают блуждать по телу и находят разгоряченный член, который начинает твердеть. — Я знаю, о чем ты думаешь. И я могу ответить тебе, только открой глаза, только посмотри на меня. Пожалуйста, — скулящий и умоляющий голос, и Чан не может не податься, не может противостоять. И открывает глаза. Перед ним мальчишка, на вид не больше двадцати, ярко-красные волосы и хитрющие лисьи глаза. Они сверкают, в них игривость и возбуждение. — Я следил за тобой. Я видел тебя в библиотеке, и видел, что тебе интересны лисы. Такие, как я. Мне было страшно просто подойти и познакомиться, потому что пришлось бы врать, а я не хотел врать тебе. Тогда бы я не смог рассказать правду.       Чан наверное даже не слушает, что говорит этот мальчишка, он как завороженный смотрит на его пушистые волосы, на его аккуратный носик и блестящие губы. Они влажные, он это чувствовал несколько секунд назад. Кристофер видит, как мальчик начинает отодвигаться и его взору теперь предстает хрупкое тельце, которое обнажено так же, как и его. Но, все-таки есть отличия, у лиса есть несколько (около семи или восьми) татуировок, и это лишь те, которые он успел заметить. Но больше всех его привлекла с волком, который воет на луну. Он, неожиданно даже для самого себя, проводит пальцами по ней. Парень над ним дёргается и смотрит в глаза. — Как зовут? — ни тебе привет, ни тебе пока. Лис смотрит и не сразу понимает, но после легко улыбается, возвращая себе игривость. — Чонин. — Чонин, значит, — он водит ладонями по плечам, чувствуя, как младший дрожит. Чан понимает, что в нем проснулся альфа. — Чонин.       И делает то, что Чан точно уже не ожидал: вскакивает, превращается в лиса и последнее, что слышит: «догони, альфа»... С ним решили поиграть? Он принимает правила игры, хорошо. Бан фыркает, поднимается на ноги и бежит, в прыжке превращаясь. У Чонина нет цели убежать, у него цель Чан. И, кажется, своей цели он уже достиг.       Чан настигнет Чонина около какого-то дома. Он осматривает территорию и замечает, что дом довольно современный, хоть и находится в лесу, где нет ничего кроме деревьев и животных. Ничего. Странно? Определено. Но эти мысли сразу уходят на второй план, когда он видит, что Чонин, уже в человеческом обличии, стоит на лестнице, которая ведёт на второй этаж. Чан тут же возвращает себе свой облик человека и идёт за ним. Он чувствует, что Чонин не сделает ему больно, не причинит зла, лишь… Подарит тепло и ласку? Ему рассказывали страшилки про лисов, пугали и делали все, чтобы он перестал о них говорить, но сейчас происходит то, что происходит. Чонин дожидается Чана и лишь тогда, когда он уже почти близко, протягивает руку. Мужчина хватается за неё и тогда они поднимаются. Хорошо, что они в лесу, потому что данная картинка очень и очень странная.       Но ему плевать, он, блин, идёт в дом к человеку, к лису, которого вообще не знает. С которым даже не общался толком, и собирается сделать что? А правда… Что? Чан останавливается, когда уже заходит внутрь комнаты. Чонин непонимающе оборачивается и смотрит вопросительно. — Мы собираемся переспать? — прямо в лоб, то, как Чан умеет и любит. — Да, — пожимает плечами Чонин. — Я знаю, что в такое время у вас это довольно опасно, но мне все равно. Я сказал, что ты мне нравишься. И думаю, что, если узнаю тебя ближе, это чувство станет сильнее. А сейчас… Сейчас я просто хочу насладиться моментом, даже если он больше не повторится. Позволишь?       Чан кивает, и берет дело в свои руки. Если и делать это, то только как он скажет. Он разрывает их руки и перемещает свои на ягодицы, подхватывая мальчика и заставляя длинные ноги Чонина обвить его торс. Губы Чана тут же припадают к шее, почти всасывая кожу, и он тут же слышит вздох. Медленно идёт вперёд, надеясь найти кровать, и почти сразу же стукается ногами об нее, что заставляет обоих упасть. Тихий смех, который тут же прекращается, ведь Чан уже не хочет играть. Внутри него просыпается волк, животное, которое не будет играться с маленькими детьми, а съест их. Но Чонин не ребёнок, а Чан определенно хочет съесть его. Руками Чан сжимает бока, исследуя каждый миллиметр, спускаясь ниже и ниже. А Чонин пытается не метаться по постели, ведь ему так хорошо не было никогда. Боль, граничащая с удовольствием. Синяки и укусы не сойдут долго, он уверен. Ян пытается ухватиться за простыни, но те предательски выскальзывают из рук, и тогда он находит спину старшего, прижимая того ближе к себе.       