Дон Кихот в иголках и Тигр с тазиком

Соска была правильная, именно такая, которые больше всего нравились Игорю Пантелееву. Невысокий, смазливый, с вертлявой круглой задницей, соблазнительной настолько, что хочется накрыть ладонью и потрепать от души, а потом ещё, не стесняясь силы, шлёпнуть, оставляя горячий след ладони на белой коже. Игорь вообще любил светлокожих и беловолосых: сам, будучи тёмной масти, предпочитал свои антиподы. Пройти мимо этой бляди, что вовсю флиртовала с барменом у стойки, он просто не смог. Взгляд радовало все: и лёгкая плотность тела – не любил Игорь дрыщей, которых придавить страшно, и молодой, но не юный возраст – тот, за который уже не сажают, но он приятно льстит самолюбию взрослого состоявшегося самца, и бесовщинка во взгляде – видимо, из-за уже принятого на грудь горячительного. Но больше всего радовало то, что соска не заморачиваясь приняла от него коктейль с хер знает каким названием, но самый дорогой в прайсе, а потом, пройдясь по нему внезапно цепким взглядом, вероятно, оценив платёжеспособность, позволила сопроводить себя наверх, в номера. Хороший клуб! Пантелеев был в нем впервые и сразу так удачно. Даже если окажется, что шлюха эта подставная и его обчистят, пожалуй, не будет очень жалко. Соска с так и не названным именем отдавалась процессу на все сто. Словно парень из голодного края вырвался. Заглатывал глубоко, подставлялся, изгибаясь, и просил ещё всего и побольше. Игоря буквально высосали и выкрутили. Кончив второй раз, он «отъехал» на минуточку, даже не стащив с себя использованный презерватив, а когда понял, что очень медленно моргнул, прошло минут пятнадцать. Давненько его так не вырубало после оргазма. В теле и голове образовалась лёгкость – именно то, зачем он и решил выкроить себе свободный вечер в плотном рабочем графике. Со вставшим на место мозгом пришло понимание, что, скорее всего, кошелька и телефона он в номере не обнаружит, как и задорного шлюхана. Кошелька было не жалко, разве только телефона с контактами, но на нём стоит такая защита, что его проще выкинуть, чем взломать – не зря он своим айтишникам и безопасникам деньги платит. Вечер-ночь приятными сюрпризами не закончились. Игорь, одеваясь, обнаружил, что всё осталось при нём и даже кошелёк не распотрошили. В баре на том же месте сидела та же соска, и если бы не красноречивые наливающиеся на шее засосы, никто бы не предположил, что всего полчаса назад он ебался, как одарённый двумя этажами выше, и кончал так, что Игорю до лица долетало. Шлюхан больше ни с кем не флиртовал, просто расслабленно потягивал напиток из низкого широкого стакана. «Экстра-класс», – подумал Пантелеев. Видимо, мальчик из ВИП-эскорта, может, папика себе ищет, а может, решил на бентли насосать. Таким мятую пятитысячную в трусы не засовывают – моветон. Значит, нужно поинтересоваться, в каком виде оплата, и телефончик взять на потрахаться в будущем. – Привет. Чего не дождался? – Игорь сел на соседний высокий стул и жестом приказал бармену налить того же. – А у тебя осталось что предложить? Мне показалось, ты уже сдулся, – соска провокационно облизал ободок своего стакана и отпил глоток, щурясь. Маленькие морщинки лучиками разбежались от глаз, и Игорь понял, «что молодая была уже немолода»: парню определённо больше чем двадцать с мини-хвостиком. В клубе не особо было с яркостью освещения, а может, это сделано специально, чтобы фантазия сама дорисовывала. Но Пантелееву было индифферентно, пусть хоть двадцать пять, главное он уже увидел и заценил в тестовом режиме. А какая задница! Игорь поправил дёрнувшееся было от приятного воспоминания достоинство. Третий раз на сегодня, пожалуй, перебор, ему нужно завтра быть бодрым на совете директоров, а не клевать носом, как студент после ночи угара. Игорь не считая зачерпнул из портмоне красные купюры и, свернув пополам, протиснул в задний карман узких джинсов шлюхана, попутно оглаживая предмет вожделения. – Телефончик дай, – шепнул на ухо, чуть не капая слюной на помеченную им же шею. И вот тут произошло первое неприятное событие за вечер, словно ждал и сам накаркал. Парень слез с барного стула, сразу оказываясь на голову ниже, и зло сверкнул глазами, накидывая себе ещё пяток лет сверху к надуманным двадцати. Короткие русые волосы, уложенные спереди в небольшой гребешок и воинственный вид шлюхана делали его похожим на резвого боевого петушка из Вьетнама, такого, который мелкий, но злоебучий. Похоже, именно Игорю такой и попался. Свои же купюры Пантелеев потом выгребал из-за ворота рубашки, куда их затолкали со словами: – Оставь себе, мозги прикупишь, тебе нужнее. Игорь Алексеевич Пантелеев, в общем-то, состоявшийся благодаря финансам и бизнесу своего отца человек, тридцати пяти лет отроду, мало знающий отказа в своей жизни, был послан буквально и в довольно резкой форме. Ворча и матерясь себе под нос, что уже и потрахаться нормального мужика не найти днём с огнём, а ночью – тем более, разгневанный парень удалился, оставляя о своей очаровательной заднице лишь воспоминание. Игорь обиделся. Он с благородным чувством честного платёжеспособного гражданина хотел бы продолжить знакомство, а тут – футы-нуты, давалка обидчивая оказалась. Пантелеев повторил заказ горячительного несколько раз и после позволил водителю отвезти себя домой. Телу было приятно, но на душе осадочек остался.

*** – Игорь Алексеевич, пойми, нам нужен этот дизайнер! Он не только сейчас в моде, он невероятные вещи творит с пространством. Не знаю, как он это делает, просто магия какая-то! – Степан Николаевич, вы так за него агитируете, словно на проценте у этого дизайнера сидите, – легкомысленно отмахнулся Игорь. Николаича он знал с самого детства как партнёра по бизнесу, начинавшего работать ещё с отцом, и хорошего дядьку в целом. – Игорь, ты помнишь Исхана Каримовича? Он себе хотел караван-сарай в традициях предков сделать, напридумывал черти что, какая-то студия выполнила, построили – без слёз не взглянешь, хотя и бабок немеряно Каримыч зарядил. Так вот этот Дмитрий, Лозовой который, переделал уже сделанное так, что конфетка получилась – блеск востока. Теперь у Каримовича Чайхана номер один. Нам тоже не фуфло нужно! Давай позовём этого Диму? Нужен высший класс, всё-таки первый и центральный ресторан в будущей сети. А? – Степан Николаевич как человек, отдающийся своему делу с душой и азартом, был не очень рад, когда его друг решил отойти от дел и передал правление сыну: Игорь был мужик в целом деловой, но иногда плохо чувствовал сцепление с простым народом и окружающим миром. – Ой, да зови кого хочешь, Николаич, – отмахнулся Пантелеев. – Мне не до этого, нужно с поставщиками разобраться, в кадрах опять текучка. – Вот и ладненько! Людочка договорится о встрече на ближайшее время, только тебе тоже быть обязательно!

*** В зал собраний Пантелеев шёл неохотно. Дел у него было и правда выше крыши, но не таких, чтобы нельзя распинать по замдиректорам, а самому отчёты требовать, скорее, Игорь так отвлекался. У него случился очередной кризис среднего возраста. Как-то всё не радовало. Перед залом в уголке с кофемашиной суетилась секретарь и топтались несколько человек, нуждающихся в дозе кофеина. Пантелеев двинулся туда, своей внушительной фигурой раздвигая людские воды, как самый главный корабль в этом море. Приняв свой американо из рук заискивающе улыбающейся Людочки и получив заверение в пятиминутной готовности к собранию, Игорь отошёл к панорамному окну испить свою дозу бодрости в гордом одиночестве, и плевать, что под пальмой у стеклопакетов трётся какая-то незначительная фигура в модно-приталенном костюмчике – подвинется и отступит. На предупредительное покашливание, равное в здешних местах гудку парохода, человек в пиджаке обернулся, и Пантелеев чуть кофе себя не оросил, во всяком случае пара горячих капель попала на ладонь, не добавляя позитива. – Что ты тут делаешь? – пазл в голове Игоря сложился. Шантаж, что это ещё могло быть? Как иначе объяснить, что соску из того клуба никто не знал, и раньше парень там не бывал, безопасники навели справки. Зачем – Пантелеев сам понять не мог, но распоряжение дал. Зато сейчас вот она, точнее, он стоит пред ясными очами в модном костюмчике с уложенным на бок чубом и нагло сверкает голубыми глазюками. – По работе пришёл, – процедил сквозь зубы невольно отступивший под ажурные листья пальмы «нежданный гость». – Ничего у тебя не получится, так что иди отсюда! – Игорь не боялся огласки: он был не женат и не связан обещаниями с кем-либо, а гейством в наше время никого не удивишь. Отец знает, Николаич и несколько приближенных лиц – тоже, а на остальных насрать. Но сам факт, что его вот так нагло и пошло хотят скомпрометировать, доводил до белого каления. – Почему это не получится? Я ещё не приступал к переговорам! – посетитель поставил чашку прямо в кадку и сложил руки на груди. Вся его поза говорила о решительности и упрямстве. Пантелееву показалось, что в глазах мелкорослого шантажиста бегущей строкой читается: «Сколько ты дашь, чтобы замять скандал?» – и он встал в такую же позу, грозно взирая сверху. Почему-то аура власти и силы на нахала не действовала. В этот момент Людочка распахнула двери конференц-зала и пригласила всех начать встречу. Игорь вздёрнул бровь в ироничном незаданном вопросе: «Желаете начать шоу на собрании верхушки руководства? Да пожалуйста!» – и, расправив плечи, отправился в зал. Злой азарт плескался в крови, будоража застоявшееся озеро. К удивлению Пантелеева, прилипала последовал за ним, с гордым видом занял место рядом со Степаном Николаевичем и каким-то незнакомым мужиком, уселся, раскрывая папку, поданную ему сверкающей зубами Людочкой. «Вот чего она лыбится, как будто в лотерею выиграла?» – ворчливо подумал Игорь, подозревая, что он что-то упустил. – Добрый день, господа! Рад вас всех видеть, – как заправский тамада, начал собрание Степан Николаевич. – Разрешите представить вам нашего долгожданного гостя, который с трудом нашёл время в своём плотном графике, но это не укор, а восхищение профессиональными достижениями. Итак, прошу любить и жаловать – Дмитрий Михайлович Лозовой, дизайнер, который сотворит нам жемчужину из песчинки. «А можно не любить и не жаловать?» – кисло подумал Игорь. Шаблон в голове рушился: ну не мог он представить, что шлюхан, так увлечённо прыгающий у него на члене в клубе – это звезда дизайна, к которой очередь стоит… Обычно человек может делать что-то одно очень хорошо – либо работать, либо трахаться. С какой самоотдачей Дмитрий совокупляется, Пантелеев теперь знал, из этого вывод сделал, что дизайнер он так себе. Может, спит с клиентами, оттого и хвалят, вознося до небес? Пантелеев вспомнил Исхана Каримовича и невольно поморщился – это ж надо быть настолько небрезгливым… За своими думами начало разговора Игорь пропустил, он тут самый главный, ему можно. Но быстро включился, когда увидел, как Дмитрий Михайлович что-то деловито черкает в большом блокноте, уточняя детали. И снова разозлился. Сейчас при ярком свете было отчётливо видно, что в разряд молодёжи Лозового можно отнести только в сумерках. «Маленькая собачка до старости щенок», как говаривала бабушка. И пусть Игорь злился на самого себя – сам все надумал в клубе про студенческий возраст соски, но принять ситуацию как лёгкое недоразумение не смог. Потому, ещё помолчав, выдал в паузе между разговорами: – Извините, Дмитрий, но вы нам не подходите. Николаич только рот раскрыл: бранные слова застряли в горле, а на подобные выражения он обычно не скупился и вворачивал метко, по поводу. – Почему? – в повисшей тишине голос Дмитрия звенел удивлением. – Думаю, что ваша компетенция несколько преувеличена. Возможно, ваши таланты лежат в другой плоскости, – гадко ухмыльнулся Пантелеев, сам не зная, куда его несёт. Лозовой отчего-то бесил, как мелкая блоха, что кусает больно, а убегает шустро. – Ну, что ж, удачи в вашем начинании. Всего доброго, господа! – Дмитрий Михайлович с достоинством поднялся, одёрнул пиджак, прицепил ручку к блокноту и двинулся на выход. За ним семенил мужичок-представитель фирмы отделочных материалов для интерьеров, которого Лозовой привёл продемонстрировать образцы покрытий. Дверь подчёркнуто аккуратно закрылась. – Ой, дурак! – грузно опустился в кресло Николаич. – Игорь Алексеевич, что на тебя нашло? Это же дизайнер номер один на данный момент у нас в регионе. – Так договоритесь с номером два, в чем проблема? С Лозовым сотрудничать не будем! – чуть повысил голос Пантелеев и удалился к себе в кабинет, не опускаясь до пояснений.

*** – Что это за говно? – Игорь рассматривал цветные распечатки, огромными листами накрывающие весь его стол. К качеству полиграфии претензий не было – листы плотные, краски яркие, но вот содержимое… – А это, Игорёша, по твоему велению проект дизайнера номер два и его студии, – Николаич тоже умел быть ехидным: в большом бизнесе милые коралловые рыбки не плавают, тем более десятилетиями. – Какая пошлость. И это в их представлении шик? Не хватает только медведей с цыганами. Это что за золото и красный бархат? – Пантелеев перебирал распечатки. – Найди другого дизайнера! – А нету другого, Игорёк. Мелочь всякая есть, но это для нас несолидно, нужно, чтобы имя было. Не знаю, какие у вас контры с Лозовым, я вообще не думал, что вы знакомы. Дмитрий Лозовой – это бренд. Поговори с ним, а? – Я? С ним? – Пантелеев упрямо задрал подбородок. – Обойдётся!

