Кровь избранницы Слизеринского принца.

29 ноября. Мерлин, они могут быть еще более очевидными? Именно эта мысль не покидала головы по меньшей мере трех свидетелей взаимодействия парочки восьмикурсников в то неожиданно-солнечное воскресенье на завтраке. Первой в зал влетела Грейнджер: растрепанная, запыхавшаяся и такая злющая, что, казалось, если бы можно было хлопнуть этими огромными дубовыми дверями, она бы хлопнула. Брюнетка, со всей присущей её взрывному характеру яростью, прошла вглубь помещения и, кинув на скамью сначала тяжеленную сумку, а после приземлившись на неё самостоятельно, гневно воззрилась на наблюдающую за ней сокурсницу, делая несколько жадных глотков тыквенного сока. — Чего такая недовольная, зубрилка? — с искренним весельем в голосе поинтересовалась замаскированная под какую-то гриффиндорскую тихоню Паркинсон. Идея заколдовать Пенси, дабы избежать шумихи и дать той спокойно догнать программу, принадлежала Гермионе, а потому именно её новой подружкой и стала «Эбигейл Критчет», — Неужели с соседом поругались? — Пошел он, этот урод! Вот тут то, словно по команде, не дав слизеринке ни секунды поразмыслить над ответом, в зал на полной скорости ворвался Малфой, что было чертыхаясь подлетел к столу собственного факультета и, рявкнув на младшекурсников, занял место спиной к девушкам. — Какого..? — Блейз поднял заинтересованный взгляд на друга, мгновенно находя не менее удивленные глаза за львиным столом. — Даже не смей спрашивать меня не о чём, Забини! — предупреждающе рыкнул юноша, предвидя интерес мулата, — Пикантные подробности можешь попытаться выведать у Поттеровской подружки! — выплюнул он. — Мерлин, Малфой, остынь! Она уже не его подружка. — Меня не колышет! — отрезал блондин, — Не Поттеровская, так Крамовская. — буркнул он. Блейз с Тео понимающе переглянулись: как будто в эти мирные времена Малфоя могло вывести из себя что-либо, кроме возможных отношений Виктора с Грейнджер. Возможными они, однако, оставались только для Драко, так как остальные участники спектакля «Когда эти двое прозреют?» ещё с сегодняшней ночи были в курсе событий. Пенси искренне сожалела, что не носила с собой колдокамеру, потому как лица Нотта и Забини, когда в коридоре их троих настигла массивная голубая акула с голосом профессора ЗОТИ, никак нельзя было не запечатлеть. — Жду вас в своем кабинете. — пробасило животное, — Сейчас. Голубая дымка рассеялась, оставляя трех слизеринцев переглядываться в немом недоумении, которое, надо признать, нисколько не воспрепятствовало их появлению в аудитории спустя десять минут. — Профессор Крам. — Тео приветственно кивнул, — Мы можем чем-то помочь? — Мерлин! — воскликнул болгарин, — Я знаю, вы люди воспитанные, но нам действительно необходимо соблюдать эти формальности? — Так что нужно? — Спасибо, Паркинсон! — мужчина довольно усмехнулся тому, что ни один из студентов не удивился его просвещенности в вопросе её возвращения, — Я бы хотел поговорить о них. На сей раз брови слизеринцев таки бесконтрольно поползли вверх, почти касаясь корней волос. Чтобы Виктор Крам вызвал их к себе, самолично инициировав обещающую быть содержательной беседу о личной жизни своей бывшей возлюбленной. Да где такое видано вообще?! — Кхм.. — предпринял попытку связать слова удивления в предложения Блейз, — Насчет кого? — Издеваетесь? — Ладно! — раздраженно выдохнула Паркинсон, — Что там про Драко с Гермионой? — Когда и где они растеряли все свои мозги, очевидно! — Нам откуда знать? — обиженно воскликнул Тео, — Они, по-твоему, любители поделиться сокровенным с кем попало? — Моргана Всемогущая! С