Чан разводит чужие ноги шире, открывая себе вид на то самое заветное место. Колечко мышц сжимается, и он видит, как что-то липкое стекает оттуда. Он собирает жидкость указательным пальцем, слыша стон. Чан поднимает взгляд и понимает, что Чонин течёт. У него течка? Чонин снова закатывает глаза, когда Бан проводит пальцем вокруг, но не проталкивает, мучает. Слышать эти звуки — как мелодия для сна; умиротворяет, заставляет чувствовать лёгкое покалывание и сладость. Чонин пытается свести ноги, но резкие движение альфы заставляют того вернуться в прежнее положение. — Не двигайся. Игры закончились, лис. Ты хотел со мной переспать? Хорошо, вот он я, но сделаем это по моим правилам. Ты пришёл ко мне во время течки, во время, когда ты наиболее уязвим. Ты пришёл, когда мой внутренний волк хочет лишь трахаться. Не жди нежностей, не жди… — Поцелуй. Пожалуйста, альфа, поцелуй меня.       И черт, Чан хватает того за плечо, поднимая и заставляя усесться на него. Сам Чан выпрямил ноги. Их губы сплетаются быстро, резко и по-животному. В них нет нежности, нет любви, лишь похоть и желание. Чонин пытается проявлять инициативу, но тут же смиряется и позволяет Чану вести. Тот обхватывает одной рукой шею, крепко держа, пальцами сжимая кончики волос, а второй пробирается к дырочке и проталкивает внутрь сразу два пальца. — Нх…       Чан кусает губы, тут же зализывая, проводит языком по зубам и небу, сплетается с другим. Он обхватывает губами верхнюю губу и снова засасывает. Происходит что-то невероятное, что-то, что Чан вряд ли объяснит. Пальцы внизу не двигаются, но мужчина чувствует, как к ним липнет все больше и больше естественной смазки. Чонин пытается двигаться, ему нужно движение, ему нужно внутри что-то больше, чем просто пальцы. Почувствовав, что лис пытается трахать себя его пальцами, Чан тут же их вытаскивает. — Нет, нет, нет. Верни их. Верни! — Я сказал. Игры кончились, — он толкает того на спину, залезая сверху, но явно не для того, чтобы доставить удовольствие тому. Он приближается к лицу так, чтобы его член, который так и просит прикосновений, касался губ мальчишки, — Обхвати своими руками бедра, — младший делает то, что ему сказали. Знает, что будет дальше, и на его лице появляется улыбка, он облизывает губы и хватается за бедра. — Соси.       И толкается в открытый рот. Чонин закатывает глаза, чувствуя, что член мужчины даже на половину не помещается, но стойко старается лизать. Чан не двигается, позволяя языку младшего слегка облизывать его член, чуть сдвигаясь. Прикрыв глаза, он наслаждается губами Чонина на его члене, тем, как легко они касаются его, но это продолжается недолго. Вскоре он наклоняется вперёд и, чуть схватив за волосы, начинает резкие движения бёдрами, заставляя член входить глубже. Ян распахивает глаза, понимая, что больше от него ничего не зависит. Чан двигается быстро и резко, его головка упирается в горло, а Чонин хватается за бедра, как за спасательный круг. Воздуха не хватает, из уголков глаз начинают течь слезы, но Чан тут же их смахивает. Лишь через несколько толчков он вытаскивает член, чтобы дать вздохнуть младшему, но тут же вгоняет обратно. И Чан знает, что тому приятно, что тот слегка сдвигает бедра и сжимается внутри, чтобы смазка перестала течь. Но все бессмысленно. Кристофер надавливает на затылок, заставляя младшего чуть ли не давиться. От столь тесного контакта Чан кончил за считанные секунды, сразу отодвигаясь. Чонин открыл глаза, проглотив жидкость, и вновь облизнулся, внимательно смотря на мужчину. — Я и не думал, что ты можешь быть таким… горячим. — Это далеко не все, что я могу тебе дать, малыш.       Кристофер легко переворачивает парня, чуть приподнимая его и кладя подушку под живот так, чтобы член Чонина терся о жёсткую простынь. Сладкий стон раздаётся в ответ, и Чан улыбается, член снова набухает и, по правде сказать, он вряд ли сможет себя сдерживать. Чан разводит ягодицы в стороны, приподняв поясницу, сейчас Чонин смахивал все больше на лисицу. Тихий скулеж и мольбы о том, чтобы к нему прикоснулись. Чан хмыкает и слегка шлёпает по одной из половинок. Чонин прикусывает губу и поворачивается, чтобы взглянуть на Чана. Тот стоит на коленях между его разведённых ног и внимательно рассматривает то, как чуть выше заднего входа появляется хвост, а на голове — милые рыжие ушки. — Тебя это заводит, лисенок? — Да. Ты весь меня заводишь. Я хочу тебя, пожалуйста. Хочу узел в себе, хочу всего тебя себе. Чан… — Правильно скажи это, лисенок, — Кристофер проводит большим пальцем вокруг колечка, слегка надавливает и слышит скулеж. — Ну же, ты же такой хороший мальчик. — П-пожалуйста, альфа, трахни уже меня.       