Заботливый

Россия захныкал, свернувшись калачиком на краю кровати, желая, чтобы это действие хоть как-то сняло боль. Голубые глаза покрылись пеленой слёз и чуть покраснели, лицо опухло от плача. Что же с ним происходит? Он весь вспотел и болезненно сжался, во рту пересохло от жуткого жара, волны которого отдавались по всему телу. Его желудок, видимо, абсолютно ненавидел своего хозяина, заставляя обхватить живот руками, словно в попытке защититься. Было больно. Республика пытался остановить тихие рыдания, но у него попросту не получалось. Он лишь надеялся, что отец, если в скором времени обнаружит его в таком состоянии, не станет осуждать за столь бурную реакцию. Той непроницаемости, которой так старательно обучал отец, банально не хватало, чтобы выдержать эти муки. Очень хотелось пить. Подобные мысли мелькали в затуманенном разуме мальчика. Хотя вряд ли это имело смысл. Трудно было что-либо сказать. Может быть, пяти стаканов с водой, последний из которых он выпил минут десять назад, было недостаточно, чтобы компенсировать обезвоживание.  Он находился в таком состоянии уже несколько часов и, как назло, был совершенно один в доме. Отца не было дома, а остальные республики на некоторое время уехали в поездку, нацеленную на ознакомление с их территориями. Когда из его задницы начала вытекать какая-то странная липкая прозрачная жидкость, смутное осознание промелькнуло в голове. Где-то он это уже слышал. Но что это было? Может, инфекция? Она объяснила бы, почему ему было так плохо, верно? 