их чувствами мне всё ясно, но что-то вроде самостоятельного осознания, признаний или, дай Мерлин, адекватной реакции, планируется? — Насколько я знаю Малфоя, нет. — закатила глаза слизеринка, — Этот упрямый сухарь будет околачиваться вокруг неё, пускать слюни и делать ровным счетом нихера! — активно жестикулируя, вещала она, — То же самое было на четвертом курсе. И происходит это только, когда дело касается Грейнджер. — Замечательно! — лишенным энтузиазма тоном отозвался Виктор, — В итоге, что мы имеем? Два, невероятно узколобых в вопросе чувств, влюбленных друг в друга бывших врага, наотрез отказывающихся делать первый шаг по причине собственной уверенности в равнодушии другого и несоответствия мировым рамкам приличия и стереотипным устоям. — перечислил он с совершенно нечитаемым выражением лица, — Я ничего не упустил? — Все так! — подтвердил Блейз. — Феерично! — все также саркастично прокомментировал болгарин, — Все ведь понимают, что надо что-то делать? — Хочешь посодействовать? — Ну разумеется! Миона в первую очередь дорогой мне друг, так что, ради её счастья, я и в сваху поиграть могу. Ничего из ряда вон выходящего «генеральное собрание сводников» предпринимать не собиралось, лишь слегка поспособствовать попаданию сокурсников в череду неловких ситуаций, преимущественно связанных с пребыванием в закрытом пространстве и интимной атмосфере. Ни у одного из исполнителей не было сомнений в скором успехе. 24 декабря. Стоит ли говорить о том, что Драко и Гермиона были не только самыми умными студентами курса, но и самыми упрямыми остолопами всего волшебного сообщества? Прошел почти месяц с тех пор, как Виктор с пособниками всерьез «занялся» этой парочкой. И что вы думаете? Ни-че-рта! Мало того, что несколько раз в подготовленные их группировкой ловушки попадали совершенно не те парочки, что, кажется, даже поспособствовало созданию пары-тройки неожиданных союзов, так эти двое еще и мастерски разрушали проклятия, перебрасываясь при этом лишь парой ядовитых колкостей, вроде: «кто бы так тупо не пошутил, твоей тупости, Малфой, он бы позавидовал» или «будь добра, заткнись, в воздухе достаточно пыли и без твоих заумных изречений, Грейнджер». Взаимоотношения этой проклятой межфакультетской двоицы не двигались с мертвой точки от слова «совсем», что не могло не раздражать почти растративших весь свой магический потенциал сводников. Наверное, им стоило подумать о том, что гриффиндорская староста была сильнее их всех вместе взятых, а потому вполне имела в себе силы разрушать их заклятия направо и налево, и было для неё это «легче, чем отобрать конфетку у ребенка». В конце концов отчаявшись и приняв решение пустить все на самотек, оправдывая себя тем, что они, по крайней мере, пытались, слизеринцы сидели на последнем обеде этого года, готовясь отправиться на рождественские каникулы ближайшим поездом. — Ты шутишь? — не унималась Паркинсон, — Грейнджер, ты сейчас на полном серьезе уверяешь меня в том, что мечтаешь провести все каникулы в холодном каменном гробу с башенками на отшибе Шотландии, обложившись ветхими книжонками? — Да. И ты крайне неуважительна. — Салазар! — простонала слизеринка, — Я понимаю, что ты не можешь отправиться к родителям или друзьям, однако, не в гордом же одиночестве праздновать? — Меня звал к себе Маркус. — призналась Гермиона, — Кажется, предлагал повторить летний секс-марафон. — То, что надо! Так какого черта ты еще здесь? — Персефона, я не пубертатная бомба, чтобы трахать все, что не так лежит. — с укором отрезала брюнетка. — Резонно. Но ты и не Мадам Пивз, чтобы хранить себя до