Чан кивает, проводит ладонью по собственным волосам, слегка откидывая их назад. Чонин смотрит на него и, — Господи ты Боже мой, — готов позорно кончить лишь от этой картины. Но забывает обо всем, как только Чан направляет собственный член внутрь него лишь на естественной смазке и входит наполовину. Чонин счастлив до звёздочек в глазах, он крепко сжимает подушку под собой и делает движение назад, чтобы насадиться глубже. Он долго ждал этого, чтобы сейчас терять время попусту. Он сделает альфу своим. И неважно, что на это уйдёт много времени. Чан поглаживает задницу, сжимает бока и начинает плавные движения. Чонин стонет громко, когда Чан увеличивает силу толчков и слегка меняет угол. Он кусает собственные губы, стараясь быть тише, ведь уверен, что родители заметили его отсутствие, и просто надеется, что всё прекрасно поняли и ушли. Чонин обожает чановы руки, они так правильно смотрятся на нём. Он обязательно трахнет себя его пальцами, оседлает лицо, сделает всё, что душе захочется, но потом.       Сейчас Чонин сжимает в себе волчий член, чувствует, как он набухает и как пытается найти ту самую точку. Чан разводит половинки в стороны, чтобы наблюдать за тем, как даже с членом внутри, из лиса вытекает смазка. Это завораживает, образуется маленькая лужица. Кажется, он готов смотреть на это вечно. Как и слушать сладкие стоны. — Громче.       Он толкается резче, входя до конца, поднимает Чонина на колени и прижимает спиной к его груди. Чан внюхивается в волосы Чонина и слегка поглаживает за ухом. Слышит всхлип, но знает, что тому не больно, что он получает огромное удовольствие, ведь сам поддаётся навстречу, сам двигает бёдрами, чтобы быть ближе. Чонин пытается убрать голову, но Чан хватает за шею. — Не пытайся. Наслаждайся. В тебе узко и горячо. Ты бы видел себя со стороны, лисенок. Такой мокрый, сладкий и желанный. Думаешь, если ты кончишь, — он спускается рукой вниз, касаясь давно вставшего члена. — То мы остановимся? Нет, лисенок, нет.       Движения становятся резче, стоны громче, а Чан начинает выцеловать шею, останавливаясь на татуировке с волком, и он правда не знает, что на него нашло, но тут же кусает, выпуская собственный запах. Метка. — Чан! Боже! Нет! Не смей!       Но вопреки собственным словам Чонин лишь слегка склоняет голову и Чан сильнее вонзает клыки, оставляя глубокий след от зубов. Чонин кончает с лёгким вскриком, но держится, ведь Чан даже не сбивается с ритма, продолжая трахать его. Он входит по самое основание, шлепки раздаются по всей комнате и Чонин правда почти не сдерживается. Внутри головка набухает, а сам орган становится больше. Яну кажется, что он порвётся, но Чан успокаивающе поглаживает поясницу и вновь укладывается на подушки. Стараясь сделать так, чтобы им было удобно, он переворачивает их на бок, продолжая входить, находя ту самую точку. Чонин дёргается, но Чан тут же целует и понимает: кончает, а сразу после набухает узел, связывая их на несколько часов. Только сейчас Чан понимает, что сделал своей половинкой лиса. Парня, которого встретил несколько часов назад. И на размышления нет времени, ведь он слышит всхлип, и он точно уже не от удовольствия. — Эй, ты чего ревешь? — Метка. Какого хрена, Чан? Я… Это ведь никогда не сойдёт, особенно у меня. Черт. Я ведь… — Ты говорил, что я нравлюсь тебе, — как-то досадно пробормотал Чан. — В тебе мой узел. — Да, но… Я не хотел, чтобы это было так. Ты даже не знаешь меня. Ты не знаешь, какой я на самом деле… — Плевать. Я не провожу ночи с кем попало. Я пошёл за тобой, значит хотел. Остальное неважно. — Не пожалеешь? — тихо повернувшись, спросил Чонин, прижав ушки. — Узнаем, — Чан касается губами его губ. — А теперь просто лежи. Отдохни. Впереди ещё несколько заходов. — Пф, думаешь меня этим испугать? — Нет. Скорее соблазнить.