тяжелый год

      Этот год был тяжёлый. По особенному, тягучий, однообразный, пустой. Кейт не думать старается. Так легче. Ей привычнее одной: у матери в приоритете бизнес и новая любовь, что сменяется с завидной цикличностью, выбрасывая дочь на задворки. Пусть. У Кейт принцип замены работает на «ура». Чёрный пояс по единоборствам, французский, немецкий, итальянский в совершенстве, международные олимпиады и кандидатство в мастера спорта по стрельбе из классического лука. Последнее — как память. О чужой лихости, геройстве необдуманном, что спасло тогда, как мир вокруг нее разрушался.       Легендарный Соколиный глаз смотрит на неё теперь только с плакатов.       Кейт же, год за годом глядя на глянцевый плакат строит героя из себя сама.       Клинт обрушивается на её голову, или она на его, тут уж как посмотреть, подобно декабрьскому снегопаду на бесснежный Нью-Йорк, и Кейт внутри ликует как самая настоящая десятилетка, наконец-то поймавшая Санта-Клауса и доказавшая его существование. Ей по-детски отчаянно хочется себя показать:"ну посмотри же, посмотри, на меня, я могу практически все, что угодно». Но она не может, она не всесильна, Кейт давно бы это понять, но тащить всё на себе её привычная прерогатива и Кейт не понимает, как позволить с кем-то это разделить. Поэтому она ошибается. Раз за разом, сообщением за сообщением. Всё летит в тартарары, телефон безмолвен и она глаза закрывает, откидываясь на подлокотник дивана. За окном Нью-Йорк вьюжит в предрождественской суете, охватывая каждого жителя верой в то самое, долгожданное чудо. Уведомление приходит с таксомоторным гудком очередного такси попавшего в пробку. Кейт глаза открывает тот час, выхватывая телефон с полки, впиваясь глазами в имя отправителя.

Клинт, как всё до него не ушёл.

***

      Он усталый, слишком усталый, жизнью покоцанный немилосердно и в этом они схожи в какой-то мере. Герои появляются когда хреново в край, и с этим Кейт не может не согласится. Клинт не то что остаётся, он за нее борется. И Кейт становится страшно. Она по ночам долбит кулаками горячую подушку, одеялом покрывается до головы, лишь бы не думать, а мысли вот они, на поверхности. Что неправильная она. Нельзя так, всего-то навсего из-за внимания и заботы с открытой нараспашку душой и колотящимся до безумия сердцем. Ничем хорошим это ведь не заканчивается. Знает, плавала. Потом в одиночестве заново себя собирала и улыбалась приторно-приторно, доказывая окружающим пресловутый порядок. У Беловой взгляд умный, цепкий. А ещё Елена красива. Яркой, привлекательной красотой, Кейт ловит себя на предательской мысли о том, что сама хотела бы хоть на йоту походить на неё, чтобы своим присутствием привлекать всеобщее внимание, а уверенностью пробивать любое препятствие не задумываясь. — Почему Клинт Бартон? — вопрос бьёт сразу в десятку, Кейт в ответ морщится, а Елена насмешливо склоняет голову в сторону, рассматривая её словно под микроскопом. — Что Нат, что ты… Жизнь готовы за него отдать. Одна отдала. А ты то из-за чего? Кейт правда хочется ответить. Выкрикнуть громкую правду, что горло дерет наждачкой. Но она молчит. Ведь озвучить равно признанию, а Кейт страшно, впрочем как и всегда. Белова уходит оставляя после себя весомую угрозу, шлейф гранатовых духов, и Кейт, задумчиво смотрящую ей вслед.        Это самый странный канун Рождества. Скрытый от посторонних глаз, с царапинами по телу, прикрученным льдом к ушибам и запахом антисептика, что пропитал всю кухню. Но Кейт нравится. Она впервые удовольствие получает от беготни по магазинам, от пакетов, что перевешивают ее на бок, от снующих то там, то здесь людей. Это все теперь дает ощущение жизни. Клинт ждет ее дома, поедая кукурузные хлопья внимательно глядя в старенький телевизор. Но пакет подхватывает тотчас же, выгружая на стол, а после начиная разбираться с елкой. А Кейт чувствует, как глаза начинает печь. Позорно, обидчиво. У нее слезы катятся непроизвольно. Не из-за того, что плохо. Сейчас она счастлива. Из-за того, что раньше было не так. У Клинта крепкие руки, а футболка пахнет тем самым размокшим в пакете брокколи, что он прикрутил к отбитой ключице. Но объятия надежные. Те самые, которые без лишних слов. Те самые, которые не отпустят.