выхода нового научного исследования! — Её зовут Мадам Пинс.. — Сути не меняет! — Пенс! — на горизонте замелькал как всегда одетый с иголочки мулат, — Даже я уже умудрился смириться с тем, что споры с Гермионой дело гиблое. — Оставь её, милая. — поддержал подоспевший Тео, — Мио разберется. Гриффиндорка победно взглянула на подругу, хихикнула и, пожелав друзьям чудесных каникул, ретировалась, пока Паркинсон не нашлась с новыми аргументами. — В любом случае, у нее есть все шансы весело провести праздники, собачась с соседом.. — обреченно заметил Нотт. — Малфой остается. — подтвердил Блейз, поймав озадаченно-неверящий взгляд сокурсницы. — Мерлиновы кальсоны! Этот замок доживает свои последние деньки! Добравшись до платформы, троица приметила держащегося поодаль от толпы товарища и направилась в его сторону. — Точно не хочешь составить мне компанию на Сицилии, дружище? — Утопиться в вине, пасте и женщинах? — изогнул бровь блондин, — Не хочу оставить тебя без внимания дам, Забини. — Capra. — отозвался итальянец, похлопывая Малфоя по плечу. — Наслаждайся каникулами, Драко. В твоем распоряжении будет вся башня! — старательно держа лицо, врала Пенси, — Грейнджер таки решилась провести каникулы со своим бойфрендом! — будто бы не обращая внимания на блондина, шепнула она Блейзу, который весьма кстати состроил недоуменную физиономию, обладая противоположной информацией. Как предсказуемо, Грейнджер. — Взаимно! — не желая дальше слушать сплетни подруги, кинул в ответ слизеринец, удаляясь в сторону замка. … Что может быть лучше, чем тихое Рождество в одиночестве? Гермиона затруднялась найти ответ. Стрелка часов близилась к одиннадцати, когда девушка, вооружившись увесистым томиком собрания сочинений одного небезызвестного маггловского драматурга, бутылочкой Шеваль Блан, подаренной Министром на девятнадцатилетие, и любимыми ароматическими свечами, направилась в ванную старост, с целью сполна насладится расслабляющей атмосферой и, наконец, выкинуть из головы тревожившие её мысли. Подобрав нужную температуру и окружив себя уютом, брюнетка скинула с себя халатик, убрала волосы в высокий небрежный пучок и погрузилась в воду, мечтательно прикрыв глаза, в то время как неподалеку от нее левитироала открытая на нужной странице книга и бокал дорогого алкоголя. Не прошло и получаса, как усталость стала улетучиваться из женского тела. Сочтя это достаточным для первого дня (у нее ведь еще все каникулы впереди на наслаждение личной ванной), она нехотя вылезла из горячей воды, вздрагивая всякий раз, когда разогретой влажной кожи касался поток прохладного воздуха, игнорируя имевшееся у нее полотенце, накинула на голое тело халатик и направилась было к выходу, однако, неожиданно, столкнулась нос к носу с причиной той самой усталости, от которой не так давно удалось избавиться. Твою мать. — Каким ветром, Грейнджер? — стальной голос резанул привыкший к тишине слух, накатив несколькими волнами, эхом отражаясь от сводов купальни. — Зачем люди обычно приходят в ванну? Ты вот пришел полуголый, наверняка ведь не зельеварением заниматься! Блять, у него мог быть еще более точеный торс?! — Разве ты не должна весело праздновать Рождество со своим парнем? Нарушаешь все нормы и приличия — куда катится мир.. — ядовито прокомментировал Драко. Какого вообще блядского хуя? Я надеялся провести спокойные праздники без маячащей туда-сюда Грейнджер. Знал бы, что останется — свалил бы, куда-подальше! — Это, будто бы, не твое дело, Малфой.. — прищурилась гриффиндорка, немного уведя правое бедро в сторону в попытках занять более удобную и сильную