*** Игорь пил второй бокал минералки, и чаша его терпения переполнялась с каждой минутой ожидания пропорционально с заполняемостью мочевого пузыря. Светило дизайна опаздывало уже на десять минут! Когда даже официанту, прикреплённому к столу, надоело без дела топтаться рядом и он отошёл к стене с такими же ожидающими знака от посетителей гарсонами, случилось явление несколько запыхавшегося и взъерошенного Дмитрия свет Михайловича. Пантелеев не успел насладиться видом бомжацки протёртых джинсов и незаправленной рубахи расцветки «закат над Килиманджаро», как опоздавший на четырнадцать минут засранец плюхнулся на стул и, не утруждаясь расшаркиваниями, положенными в приличном обществе, спросил, словно только вчера виделись, а не пару недель назад, да и вообще друзья закадычные: – Чего звал? Игорь отодвинул от себя третий наполненный минералкой бокал, чтобы совершенно случайно не проявить агрессию к гостю с помощью этого предмета. – Ты опоздал! – также не стал здороваться Пантелеев. – Но я пришёл, а мог бы и не… – перевёл дыхание Дмитрий и пригубил минералки, так заботливо подвинутой ближе к нему. – Спешил как мог, непонятно правда, зачем. – Тема та же – заказ проекта, – Пантелеев старался держать нейтральное лицо, но это была его минералка и его бокал! – Оба-на! Вы же, Игорь Алексеевич, меня послали, или я что-то запамятовал? Вроде бы из реальности не выпадал… Да, точно! Как сейчас помню – месяц назад, двадцать пятого июня, вы велели мне не осквернять своим присутствием стены вашего достойнейшего офиса, намекая, что моя профессиональная ниша в плоскости горизонтальной. – Прекрати паясничать! – вспылил Игорь. Он всегда гордился выдержкой, покерфейсом, отработанным и отшлифованным за годы в бизнесе, но ЭТОТ выводил из себя одним своим видом! – Да, я принял тебя за шлюху в клубе, но что я мог подумать? Что обычный парень явится в место, славящееся своими свободными взглядами, с растянутой и смазанной задницей, чтобы чаю попить? К тому же ты пошёл со мной, чуть ли не подпрыгивая от нетерпения. Уж извини, с кем ещё я мог тебя перепутать? – А тебе не нужно было думать, нужно было трахать и не открывать рот! Я в клуб пришёл за крепким стоящим членом, и очень жаль, что именно к понравившемуся мне члену с другого конца был прикреплён весь остальной ты, – зашипел, как змея, Лозовой: общественное место не предполагало коллективного обсуждения постельного вопроса. – Ну, знаешь ли! – больше всего Пантелееву хотелось уйти, но он вспомнил сведённые брови отца: «Результат, Игорь, нам нужен результат! Ресторан уже анонсирован, а у нас ещё даже проекта нет!» Игорь сделал глубокий вдох и подал знак официанту подавать блюда. – Давай мы начнём знакомство заново? Наша первая встреча была нетривиальной, а во вторую я был очень удивлён. Но! Я готов принести… извинения… – язык с трудом выговорил очень непривычные слова. Гарсон споро расставлял тарелки с закусками, все это время Дмитрий не отрывал от Пантелеева взгляд с прищуром, предполагаемый будущий заказчик потел и чувствовал себя весьма неуютно. – Что, так прижало? Вы же обращались за разработкой проекта ещё к кому-то, я даже почти наверняка знаю, к кому, – как только официант отошёл, Дима не стесняясь принялся деловито выбирать себе из тарелочек и салатников наиболее приглянувшееся – время обеденное, буржуй платит, так чего менжеваться? – Да, нам разработал проект Яков Доманский и его студия «Белый слон», но я не могу принять ту чушь, что он предложил. – И его белый слон… – задумчиво отложил вилку Лозовой. – Я не удивлён, что Яша обосрался. А ты знаешь, что «Белый слон» – это наше совместное начинание? Просто в один момент Доманский меня кинул, подставил так, что пришлось отдать ему свою долю прав на «Слона». У Яши осталось имя и репутация студии, вот только как бы ни гонялись такие, как ты, за именами, а пипл все равно скоро поймёт, что Доманский – бездарность, как был с института, так и остался. Он привык использовать чужие идеи. Вот администратор он от бога, им бы и был, но нет – мнит себя великим дизайнером. А знаешь, что… я, пожалуй, возьмусь за эту работу! Но с одним условием: если эскизы тебе понравятся и мы начнём разработку рабочей документации, я требую пиара. Везде, на всех презентациях, открытии и прочем. Хочу показать Яше фак, – ухмыльнулся Дмитрий и принялся кровожадно резать стейк у себя на тарелке. Из всей пламенной речи Игорь понял, что Лозовой согласен работать, даже не обговорив гонорар, что весьма опрометчиво с его стороны, но больше ухо резало другое: – Почему ты мне тыкаешь? Я – твой заказчик, где субординация?! – Ой, да брось! Не могу обращаться на «вы» к человеку, чей член был у меня во рту, поздняк метаться, – отмахнулся Дима – человек-загадка, ловко разделавший мясо по всем правилам столового этикета, но при этом говоря с набитым ртом. – А… мы в дальнейшем сможем обсудить отвлечённые от совместной работы темы? – закинул удочку Пантелеев. Дмитрий все так же нервировал своим существованием, но смотреть, как его губы прикасаются к бокалу, как меняется лицо от разных эмоций, а уж тем более вспоминать его шикарную пятую точку было… волнительно, несмотря на общее плебейское поведение. Игорь привык, что его в жизни окружает экстра-класс, это касалось всего – вещей, услуг, людей. Лозовой рвал шаблон – он превосходно трахался и вроде бы был хорошим дизайнером, всё остальное в нём вызывало удивление и отторжение. – Вот это вряд ли, – Дима сыто откинулся на стуле, поглаживая живот. – Твой член мне понравился, на этом плюсы закончились. Не люблю, знаешь ли, когда ноги норовят вытереть, ещё и с видом великого одолжения. – Прямолинейно! – чуть не подавился Пантелеев, но вовремя запил. – Скорее, честно. Предупреди, что завтра я приду обмерять помещения. Наброски через неделю, время сообщу. Если по ним все утвердим, обговорим сроки полного выполнения проекта и сумму гонорара. По первой встрече я примерно понял, чего вы не хотите, с остальным разберёмся по ходу дела. Лозовой доклевал со своей тарелки и резвым воробьём умчался, ссылаясь на неотложные дела, а Игорь остался лениво ковыряться в блюдах высокой кухни, по-детски обиженный, что его отшили, правда, сделав комплимент члену, что не могло не льстить. Отчего-то захотелось доказать, что он не сноб и высокомерный богач, а нормальный мужик. Видимо, это снова давал о себе знать обострившийся кризис среднего возраста, и когда уже пройдёт, зараза?! Через неделю, рассматривая на компьютере наброски с вариантами интерьера будущего ресторана, Пантелеев понял, что Лозовой имеет все права быть засранцем и мудаком, потому что боженька его благословил не только трахаться, как сатир, но и графический планшет в правильное место вставил.

*** Презентация нового ресторана, открытие которого ожидалось в самом скором будущем, была шикарна. Радовались все. Пафосное агентство, отвечающее за проведение мероприятия, было не просто радо, их менеджеры рыдали от благодарности и записывали детей на платное обучение в Оксфорд или на худой конец в МГУ, Игорь Пантелеев был в этом уверен, если судить по счетам и общей сумме «Итого». Самого Игоря радовали довольные лица инвесторов. Да, они были в восторге от презентации, размаха мероприятия и особенно от фуршета, на котором модельные юноши и девушки, одетые в фирменную форму будущего самого популярного ресторана города, разносили шампанское, цену которого Игорь даже знать не хотел, потому что оно было ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хорошим, уж он-то в благородных напитках разбирался. Однако Пантелеев не был космически весел среди этого моря позитива. Несмотря на то, что ему пообещали блистательные отзывы в ведущей прессе, и на то, что присутствующий отец сдержанно похвалил, что обозначало на его языке: «Ты супер крут, я горжусь тобой, сын!» – Игорь Алексеевич Пантелеев был очень-очень зол, хоть и улыбался так, словно рекламировал своего дантиста. А причина испорченного настроения была рядом, всё время лезла на глаза (или глаза постоянно отслеживали эту самую грёбаную причину) и звали её или его (да какая к черту разница, как определить пол у занозы в заднице?!) Дмитрий, мать его, Михайлович Лозовой. Лозовой провёл презентацию с полным обзором интерьеров и фирменных фишек, продемонстрировал, как будет оформлено меню и реклама, устроил модельный показ одежды всего персонала, которую тоже, как выяснилось, нарисовал сам и отдал эскизы на отшив (Игорю донесли, что несколько раз Дмитрия разнимали с дизайнером модельного дома, где планировалось первоначально шить форму для презентации, в итоге Дмитрий поменял модельный дом, настояв, что тётя Сара сшила бы лучше, и оказался прав, засранец). Лозовой скакал по сцене, как заправская звезда, сыпал шутками, и они были смешными, обаял весь зал, переобнимался со всей дирекцией холдинга, фотографировался с ней же для многочисленных журналистов, даже отец – Пантелеев-старший – пал жертвой его обаяния, пожимал руку и по-доброму ему улыбался, а этого не каждый удостаивается. И лишь одному Игорю Лозовой снисходительно кивал и отворачивался, демонстрируя свою великолепную обтянутую возмутительно узкими штанами задницу, не сильно-то прикрытую укороченным пиджаком – стильным, но, сука, таким коротким, что Игорю хотелось прикрыть этот соблазн только что презентованными журналами меню: нечего другим пялиться, он-то помнил, как хороша эта прелесть (задница, если вы уже запутались, о чем я) на ощупь. И вообще! На этом празднике жизни Пантелеев был самым главным (не считая отца, добровольно вышедшего на пенсию в пригород, но бдящего над делами оттуда – в бинокль, не иначе, или секретарь Людочка все же сливает ему информацию). Главный-то главный, но всё внимание было обращено на чертового Дмитрия Михайловича! Понятно, что напряжение между заказчиком и нанятым дизайнером случилось с недопонимания, но сколько можно-то?! Три месяца, пока длилась разработка проекта, смет, подготовка к презентации, да за это время уже вышли на финальную обработку стен в залах, а Лозовой все ещё строил из себя королеву Британии. И нельзя сказать, что Игорь Александрович не старался, он за все свои тридцать пять никогда ни для кого так не старался, наступая на горло своим принципам, но фу-ты ну-ты – от него воротили нос, подчёркнуто придерживаясь исключительно деловых отношений. Каждый раз, когда самый главный босс приезжал в будущий ресторан, «совершенно случайно проезжая мимо» именно в тот момент, когда светило дизайна осуществлял там авторский надзор, а попросту орал и критиковал всех, засовывая нос в каждый угол, главному заказчику и пяти минут не уделяли личного времени. По работе – пожалуйста! Рассказать, что вон тот штукатур с руками из жопы, а вот у этого, похоже, отобрали паспорт и заставляют работать, потому что за зарплату так не косячат – легко! Электрики уроды ленивые – запросто! И Игорь был бы рад такому рвению, Лозовой душой кипел за свою работу и был увлечён ею, но… Пантелеев не верил, что есть неподкупные – есть те, у кого ценник ещё не обозначен. Дмитрий Михайлович своим поведением рушил ему все шаблоны. Не хотел идти ни в клуб, ни в ресторан, вообще никуда, он, видите ли, был слишком занят. На коробку с презентованным айфоном последней модели посмотрел, как будто в ней говна кусок, хотя у любой фифы из Москва-сити уже бы трусики упали, а Игорю пришлось практически спасаться бегством, оставляя за собой завихрения строительной пыли. Лозовой и вправду был занят, справедливости ради. Он делал свою работу, и делал её хорошо. После всех согласований эскизов и выхода на чистовик, после споров до хрипоты и оттачивания деталей он контролировал подготовку к презентации и при этом неустанно носился по залам и подсобным помещениям ресторана, доводя прораба до икоты. За Дмитрием сновали его миньоны, Игорь не мог с точностью определить пол трёх молодых людей, которые были помощниками при Лозовом – один из миньонов, похоже, всё-таки был дамой, – они следовали за своим гуру по пятам и в рот заглядывали, а получив задания, исчезали выполнять быстрее, чем тараканы при включении света (как выглядят тараканы, Игорь знал приблизительно, приходилось опираться на книжный и кинофильмный опыт). Но в любом случае поймать Дмитрия свет Михайловича тет-а-тет не получалось нигде. Зачем ловить, Пантелеев и сам не понимал, но в нём проснулся странный охотничий азарт, кроме того, божественный секс, случившийся с Димой, снился уже целых два раза, а это что-то да значило, когда даже подсознание шепчет: «Тебе нужна эта шикарная жопа и весь Лозовой, побелку с него можно и отмыть, а язвительный рот заткнуть чем-нибудь». В общем, бесконечно можно перечислять, как динамил все эти очень долгие месяцы (в них как минимум день за три шёл) Дмитрий своего биг-заказчика, но и на вечере-презентации Лозовой нос отворачивал, постоянно находясь в кругу покорённых его обаянием и талантом почитателей. Игорь своими глазами видел, как ему уже два инвестора предложили работу – кто-то загородное поместье решил сделать «на стиле», кто-то – офис, а некоторые, похоже, просто совали визитки, капая слюной на то же, что и Пантелеев, и это отнюдь не прекрасные голубые со штормовой серой окантовкой глаза дизайнера, ну или не только они. В итоге Лозовой получил свой пиар на зависть бывшему партнёру, несколько заказов и массу комплиментов (даже Пантелеев-старший нахваливал мастера в глаза и за глаза), а Игорь Алексеевич остался в тени (за исключением всех положенных почестей), чувствуя себя ребёнком, которому на новогодней ёлке не хватило подарка. И что в итоге вечера?! Игорь своими собственными глазами увидел, как Лозовой флиртует с одним из директоров дочерних компаний, на свою беду оказавшимся видным мужиком средних лет и не самой плохой внешности. Вот это уже стало СОВСЕМ ОБИДНО! И если бы это был невинный флирт! Флюиды постельного съёма витали практически осязаемые, их руками ловить можно было, уж Игорь в этом разбирался. Парочка в углу банкетного зала, прикрываясь общим весельем, начавшимся после официальной части, явно договаривалась, как бы исчезнуть, не привлекая внимания, чтобы потрахаться всласть. Если судить по морде этого дочерника, Диму уже загнули прямо у стойки с закусками, или нет – разложили на стойке, голого, украшенного канапе, словно гейша – ролами. Пантелеев понял, как видит все вокруг бык на корриде, когда у него глаза красным застилает. Игорь Алексеевич отправился к шушукающейся парочке через огромный зал, набитый кучей пафосных людишек, с такой улыбкой (всё-таки он был с детства приучен держать лицо, даже если голубь обгадил пиджак), что ни одна сволочь не сбила его с намеченного курса.