***

Когда СССР вошел в дом, нос сразу же поразил сладкий почти ядреный запах, заставивший альфу в шоке отшатнуться на несколько шагов назад.  Он раздраженно бубнил про себя, прикрывая нос рукавом. Неужели Россия снова проводил эксперименты с ароматическими бомбами, которые его дети так любили подкладывать друг другу? Союз думал, что отобрал у них все компоненты. Мужчина несколько раз позвал сына, и, не получив ответа, решил подняться к нему. Он быстро снял ботинки, но, вновь принюхавшись, остановился, нахмурив брови. Теперь, когда он сосредоточился на аромате, тот действительно показался ему почти знакомым: чем-то забытым, но всё же другим. С нотками чего-то неизвестного. Альфа перестал прикрывать нос, чтобы сделать долгий глубокий вдох, а через несколько секунд побледнел. — Вот дерьмо, — выругался Союз, взбираясь по лестнице, чтобы проверить РСФСР, мальчика, который по всем нормам, был слишком молод, чтобы пахнуть так, будто у него течка. О, черт возьми, почему его сын должен был родиться с таким второстепенным полом? Какое нахрен созревание организма в настолько юном возрасте? Конечно, на его памяти Россия был не самым молодым омегой, который столкнулся с особенностями организма рано, но... Но ведь первая течка омеги, как известно, была одной из самых худших по сравнению с остальными. Простых феромонов, которые могли бы успокоить симптомы, было недостаточно. А РСФСР был слишком молод, чтобы кто-нибудь из порядочных альф мог должным образом помочь ему пройти через это. Глаза Союза горели злостью на происходящее и сочувствием к сыну. — Россия? — тон родителя был мягким и нежным, когда он приоткрыл дверь в спальню, где расположился мальчик. Его сердце разрывалось на части, когда тихие всхлипы и обессиленное хныканье достигли его ушей. Звуки были единственными ответами, на которые Россия был способен. Его ребенок выглядел ужасно: всё лицо покраснело и исказилось болью, а вся одежда буквально прилипла к нему от пота. Союз уверенно подошел к младшему и поспешил убрать мешающуюся челку каштановых волос с его лица, изо всех сил стараясь распространить на него успокаивающие феромоны. Может, это облегчит боль хоть как-то. — Пап... — жалобно зовет Россия, приоткрывая глаза. — Мне так больно. Я будто умираю, — новая волна слез покатилась по его лицу, когда он слабо схватился за отцовскую руку, поглаживающую его по голове. Запах родителя заставил его почувствовать себя немного лучше, боль стала чуть менее острой. — О, родной, ты не умираешь, — успокаивает его Союз, и его сердце почему-то разбивается еще сильнее. — Это просто ещё один шаг на пути к взрослению. Десять лет. Ему всего лишь десять лет по физическим меркам. Россия фыркает, но тут же содрогается от новой порции боли и яростно шипит: — Тогда я хочу остаться ребёнком. Напряжение в теле уменьшилось, как только он почувствовал, как отец заботливо подхватил его на руки. — Я знаю, дорогой, — взгляд альфы был непривычно мягким. Они тихо направились в ванную комнату. — Я знаю. Всё будет хорошо. Боль частично отступит, а приятная теплая ванна успокоит дискомфорт внутри. — Ты, наверное, голодный, — он усмехнулся и взъерошил волосы мальчика, — я пойду принесу кое-что, а ты пока раздевайся. СССР мало контактировал с омегами, но многое о них знал. В свое время Российская Империя позаботился об его осведомленности в этих вопросах. Теперь альфа мог с уверенностью признать, что знания были получены не зря. Россия с любопытством посмотрел на ванну, прежде чем раздеться. Ему и без данных процедур было жарко, даже слишком, зачем ему вдобавок лежать в теплой воде? Однако он доверял папе, поэтому повиновался без лишних слов. В конце концов, Союз не желал своим детям зла. Омега вздохнул с облегчением, когда прохладный воздух помещения коснулся его кожи. Ощущения были приятными.  Отца не было около двадцати минут, поэтому Россия самостоятельно дождался, когда уровень воды достигнет нормы, выключил кран и запрыгнул внутрь, выдыхая от мгновенного охватившего его облегчения. — Уже начинаешь чувствовать себя лучше? — спрашивает Союз по возвращении и опускается на колени рядом с ванной. — Немного, — признается РСФСР, — но боль всё равно ощущается. Союз с печалью глянул на него и ласково поцеловал в лоб: — Помнишь, я говорил тебе, что ты омега? — Россия уверенно кивает. — Тогда же я упоминал циклы, когда твой организм... — Стой! — Россия смущенно краснеет. Он ненавидел прямолинейность отца в таких вопросах. — Хочешь сказать, — с подозрением произносит младший, надеясь назвать происходящее страшным сном, — что именно так ощущается чертова течка? — Первый цикл, как правило, самый неприятный. Но думаю, в будущем дискомфорт будет присутствовать в том числе. — Можно сматериться? — разочарованно просит омега. — Нет, — следует строгий ответ. РСФСР закатывает глаза и смотрит в угол комнаты совсем не детским взглядом. — Тогда я промолчу. Союз громко смеется с реакции сына. Россия всегда был любителем съязвить и иногда шутить на довольно серьёзные темы. Возможно, юмор помогал легче справляться с трудностями. Хотя это мало чем отличалось от его предшественников. Что Российская Империя, что СССР имели довольно тяжелые характеры, неудивительно было видеть отголоски и в сыне. — Я не могу унять боль, но я знаю, как сделать ее более терпимой — с ухмылкой произносит альфа, вызывая интерес в глазах напротив. Давать подавители в таком возрасте было слишком рискованно, поэтому он вспомнил способ получше. Россия был тем ещё сладкоежкой. Союз достал из-за спины ведерко, наполненное сладостями, и потряс прямо перед его лицом, в ответ получая восхищенный вздох. — Только сегодня и, может быть, завтра, если никто из твоих братьев и сестер об этом не узнает, я разрешаю слопать сладкого столько, сколько сможешь, — объяснил он, задорно поддергивая бровями. — Папочка, я тебя обожаю, ты самый лучший отец в мире, — Россия проговаривает слова на одном дыхании и тут же выхватывает ведерко, внимательно оглядывая содержимое. — Я чувствую, как мне уже становится легче. Спасибо! — Вот же льстец, — снисходительно подмечает СССР, качая головой. Альфа опускает руку в воду, проверяя температуру, потом наливает туда немного мыла, помешивая его, чтобы на поверхности образовались пузыри и легкая пена. — Ты можешь остаться? — Россия знал, что он уже не маленький, чтобы нуждаться в присмотре, но он так не хотел оставаться один. — Я помогу помыть тебе волосы, если хочешь. — Хочу, — без раздумий просит младший, поворачиваясь к нему затылком для удобства мытья. — Боль отступает, когда ты рядом. Это как-то связано с запахом? — Феромоны альф обычно притупляют симптомы. Так что сегодня у нас намечается совместный вечер. — Не могу сказать, что расстроен. Ты обычно очень занят. Как я могу упустить такую возможность? — вода явно очень помогла омеге, раз уж тот постепенно возвращался к своему привычному поведению. — Ох, и повезет, — последнее слово сказано в явном пренебрежении, — твоему будущему партнеру, — шепчет в раздражении Союз, когда Россия начинает указывать отцу на то, что он неправильно намыливает голову. — Ты что-то сказал? — республика на секунду отвлекается от очередного замечания. — Говорю, когда вода станет прохладной, переместимся в зал, где я почитаю тебе книгу на диване, — СССР встретился с радостным взглядом сына. — И ты разрешишь лечь спать позже? — Посмотрим на твое поведение, — Союз весело хмыкнул. Россия — сильный мальчик, с ним все будет в порядке.