позицию. Однако, возымела данная манипуляция вовсе не тот эффект. Длинные ноги. Пиздецки длинные ноги и кусок ткани, который даже одеждой назвать нельзя, не доходящий до середины бедра. Да и Мерлин с его длинной, все и так просвечивает! Блять, она меня погубит! С каких пор законно иметь такое божественное тело?! — Хотя, судя по четвертому курсу, ты любитель сунуть нос куда не просят. — Что? — трезвость сознания мгновенно вернулась в воспаленный мозг слизеринца, заставляя шестеренки крутиться. Ух ты, Малфой! Такое выражение лица всегда было в твоем арсенале? — Да, Малфой, я видела тебя в ту ночь. — ухмыльнулась Грейнджер, — И его я видела тоже. — добавила она, многозначительно глянув на выпирающий из домашних штанов член. Пиздец. — И что с того? Разогналась! Я не собираюсь так легко сдаваться. — Четыре года прошло, Грейнджер. Мне.. — Четыре года прошло, а у тебя все еще на меня стоит. — Физиология. — Лжец. — Даже если так, тебе то что? — Пытаюсь разобраться в том, какой изощренной логикой ты руководствуешься. «Она меня заводит, я кончил от ее секса с другим — буду молчать. Мы с ней общаемся, она все еще меня заводит — буду молчать дальше»?! — И? — Ты боишься признаться в этом влечении, потому что я маглорожденная? — Мерлина ради, Грейнджер, ты встречаешься с блядским профессором! Мне что, повоевать за тебя с ним, когда я тебе даже не нужен?! — Встречаюсь с профессором? Позволь осведомиться, с кем же? — Все с тем же, с кем трахалась в ту злополучную ночь! Я видел, как вы общаетесь. Только тупой бы не сложил два и два. — Ты конченный идиот, Малфой! Я рассталась с Виктором на четвертом курсе из-за того, что после той ночи не могла выкинуть тебя из головы! Мне и до всего случившегося казалось, что в Краме чего-то не хватает, и, стоило мне кончить от одного лишь твоего вожделеющего взгляда, пазл сложился! Я боролась с чувствами к тебе три года и все это пошло прахом, как только я увидела, как ты заинтересованно следишь за мной через окно купе. Я подумала: «черт, может на этот раз?» А все, что ты сделал, это смирился с первой попавшейся дурой, даже не перепроверив факты, что уж там до банальных приоритетов! И после всего этого ты смеешь высказывать мне, что я, видите ли, занимаю твою ванну? Юноша с трудом мог осознать полученную информацию. Четыре года. Он просрал четыре года и мог просрать вообще все, если бы чертова Пенси не была столь искушенной интриганкой и лгуньей. За всеми этими криками он даже не заметил, как они с Грейнджер подошли друг к другу на расстояние вздоха. Она грозно смотрела на него снизу вверх, прерывисто дыша, и стоило ей вобрать в легкие чуть больше воздуха, её возбужденные соски, «скрываемые» тончайшим шифоном халатика, коснулись бы его обнаженного торса. — Мерлин! Знаешь что? Катись к черту, белобрысая скотина! — выплюнула девушка, огибая его и пулей летя к выходу из помещения. Но, не тут то было. Быть может, Малфой и был слепцом последние несколько лет, однако, мозги у него были на месте, соображал он оперативно, и реакция у него была не из плохих. А потому, Гермиона успела лишь дернуть на себя дубовую дверь, когда по обе стороны от нее приземлились две широкие ладони. — Не так быстро, Грейнджер! — угрожающе прошипел слизеринец, грубо схватив брюнетку за шею и развернув к себе лицом, — Нельзя назвать меня скотиной и свалить в закат безнаказанным. — сказал и умолк. Пауза длилась меньше минуты. Они смотрели друг другу прямо в глаза. В них смешалась злость, агрессия, ненависть и сжигающее все на своем пути вожделение. Ничтожные мгновенья: её взгляд срывается на приоткрытые губы