*** В голове перекатывались, иногда встречаясь друг с другом, свинцовые шары, во рту побывал весь кошачий притон соседки с первого этажа. Лозовой приоткрыл щёлочки глаз и тут же сомкнул веки с полной ненавистью к солнечному свету, льющемуся из незашторенного окна. Из плюсов – он был дома, и минусов – все остальное, да ещё рядом сопело какое-то неопознанное тело, завернувшее от света голову одеялом. Диминым любимым одеялом, между прочим, а пользоваться им, кроме себя, Дима разрешал только одной личности, в данный момент презрительно смотрящей на него с подоконника. Лозовой смутно помнил завершение вчерашнего вечера. Стараясь не шевелиться и дышать на полвздоха, страдалец принялся самокопаться в своей любимой, но, к сожалению, дурной голове. «Пьяный мужик жопе не хозяин!» – это Димка про себя ещё со студенчества знал, проклятая шутейка как с него писана была. Добавить ещё долгое воздержание, потому что не до амуров было – работой жил, переводил сексуальную энергию в творческую, а вчера вот потерял бдительность, расслабился после презентации. А что такого?! Дело-то на мази уже. Осталось только присматривать до завершения отделочных работ и завершения декора, чтобы ушлые менеджеры ничего не заменили на дешёвое фуфло и с брендбуком соответствовали. Вот и выпил Дмитрий Михайлович на радостях хмельного и очень вкусного буржуйского шампанского, а потом ещё и снова, с инвесторами и директорами, ещё с какими-то очень важными дядечками и их тётечками. На торжественном мероприятии, да и весь вечер вёл себя Дима хорошо, это он точно помнил. Как немного в головушке зашумело, на воздух холодный осенний выбрался – отдышаться, а там, на балконе, такой мэн курит, что жопа, приободрённая выпитым шампанским, нашёптывать начала: «Хватит уже в кулачок-то дрочить и засовывать в себя силикон всякий гадостный. Смотри какой самЭц!» А самец этот сам подкатил, Лозовой его радаром прозондировал, кольцо на пальце не увидел – ненавидел скучающих натуралов с кризисом ориентации – и заулыбался, призывно распушив перья. Мэн оказался культурным, за жопу не хватал, в туалет или подсобку не тащил, разговорами вежливыми развлекал, а продрогшего на балконе Димку заботливо коньяком отпаивать начал. Французский коньяк приветливо поздоровался в организме с шампанским-земляком, и стало приятно, тепло и весело, пятая точка продолжала нашёптывать скабрёзности и давать советы. Дмитрий совсем уж было расслабился и поплыл радостно по течению, мэн с именем, которое Лозовой не запомнил, наконец-то перешёл к конкретике, под локоток взял, в глаза призывно смотреть начал. Жопа радостно сжалась в предвкушении скорого кайфа: совсем на голодном пайке истосковалась, без живого человеческого хуя. Но не тут-то было! Дима боковым зрением и встроенной чуйкой неладное почувствовал, а оглядевшись, аж рот приоткрыл: к ним на всех парах, огибая гостей, не то чтобы бежал, но очень внушительно и быстро нёс себя Игорь-свет-Алексеевич, ещё и ноздри раздувал, как боевой конь. Из уложенной причёски выбилась завивающаяся смоляная прядка, как у ёбаного супермена, делая Пантелеева ещё привлекательней, вкупе с горящими тёмным гневом глазами – полный отпад. Однако Лозовой как человек, умеющий оценить не только красоту и эстетику, но и риски, понял, что пора скрыться в неизвестном направлении, дабы из светской хроники не попасть в криминальную. Но кто бы ему дал? Вы когда-нибудь были в эпицентре разборок двух оленей за олениху? Вот и не советую. Хотя олени и были цивилизованными, в вечерних костюмах, рогами не бодались, а сражались ментально и колкими фразами, но Димке все равно не по себе стало. Из перебрасываемых реплик, снабжённых сверканием глаз и гневным сопением, Лозовой понял, что из оленей, то есть из директоров, Пантелеев тут самый-самый главный, и дизайнер его главнейшества сейчас занят делами важными, а его всякие отвлекают, и шёл бы этот отвлекун, пока проверку в своей компании не схлопотал. Диме стало обидно за себя и за гипотетическую олениху, он расстроился. Ещё и Пантелеев рядом стал, как приклеенный, вот скотина, распугал народ, и теперь вокруг них два метра зоны отчуждения, все боком обходят. И чего, спрашивается, стоит? Бывало, что об Диму и ноги вытирали богатые заказчики, бывало, что кидали на бабки, родня отказывалась и друзья предавали, и пара любовников гандонами штопанными оказались, хлебнул он человеческого говна с избытком, так что к своим тридцати годам был твердо уверен, что лучше последний хрен без соли жрать будет, но заискивать и на цирлах ходить не станет, все равно без толку, как бисер перед свиньями метать, а на душе потом погано. Вот Дима нос опять независимо и задрал. Пантелеев постоял, посопел и предложил выпить, тут Лозовой и сплоховал – согласился. Игорю Алексеевичу он больше был не намерен давать, тут уже на принцип пошло, хотя и пляски с бубном вокруг себя заценил, но твердо был уверен, что стоит Пантелееву свет зелёный включить, как он опять в высокомерного хозяина жизни превратится, а Димка – в его шлюшку, подобранную милостиво чуть ли не на панели. Секса этим вечером не будет, так хоть выпить нахаляву пойла буржуйского и вон тех ещё канапешек захомячить можно, когда ещё икры красной и чёрной вдосталь нажраться получится? Когда выпивки внутри плескалось столько, что икра не помещалась, но, как казалось Лозовому, внешний вид ещё был достойный, Игорь шепнул, что пора им перебираться пьянствовать в другое место, а то батя со стола почётных членов холдинга недобро на него косится. Дима заверил, что наследного принца порочить не собирается и позволил сопроводить себя в другое заведение. Где сидели, Лозовой не помнил, помнил, что опять пили и что целовались в такси, а водила что-то бухтел на них на тарабарском, и это было явно не: «Давайте, ребята, трахнитесь в моей машине!» Дима с недоверием и подозрением к своему телу слегка потянулся. Точно! Ломило, зараза! Каждую косточку потягивало разнежено, а жопа – мерзавка – несколько болезненно поджималась, но в целом была счастлива. Вот же чёрт!!! А если учесть, что других оленей вокруг не было, кроме… Лозовой приподнял уголок одеяла, которое, видимо, теперь придётся ритуально сжечь, над рожей кроватного соседа и аккуратно опустил обратно. Сюрприза не случилось, хотя лучше бы это был дагестанец-водитель (Тьфу-тьфу, Дима это несерьёзно! Только по злобе). С трудом подавил желание придушить подушкой, вспомнив, что биг босс ещё не до конца выплатил гонорар. Приподнял одеяло в районе паха Игоря, ещё раз вздохнул – хорош, подлец! И решил выползать из кровати. Сел, напрягая булки, и тут же с него противно начало подтекать, оставляя следы на и без того изгвазданных спермой простынях. Лозовой взвился, подскочил, как ужаленный. Прошипел хуже ядовитой гюрзы: «Суканенавижу!» – и понёсся в ванную. Этот гандон его без гандона драл?! Дима такого никому не позволял, потому что это было не только небезопасно, но и СЛИШКОМ лично, такое можно было только мифическому самому-самому позволить. Спустя час, когда Дима, отскребясь до поросячьего розового, допивал вторую чашку кофе, ручной монстр лениво дожирал увеличенную порцию корма, выложенного с избытком в извинение за вчерашнее, на кухню явился Пантелеев. Вид у него был презабавный. Всегда прилизанный и старающийся казаться очень важным, сейчас Игорь был растрёпан, хотя и явно старался причесать рукой волосы, в мятой рубашке, прилежно заправленной в не менее мятые брюки, перед собой он нёс нечто, похожее на вечерний пиджак какого-то известного бренда, только богато украшенный светлой кошачьей шерстью и закогчённый в нескольких местах. Со скорбным видом Пантелеев протянул Диме черно-шерстяной ком ткани, видимо, надеясь на жалость, но понят не был. Лозовой, прекратив поглощать кофеин, расслабленной позы с подогнутой под себя ногой не сменил, перед барином не забегал, даже кофею испить не предложил, потому барин, не будь дураком, сам сел и потянул руки к турке, там что-то осталось вроде. Плеснул себе в стакан, стоящий на столе, и начал жадно пить, обжигая язык, скривился от кофейного осадка, попавшего на зубы, и наконец молвил: – Твой кот изгадил мне пиджак. Дима искренне считал, что пиджак — это не самое важное, что им нужно вот прям щаз обсудить, и зло ощерился: – Ты не прошёл у него собеседование, – кот согласно чавкнул у своей миски. – Он от Александра Амосу, – возмутился Пантелеев. – А Дмитричу на Амосу насрать, – фыркнул Дима, – только Дмитрич слишком культурный, чтобы гадить не в лоток, показал презрение как умел. И, кстати, я с ним согласен. Что ты делаешь у нас дома? – Ты сам меня пригласил! – Неправда! – Правда! – А трахать себя без презерватива я тоже сам просил? – зло сощурился Лозовой. Пригласить он мог с пьяни, это, вероятно, правда, но отдаваться без защиты – даже его жопа была не настолько тупой, чтобы нарушать базовые принципы хозяина. – Дима, ну что ты как маленький! Не залетишь поди, да и не до презервативов нам было, – фыркнул Игорь и начал аккуратно цедить кофе, помня про кружащий на дне осадок. – Я-то не залечу, отлетался уже. А вот ты, кажись, на старте, – нарочно понизив голос до громкого шёпота, Дима заглянул в расширившиеся темные глаза напротив с мордой настолько скорбной, что даже Дмитрич перестал жрать, засмотревшись на королеву драмы. Пантелеев, растеряв презентабельность, подавился-таки кофеем, заперхал, пуская носом пузыри и уставился испуганными глазами отчего-то сначала на Лозового, потом опустил глаза, гипнотизируя свою ширинку. Дима, насладившись видом перепуганного (а таким грозным казался…), серьёзности лица не поменял. – Что… он самый?.. – выдавил Игорь одними губами. Вслух не произнёс, но СПИДа боялся (потому про него и подумал) ещё со времён бурного сексуального студенчества, бдил за собой и брезговал без кондомов к кому-либо соваться, но на чертовом Лозовом словно свет клином сошёлся, вот и заклинило. Игорь мгновенно переволновался, оказался практически раздавлен новостью, что он теперь пополнит статистику геев, умерших от СПИДа. Отец этого не переживёт, а на похоронах все будут смеяться и показывать на тело в гробу пальцем. Да и умирать он ещё не собирался! Столько планов не воплощено, столько мыслей недодумано! Спихнув с коленей не интересующий его более пиджак, Пантелеев ринулся в прихожую, подхватил с пола валяющееся пальто, кашемир которого так же подвергся осквернению коварным Дмитричем, но текстильные изделия сейчас волновали меньше всего. Оскальзываясь на ступеньках незашнурованными ботинками, он пытался одновременно вызвать такси и дозвониться своему доктору с целью быть немедленно принятым на полное обследование.

*** Дима степенно отзавтракал. Закинул все постельное в стирку, а одеяло развесил на лоджии – вечером решит, казнить или миловать, дорогие сердцу верблюды, пожертвовавшие своей шерстью, моля, шептали всё-таки оставить. Лениво тиская Дмитрича под бухтение телевизора, Лозовой поглядывал на часы: время близилось к обеденному, харчи были только у кота, значит, пора пойти поесть и насладиться следующим актом Мерлезонского балета (https://ru.wikipedia.org/wiki/Мерлезонский_балет - через Е !) со стороны. Дима знал, что олени не только тупить умеют, но у них ёще рога есть и копыта. Напротив дома Лозового как раз со стороны въезда во двор имелась неплохая кафешка, Димка там часто столовался, и ему как завсегдатаю свежее подавали и в кредит не раз кормили: знали, что Лозовой – человек патологически честный. Там шутник и засел у стеклянной витрины, неторопливо поглощая суп-пюре, который тут особенно любил, рядом ждали своего часа котлетки, исходя аппетитным парком. Покончив с первым и раздумывая, стоит ли похмелиться пивом, али не по возрасту ещё, чуть не прозевал чёрный статусный мерс, взвизгнувший шинами на повороте во двор. В их застройке для среднего класса таких машин отродясь не было, значит, свет-Пантелеев прибыли на разборки, успев водителя личного кликнуть, чтобы самому с бодуна и нервного перенапряжения не рулить и не опускаться до плебейского такси. Со двора Игорь Алексеевич вышел минут через пятнадцать своими ноженьками, а машина медленно за ним ехала – видимо, высокое начальство пар спустить хотело, чтобы под горячую руку все остальные не попали, кроме основного виновника. Дима надеялся, что дверь в его квартиру уцелела, а если и нет, что хоть Дмитрич спрятался надёжно. Похоже, не только шалость, но и маленькая месть Лозового удалась на славу, он был доволен собой и разбалансированным видом обидчика. Пантелеев орлиным взором прошёлся по окнам, пытаясь угадать, которые из них вражеские. Так и не угадал, пнул камешек на тротуаре, ничуть не заботясь о кожаном иностранце на ноге, окинул рассеянным взглядом улицу. И… Зацепился за довольно лыбящуюся рожу в витрине через дорогу. Рожа лыбиться перестала, взбледнула и отскочила вглубь зала, исчезая из вида. Игорь, запеленговав объект мести, ринулся через дорогу, не обращая внимания на машины и мат из их окон: он забыл, что статусные солидные люди не бегают. Лозовой, увидев стремительно приближающуюся угрозу, заметался по маленькому залу, вильнул в коридор к туалету, где и был настигнут. Не церемонясь его втолкнули в крошечную комнатку, и вот тут Дима впервые испугался по-настоящему: ебать его тут не будут, а вот бить – запросто. – Спокойно! Не нужно нервничать! Ведь ничего же не случилось, все здоровы и счастливы, – поспешно залепетал Димка, физически ощущая, что Игорь Александрович своими внушительными габаритами подавляет его в столь замкнутом пространстве как морально, так и физически. – Ну, подумаешь, ты к врачу сходил незапланированно, но это же на пользу только, наверно, все времени не было, работа, поездки, а тут бах и вуаля. Все же хорошо! Ведь хорошо? – Мне из-за тебя спицу в уретру засовывали, чтобы глубинный мазок взять, – сморщился от воспоминаний Пантелеев, красный от гнева и все ещё взбешённый. Никому, никогда не удавалось настолько вывести из себя, а ЭТОТ умудрился до белого каления одним щелчком пальцев. – Ты вообще представляешь, что я могу с тобой сделать? Могу сделать так, чтобы к тебе ни один серьёзный заказ в руки больше не попал, вообще никакой заказ в этой стране, я могу сделать так, что перед тобой закроются все двери и даже окна, я могу… – Все-то ты можешь, всемогущий какой! Только резинку вовремя натянуть не можешь, так найми специального человека, пусть следит, помогает! И нечего трахать пьяных, которые не осознают, что и с кем делают! – вспылил Дмитрий, которому очень хотелось вытереть лицо, уж больно Пантелеев орал, забрызгал всего. Лозовой был не самым смелым человеком, но чувство гордости и собственного достоинства являлось тем из немногого, что он считал действительно ценным и важным. Димка выдернул локоть из жёсткого захвата – это бы смотрелось эффектней, не треснись он тут же плечом о кафельную стену: в узком пространстве между кабинкой и раковиной места для манёвра не было. – Ты можешь мне все позакрывать или что там обещал, но знаешь что… Не смогу работать дизайнером, пойду рисовать на фрилансе, да хоть листовки рекламные раздавать, на хлеб заработаю, и пусть колбаса у меня будет не сырокопченая, которую люблю, а «Докторская» из бумаги, но я выживу, поднимусь и дальше пойду, а ты, если забрать у тебя заводы-газеты-пароходы, удавишься, потому что жить среди нормальных обычных людей не сможешь. Кот мой ему пиджак шерстью испачкал – ха-ха три раза! Счёт на химчистку можешь не присылать, это наша моральная компенсация. И держи свой здоровый во всех отношениях член от меня подальше! Можешь идти начинать портить жизнь Дмитрия Лозового, не ты первый, не ты последний! – пафос, с которым Дима указал на выход из туалета, был лишним, но он поймал кураж – помирать, так красиво, как в театре. Пантелеев смерил его нечитаемым взглядом и вымелся вон, а Димка постоял ещё у раковины, подышал носом, умылся и вышел в зал. Его встретило гробовое молчание немногочисленных посетителей и двух официантов за стойкой: ещё бы, такие шекспировские гейские страсти в скучных буднях, впервые на арене каминг-аут перед удивлённой публикой, акустика здесь ого-го – если музыка не включена, то слышно, как за тонкой стенкой отливают, а они так орали, что и микрофона не надо. – Димочка, если что, мы всегда тебе работу найдём, доставщиков вечно не хватает, и обед у наших сотрудников за счёт заведения, – шепнула ему сердобольная администратор Мариночка и сунула понуро уходящему Диме хрустящий бумажный пакет со свежей выпечкой – хоть немного подсластить пилюлю. – Марин, спасибо. Извинись перед ребятами за меня, не хотел у вас тут скандал устраивать, – Лозовой пожал тёплую ладошку девушки. Вот из-за таких простых и добрых людей никакие Пантелеевы не страшны, как бы они ни пытались жизнь изговнять, и в том, что получит свою тарелку супа-пюре, Дима был уверен – он поможет, и ему помогут, так всем миром из ямы и выберутся.

*** – Да ты издеваешься! – заорал Лозовой, прочитав маленькую карточку в центре шикарного, по-мужски стильного букета, доставленного ему на дом курьером. Ровно две недели прошло после презентации и неудачной шутки, кары на голову опального дизайнера так и не случилось. Лозовой каждый день продолжал осуществлять контроль за ходом работ, ездил на приёмку образцов мебели в мебельный цех, несколько раз заставлял переделывать несоответствия с заказом, науськивал своих миньонов доносить на нерадивого прораба, и никто его за эти дни с позором не выставил с объекта, волчий билет в чёрной траурной рамке не вручил. Пантелеев на горизонте не появлялся и вообще никак о себе знать не давал. Но Дима выдыхать облегчённо не спешил: может, Игорь выжидает, когда работы в ресторане будут закончены, а уж потом размажет жидким повидлом по стене? Не хотелось думать об Игоре Алексеевиче плохо хотя бы в память о его великолепном хуе, но кто их, богатеев, поймёт, что у них на уме? И было всё спокойно, Лозовой почти оглядываться по сторонам перестал, а тут на тебе – букет. И как это понимать?

