Родная девочка

Питер встретил их яростным, промозглым ветром, серыми, свинцовыми тучами и морозом минус двадцать градусов. Они рванули с корабля на бал, без ночевок и гостиницы. Утром туда, ночью обратно. Свою первую гастроль коллектив воспринял по разному. Актеры радовались, как дети, вдохновенно и с энтузиазмом, фигуристы — обреченно. Опять автобусы, провинциальные отели, кафешки и уличная еда. Ночные переезды, спать в повадку, кровать праздник. Но первый зрительский прием был шикарный. Публика соскучилась по шоу, и восторг зала был невероятный. Их долго не отпускали, некоторые долго собирались, и они чуть не опоздали на ночной московский поезд. Их было ровно тридцать шесть человек, как раз полный купейный вагон. Но организаторы, как всегда, поздно засуетились, и им пришлось разместиться в двух разных вагонах. Катя оказалась в самом первом купе возле проводника, с Аленой Бабенко, Таней Арнтгольц и Ирой Слуцкой. С Аленой они, как-то сразу сошлись. Они были ровесницами, с определенным жизненным опытом, сложным прошлым и детьми-подростками, спокойные и не звездные. И самое главное у обеих были очень сложные мальчики-партнеры в этом шоу. И эти две женщины, как-то чувствовали свою сопричастность. Таня была молоденькой девчонкой, окруженной повышенным мужским вниманием, которое ее напрягало. Ира Слуцкая была абсолютной одиночницей, эгоистичной, острой на язык, язвительной и дерзкой. И многолетний опыт разъездов, гастролей и других подобных приключений подсказывал ей, что в туре нужно держаться поближе к Кате Гордеевой. У которой есть с собой все: и нитка с иголкой, и всякие нужные лекарства и новые запасные носки. «Мамочка в туре!», «Мама с нами, теперь заживем». «Не даст пропасть сиротам» Ягудин, Тихонов и Костомаров слегка подтрунивали над Катей, поминая ее старое прозвище, былую хозяйственность, ответственность и основательный подход ко всему. Вот и теперь, оказавшись в поезде, Катя с Аленой разложили матрасы и по заправляли всем постель, пока Ира с Таней в соседнем вагоне поздравляли Риту Дробязко с днем рождения. Потом Катя сходила в уборную и почистила зубы, по дороге зашла поболтать к Тане Навке, нашли ту в расстроенных чувствах, так как Марат ушел в народ. А многолетний, гастрольный опыт подсказывал Тане, что он вернется нескоро и не совсем трезвым. И вообще ночь предвещала быть бессонной и нескучной. Вагон шумел, галдел и топотал. Опьяненный успехом и неформальной обстановкой коллектив ходил друг к другу в гости, гудел и смеялся. Когда Катя вернулась в свое купе, то увидела на столе четыре стакана с чаем и четыре батончика Баунти. — Твой притащил. — лаконично проинформировала ее Алена. — А мой Роман Сергеевич даже не соизволил озаботиться, как я здесь жива-здорова. — Так он у Ритки бухает. — спокойно сказала Катя, беря в руки телефон. — Он пока все там не выпьет, не успокоится. Так что скажи спасибо, что его здесь нет. Вскоре вернулись и Ира с Таней, да не одни, а с бутылкой Мартини. — Гена дал, чтоб мы не заскучали. — Фух, там такой дурдом. Все орут. — Ромка буянит? — спросила Катя, пряча телефон под подушку. — Все буянят. У нас здесь прям тишь да благодать. Мартини оказался очень сладким, и Катя решила сходить за соком. Проводники ошалели от наплыва звездных пассажиров и резво носились по вагонам, то с чаем, то с чем покрепче. Сока у проводницы не оказалось, а может быть она не признала маленькую Катю и отправила ее за напитками в соседний вагон. Возвращаясь обратно с двумя пакетами сока, Катя услышала, что Марат уже где-то поет. Прислушавшись, она остановилась на мгновение и не успела опомниться, как оказалась в пустом, полутемном