напротив.. К черту! Он врезается в неё, не давая ни шанса на капитуляцию: сминает пухлые губы, о которых мечтал долгие месяцы, срывает с волос заколку и зарывается пальцами в густые пряди, проникает языком в сладкий рот и не сдерживает стона удовлетворения, когда встречает столь же остервенелый отклик Грейнджер. Она кусает, оттягивает и засасывает его — будто мстит за все те годы наслаждения, которых он её лишил. Хватает за предплечья, толкает к краю ванной, сажает на бортик и, без промедлений, устраивается сверху, вжимаясь бедрами в его. Мерлин всемогущий.. Горячий язык Малфоя чертит линию скул, спускаясь к пульсирующей на шее артерии, кровь в которой, кажется, отбивает чечетку: целует, лижет, кусает, засасывает и вновь целует. Она стонет и запрокидывает голову, в то же время сжимая в ладонях платиновые пряди, притягивая его ближе к груди. Ловкие юношеские пальцы без труда находят поясок, удивительно справляющийся с задачей сдерживать вместе запахнутые полы халатика, в мгновенье стаскивают ненужные куски ткани с женского тела и замирают. Гермиона недоуменно вглядывается в лицо слизеринца, в попытке установить причину паузы, и усмехается представшей её взору картине: запыхавшийся, растрепанный, с опухшими губами и до одури безумными глазами, Драко пожирал каждый миллиметр её тела. Роскошно смотришься, дементор бы тебя побрал, Малфой! Одним плавным движением соскользнув с его колен, гриффиндорка, торжественно ухмыляясь, неспешно проходит в сторону оконных проемов, соблазнительно опирается ягодицами о низкий подоконник, и также спокойно оборачивается к ловящим каждое её движение глазам цвета июльской грозы, без труда находя их в глубине освещенной лишь лунным светом комнаты. — Наслаждаешься видом, «белобрысая скотина»? — выделив обращение, вызывающе осведомилась Грейнджер, и только низкий тембр голоса выдавал степень возбуждения хозяйки. Блядское кудрявое божество.. — Будь я хоть тысячу раз, как ты выразилась, «скотиной», это не останавливает тебя от того, чтобы меня хотеть. — он медленно поднимается и двигается вслед за девушкой, с напускной незаинтересованностью ослабляя завязки на штанах. — Столько фарса из-за беспочвенной ревности, Малфой.. — кривит густую бровь в насмешке, прилагая титанические усилия к тому, чтобы оторвать взгляд от его проклятых пальцев. — В ней нет ничего беспочвенного, дорогуша. — подойдя вплотную к ней, легко дернул на себя подбородок, выдыхая прямиком в приоткрытые губы, истерзанные его собственными, — Возвращаясь же к твоему вопросу, — он выждал небольшую паузу, глубоко втянув аромат девичьего тела, — я не просто «наслаждаюсь» видом, Грейнджер, я восхищен масштабами собственной узколобости и, в то же время, удачливости. — он плавно опустился на колени, оглаживая изящные лодыжки, изрезанные шрамами щиколотки, покрывая поцелуями загорелые подтянутые икры и бедра, — Каким же остолопом нужно быть, чтобы счесть излишними попытки завоевать тебя, — поцелуй под коленом послал очередную волну возбуждения, прокатившуюся по телу гриффиндорки, — стать достойным тебя.. — теплая ладонь по-хозяйски прошлась по внутренней стороне бедра, — но нет.. все, на что хватало моей ослепшей дурости, так это на молчаливое благоговение и безудержную злость в направлении каждого подобного мне слюнопускателя. — еле-еле коснувшись дыханием промежности и беззвучно усмехнувшись раздавшемуся стону разочарованного нетерпения, слизеринец обвел губами тазовые косточки и двинулся выше, — И поверь мне, дорогая Гермиона, раздевают взглядом тебя многие.. — прошептал он с какой-то животной яростью в голосе, прокладывая