*** На душе у Пантелеева было погано. А так всё хорошо начиналось… То, что Дима дошёл после возлияний до кондиции, когда его можно «валить и трахать», Игорь уловил чутко, потому караулил и ждал. Где-то глубоко внутри тоненький голосок, конечно, предупреждал, что как-то это все нечестно, но тут же был осажен доводом, что не появись Игорь вовремя, и дизайнерская честь вкупе с остальным телом была бы поругана дочерником, а этого позволить никак было нельзя! Запал Лозовой в душу и отдавался тихим ёканьем в грудной клетке, поганец такой. Шалый, зовущий взгляд Димы, всё чаще останавливающийся на губах Игоря, не давал спокойно думать о возвышенном, все мыслеформы плавно стекали вниз, и Пантелеев для себя решил, что отвезёт Димку домой, и если он по пути заснёт в такси – значит, не судьба, пьяного спящего иметь – это уже за гранью. Лозовой благородные порывы убил на корню – в машине полез целоваться и ручонки распускать. Удивительно, как их из такси с боем не выгнали, всем (даже таким оторванным от обиходной жизни, как Пантелеев) известно, что у каждого водилы бита в багажнике лежит, а то и травмат есть. Но их, неправильных мужиков, только обругали на тарабарском и, сплюнув, уехали, визжа шинами на повороте, впрочем, деньгами гейскими не побрезговав. В квартире Димка сразу напрыгнул, не дав не то что осмотреться – руки помыть, и Игорь поплыл, хотя был не так уж и пьян. В эту ночь Пантелеев оценил не только так понравившуюся твердо-мягкую жопку, но и аппетитные круглые коленки, несолидно маленькую стопу с розовыми пальчиками, которые засасывал в рот по два за раз, не прекращая трахать с рвением дорвавшегося до источника в пустыне путника. Да и весь Дмитрий в целом ощущался иначе, всё-таки, когда сношаешь не просто глупое тело, а талантливого интересного человека – это совсем иной коленкор! Дима был томным, тягучим, как патока, и таким же сладким – от него слюни текли и член твердел, а уже пустые яйца звенели, требуя продолжения. Пантелеев так и заснул, не вынимая член из уже сопящего обкончавшегося любовника. А утром Дима его триггернул так, что Игорь чуть не поседел, пытаясь осознать, что, возможно, уже смертельно болен. Отец Игоря ещё давно, когда понял, что наследник даже не би, а полноценный гей, рад, конечно, не был, но что поделаешь, лучше живой и довольный сын рядом, чем несчастный, женатый силком и непредсказуемый алкоголик или, не дай бог, наркоман. Повлиять на предпочтения отпрыска родитель не мог, но хотя бы о здоровье его позаботиться был обязан и про применение контрацепции принялся талдычить настойчиво и регулярно, невольно запугав тогда ещё восемнадцатилетнего Игоря так, что на всю жизнь осталось. И Игорь главного правила своей половой жизни никогда не нарушал, вот только с Димочкой даже не вспомнил о страховочной резинке в портмоне. Игорь выложил своему врачу сумму настолько нескромную, что даже врач обалдел и принялся за осмотр рьяно. Получив результаты с чистыми анализами, Пантелеев свободно выдохнул: что поделаешь, человек он беспокойный и думающий, к сожалению, вот сразу и надумал себе страшную болячку. Злая шутка Дмитрия Михайловича, который, судя по всему, был здоров, как бык, и говнист не по годам, перевесила чашу весов из крайнего беспокойства за своё здоровье в сторону кипучей ярости. И Игорь смертельно обиделся. В состоянии аффекта он был практически готов убить своего дизайнера, пусть ресторан хоть сгорит – душа требовала мести. От немедленного физического устранения обидчика остановил его испуганный взгляд загнанного в угол, но не сдавшегося мышА, и Пантелееву сделалось стыдно. Эмоциональные качели просто убивали, не привык он к такому. Жил себе Игорь Алексеевич, важной птицей ходил, все перед ним расступались и кланялись, и всё у него было степенно, чинно и по расписанию. А потом он встретил Диму. И вот теперь стоит, возвышаясь горой над Лозовым в туалете какой-то забегаловки, а этот испуганный воробей ёршится, хотя глаза огромные, тревожные. Пантелеев себя почувствовал хулиганом-переростком, обижающим первоклассника. Осталось только отступить, унося в себе сложные чувства и до конца не отпущенную ситуацию. Неделю Игорь ходил смурной, даже к отцу в пригород съездил, переночевал, полюбовался на быт довольных жизнью пенсионеров. Вообще его отец Алексей Петрович был ещё весьма бодр, всего-то под шестьдесят. После микроинфаркта пять лет назад принял решение, что пора дать дорогу молодым, и, оставив правление на сына, удалился в деревню. В большом просторном коттедже не хватало женской руки, и на службу нанялась бывшая учительница русского и литературы – миловидная женщина с серьёзным характером, чуть моложе бати по возрасту. Наталья Ивановна двум помощницам по хозяйству отлынивать не давала, готовила разносолы такие, что отец нахваливать не уставал, садовника пить отучила – в общем, дамой оказалась положительной, нежно-суровой, при общении с ней все, даже Игорь, чувствовали себя немного школьниками. В какой момент Наталья Ивановна превратилась для отца в Наташеньку, Пантелеев-младший не отследил, но биографию домоправительницы проверил вдоль и поперёк, все оказалось чисто – давно разведена, детей нет, только многочисленные бывшие ученики, которые ей часто звонили и навещали. Три года отец свою Наташеньку уламывал, своего добился – расписались. Пантелеев-старший опасался реакции сына, но тот спокойно принял, да и Наталья ему нравилась. Годы, прожитые рядом, всё по местам расставили: видно было, что женщина одинокая и по теплу истосковавшаяся, а не хищница корыстная. Наталия Ивановна до сих пор от подарков дорогих открещивалась и запрещала на неё тратиться, говорила, что всего у неё в избытке. Игорь в отцовы игры не лез, знал, что тот сам жену одарит и преподнесёт с такой хитринкой, что не отказаться. За батю было радостно и в загородный дом приезжать хотелось по возможности чаще, чтобы отдохнуть от суеты и чужих людей в душевном тепле и уюте. Пантелеев-старший ничего не спрашивал, только на смурного сына поглядывал, да с женой перешёптывался у Игоря за спиной: знал, что в бизнесе все ровно – руку на пульсе держал, отчёты регулярно просматривал, Игорька подстраховывал, на презентации ресторана заметил кое-что, но только с Наташенькой пока обсудил. Унылого детину-сына разговорами не мучил, просто отоспаться дал и откормиться, а начбезу он звякнет, досье на одного дизайнера пусть пришлют. Безопасники его вдоль и поперек должны были просветить, как и всех, с кем сотрудничает холдинг. Игорь возвращался в город после уикенда частично просветлённый и о многом подумавший. Дима был прав, и если опустить ехидные злые слова, то суть претензии верна – секс с пьяным и от того сверх меры похотливым и совсем не контролирующим себя Лозовым, ещё и без презерватива, был ошибкой, и да, Игорь Алексеевич Пантелеев оторван от народа и простой жизни в целом, потому что с детства этот народ только из окна личного авто видел. Это батя его из семьи простых работяг поднялся, выучился, первый миллион заработал, девяностые пережил, капитал приумножил и на мировой уровень вышел, а Игорю все с рождения досталось. Потому, видимо, и Дима для него был как инопланетянин с другой планеты – не лебезил, как прочие сотрудники, почти говорил: докажи, что я должен тебя уважать. А язвил и ёршился, потому что это защитная реакция такая, потому что, в отличие от Игоря, с серебряной ложкой во рту не родился, сам всего добивался и хлебнул наверняка тоже порядком, одна всплывшая история с «Белым слоном» и кинувшим Лозового другом-партнёром чего стоит! Дима был неправ: есть вещи, с которыми не шутят, но Игорь для себя решил, что он был неправее неправого. Для начала послал букет с коротким «Прости меня» на карточке, а через пару дней появился на объекте, желая посмотреть, как преображается его собственность. Время посещения было выбрано «совершенно случайно» – в те часы, когда там обычно шумит бешеный дизайнер. Лозовой отчего-то сдулся при появлении своего заказчика, отвечал на вопросы скупо, говорил исключительно по работе и всё время пытался присоединить к беседе третьи лица, чтобы не оставаться наедине. Игорь с грустной усмешкой понял, что его попросту боятся. Ну, ещё бы, наговорил Димке гадостей, пугать вздумал, как последний заносчивый болван. Дима и правда был несколько взбаламучен. До него с опозданием дошло, что Пантелеев – не просто разовый мужик из клуба, Игорь про него всё знает, и досье наверняка собрано вплоть до детских болячек. Такой человек не просто может в карьере подгадить. Да захоти Пантелеев, и широко известного в узких кругах дизайнера ногами в тазик с цементом, и концы в воду, или увезут так, что был человек, и не стало его совсем. Думать нужно было, на кого негатив распыляешь, и в какой мере… Все эти мысли бодрости Лозовому не прибавляли от слова совсем, вот он и цеплялся за окружающих, используя их как щит, и улизнуть постарался через чёрный ход, как только Пантелеев исчез из виду, обсуждая систему сигнализации со специалистом: все-то ему надо, въедливый какой! Но, видимо, Пантелеев ничего в своей жизни на полшишечки не делал, и если уж наметил цель, то прёт до конца, не притормаживая на светофорах. Дима шёпотом попрощался со своими помощниками, кивнул издалека прорабу, отступая к чёрному выходу, и только вздохнул полной грудью холодный осенний воздух на воле, выйдя на боковую улочку и ощущая призрачное дуновение счастья, как тут же был грубо дёрнут за ногу на землю. Взвизгнув шинами, путь преградил мерс Пантелеева, и сам свет Игорь Алексеевич из салона отворил перед Лозовым дверь. Пахнуло дорогим парфюмом и глобальным пиздецом. Осмотревшись по сторонам и не увидев в глазах прохожих ни капли сочувствия, Дима, уныло повесив голову, полез в салон – не каждый может похвастаться, что в последний путь к тазику с цементом его везут в машине экстра-класса, которую многие только в журналах и видели. Мерс привёз почему-то не к реке и не к плотине водохранилища (чтобы все было красиво, как в кино, и в последние минуты жизни на ветру волосы развевались, и небо голубое в глазах), а к какому-то пафосному заведению, в которое заменжевавшегося Лозового втянули за локоток и усадили на мягкий диван у стола. Пока Дима хлопал глазами и старался спрятать под себя ноги в пусть и настоящих, но рабоче-потрепанных конверсах, рядом материализовался субъект «вот такой окружности», и не менеджер какой-то, а сам директор заведения, принялся расшаркиваться с Пантелеевым, сочно выражая, как он рад встрече. Лозовой даже от своих переживаний отвлёкся, делая в голове ставки, дойдёт до целования пантелеевских лакированных ботинок или нет. Приветливый хозяин, видимо, по лицу Игоря Алексеевича что-то такое понял и удалился, ещё раз заверив, что: «Любой каприз – только у нас и только для вас!» – но вместо себя прислал официанта – красивого, но отчего-то перепуганного и бледного. Пантелеев почти отобрал у него папки с меню и приказал не мешать, мол, когда выберут, сами позовут. Сервис в этом заведении был на уровне – обморочный пингвин потерялся с горизонта, и Димка вдруг снова ощутил себя наедине с опасным хищником, у которого ещё и чертов тазик с цементом есть. Тигр с тазиком улыбался во все зубы, и от этого становилось особенно тревожно. – Дима, что ты предпочитаешь? Мясо, рыбу, птицу? – Пантелеев придвинулся ближе и раскрыл перед ним меню, как будто сам стал официантом. – З-з-а-а-чем? – протупил Дмитрий. Последний приём пищи – это, конечно, правильно и гуманно, но к чему такие траты, и в Макдональдс можно было сходить. – В смысле «зачем»? Время обеденное. Могу я пригласить своего дизайнера на обед? – Минуточку! Ты меня не пригласил, ты меня увёз. И… И… Мои помощники знают, где я, вот! – проблеял Лозовой, уже понимая, что ведёт себя как идиот. – Вряд ли они знают, где ты, и вообще о существовании подобных мест, – явно намекнул на разный социальный статус Пантелеев, отчего у Димы аж перещелкнуло в мозгу на режим боевого воробья. – Может, и не знают, зато людей на улицах не похищают и не везут сюда… не пойми куда! – надулся Лозовой: он тоже в таких местах – смеси шикарного ресторана и банкетного кабинета – не бывал. – Так! – отложил меню Игорь. – Мы не с того начали. Дима, я хочу принести тебе свои извинения за предыдущий… хм… инцидент. Я был не прав и обещаю, что больше такое не повторится. – Что не повторится? Ты не будешь тыкать в меня членом или не будешь оставлять во мне свои телесные жидкости? – ехидно уточнил Димка. – Дмитрий, давай не будем ссориться, я пытаюсь извиниться, а делаю я это нечасто. – Пф! Надо записать в местной книге отзывов, что сегодня здесь состоялось ТАКОЕ событие! Как же ты меня бесишь! Ладно, дышим носом, – Димка изобразил дыхательную практику – что-то он такое видел в мультике у какой-то обезьяны, преподающей кунг-фу. – Хорошо, Игорь Алексеевич, ваши извинения приняты. Я могу идти? – Может, всё-таки пообедаем? – примирительно и с бесконечным, не свойственным ему терпением предложил Игорь. Лозовой хотел было гордо отказаться, но тут у него в животе неприлично забурчало, и он махнул рукой: «Черт с тобой!» – на что его снова ткнули в раскрытое меню. – Слушай, а где фото блюд? Вот вроде русские слова, а нихрена не понимаю. Вот, кстати, плохой образчик меню! Хоть и завёрнуто в замшу, понтов много, а функция не работает! – Дима всматривался в витиеватый текст, пытаясь найти хоть одно знакомое название. – У них тут очень вкусный хамон Иберико де Бейота «Альбаррагена», – попытался помочь Игорь, на что получил скептически-снисходительный взгляд. – Это что-то на буржуйском, насяльника, моя не понимать, – дурным голосом из ситкома покривлялся Димка, которого резко отпустило – убивать не собираются, и ладно, затем спокойно добавил: – Закажи мне сам, что-то мясное без экзотики и не очень перчёное, и что-нибудь из овощей на гарнир. И… и вкусняшку, вкусняшку обязательно, сладкое я люблю! Пантелеев изобразил понимание в умных глазах и быстро сделал заказ появившемуся официанту – прямо не люди, а голограммы какие-то. Затем, потягивая на пару с Лозовым аперитивное вино, завёл непринуждённую беседу про текущий ход отделки в ресторане (чтобы усыпить бдительность нервничающего собеседника), позже разговор перешёл на отвлечённые темы и уже дальше – на более личные. У Димки с лёгкого завтрака ничего во рту не было, а время приближалось к трём, и на голодный желудок два бокала под сырную нарезку легли как родные. Выбранное в меню пока так и не принесли, по кухне за заказанным страусом гонялись, не иначе – Лозовой понятия не имел, что пожелал тигр с тазиком, может, и страуса, кто этих богатеев поймёт. Язык развязывался, а в лёгкой, непринужденной беседе и вовсе отбился от рук. Когда Дима поймал себя на том, что рассказывает о своём коте Дмитриче и их первой встрече у помойки, а только что Игорь чуть ли не со слезой в глазу (левом) вспоминал старого, больного лабрадора, которого пришлось усыпить в прошлом году, он немного опомнился. – Какого лешего ты делаешь? – Не понял? – встрепенулся Игорь. – Зачем вот это всё? Зачем ты говоришь со мной? – А разве люди обычно так не делают? Не разговаривают? – удивился ещё больше Пантелеев. – Зачем ты пытаешься мне понравиться? Не понимаю. – Может, потому что я хочу тебе нравиться? Встречаться? Проводить вместе время? – Игорь выложил все карты на стол: он был твердо уверен, что озвучивание желанного результата сильно ускоряет процесс его достижения. – Кхм, – прокашлялся Дима. – То есть ты меня клеишь? Позвал в крутяцкий кабак, как тёлочку, которую хочешь поразить широтой жеста, что дальше? Предложишь мне купить шубку или отвезёшь на Майорку? – боевой воробей стремительно превращался в разъярённого дракона. – Нет! – повысил голос Игорь Алексеевич: почему с Димой все так сложно-то?! – Мы просто пообедаем! На этих словах в кабинет вплыл официант со столиком на колёсах. Дима несчастным агнцем сидел, чинно сложив ручки на коленях, со стороны и вовсе казалось, что Пантелеев на него орал. Хоть вышколенный официант признаков эмоций старался не показывать, но по сочувствующим взглядам Лозовой понял, что он не один в оппозиции, отсемафорил взглядом: «Спасибо, товарищ!» – и принялся резать свой, вероятно, стейк, оказавшийся реально очень вкусным (и вроде бы не из страуса). Пауза, повисшая над столом, затянулась, тишина давила, а Пантелеев нарезал своё нечто в тарелке так, словно это был его личный враг. Димка вздохнул, запил вином для смелости и решил донести свою жизненную позицию до оппонента: – Игорь, я хочу пояснить тебе кое-что о себе. Понимаешь… ну… как бы сказать. Я не верю людям. У меня много работы и совсем нет времени для отношений, а когда скапливается недотрах, я иду в какой-нибудь чистый клуб с хорошей репутацией, нахожу с кем провести время, чтобы мозги прочистились и встали на место. На этом всё. Я не ищу чего-то большего и вообще не жду от людей хорошего, чисто в принципе. То, что мы встретились и ты оказался моим заказчиком – это какой-то выверт Вселенной, случайность. – Хорошо, я могу понять твои принципы, – Пантелеев после недолгого молчания отложил столовые приборы и откинулся на спинку диванчика, чтобы лучше видеть собеседника напротив, – но не могу принять их. Ты меня зацепил, и оба наших раза были чем-то особенным, я в двадцать не получал от секса столько кайфа, как получил с тобой. Мы подходим друг другу физиологией. Так, может, тебе больше не искать кого-то в клубах, а начать встречаться со мной? – Из того, что я помню о нашем трахе – да, было замечательно. Но я не хочу с тобой больше пересекаться в кровати, – упрямо поджал губы Дима. – Почему? – Потому что трах в клубе – это нормальная здоровая физиология, а то, что предлагаешь ты – это уже что-то вроде отношенек. Не хочу вовлекаться, это трясина, – Димка очень надеялся, что между строк не проскочило жалкое: «Я же привыкну, а дальше что?» Игорь Алексеевич был не тем человеком, который сдаётся, но был тем, кто достаточно мудр, чтобы временно отступить. Они поговорили – для начала и это неплохо, а точки расставлять пока рано. Проявив дружелюбие и безмерное спокойствие, оппоненты завершили обед, отведали десерт, и после светило дизайна вежливо доставили к дому. Пантелеев, провожая Диму взглядом до подъезда, поправил стояк, образовавшийся ещё во время поедания Лозовым десерта (с порнографичным закатыванием глаз и постаныванием от каждой ложки).