купе, и дверь за ней закрылась, а замок защелкнулся. — Где ты была? Я тебе звонил, писал. — в маленьком проходе между полками Егор еле помещался. — За соком ходила. — Катя огляделась и покачала головой. Здесь были голые полки, никто ничего не разложил и не застелил. Вещи были рассованы по углам. Зато две пустые бутылки коньяка бодро маячили на столике. — Где ребята? — Илюха пошёл тряхнуть стариной — К Алиске? — Ну, вроде того. — уклончиво ответил Егор. — А Вадик и Макс пошли к девочкам. — Ну, понятно. — покачала головой Катя, показывая на пустые бутылки. — Я смотрю вы зря времени не теряли. — Это на шестерых. — Егор начал было оправдываться, потом вспомнил томимый какими мечтами в ожидании Кати, он здесь маялся, и в каких фильмах для взрослых видел ее в главной роли в своем воображении и жадно привлек ее к себе — Иди ко мне. — Ты здурел! — Катя возмутилась и уперлась ему в грудь двумя пакетами сока. — На пять минут. — прошептал Егор, отбирая у нее пакеты — Я только поцелую и ты пойдешь спать. Только поцелую. Катя понимала, что поцелуем дело явно не ограничится. Он был очень заведен, просто на взводе, пережитые эмоции и выпитый алкоголь будоражили его. Он жаждал разрядки, хотел свою женщину. И эти экстремальные условия, этот поезд, присутствие людей так щекотали нервы, разгоняли желания. Боже, как их принимали! Зал неистовствовал, искупал их в овациях! «Катя, мы тебя любим!» кричали люди вместе и по отдельности. «Егор, ты лучший» И их обоих понесло в опьянении. Их возбуждало и сводило с ума собственное счастье, любовь, близость, признание публики, восторг других людей.' Он жадно зашарил руками по ее обнаженной коже, как только до нее добрался, минуя флиску, кофту и футболку. — А если ребята придут? — Катя понимала, что выйти отсюда, не удовлетворив его желания, у нее шансов мало. Его просто колотило от страсти и нежности к своей девочке. — Не придут. Илюха ушел с концами, даже вещи забрал. А Макс с Вадиком не вернутся пока я им не напишу. Ну, пожалуйста, сладкая моя! — Ты подготовился, да? Мужская солидарность, да? — Катя сдалась, перестала отталкивать его и позволила Егору усадить ее к себе на колени уже без сопротивления. — Я так соскучился. — он прижимался губами к ее волосам, виску, ушку, скуле, глазам. — Три дня, Егор! Всего три дня, как мы дома не ночевали. — Женщина сжимала его запястья, пока он держал в ладонях ее лицо. — Целых три дня! — А позавчера в машине? — Катя позволила ему себя медленно раздевать. — В машине не считается. — он смотрел, как ее обнаженная кожа мерцает в темноте и освещается мелькающим светом встречных фонарей. — А в поезде считается? Для прежней Кати это было немыслимо. Какие поезда! Какие машины! Какой экстрим! Какой роман с женатым на глазах у всех! Слишком правильная, слишком домашняя, слишком серьезная, а после смерти Сергея почти святая. Один раз в самом начале их романа, тоже возвращаясь из Питера в Москву, они с Сережей целовались на заднем сидении автобуса, и маленькая Катя чуть не умерла от страха. А тут такое! Егор с таким восторгом смотрел на нее. Как ребенок на новогоднюю елку. Только он один умел так смотреть, что ее отпор, ее сопротивление, ее целомудрие разлеталось вдребезги от соприкосновения с его обжигающим, ласкающим, полным восхищения взглядом. Вот и сейчас Катя смутилась от его такого откровенного любования. — Не смотри так! — она прикрыла его глаза ладошками. — Как так? — Егор быстро вывернулся и уже прижимал ладошки к губам. — Ну, вот так. — Я просто не верю, что ты моя. — А так веришь? — Катя чуть привстала и приняла его. — О да! Так верю. — он начал разгоняться, и