влажную дорожку от пупка к груди, — Но, даже вопреки моей неподражаемой ограниченности, я все еще получаю бесценные подарки судьбы, — раскаленный язык прошелся по стоящим соскам, а губы вновь растянулись в благоговейную улыбку, когда слуха коснулись рваные вздохи и всхлипы, — потому как я не знаю, милая моя, как по-другому, если не удачей назвать то, что, спустя четыре года, я, наконец, могу исцеловать каждый ничтожно-маленький фрагмент твоего божественного тела, заглушить ураганы рассудка стонами твоего удовольствия и навеки заменить отпечатавшийся в памяти образ с четвертого курса новым, куда более приятным и развратным. — Гермиона чуть не задохнулась, когда длинные пальцы слизеринца скользнули между влажных складочек, дразня и лаская чувствительные точки, — Золотая девочка всея магической Британии течет и стонет подо мной в Рождественскую ночь. Я блядский баловень судьбы! — прошептал он, словно пробуя на вкус и смакуя каждое слово. — Малфой.. — отрывисто проскулила гриффиндорка. — Да, милая? — Я хочу, чтобы ты взял меня на этом чертовом подоконнике прямо сейчас и трахал до дрожи в коленях! — собрав себя в кучу потребовала она, слезая с подоконника и угрожающе вглядываясь в почерневшие глаза, — Будь так любезен! Чертов счастливчик, Моргана меня помилуй! Драко не пришлось бы просить дважды. Без труда развернув девушку спиной к себе, он провел языком от плеча к ушку, поднимая взгляд и вглядываясь в едва-различимое отражение в стекле. Видит Мерлин, вид голой Гермионы Грейнджер в его руках, запрокинувшей голову на его плечо, был словно не от мира сего. Юноша грубо раздвинул стройные бедра, поддразнивая пальцами набухший клитор и самозабвенно любуясь прогибающейся под действием его манипуляций гриффиндоркой. Салазар, это пизже самых влажных фантазий.. Стоило лишь Малфою допустить мысль о том, что вида красивей и быть не может, как она начала абсолютно бесстыдно насаживаться на его пальцы. Женские стоны эхом раздавались в нишах помещения. — Нетерпеливая сучка.. — прошипел ей на ухо, заменяя пальцы напряженной головкой пульсирующего от желания члена, — Проси, Грейнджер.. — велел он, размазывая девичье естество по половым губам, но входя не больше, чем на сантиметр. — Малфой.. — Да-да? — еще несколько миллиметров. — Умоляю.. — О чем же, милая? — Возь.. — задохнулась она, — Возьми меня! — Умница! — усмехнулся он, врезаясь в её лоно на полной скорости. — Мерлин, Драко! — вскрикнула Гермиона. Бальзам для ушей, не иначе! Бледные пальцы подобрались к растрепавшейся копне шоколадных прядей и настойчиво потянули на себя, заставляя хозяйку поднять взгляд на окно, неизбежно встречая его взгляд. — Хочу, чтобы ты «наслаждалась видом», пока я имею тебя, развратная ведьма! — шепнул на ушко и вышел, через мгновенье вновь входя. Никто в здравом уме бы не назвал звуки, издаваемые Грейнджер, стонами. Она кричала, выла, задыхалась, скулила, срывалась на мольбы и проклятья, но никак не стонала. Юноша вдалбливался в нее так, будто завтра не наступит. Кожа к коже, разгоряченные, потные и словно обезумевшие, они хватались за что угодно, лишь бы найти точку опоры и стать еще ближе, глубже проникнуть под кожу. Гриффиндорка насаживалась на его член, стараясь не отключиться от одного только того, насколько умопомрачительным было ощущать Малфоя глубоко в себе. Её ноги тряслись от нагрузки, но стоило его пальцам обосноваться на клиторе — мир ушел на второй план. Накрывшая Грейнджер волна забрала с собой и слизеринца, для которого последней каплей стала кончившая на его члене сокурсница, стонущая его имя в посторгазменной неге.