*** – Где ты был так долго? Уже почти десять! – Да твою ж мать! – Дима схватился за грудь в области сердца. Недовольный голос за спиной в плохо освещённом подъезде заставил Лозового подпрыгнуть, как напуганного кота. – Так до инфаркта довести можно! Господин Пантелеев в пижонском пальто и элегантном шарфе в подъезде обычной девятиэтажки, где подростки с регулярностью бьют лампочки и пытаются изобразить на стенах наскальную живопись, смотрелся странно. – В парке бегал… А мы о чём-то договаривались? – Димка с подозрением осмотрел внезапного гостя. Вообще бегать в последнюю неделю у Лозового получалось исключительно много и во всех смыслах. Он ассоциировал себя с дичью, которую выслеживает крупный и весьма настойчивый хищник, и практически каждый день ощущал незримое присутствие его тигриного высочества где-то рядом. Каждый вечер курьеры приносили на дом десерты, Дима уже некоторых парней в униформе в лицо запомнил. Вкусняшки были разными, но всегда такими, что слюна капала до пола, а Лозовой испытывал вкусовой оргазм и даже не думал, чтобы гордо отказаться или выкинуть произведение кулинарии – как можно-то?! Ещё тигрище регулярно появлялся в ресторане на биг-стройке. Кухня была уже оборудована, полностью подключена, основной состав поваров набран и принялся за отработку блюд по технологическим картам, постепенно отрабатывая изыски кулинарии. А самый главный начальник и хозяин сего заведения отчего-то с удовольствием во всем участвовал. Ну, как во всём... В дегустациях. А так как мнения нужны были разнообразные, то блюда высокой кухни доставались и дизайнеру с его группой помощников. Студенты у Димы были умненькие, талантливые, но, как и любые студенты, недокормленные, поэтому они особо радовались халявной вкусной пище. Лозовой смотрел на своих миньонов, одетых в жёлтые спецодежные майки, и умилялся, как у них уши от удовольствия шевелятся, потом переводил взор на Пантелеева, спорящего с шеф-поваром за каждую украшающую блюдо веточку зелени, и снова умилялся от серьёзности его вида и не слизанного соуса на губе. Каждодневные объедания на рабочей площадке и умопомрачительные сладости на ночь намекнули Диме, что его ровный и немного мягкий животик скоро станет сильно мягким, вот он и вспомнил своё увлечение молодости – бег. Спорт Лозовой, как и многие работники умственного труда, не любил, а вот неспешно бегать мог часами. Это занятие помогало не только не разжиреть на сидячей работе, но и прочищало мозги, в которых в последнее время творилась какая-то каша из справедливых опасений и тупого эгоистичного: «Хочу!» – В дом пустишь? – нарушил затянувшуюся паузу Пантелеев и показал Диме коробочку с принтом кондитерской в руке. Показал, но отдавать не спешил, используя как приманку. Димка вытянул шею, пытаясь рассмотреть при плохом освещении, что за подношение лежит в мышеловке. Ничего не высмотрев, вздохнул и звякнул ключами. В прихожей тёрся Дмитрич, смеривший Игоря недовольным взглядом: «В такое время приличные люди в гости не ходят». Дима, отжав коробку со сладким подношением, отправился ставить чайник, за ним, избавившись от верхней одежды, потопал Пантелеев, потративший минуту на размышление, стоит ли оставлять наедине недружественного кота и брендовые туфли, потом вспомнил, что пришёл покорять все слои населения и вытянул из кармана пальто консервы, про которые продавец сказал, что этот премиум для всех котов – просто лапки оближешь. На потрясание перед мордой кота и вопросительный «Кис-кис?» Дмитрич переглянулся с хозяином, потом оба закатили глаза настолько похоже, что Игорь невольно улыбнулся, хотя чувствовал себя максимально неловко в роли гостя, которого не ждали: он вообще отвык совершать визиты куда-либо без специального приглашения, напечатанного на тиснёном дорогом бланке. Лозовой придирчиво изучил надписи на этикетке, со словами: «Не привыкай!» – вытряхнул содержимое в мисочку с нарисованной рыбкой и занялся заваркой чая: ему тоже было несколько напряжно. Зачем Игорь пришёл? Точнее, зачем, понятно – мужик не привык, что ему отказывают, и увиливание от общения для него, видимо, в новинку (как же, его великолепную персону – и не хотят?!). И если бы Дима не хотел… Хотел, но ему было очкливо. С другой стороны, что Дима теряет, отказавшись? Возможность качественного секса с весьма привлекательным член… человеком и вкусняшки? Прогнозировать что-то о Игоре Алексеевиче Лозовой не мог, только то, что, вероятно, когда хозяин заводов-газет-пароходов наиграется, сам отвалит и забудет дизайнера Димочку? Наличие лакомых даров перевешивало чашу весов в сторону Пантелеева. Дима подумал, что, возможно, он будет первым в истории геем, отдавшимся за пахлаву… – Подождёшь недолго? Мне в душ после пробежки надо, – вместе с чайником подогрелся и сам Димка, точнее, он был и так взмыленный после хорошего круга по району и сейчас благоухал здоровым мужским духом. Игорю, как ни странно, нравился запах Димы, его пота. Всё-таки общая химия присутствовала однозначно. Пантелеев, педант во всем, многое бы сейчас отдал, чтобы просто подойти к Димке со спины, сгрести в охапку и уткнуться носом во влажное пятно на майке между лопаток. Член болезненно дёрнулся и упёрся в ширинку, получилось хрипло каркнуть «иди» и сделать вид, что неспешно поедающий корм кот – зрелище ужас какое захватывающее. Лозовой заценил потемневшие глаза Игоря, раздувающиеся ноздри и явное желание вовсе не чай пить, потому принял решение, после которого будь что будет. Быстрый душ и не менее быстрое раздумье, растягивать себя, или пусть Игорь сам отрабатывает всю программу «не разового» любовника, и Дима, неотвратимый, как пиздец, выплыл из ванной комнаты. Обернув бедра полотенцем, захватив на удачу тюбик смазки и пару презервативов, белым лебедем вплыл на кухню и протянул руку: «Пошли!» Тигрище сориентировался на местности быстро, сцапал Димку и засосал так, что профилактика гландовых заболеваний засчиталась на месяц вперёд – дорвался до горячего. Дмитрич от природы круглыми жёлтыми глазами проследил, как его человека потянули в спальню, и отправился осматривать новые туфли у двери: после решит, как быть с ними и конкурентом на внимание хозяина – сначала нужно доесть, чтобы не заветрилось.

*** Если предыдущие разы Лозовой помнил секс смутно, то сейчас у него словно объёмная и цветная хроника в голове записывалась. В мозгу щёлкнуло, когда поспешно избавившийся от одежды Игорь навалился всем собой – тяжёлым, крупным и до помешательства сексуальным зверюгой, принялся заласкивать и покусывать, лапать, словно проводя ревизию. Тигрище сел в изножье кровати, закинул ногу Димы себе на плечо, приподнял её, целуя нежное подколенье, вызывая мурашки и тахикардию, обратно согнул, ставя несолидно аккуратную для мужика стопу себе на грудь, чтобы помассировать поджимающиеся пальцы, потянул их в рот. И при этом, занимаясь оральным сексом с димкиными пальцами на ногах, Игорь смотрел, так смотрел на самого Диму, что тот почти кончал, когда ощущения и видимая глазами картинка сходились в мозгу в единое целое, жаркий сноп нервных импульсов разбегался кипятком по всему телу. Член Лозового тёк и указывал вектором в потолок, задница требовала решительных действий, а сам Дима лишь подставлял пальцы второй ноги ко рту внезапно выявленного фут-фетишиста и балдел, как никогда в жизни (потому что ему раньше реально никто так горячо не делал). Когда процесс дошёл до флакона со смазкой, Димка уже выть был готов и сам на четвереньки встал, выгибаясь мартовской кошкой. По потемневшим от желания некогда карим глазам становилось понятно, что Игорь тоже далёк от мыслей о мире во всем мире. Однако Пантелеев всё же не забыл натянуть на себя резинку, что было позже отмечено благодарным Димой как плюс и верный путь к росту над собой. И понеслась душа по кочкам! Твёрдый и властный Игорь гнул Димку, то прижимая к взмокшей груди, то утыкая мордой лица в подушку, притормаживал, чтобы быстро не кончить, запрещал дрочить и при этом сам лишь дразнил лёгкими поглаживаниями по плачущему от невозможности совершить выплеск «вот прям щас» стволу. Лозовой шипел не хуже своего кота, принимался сам агрессивно насаживаться, за провокацию получал шлепок, горящий потом тавром на заднице, и ныл, не желая покоряться промедлению. Перестал взбрыкивать Димка только тогда, когда его, перевернув на спину, согнули пополам, и замечательный член с не менее замечательным мужиком в комплекте к нему задвигались размеренно и быстро, давая то самое нужное стабильное трение под правильным углом, а широкая ладонь сграбастала Димкин исстрадавшийся орган, принося желанную разрядку. Мало что соображающего Лозового накрыло тяжёлое расслабившееся в неге тело, и его унесло в счастливые розовые дали на единороге. Занавес!

*** – Попили чайку… – Дима сделал потягушки, все так же не сползая с тёплого любовника. Он не помнил, когда почти улёгся на Игоря, как и сколько пролежал в блаженном полусне, перегружая систему после бурного секса, но всё тело буквально пело. – Ещё чашечку? – муркнул Пантелеев, приподнял Диму вверх, удерживая за бока, и напал с поцелуями, теперь не агрессируя, а нежно порабощая, как будто жертва могла попытаться от него ускользнуть или не захотеть продолжения. Но хищнику попалась совсем неправильная добыча, от такой и табуреткой не отмашешься. Димка скатился вбок, побуждая навалиться сверху – ему больше всего нравилось быть под этой горячей тяжестью, развёл ноги. Тут же настойчивая лапа прошлась по длине бедра, перебралась ласкать круглую коленку, явно выдавая свои фетиши. Лозовой довольно выгнулся – это отдельный вид удовольствия, когда пристрастия одного совпадают с эрогенными зонами другого – и томно прикрыл глаза, погружаясь в поцелуй и нежный тягучий секс. Диме удалось на вкус и на ощупь всесторонне подружиться с объектом своего обожания – твердо бархатным членом приятной длины и ширины, зализать нежный атлас головки, задразнить складочки необрезанного великолепия и обсосать тяжёлые яички. Ещё раз убедиться, что интимная эпиляция или хотя бы стрижка – это вещь! Сам-то Дима за собой следил, а любовники, особо те, что побрутальней, считали, что мужик должен быть волосат, с чем Лозовой категорически не соглашался – волосы во рту при минете и играх с мошонкой – не комильфо. Видимо, и в этом лысояйцевый Димка совпадал взглядами со своим тигрищей. Второй секс принёс Лозовому столько усталой неги и сытого удовлетворения, что на неожиданно робкое: «Я останусь?» – он как истинный кошатник не смог выгнать на улицу представителя этого семейства, пусть и в человеческом обличье. И утром, как ни странно, неловкости не возникло. Только задница-труженица у Димы немного ныла и ворчала, потому от быстрого секса пришлось отказаться, а на минет времени не хватало – господину начальнику предстояло совещание, и нужно было ещё заехать домой переодеться. Позавтракали вчерашним чаем и пахлавой под обиженные взгляды Дмитрича, которого не пустили спать на ложе разврата, за что кот, посчитавший ниже своего достоинства гадить в чужие туфли, немного обтёрся о вражеское пальто, дизайнерски украшая его серомеховым начёсом, и гордо удалился спать в кресло. Прощались любовники тоже без напряга, непозволительно долго целовались у двери, потом позвонил подъехавший водитель Пантелеева, и Игорь с обещанием не пропадать удалился. Димка постоял в прихожей, гипнотизируя своё отражение в зеркале шкафа, осмотрел довольно-сытую рожу и красноватые от недосыпа глаза, раздал по телефону задание своим миньонам и отправился досыпать – он-то сам себе хозяин, тем более кровать так вкусно пахнет сексом и Игорем.

*** В последующие дни Дима всеми силами старался настроить себя, что у него просто секс с несколько расширенными полномочиями, а никакие не отношения. И даже сам почти начал верить. Только Пантелеев мешал быть железобетонно убеждённым в этих настройках. Он звонил и писал иногда банальные СМС-ки типа «Как дела?» или «Чем занят?», вызывающие у Лозового странное трепетание в области грудной клетки: проклятые бабочки, вероятно, вооружившись отбойным молотком, пытались пробить себе путь наружу, но хозяин ледяного сердца приказывал им: «Стоять, бояться!» Игорь свет Алексеевич был настойчив в желании общаться, позвонил в первый же вечер, извинился, что не сможет приехать, потому что завтра встречать японцев с утра, а выказывать всяческое уважение нужно с бодрым видом. Димкина ещё поднывающая задница выдохнула облегчённо (потому что явись тигр в гости, отказать бы не смогла), а сам Дима иррационально расстроился. Бабочки с надеждой снова трепыхнулись, но были отправлены в пешее эротическое. В конце концов, Дима с Дмитричем – свободные коты и гуляют сами по себе! Раскрыв пакет корма и откупорив презентованное одним из клиентов коллекционное вино, две независимые скотины отпраздновали свою свободу. Ага, только одна из них до сих пор вспоминала вкусный премиум из красивой банки, а вторая так и не сменила наволочку на подушке Игоря и все пыталась на ней что-то вынюхать. Японские оккупанты взяли в плен Игоря Алексеевича, а Дмитрия Михайловича пленили заказы, заметно прибавившиеся после презентации будущего ресторана, где умница Алина, один из миньонов Лозового, раздавала визитки блистательного дизайнера, так что в следующий раз возможность встретиться появилась через четыре долгих, насыщенных дня. Димка закончил осмотр участка в пригороде, сделал замеры для первых эскизов и выслушивал фантазии хозяйки. Жена одного из директоров дочерней компании пантелеевского холдинга возжелала у себя на участке японский садик с прудиком и беседкой на нём. Прудик уже имелся, площадь позволяла развернуть фантазию, но вот беда – муж хотел себе где-то баньку поставить, и не какую-нибудь японскую, а самую что ни на есть русскую. Пока заказчики препирались, Дима прикидывал, как увязать восточный стиль с рашн-колоритом. В итоге предложил со стороны прудика строение баньки присыпать грунтом и задекорировать травами и искусно искривлёнными насаждениями с вкраплениями природного камня, тогда с главных видовых точек баня на глаза не попадётся, зато и хозяин, выбегающий с голым задом в будущую открытую купальню, тоже будет вне зоны видимости, а со стороны хозяйского дома ни один карп в пруду не будет шокирован. Записав все пожелания и испив с любезной хозяйкой кофею, Лозовой уже планировал вызывать такси, потому как сам был безлошадный – середина осени обещала ранние сумерки, и хотелось побыстрее добраться домой из пусть и элитных, но таких далёких от города земель. Звонок Игоря оказался неожиданной приятностью. Пантелеев, проводив своих японских партнёров в аэропорт, первым делом взял личное авто, скинул галстук и набрал Диму. Узнав, что вожделенный дизайнер за городом, приказал ждать на месте и в радостном предвкушении помчался навстречу. Соскучился по круглым коленкам и ворчанию Димки, по нему всему. Хотелось утащить его в укромное место, накормить и поговорить спокойно. Лозовой тоже явно соскучился, но общаться пассивно не желал. Выпорхнул из витой калитки, умостившись на переднее кресло, позволил чмокнуть себя в щеку и деловито осмотрел удобное заднее сидение экстра-классового авто. Как только машина вырулила на боковую малолюдную дорогу из посёлка, скинул с себя куртку, ботинки и полез, боднув водителя задницей, осваивать мягкость и упругость иностранного производства. Когда Дима, перебравшись за спину и стянув с себя джемпер, принялся расстёгивать строгую офисную рубашку, Игорь залип на нем взглядом в зеркале заднего вида и поспешил съехать в отворот дороги и ещё чуть дальше, чтобы с трассы не было видно: похоже, они уже приехали. – Ты чего? –припарковавшись, спросил Пантелеев у Димки, который пыхтел, пытаясь справиться с тугими болтами на стильных джинсах. – Чего-чего, иди сюда, трахаться будем! – Вот так сразу? В машине? – Игорь был несколько обескуражен предложением, хотя и так сразу стало понятно, что к чему. – Ой, можно подумать, ты этим никогда в машине не занимался! – Занимался… давно… в институте ещё учился, кажется, – Игорь, спорить не решился, он и сам секса хотел, но не ожидал, что все произойдёт столь внезапно, без предварительного ужина и плясок с бубном вокруг желанного объекта. Однако строить из себя оскорбленного романтика Пантелеев не стал. Димкины эквилибры не повторил, переместился на заднее сиденье автомобиля цивилизованно – через дверь, где тут же подвергся нападению дикаря в одной рубашке и носках на голое тело, был им осёдлан, а далее рессоры заморского автопрома прошли тест-драйв и не посрамили своё отечество.

*** Октябрь пролетел почище Хогвардс-экспресса, ноябрь радовал дождями и ветрами, задувающими за шиворот – вроде бы ничего в мире не изменилось, а вместе с этим изменилось многое. По крайней мере у одного шустрого дизайнера. Новый шикарный ресторан был у всех на слуху, и скорое открытие аккурат под новогодние праздники было весьма ожидаемым событием. Декабрьские корпоративы, с которых начинало свою работу заведение, были расписаны и проплачены, новогодняя ночь выкуплена, и шло активное бронирование на рождественские праздники. Теперь всеми делами управлял назначенный собственником директор с целым штатом администраторов, менеджеров и прочего люда, Лозовой заглядывал лишь изредка, когда его звали посоветоваться о новогоднем декоре и атрибутике. С Игорем они больше в ресторане не пересекались– не было такой надобности, потому что тигрище бродил теперь всегда где-то рядом, а если и уезжал по рабочим нуждам, то не дольше, чем на пару дней. Дима уже привык, что два, а то и три раза в неделю Пантелеев пускал в его квартире корни с вечера до следующего утра, почти привык, что кто-то ночью спит рядом и изображает из себя большую тёплую ложку, даже Дмитрича – скотину пушистую – этот «кто-то» к себе приучил и втёрся в доверие. Пантелеев очень настойчиво пытался перевести общение на другой уровень – не просто перепих, когда время свободное образуется, но Дима продолжал морозиться, на свою территорию пускал с видом крайнего одолжения, выходить в свет и на мероприятия вместе не хотел, как и посвящать в свои дела. На преподнесённые ему брендовые часы Лозовой расшумелся, забрызгал ядовитой слюной, пришлось совершать очередное стратегическое отступление. Зато Димочка с удовольствием принимал вкусняшки, фрукты и вино, этим Пантелеев и пользовался. Был ещё особый объект поклонения – Дмитрич, вот ему можно было принести что угодно, и подобные дары принимались, поэтому у наглой серой морды появилась лежанка вип-класса, какая-то навороченная когтеточка с игрушками и корма, на которые Димка ворчал, что котэ жрёт лучше, чем он. Игорь и сам не понимал пока, зачем ему все это надо, просто знал, что надо, и точка! Чувствовал в Диме своего человека, которого когда-то в молодости очень ждал и мечтал встретить, но со временем устал и перестал надеяться. Димка очень сложный оказался, со своими скелетами в шкафу, недоверчивый к людям, как обиженный ёж, засевший в норе – на попытки сближения сопел и щерился колючками, дары принимал как попытку подкупа с недобрыми намерениями. Вокруг Лозового была масса народа, с которым он приятельствовал или поддерживал деловую дружбу, но никого близкого, насколько успел заметить Пантелеев. Как вытянуть желанный объект из укрытия и убедить, что с его стороны подлости ждать не стоит, Игорь пока не знал, так и крутился рядом, несолидно для своего возраста и статуса напрашиваясь в гости, раз Дима не желает посетить «барские хоромы» с ответным визитом.