она, чувствуя, как он заполняет ее, не смогла сдержать сладкого стона и испуганно замерла. — Не бойся, детка. Здесь сейчас такой грохот стоит. — он чуть придержал себя, на несколько секунд замедлил темп, чтобы она расслабилась, и опять ускорился, когда убедился, что она готова продолжать. — Не бойся, моя ласточка. Ты так прекрасна! Иди ко мне. Они целовались, и Катя тяжело дышала в его губы, а потом всхлипывала и сжимала в кулачках футболку на его груди. А потом ее телом завладела пьянящая судорога, и Егор тоже ее почувствовал и кайфанул от этого больше, чем она сама. — Да! Вот так, моя хорошая! Вот так, моя сладкая! Моя родная девочка. Видишь, как здорово, а ты не хотела. Она обессилено прижалась к нему всем телом, перестала держать баланс, с чистой совестью переложила на него все свои сорок пять килограммов. Счастливая истома завладела телом молодой женщины, и она прикрыла глаза. Никакое мартини ей уже было не нужно. Какое волшебное умопомрачительное завершение чудесного дня. — Мне так хорошо с тобой. — они научились балдеть друг от друга в любой ситуации. Поезд резко затормозил, и Егор сильно стукнулся затылком о стенку купе, но Катю он удержал и заботливо прикрыл ее голову руками. Она встрепенулась и прикоснулась пальцами к его затылку. — Больно? — Нет. Нет, не больно. — Егор чуть поморщился, но тут же улыбнулся, успокаивая ее. — Я тебя так люблю. — он трепетно гладил ее лицо, волосы, плечи. Они соприкасались прохладной кожей своих тел, руками, губами, волосами. — Давай уже отпускай меня. Даже удивительно, что к нам никто не ломился. — сама же Катюша не делала никаких попыток подняться, а только положила голову ему на плечо. — Никто нас не ищет. Мы никому не нужны. — он произнес это нарочито медленно, практически по слогам, не переставая ее обнимать и гладить. — Ты ел что-нибудь? — Не-а. — Бедный малыш. А чего к Ритке на день рождения не пошел? — Катя все же поднялась и стала собираться. — Не захотел — Не компанейские мы с тобой. — откуда-то издалека доносилось, как Вадик с Маратом на два голоса поют Хава нагила. — Нет. Не компанейские. — философски изрек Егор, пока Катя перед зеркалом поправляла волосы. — Спасибо тебе за чаек. — она застегнула флиску и взяла свои многострадальные пакеты. — Ты попила? — он наклонился и завязал ей шнурок на правом красовке. — Да. Такой вкусный только в поезде бывает. Спокойной ночи. — они поцеловались на прощание. — Спокойной ночи, любимая. В коридоре, на ее счастье, никого не было, ни души. И она спокойно, никем не замеченная прошла в другой конец вагона в свое купе. Не дождавшись Кати девочки выпили мартини, выставили всех непрошенных гостей и укладывались спать. — Тебя только за смертью посылать. — Ты, что в Питер за ними возвращалась? — Тебя в заложники там взяли что ли? Встретили ее девочки. — Я к Таньке зашла поболтать. — Катя аккуратно поставила пакеты с соком на середину столика. — Марат здесь у нас пел? — Нет. У Лобачевой. — Танька расстраивается сильно, что он опять пьет. — Катя сняла флиску, поправила подушку и легла на свою нижнюю полку. — Не мудрено. Тут любая расстроится, если мужик не просыхает. — Алёна выключила свет и тоже легла. В тишине из-под подушки отчетливо завибрировал Катин телефон. — Кстати он тут все время жужжал пока тебя не было. — Егорка наверно обыскался. — хихикнула Слуцкая с верхней полки над Катей — Ты его там не встретила по дороге? — Не-а. — соврала Катя и покраснела, но в темноте этого никто не увидел. Она достала телефон и прочитала. «Спокойной ночи, моя родная девочка» Мерцает жизнь в калейдоскопе вечности. Я в твоих глазах напечатана. Тайным шифром твоей нежности.