*** Дима порхал по клиентам, как птица дивная, окрылённый странным теплом в груди, выдавал прекрасные вдохновенные идеи, обеспечивая себя плотным рабочим графиком, иногда пытался осаживать радостного дурака внутри, но тот все равно светился стоваттной лампочкой. Начал регулярно наводить порядок в любимой, своими лапками отремонтированной двушке – не потому что внезапный гость может появиться в любой момент, вовсе нет, и готовил тоже регулярно – ну а вдруг тигру есть захочется, а мяса не будет – сожрёт же! Не хотел Лозовой себе признаваться, но всё-таки привык, привязался к Пантелееву, старался не показывать, но радовался каждому звонку и СМС-ке, присутствию рядом, знакам внимания, а не только обильному вкусному сексу. Давненько Димка не был так натрахан, всё-таки в регулярном секс-партнере огромный плюс. Игорь, конечно, забавно смущался, когда его провоцировали на интим в необычных местах, но никогда не отказывался, заводился быстро, словно ему и самому в устоявшейся, стабильной жизни не хватало спонтанности, не догулял своё в молодости, сразу влез в деловой костюм и взрослый мир. Дима-то не совсем дурак (только наполовину) и никогда в палевных местах любиться не предлагал. Машину ещё пару раз оскверняли, подсобку салона красоты, в котором на тот момент Лозовой делал проект, и людей на объекте не было, кроме охранника на первом этаже. Так что от очередного заказчика ранним пятничным вечером Дима сел в машину приехавшего за ним любовника с исключительно пошлыми мыслями, но его терпеливо и настойчиво отстранили, лишь поцеловав в нос. – Дим, я хочу тебя немного украсть, мы едем за город. – Ты хочешь надругаться над моим несчастным некормленым телом на дикой природе, тигрище? – пошло улыбаясь, распластался на удобном сидении Димка. – Почти… – загадочно муркнул Пантелеев и более от дороги не отвлекался, Дима задремал под мерное покачивание, пока выбирались из города на трассу: последние ночи он работал, и недосып давал о себе знать. Открыл глаза замученный работой дизайнер, когда машина плавно остановилась в большом дворе какого-то загородного дома в окружении старых разлапистых елей, желто-красных, не до конца растерявших листву деревьев и золотых вечерних огней. За иностранной телегой неотвратимо закрывались автоматические ворота, отрезая Лозового от внешнего мира глухо-наглухо. – Сейчас самое время признаться, что ты маньяк и мой хладный труп никогда не будет обнаружен, – зевнув, пошутил Дима, оглядываясь на высокий неприступный забор. – Твой хладный труп мне не нужен, мне нужен ты, тёплый и живой. Но я приготовил тебе нечто более страшное, чем убийство с расчлененкой. Я тебя с отцом познакомлю и его женой, – Игорь улыбался мягко, говорил тихо, как с буйным пациентом, наблюдая на лице Димы все стадии от лёгкого удивления до непонимания, переходящего в испуг. Так и до панической атаки недолго… – Дима, ты чего? Не хочешь? Испугался? Отец, он нормальный, ты же его на презентации видел, я хотел представить вас ещё раз в домашней обстановке… Хорошо, поехали обратно в город. Димка зажмурился и задышал часто: нельзя ж так на ровном месте током по нервам. Пантелеев – садюга! И не откажешься уже, вон какая-то женщина на крыльцо вышла, руки полотенцем вытирает и на машину смотрит. Лозовой выдохнул, расправил плечи и недобро зыркнул на виновато смотрящего тигра, который снова завёл машину: – Ну, пошли, раз приехали. Игорю очень не понравилось, как Димочка враз закрылся, закостенел, к дому шёл настороженный и бледный, словно его действительно на расстрел вели, а не знакомить с самыми родными. Наташенька, жена отца, радушно затарахтела, обняла Игоря, знакомясь, улыбалась Диме приветливо – она на презентации ресторана не была, не любила такие мероприятия, то, что Игорёк приехал не один, стало для неё сюрпризом. Повела скорее гостей в тепло дома, обещая скорый ужин и пирог с яблоками, который почти подошёл. Алексей Петрович Пантелеев также встретил спокойно, выплыл из кабинета в уютном свитере и домашних брюках, с очками на носу, совсем не походя на сурового воротилу бизнеса в строгом костюме и с секьюрити за спиной, которого Лозовой видел на мероприятии. Молчаливого скованного Диму заговорил, занял неловкие паузы вопросами об общем ресторанном деле, отвлёк от попыток угрюмо отмолчаться, потом Наташенька подключилась, позвала «мальчиков» ужинать. Отпустили гостя из круга внимания львиного прайда лишь раз – руки помыть, потом так же ненавязчиво к столу сопроводили, накормили до отвала и ленивого сонного зевания. Дима словно в Зазеркалье попал. Пантелеев-старший ненавязчиво подглядывал, как Игорёк, его взрослый независимый сын, кренделя вокруг Димы выписывает, как будто защитить ото всех пытается, а тот словно замороженный, даже гнётся, кажется, с хрустом. Интересно, однако. Наталья Ивановна гостя заговорила, от других отвлекла. О чем женщина, у которой такое хозяйство имеется и любимые цветы на пол-участка, может говорить? Конечно, о своём, волнующем. У неё какие-то кусты хитрые, любимые в палисаднике зимовать готовились, все она переживала, как бы не помёрзли. Дима название в телефонных заметках записал, пообещал, что узнает у знакомого дендролога, что нужно сделать, пересаживать или укрывать, и сообщит, за что получил огромную душевную благодарность. Пообщавшись с добрым светлым человеком, Лозовой, кажется, понял, почему она для мужа и пасынка именно Наташенька, несмотря на возраст под шестьдесят и милые морщинки вокруг светлых глаз. Совсем она не походила на жену олигарха – не бутики и пластические операции на уме, а как бы цветы не помёрзли и где спаниель Тишка опять бегает, не иначе к соседям снова подкоп роет. После ужина все вместе помогли посуду убрать, а потом Наталья Ивановна «мальчиков» из кухни-столовой выгнала, осталась ещё похлопотать. Снова повисла неловкая пауза, но тут уже включился Игорь – повёл дом показывать, во двор вышли, где объявившийся Тишка трепал свою игрушку – яркое кольцо. Увидев Игоря, завизжал, кинулся к нему, подметая с дорожки сухие листья длинными рыжими ушами, пристал, чтобы ему кольцо кидали. Дима на воздухе задышал полной грудью, пока Пантелеев на дорожке Тишку развлекал, присел на лавочку под навесом, дёргая ворот куртки – в шею задувало, и очень удивился, когда ему на плечи опустился облаком тёплый толстый плед. Рядом присел Пантелеев-старший, запахнул куртку и пыхнул сигаретой. Игорь, увидев отца, ринулся было к скамейке, но ему сурово погрозили пальцем: «Занимайся, не съем я твою зазнобу». – Так вот ты какая, невесточка, уже залетела, али только собираетесь? – улыбнулся Алексей Петрович, выпуская дымок. – Думал, уж не дождусь, когда Игорёк сподобится. Скажу честно – рад. – Не смешно. А ничего, что я не женщина и вообще не из ваших, ну, не по статусу? – Димка закутался в плед, как в броню, только нос и торчал, и настороженные глаза потемневшими голубыми озерами сверкали. – А ничего. Я долго за границей жил, там, знаешь, к вопросам ориентации проще относятся, а потом, когда в Россию вернулся, насмотрелся всякого – как семьи рушатся, как дети на себя руки накладывают или дичь творить начинают от того, что их не принимают такими, какие есть. Пусть лучше живой и довольный сын рядом будет. Игорёк у меня разумный, своё личное на люди не выносит, да и его это дело, а мне важно, чтобы сын был счастлив, тогда и я счастлив буду. Он никогда никого не приводил, и раз ты здесь, значит, для него все серьёзно, надеюсь, он не ошибся. А насчёт статусов… Глупость, все от человека зависит. – Какой вы прогрессивный, однако, всем бы так… – протянул Лозовой, не отрывая глаз от Игоря, играющего с собакой, но всё время оглядывающегося на них. – Значит, с твоими родителями всё сложно? – Уже не сложно. Я один, и мне не нужно быть ни перед кем хорошим и правильным. – Умерли? – закурил ещё одну сигарету Алексей Петрович. – Живы, слава богу. Просто мы не общаемся. – Больная тема. Понятно, – заключил Пантелеев-старший и в душу больше не лез, улыбался, говорил о ерунде всякой, вспоминал, как Игорь в детстве с велосипеда грохнулся и руку поломал, жаловался: Наташенька заругает, что опять курил, ещё и больше одной за раз, просил из мужской солидарности не сдавать. Димка вдыхал запах терпкого табачного дыма и осенней влажной листвы, слушал заливистый лай Тишки и мужчину рядом, так похожего на Игоря, только более выдержанного, как марочный коньяк, украшенного благородной сединой с перцем, но такого же крепкого, высокого и черноглазого, располагающего к себе. Сидел и чувствовал, как напряжение отпускает, покалывает остаточным электричеством в ногах и руках, но тело лёгким становится, словно невесомым. – Отец, ты совсем Диму заговорил, смотри, он спит почти, – рядом соткался из прохладного воздуха Игорь с вывалившим на бок языком собакиным. Лозовой и вправду, видимо, дремать начал, потому что не видел, как они подошли. – Тогда в дом и спать. Что, молодёжь, неделя небось хлопотная выдалась? – шлёпнул себя по коленям Пантелеев-старший. Начало одиннадцатого, время-то детское, но мальчик сына и впрямь выглядит уставшим, совсем не похожим на блистательного себя в прошлую их встречу. Про Дмитрия Лозового Алексей Петрович, конечно, знал. Как тогда, на презентации, обратил внимание на заинтересованность сына, так и попросил службу безопасности незаметно проверить, что за человек их дизайнер. Особых личных подробностей биографии не было, как и громких скандалов с компрометирующим поведением. Сегодня, конечно, удивился, когда Игорёк Диму с собой привёз, но, похоже, что и Дима был не в курсе скорого близкого знакомства, оттого на сына и посматривал недобро. Ох и достанется кому-то за самоуправство. Пантелеев-старший в сопровождении крутящего куцым хвостом Тишки ушёл в дом, посмеиваясь, оставляя своего сына на расправу Дмитрию. А Лозовой и вправду вознегодовал, когда выяснил, что «немного украсть» обозначало «с ночёвкой». – Ты в своём уме? Дмитрич же один, я не могу вот так уехать на выходные без него! Игорь виновато тёр затылок и извинялся, собрался уже идти в дом за ключами от машины. Ехать два часа обратно в город не хотелось, но про Дмитрича он и вправду забыл, перед кошаком стало неудобно. – Ладно, подожди! – потёр сонные глаза Димка: двигаться ему вообще никуда не хотелось, привалиться бы в теплом местечке и задрыхнуть. Вытащив из кармана телефон, Лозовой набрал свою палочку-выручалочку. – Лидушка, добрый вечер, моя хорошая, прости, что поздно, не спишь? Хорошо. Выручай засранца, точнее, двух. Так получилось, что я из города выехал и застрял до завтра, а Дмитрич мой один голодный дома тоскует. Ты ж моя умница! Еда где всегда, ключи у тебя есть, с меня магарыч. Ага, и завтра с утра его потискать и покормить. Солнышко, я тебя обожаю! Пока-пока! – Кто это? – Игорь насупился, как малыш, которого огрели по голове лопаткой. – Это моя любимая женщина. Пантелеев, что у тебя на лице? Ревность? Фу, какая гадость! – Дима вернулся в свой привычный беззаботно-язвительный формат, направляясь к крыльцу. – Почему у неё ключи от твоей квартиры? – не отставал собственнически настроенный тигр. – Потому что, – ответил Дима, показал язык и скрылся за дверью. В доме препираться было неудобно, но Игорь решил, что всё непременно выяснит позже. У Пантелеева в спальне на втором этаже Димка вновь смутился, превращаясь в пугливого суслика, когда понял, что под родительским кровом они будут спать вместе. Блин, неудобно было жуть как! Пантелеев настоял и переупрямил, выдал свою майку и боксёры из упаковки, шлепком отправляя Лозового в ванную. В конце концов, не оргии приехали сюда устраивать. От лёгких шалостей Димочка, обычно разбитной и сексуально активный, отказался наотрез, закутался в одеяло, как викторианская девственница, и приказал тигру держать лапы при себе. Однако это не помешало Игорю утром, пока Лозовой был ещё томно-сонный и деморализованный, сделать ему минет под одеялом, а потом отдрочить себе по-быстрому, обтираясь о вкусного, растрёпанного любимого ёжика, который был сейчас совсем мягонький и с удовольствием подставлялся для нежных лобызаний. За завтраком Димка сверкал красными от смущения ушами и припухшими губами, а Игорь улыбался довольно и как ни в чем не бывало обсуждал с отцом организационные вопросы. После сытного обеда Лозовой практически настоял на побеге из хлебосольного дома, потому как справедливо полагал, что задержись они на ужин, там и ночевать остаться придётся, а это было уже совсем неловко. Пантелеев не спорил, смиренно, как личный водитель Димочки, грузил в багажник сумки с едой от Наташеньки, которая, видимо, думала, что в городе голод и разруха, а мальчикам надо хорошо питаться. Вопрос с «любимой женщиной Лозового», у которой ещё и ключи от квартиры имеются, разрешился быстро. Дима попросил остановиться у фермерского рынка на трассе, закупился щедрыми дарами осени – грушами и красными наливными яблочками, а когда поднимались к Лозовому в квартиру, то перехватил пару пакетов у завешанного, как новогодняя ёлка, Игоря и поднялся на этаж выше. Пантелеев ревниво проследовал за охраняемым объектом. Дверь открыла миловидная пышная дама пенсионного возраста и заулыбалась Димке как родному. – Здравствуй, Лидушка, мой охламон у тебя? Я с гостинцами. Пантелеев неловко топтался на пороге, потел и пытался не рассыпать пакеты и свёртки из рук, ожидая, когда разувшийся Димка выловит разобиженного Дмитрича в чужой квартире. Соседка пыталась оставить их на чай, но не сильно настаивала, и когда трое мужчин, включая кота, вернулись на свою территорию, довольно выдохнули все. Димка понял, что Игорь никуда на ночь глядя не собирается, и довольно разулыбался, тем более продовольственный запас благодаря Наталье Ивановне у них имеется, и всё воскресенье можно тюлениться дома, а работа, как говорится не волк – подождёт до понедельника. – У тебя такие хорошие отношения с соседкой… – Пантелеев вытянулся на диване, затягивая сверху Димку. – С Лидушкой? Да, она прелесть. Её весь дом любит. Познакомились мы экстремально, лет пять назад, я тогда только въехал, она меня залила, холодная труба в ванной лопнула. Задружились, пока вместе чинили, потом ремонтировали последствия. У неё сын военный, на Сахалине с женой и детьми, приезжают только на каникулы, Лидушка скучает и компенсирует на нашем доме нерастраченную заботу. Дмитрич у неё вроде внука, а мы за детей, – хохотнул Дима. – А почему ты Наталью Ивановну Наташенькой называешь? – Лозовой был любопытен – имелся подобный грешок – и, уперев подбородок в широкую грудь своего тигра, приготовился внимать. – Потому что она Наташенька и есть. Вначале пытался по имени-отчеству, но потом за отцом перенял. Её иначе не хочется называть. – Да. Слушай, а твоя… ну, мама… Куда делась? – Живёт где-то в Канаде, ещё в начале девяностых туда уехала, за американца замуж выскочила. Отец тогда только поднимался, тяжёлые времена были, все в бизнес вкладывалось, а она «здесь и сейчас» шикарной жизни хотела, когда вариант подвернулся – воспользовалась. Она переводчик, сопровождала группы, ну и высмотрела кого-то в поездке, а я с отцом остался. Он никогда женщин домой не приводил, знаю, были у него романы, довольно длительные, но, думаю, после того, как мать предала и бросила не только его, но и сына, женщинам не доверял. А Наталья Ивановна служить к нам домоправительницей пришла, были две помощницы по хозяйству, но они не готовили, и папе посоветовали хорошую честную женщину, которая спуску никому не даст и лучше любого шеф-повара. Я тогда в Лондоне жил, филиал там раскручивали, в Россию редко приезжал, когда из Натальи Ивановны она стала Наташенькой, не понял, но отец тогда просто расцвёл, словно вторая молодость началась. – А ты как отнёсся? – навострил уши Лозовой. – А я тут при чём? Это их дело. Сам, конечно, не сразу принял, привыкал. Но ты же видел Наташеньку, её невозможно не любить. Они уже двенадцать лет как поженились. Там вообще отдельный рассказ можно писать, трагикомедию. Папа брал свою женщину штурмом и осадой, а она замуж идти не соглашалась, придумывала сотни отговорок. – Я смотрю, настойчивость – это у вас семейное… – вздохнул Димка и прижался щекой к груди, в которой мерно стучало мощное тигриное сердце. – Дим… – М? – А про своих расскажешь? – Подслушивал? – Немного. Должен же я был знать, что отец тебя не сильно допрашивает. Так расскажешь? – Потом как-нибудь. Там неинтересно, – наигранно легкомысленно отмахнулся Лозовой и снова внутренне зажался, не желая говорить о себе. Пришлось Игорю тормошить, целовать, домогаться на поскрипывающем от тяжести диване, чтобы разморозить и отпугнуть неприятные воспоминания.

*** Дима, как и обещал, у знакомого дендролога раздобыл справочник и брошюры спецлитературы про «кусты и не только» для Натальи Ивановны. Передал все с Пантелеевым, сам ехать наотрез отказался, постеснялся, небось батя-Пантелеев его опять невесткой обзывать будет. И вообще, у Лозового работы – воз и маленькая тележка, это Игорь может указания помощникам и заместителям раздать, а потом только контролировать результат – он Биг Босс. На Димку же смотрело семейство галчат с раскрытыми в ожидании оплачиваемой работы клювиками. Помимо студентов на подработке были и сетевые специалисты, и много кого ещё, с удовольствием берущих приработки, особенно в конце года. В середине ноября Лозовой новых заказов уже не брал, отодвигал на первые месяцы наступающего года – с тем, что сейчас в текучке есть, разобраться бы. Замотался совсем, стараясь выкроить для сна время между работой и мужчиной, прокравшимся на тихих лапах очень близко и ненавязчиво привнеся в быт не только свои вещи, но и общие словечки, шутки, понятные обоим, начинающиеся формироваться совместные привычки. Диме всё меньше хотелось отгонять от себя, наоборот, хотелось развернуться мягким брюхом, подставить шею, показать, что почти уже верит. За этими переживаниями и бешеным ритмом реала Лозовой упустил первые тревожные звоночки в важном аспекте своей жизни. Несколько проектов зависли несогласованными в архитектуре и экспертизе – там всегда дело не быстрое, но сроки уже ушли за грань понимания, БТИ упёрлось с согласованием перепланировки, и прочее по мелочам. Понятно, что конец года, все хотят подарочек под ёлку, но и договориться разумно не вышло, как сговорились все. Когда Лозового почтовым извещение вызвали в налоговую инспекцию для отчёта о деятельности самозанятого дизайнера, он почти не удивился. Пришла беда – открывай ворота, знать бы, каким ветром надуло… Отчётности Димка не боялся, потому что крупные заказы всегда проводил через договора официально, а мелкие шабашки за наличку делал только проверенным товарищам, но всё равно происходящее настораживало. Игорь не мог не заметить, что Димочка чем-то грузится, но, как всегда, не рассказывает, прижимается и лежит, словно пытаясь согреться, в те вечера, когда Пантелеев вырывается из рабочей рутины не очень поздно, но упорно носит всё в себе. Как и любые неприятности, которые долго не зреют, у Лозового они выстрелили в начале декабря – его вызвали в городской совет архитекторов и дизайнеров разбираться по делу о плагиате стародавнего проекта, который Дима и помнил уже с трудом, потому что делал его года три назад, тогда только ушёл из «Белого слона» вместе с частью личных клиентов. Дело пахло лишением лицензии, не меньше. Понятно, что Димка отобьётся, потому что бред бредовый ему шьют, жаль только времени и нервов. Ну и обиженный обозначился. Так вот откуда ветром с душком повеяло: Яшенька Доманский все никак не уймётся, дружок бывший закадычный, с которым дружили в самые десна. К Лозовому периодически и раньше после заказанных эскизов в «Белом слоне» приходили и просили сделать «так же, но всё наоборот», ещё и лакомый заказ Пантелеева к Диме перешёл, вот и затаил злобу лютую и нерастраченные амбиции Яшка-циркуль, как называли его в институте. А уж связи в администрации города, чтобы подгадить кому-то, у Доманского давно имелись. Дима зубы сцепил, выслушал предъявленные ему претензии перед лицом высокого комитета, предоставил договора и все старые наработки, которые смог откопать, Доманскому он уступать не собирался – шиш этому козлу, а не лицензия Лозового, но все равно, как в говне вымазали, напиться и забыться стало единственным желанием вечера. Именно такого – разбитого, вылакавшего натощак полбутылки застоявшегося в холодильнике вина, Димку и застал вечером Игорь, явившийся без предупреждения, словно почувствовал неладное. Лозовой попытался перевести грусть-тоску, которая лежала на душе, в сексуальную агрессию, но Игорь (скотина принципиальная!) скрутил по рукам и ногам. Нежные поцелуи по всему лицу рассыпал, не поддержал буйство, зато прижал к груди. Лозовой забрыкался: не получив выплеска в сексе, требовал хотя бы драки. Изнутри Димку словно вулканическим выбросом жгло и распирало. Сопротивлялся недолго, обмяк в сильных руках и засопел в нагретую собственным дыханием могучую грудь, а потом и вовсе зашмыгал носом. Напряжение, усталость и обида последних дней накатили и погребли под лавиной. – Димочка? Что случилось?! – Ничего, сейчас пройдёт, – сопнул в ответ Лозовой. Расклеился, как баба, теперь ещё перед Пантелеевым стыдно. Оголённые нервы не позволяли гадкой влаге из глаз остановиться, а тёплая рука Игоря, гладившая спину, давала разрешение на слабость, ещё и Дмитрич, почувствовав, что члену стаи плохо, придавил ноги своим немаленьким весом, вибрируя тихим урчанием. От такой всеобъемлющей поддержки, равно как и от вина на пустой желудок язык сам собой развязался, и Димка выболтал всё, о чем грустил и сожалел, всё, от чего было плохо и гадко. Рассказал про семью, которая не приняла сексуальную ориентацию сына – брату и родителям он стал в один миг чужим и грязным, про друга Яшу, с которым как на подкурсах познакомился, так и дружил душа в душу, как казалось Лозовому. Яшка гейство друга принял ровно, сказал: «Главное, меня за задницу не хватай», – на этом откровения и закончились. И пошли два шустрых пацана дальше по жизни вместе, ещё в институте шабашить начали, а уж после на двоих бюро открыли, и вырос их маленький бизнес во вполне солидного «Белого слона». Яков Доманский звёзд с неба дизайна не хватал, сам осознавал, что как творец он вполне посредственная личность, но зато менеджер был от бога, потому и заказы мог, казалось, из воздуха доставать. Яшка убалтывал сомневающихся работодателей, наваривался на разнице закупочных цен на материалы, пока Дима, окрылённый идеями и новой взрослой жизнью, творил и создавал. Постепенно штат «Слона» рос, из маленького бюро превратился в солидную, довольно известную мастерскую, славящуюся нетривиальными идеями и отличным выполнением под ключ. Потом был отвратительный скандал в семье Лозового, ставшего в какой-то момент настолько неосторожным, что позволил целовать себя отвёзшему до дома мимолётному любовнику. Отец с соседом, курившие во дворе и видевшие безобразие в машине, ещё и припарковавшейся под фонарём, стали свидетелями начала личного Димкиного апокалипсиса. Яша тогда очень поддержал, приютил друга у себя, хотя только женился, но несколько дней утирал сопли и помогал искать съёмное жилье. Дима сильно депрессовал, пил, чтобы не было так горько на душе, заливал внутрь себя ещё более горькое, почти не работал. Ему было обидно до жути, ведь родители, всегда бывшие рядом, всегда радующиеся за него и поддерживающие, в один момент вычеркнули из жизни, и даже младший брат шарахался, как от прокажённого. Димка настойчиво приходил в свой уже бывший дом, пытался поговорить, вернуть всё как было – ну, подумаешь немного не такой, но все равно одной крови с семьёй. В один из вечеров на пороге некогда родной квартиры отец больно толкнул его в плечо и крикнул в сердцах злое неотвратимое: «Лучше бы ты умер!» – а рядом жалась мать, и в её глазах Дима видел полное согласие со страшными словами. Тогда в Лозовом и правда что-то умерло, словно одна доля сердца заморозилась самопроизведенной душевной анестезией. Пришло смирение и злое: «Ну и пусть!» Пил несколько дней, чудом не слёг с интоксикацией, а в один из вечеров вынырнул из дурмана, не помня, какой день сейчас и как долго он валялся в отключке. Через боль и тошноту отодрал себя от загаженного не пойми чем дивана, вымылся, собрал весь мусор и бутылки, потащил к помойным бакам во дворе и нашёл там умирающего молодого кота. То ли машина сбила, то ли люди недобрые постарались и отбросили, как падаль, с дороги. На последние деньги Димка определил животинку в ветеринарку, где сразу сказали, что проще усыпить найдёныша, чем с таким возиться, но Лозовой был настойчив, врач только пожал плечами: «Деньги ваши, вам решать, как их тратить», – и понёс пациента на рентген. Так Дима лишился семьи, но усыновил кота, который был достаточно взрослым, чтобы называть его Мурзик или Пушок, поэтому сразу принял отчество и носил его гордо до сих пор. Дмитрич вообще оказался очень ценной находкой, и когда два одиноких мужчины прошли все стадии привыкания, принятия и полного взаимопонимания, в квартире воцарилась гармония. Лозовой бросился в работу с головой, топя в ней возможность думать о грустном, просто не было времени. За три года выкупил квартиру, которую они с Дмитричем снимали, постепенно успокоился и почувствовал почву под ногами, пока не случился новый кризис. Яшка – закадычный друг, такой, что обо всем важном знал, свой в доску, темнить начал. Дима всегда был далёк от финансовой сферы агентства, иногда для порядка отчёты бухгалтера смотрел, где столбики цифр всегда указывали на солидный плюс, и был доволен этим. Потом какая-то мышиная возня за спиной пошла, Лозовой не сразу заметил. То отчётность по некоторым объектам словно специально от него прячут, то и сами объекты не афишируют, вроде как не для главного творца эта обычная рутина. В какой-то момент Дима Яшу на откровенный разговор вывел, документы сомнительные подсобрал. Оказалось, что Доманский с администрацией города шуры-муры крутить начал, с каким-то чиновником бюджетные деньги списывать по серой схеме – то ремонт садика по документам капитальный, а по факту – косметический, то ещё какая гадость. У Димки волосы на затылке зашевелились: за такое посадить-то недолго, а у «Слона» два собственника, вот и на нары вместе чалиться пойдут. Яша побрыкался, но согласился, что в опасное дело влез, пообещал, что больше мутных объектов брать не будет. Дима поверил, но всё равно зорко следил какое-то время, что у них в работе за заказы находятся. Со временем оказалось, что Доманский не прекратил, просто прятаться лучше научился, а Димка – дурак наивный, последнему близкому человеку верил. И отчуждение между друзьями вроде незаметно происходило, но берега всё дальше разъезжались. То Яшка, отводя глаза, крёстным дочери не позвал. «Понимаешь, друг, у Ленки родаки простые, не поймут, когда крестная с мужем на праздники приходить будет, а ты один или тоже с мужем», – пытался шутить Доманский, Димка понимал и соглашался. Потом начал настаивать на более жёстком оформлении собственности на доли в агентстве. А потом особняк себе начал за городом строить, и ладно – строй себе на здоровье семейное гнездо, Димка только рад за друга, что тот воплощает свою мечту в жизнь, но… Особняк особняку рознь! Когда выросло три этажа «а-ля Версаль», Лозовой уже точно знал, что они всем «Слоном» за квартал столько не зарабатывают, сколько в неделю Яков на материалы тратит – значит, продолжил свои серые схемы крутить. Ещё один разрыв в жизни Дима уже пережил более стойко, только из половины замороженного сердце стало полностью ледышкой. Лозовой понял и принял, что верить никому в этой жизни нельзя, как и полагаться на кого-либо, кроме себя. Только разве что Дмитричу. Друзей больше не заводил – приятелей вокруг масса, с ними и выпить-закусить можно, а любовники – вопрос желания и наличия свободного времени. Одному проще и надёжнее. Так Димка и жил, пока в ареале его среды обитания не появился объект редкой настойчивости, прилипший, как банный лист к попе. – Ну вот, теперь ты знаешь, какой я, и можешь валить! – шмыгнул опухшим носом Лозовой. – И какой же ты? – Игорь стёр пальцем мокрую дорожку на красной щеке Димочки и, достав из кармана чистый носовой платок, высморкал своего грустного боевого ежа. – Ужасный и злой, а ещё неудачник, – прогундосил Лозовой, отобрал платок и трубно высморкался: какой к черту этикет после выворачивания души наизнанку?! – Ты не ужасный и уж тем более не злой. Ты замечательный. Не повезло с близкими людьми. Но теперь все будет по-другому, – Пантелеев, не дав Диме, уже открывшему рот, спорить, перебил его вопросом: – Скажи, а как в итоге «Белый Слон» оказался собственностью Доманского? – Когда выяснять начали, откуда деньги на Яшин чудо-дом, он мне бумаги под нос сунул, в которых моя подпись на восьми проектах для администрации города, выигранных в тендерах с явно завышенной ценой – я, дурак, многое подписывал не читая, весь такой творческий, а Яша несколько лет все подсунутое кропотливо собирал. Там на столько миллионов навар в сторону уводили, что мне органов не хватит расплатиться. Пришлось Доманскому в обмен на документацию свою долю отписывать, но я до сих пор не уверен, уничтожил ли он всё, как обещал, а зная его, думаю, что есть припасённое говно, извини за мой французский. Сейчас, когда постепенно из агентства уходят большие заказчики, Яшеньке, видимо, свербеть стало, ещё и ресторан ваш ко мне попал, знакомая одна рассказывала, что после презентации ресторана Доманский ходил сам не свой, на всех неделю орал. Вот и сейчас, видимо, мутит, не знаю, как в ваших заграницах, а здесь все чиновники денежки любят, за редким исключением. Жаба его душить начала, я ж тогда клиентов некоторых за собой и увёл, точнее, они сами пошли и согласны были немного подождать, пока я штат работников на субподряд наберу, чтобы их проекты закончить, а Яшенька этого не простил и злобу затаил опять же. Так некстати – конец года, закончить все обязательства надо. Есть у меня знакомый адвокат, как раз в области архитектуры специализируется, проконсультируюсь с ним, скорее всего, найму. Ничего, разгребу! Игорь вздохнул и обнял Диму: опять этот несносный человек собирается воевать сам, Дон Кихот в иголках. Лозовой никак в голову не возьмёт, что он теперь не один, и за ним такая сила стоит, что посерьёзней «знакомого адвоката» будет.

*** После эмоционального выплеска Димке неловко было Пантелееву в глаза смотреть, но он долго не парился, потому что любовник не просто заботой окружил, словно всем собой обнял. Игорь старался вечерами раньше из офиса возвращаться, пока Димка проекты дошаманивал, рядом с ноутом своим сидел, вроде как и работал, но чай-кофе, словно предугадывая, приносил и доставку вкусностей из своего ресторана организовал. Лозовой всё так же отказывался посетить хоромы Игоря, хотя тот и с козырей зашёл: доложил, что Димочка с Дмитричем могут хоть прям сейчас к нему – на ночь, на выходные, навсегда, потому что для кота закуплено все нужное ему оборудование и корм в соответствии с техническими характеристиками животины. Лозовой оценил, но осаду всё ещё держал, а крепость его сыпалась и шла трещинами, счастливый дурак изнутри Димки лыбился и с бабочками из живота игрался. Пантелеев лишь хмыкнул, признавая право Димы выбирать место обитания, и без спроса притащил в дом избранника ещё своих вещей, костюмов и бытовых мелочей. В квартире стало теснее, но и уютней одновременно. Лозовой только диву давался, когда понял и принял, что Пантелеев не небожитель какой-то – ест, пьёт, по земле ходит, может пукнуть ночью или отрыжку ладонью прикрыть, не, ну а чё? Ведь всем известно, что даже принцессы какают, чем принцы от них отличаются?! Это поначалу Димка Игоря в супермаркет водил как на экскурсию, а тот, как дитя малое, всё расспрашивал: «Для чего это? Зачем то?» Лозовой тогда ещё не цацкался с временным прилипчивым любовником и правду-матку ему выдавал, иногда чернухи добавляя, старался отпугнуть от мира простецов, короче. Но Игорь, как настырный телёнок, все равно упрямо таскался, втискивал своё шикарное авто на парковку торгового центра и смиренно катил тележку, ещё и на кассе настаивал, что платить будет он. Димка взбрыкнуть пытался, а потом согласился, что ему такого крупного хищника все равно содержать не получится, тот же, как разобрался, что к чему в магазинах, так сразу эко и премиум выбирать начал, и Димку к вкусному парному мясу и колбасам по ГОСТУ приучил – к хорошему быстро привыкаешь. Так что распределили обязанности – Игорь платит в магазине, а Дима готовит, потому что, несмотря на наличие своего ресторана, Пантелеев предпочитал домашнее, Наташенькой избалованный, а сам готовить не умел, времени не было, зато, когда любимый ёжик кашеварил, лопал за обе щеки.

*** Лозовой, как и планировал, проконсультировался с адвокатом, тот посоветовал свои базы поднять, проверить отчётность, если такая осталась, и если есть что-то палевное, то сжечь, желательно с техникой. Получив подтверждение от адвоката в случае чего представлять интересы опального дизайнера, Дима немного расслабился, а потом и вовсе странные вещи происходить начали… В середине декабря, когда город уже вовсю сверкал новогодними гирляндами, а мороз хватал за попу, Лозовому пришло на почту информационное письмо, что экспертиза зависших объектов прошла положительно, заключения можно получить по такому-то адресу в такое-то время. Димка, не спеша радоваться, поехал, бумажки забрал, на нюх и на зуб попробовал – настоящие, с печатями и подписями. Ещё через день эксперт из БТИ позвонил, извинился за задержку – конец года, все дела. Сказал, что Лозовой может приехать завтра, разрешение на перепланировку забрать. Димка недоверчиво крутил в руках полученные документы – все чудесатее и чудесатее… А уж когда Яков Доманский позвонил и пригласил на ланч в маленький ресторанчик со словами: «Дима, мы много копий наломали, пора исправлять», – Лозовой подумал, что либо его на этом ланче отравят, либо Дед Мороз к нему авансом очень добр. Яша чуть ли не обниматься кинулся, но, поняв, что Дима сторонится, перестал излучать повышенное радушие. Потом были какие-то невнятные извинения и посыпание головы пеплом, признание вины, что из-за Пантелеевского ресторана Доманский взбеленился и принялся козни строить. В общем, ничего для Димки нового не сказал. Но главное, что теперь Яша искренне раскаялся, все свои гадости в сторону бывшего друга свернул, отменил подкупленных дяденек из различных инстанций, оповестил их о смене курса и вообще больше так не будет, ибо карму себе на многие годы уже изговнил. Димку покачивало на словесном потоке Доманского, как Алису, летящую через кроличью нору. Яше он ни на грош не верил, нужно теперь разобраться, что за гадость опять тот затеял и почему перепуганный весь какой-то, суетливый. Прощаясь, протянутую руку Якова Лозовой пожал, а тот как-то облегчённо выдохнул, словно до последнего боялся, что ему сейчас в рожу прилетит. Из ресторанчика Димка вышел в состоянии полного ахуя, иначе не скажешь, будь ты хоть трижды интеллигент, и отправился в соседний паб подумать над кружкой пива. Выпил, закусил вредным гамбургером, который с недавних пор был запрещён поборником вкусной и полезной пищи Пантелеевым, который хоть и любил наглаживать приятно мягкого (со слов Игоря) Димку, расцеловывая его круглые коленки, но за здоровье организма радел и следил нещадно, ага, словно сам пироженки всякие не таскал. Ответы на бьющие в мозжечок вопросы Димка решил искать в самом подходящем на то месте – офисе «Белого слона». Был у него там свой шпион-лазутчик – возрастная кадровичка, которую Лозовой ещё сам на работу принимал. Димочка всегда на дам «пятьдесят плюс» производил самое благостное впечатление, будил в них какие-то скрытые материнские инстинкты и бывал всячески любим и окружен заботой своих «девочек», так ещё с детства повелось – все старушки в доме были без ума от тихого рассудительного мальчика, который всегда готов прийти на помощь. Маргарита Николаевна Димке обрадовалась как родному и долго щебетала, расспрашивая, как у того житье-бытье, потом Лозовой интересовался, попивая чешское пенное, об её делах, о здравии мужа и внуков, в подходящий момент ненавязчиво спросил, как на работе, не обижают ли, и совсем странное услышал от словоохотливой подруги… Доманский на прошлой неделе на два дня куда-то совсем исчез, жена его с ума сходила, и родители в полицию пытались заявление накатать, а им отказывали, потому что по закону только через три дня после пропажи положено. Яков Викторович как раз на третий день и объявился, весь мятый, грязный и с перегаром. Не домой пришёл, а сразу на работу, в кабинете заперся. Когда дымом завоняло, секретарша запаниковала и приказала дверь в директорский кабинет выбивать – ворвались ударной группой, а Доманский сидит как ни в чем не бывало и документы в железной мусорной корзине жжёт, глянул на всех сурово и новые бумажки в огонь подкинул, сейф настежь открыт. Потом как гаркнет, чтобы ему не мешали, и потребовал от секретаря коньяк, что для вип-гостей хранится, и тоже чтоб проваливала. Все в офисе ходили тихо-тихо, как мышки, и гадали, сразу новую работу искать или подождать, что дальше будет. Якова дома по возвращении неласково встретили, когда он объяснить невнятно пытался, что запил со старым знакомым, случайно встреченным где-то – сорвался, стресс накопился, не иначе. Видимо, объяснения не приняли, и ходил Доманский как в воду опущенный, апатичной снулой рыбой несколько дней. Маргарита Николаевна уже и не знала, что думать, все агентство гудело, как разворошённый пчелиный улей, но Яков в руки себя всё же взял и какую-то бурную деятельность вне фирмы развил, ездил куда-то и по телефону на кого-то орал. Сейчас вроде успокоилось всё, только несколько человек уволилось из молодёжи – нервы у сопляков слабые. Лозовой с подругой дней суровых распрощался и задумался ещё больше. Выходит, что Яша в состоянии грандиозного шухера был, вот только интересно, отчего и почему? А то, что Доманский мог с кем-то забухать – вряд ли, не так этот прожжённый материалист и коммерсант изменился за годы, что они не общаются, не в Яшиной природе подобные фортели, да и не пьёт он почти.

*** Лозовому так хотелось обсудить все происходящее, поговорить с кем-то. Но Дмитрич хоть и выслушает, да не ответит, совет не даст, вот и не выдержал, вывалил все на Игоря за ужином. Позже, когда уже Димка посуду мыл, а Пантелеев рядом её полотенцем протирал (умильная пастораль, к которой Дима все привыкнуть не мог), озвучил сомнения вслух: – Я вот не знаю, можно ли Яшке верить, и отстанет ли он совсем насовсем? Может, его чел, тот, из администрации, за яйца прижал, вот он хвосты и подчистил… Но зачем тогда мне душевные изливания делал? Зачем гадил, это я как раз понимаю, а вот зачем извинялся и исправлял – нет. Как думаешь, это конец или to be continued? – Я думаю, что на этом история закончится, не волнуйся о ней больше, – Игорь аккуратно развесил влажное полотенце на держателе и привлёк своего мальчика ближе, целуя в мягкие, сладкие после десерта губы. Дима безоговорочно поверил спокойной твёрдости Пантелеева, притёрся в поисках тепла, ласки и надёжных объятий. К чему им собираться на вечернюю морозную пробежку, если калории можно сжечь другим, более приятным образом? Игорь посыл уловил правильно, подхватил Димочку, усаживая себе на талию – так целоваться удобнее, когда головы вровень, и потащил в спальню, любить и нежить, творить магию – превращать ёжика в ласкового котика. Диме впервые не хотелось воевать в постели, не хотелось главенствовать, направляя, а требовалось совсем другое. Это странное робкое чувство прошлось по сердцу тёплым ветерком, призвало принять любовь и ласку, которой щедро делился нежный тигрище, и Лозовой решил не противиться, поверить уже наконец, что не все люди чёрствые и корыстные, заботящиеся только о своём покое. Дима любил в сексе демонстрировать себя, красоваться: «Смотри, какой я!» – играть не хуже опытного актёра, преподнося выгодные ракурсы. Он давно понял, что если любить тебя больше некому, то нужно делать это самому. Искренне и преданно делал это, взрастив здоровый эгоизм, кайфовал, когда временные партнёры жрали глазами и вожделели такую куколку. С Игорем система стала давать сбой, пока совсем не поломалась. Лозовой влип в своего тигрищу, как муха в мёд. Слипся с ним, как вареники в тесной кастрюле, и не хотел больше ничего демонстрировать или доказывать свою невьебенность. Устал юлить и играть, наконец открыл мягкое брюхо, не боясь, что пнут. Димка не просто прижался – впаялся собой, как только стащил с Пантелеева и себя майки. Если раньше он отстранялся, не очень переносил полный телесный контакт, то теперь, как дурной, тёрся о рельефные грудные мышцы любовника, так славно напрягшиеся из-за удерживаемого веса. Это было уже что-то на уровне животных инстинктов – пытаться смешать пот и прочие телесные жидкости, скулить, как сучка, требуя немедленных действий. Пантелеев тяжело осел на кровать: сатанеющего Диму стало все труднее удерживать. Во-первых, от его страстных поцелуев и трения легко и просто было слишком поспешно кончить, а во-вторых – явно ощущалось изменение в партнёре, словно занавес рухнул, раньше было можно, но осторожно, а сейчас как будто все преграды убрали. От этого волна тепла в груди поднялась, и возбуждение отошло на задний план. Игорь поймал своего буйного дизайнера, зафиксировал голову, вплетя пальцы в пушистые блондинистые волосы на висках и, наверно, впервые поцеловал как хотел давно – не с бешеной страстью желания, а с нежностью, которая била прожектором из груди, Данко с его светящимся сердцем стало бы завидно. Димка притих, перенимая нежность и неспешность, поддался, как мягкая глина рукам мастера, обмяк, позволяя уложить себя на середину кровати и дораздевать окончательно. Сам потянул Игоря на себя, вынуждая улечься целиком, желая полного соприкосновения, подставил губы, почти мурча от того, как Пантелеев его гладит по бокам и чувствительным подмышкам. Не дал тигру отстраниться, когда тот попытался сползти в желании лобызать колени: этот фетиш Димка разрешит потешить чуть позже, душа другого сейчас требовала, не хотела размыкать тела, лишившись и доли тепла. Так, ёрзая и неуклюже ласкаясь, Игорь смазал мягкое мышечное колечко любимого слюной – дотянуться за смазкой Димочка не дал, вцепившись намертво, про презервативы они и раньше частенько забывали. Первое движение и обволакивающая горячая теснота заставили несгибаемого когда-то человека выдохнуть со стоном Диме в губы и припасть к ним, дыша одним воздухом. Лозового лёгкими разрядами тока покалывало от того, как Игорь, не вынимая член полностью, двигался в нем неспешно и плавно, проходя по чувствительным стеночкам, прижимаясь именно туда, куда нужнее всего. Такое волшебство не могло длиться вечно, у Димы пульс уже давно бился не там, где ему положено, а в нервных окончаниях подрагивающего, натянутого на великолепный член (у каждого свой фетиш) колечка ануса. Да что там пульс! Его пятая точка, что обычно звала на приключения, блаженствовала, окончательно сдавшись на милость победителя. Димка был с ней полностью солидарен и, закатив глаза, излился ярко и сильно, почти уплывая по следу розовых единорогов, в последний момент зацепился сознанием за тяжёлое влажное дыхание себе в висок и протяжный стон Игоря, кончившего и обмякшего всем тяжёлым собой, придавившим одеялом весом в добрый центнер. Но такого, как Лозовой, легко не раздавишь, он лишь блаженно выдохнул, поглаживая влажную вздымающуюся от тяжёлого дыхания спину Игоря, всё так же не разжимая ног и не выпуская член из влажного плена. Раньше, с кем-то другим, с тем, кто не Пантелеев, Димка бы уже шипел и кусался, брезгливо оттирался в ванной. Сейчас же лишь посильнее обнял своё… счастье, наверное. Игорь, почти засыпая, с трудом отвоевал право сползти вбок, чтобы вместо любимого кото-ежика не проснуться рядом с камбалой, услышал от разнеженного и с трудом поднимающего глаза Димочки то, чего не ожидал: – Спасибо, что разобрался с Яшкой, я так устал воевать один… – пробормотал любимый обормот и выключился окончательно, прервав на этом минутку лирики. Пантелеев же, наоборот, проснулся. Слушая сонное дыхание своей второй и уж наверняка лучшей половины (одной задницы, как сказал бы ехидный Димочка), Игорь решил не гадать, временное это размягчение характера, или дорогой сердцу человек наконец-то поверил и перестал ждать подвоха. Пантелеев был доволен, что, обратившись за советом к отцу по поводу Димкиной проблемы с бывшим другом, послушался старшего. Душа Игоря, провёдшего добрую половину жизни в Европе, требовала цивилизованного решения, а именно – обратиться к адвокатам, и пусть они разденут Доманского до трусов, но отец вовремя завернул праведный гнев в нужное русло. Ни одного, ни второго Пантелеева не особо волновало, виновен Дима или нет, главное, что он был их человеком. Игорь думал и решал всегда холодно и здраво, но с Димочкой всё выходило через одно место, через сердце, хотя Лозовой, опять же, поспорил бы насчёт места. Пантелеев-старший же не сильно тяготился из-за серой морали, для него всегда были свои и чужие – два лагеря, и если война, то ты точно знаешь, на чьей ты стороне. Поэтому он посоветовал не тянуть кота за яйца, а вызвать нужных людей, без которых в России большой бизнес бы не поднялся в мутные девяностые. Когда-то бандиты, сейчас – почётное и уважаемое охранное агентство, иногда помогающее решить дела тихо, «без шума и пыли». Алексей Петрович многих ребят из этого агентства, что поумнее и способнее, к себе в охрану взял и до сих пор был дружен с его основателем, вот эти ребятки и взялись за Доманского, который оказался не так чтобы очень крепок и стоек, психологического прессинга хватило, чтобы он все документы удалил и такую бумажку подписал, что теперь только и молиться за здравие крепкое некого Дмитрия Лозового, потому что любой его чих будет сразу же засчитан как козни против охраняемого объекта. Игорь прижал к себе Димочку, сопящего и умильно подёргивающего во сне ногой, чмокнул в лохматую макушку и довольно муркнул. Своего ёжика он собирался холить, лелеять и адаптировать к семейной жизни. Для начала почаще заманивать к отцу и Наташеньке, потом, глядишь, и к себе в городскую квартиру, которая вовсе и не в небоскрёбе из стекла и бетона, а в старом центре, в красивейшем, отреставрированном здании, ну да, на два этажа, зато Дмитричу будет простор…

*** Все нужное для встречи праздника у Димки было закуплено – пять кило мандаринов, ящик вкусного шампанского и новые красные джоки, в которых он подарит себя Пантелееву под ёлочкой, но, как говорится, хочешь рассмешить Вселенную – расскажи ей о своих планах. Игорь явился к Димке тридцать первого декабря в три дня – тот как раз надумал стругануть пару салатов для вечера. Пантелеев безапелляционно дал пятнадцать минут на сборы, запихнул Лозового с Дмитричем в машину и всю дорогу хитро поглядывал на две недовольные моськи в зеркало заднего вида. А всё потому, что искренне считал, что подобные праздники нужно отмечать в кругу семьи – вдвоём они ещё натешатся, навозятся в постели, и не только в ней. Алексей Петрович и Наталья Ивановна удивлёнными не выглядели, значит, Лозовой один-единственный, как всегда, был не в курсе, удивился только Тишка, но, получив по морде от кошака невиданной наглости, подходить к спрятавшейся под ёлкой нечисти больше не пытался. За совместными хлопотами и помощью Наталье Ивановне время пролетело незаметно, словно его перемотали на убыстрённом просмотре. Дима не особенно и злился на Игоря за самоуправство, размяк душевно, вдруг понял и принял, как это классно, когда не против течения, не вопреки, а во благо, когда кайфуешь от того, что находишься в кругу людей, с которыми хочешь быть не по родственным обязательствам или ещё каким нуждам, а просто так, для себя, для них. Это особое удовольствие – наблюдать, как шуточно, по-доброму препираются два богатыря – Пантелеев-старший и Пантелеев-младший, как Наташенька пытается выманить из-под ёлки нахохлившегося Дмитрича вкусняшкой, а тот не идёт, хотя уже через пару часов будет лезть к ней на руки и мурчать, как котёнок. Ценные моменты для памяти, как под бой курантов Игорь целует в губы, не стесняясь и не прячась от родни, смущаются скорее они и красный, как помидор, не привыкший к проявлению чувств открыто Димка. В детстве маленький Дима верил в чудо, непременно свершающееся на Новый год, потом вырос, загрубел душой, разочаровался в самых близких, и вот сейчас он словно вернулся обратно. Его личное Чудо случилось не в последнюю минуту года и не в первую нового, а когда он встретил Игоря Пантелеева в обычном клубе для лёгких перепихов и пусть сразу не рассмотрел, но со временем поверил.