Фантомы снежных вершин

Как опять не влюбляться, в тебя не влюбляться, скажи?

— Здесь есть кто-нибудь?       Саша сразу же пугается глупости собственного вопроса, но не перестаёт вертеть головой по сторонам, всё отчаянно выискивая кого-то. Он ещё надеется найти. Спастись.       Спасением стала дочка — Ева Александровна была чудом, подарком, как угодно. Она была кислородом. Тем смыслом жизни, который все ищут. Но — как ни парадоксально — даже она не могла исправить ситуацию. Исправить чудовищную ошибку, сделанную своим отцом.       Саша окаменевшими от холода пальцами растирает по лицу слёзы. Из-за них деревья и снег — единственное, по сути, что он видит — превращаются в пятна. Вязанные варежки не спасают. Сила духа — тоже. Он думает, бежать ли дальше или остаться на месте. От собственной нерешительности и бессилия воет в голос. И всё-таки бежит.       Лыжник смотрел на Аню, слушал её голос и честно пытался вернуть всё, как было. Пытался снова начать чувствовать. Но, как и тогда, в детстве, он продолжал бежать наугад и не видел ни одного ориентира. Ни одной грёбаной тропинки, что уж говорить о лыжне.       Папины часы он конечно же забыл дома, поэтому сейчас даже не может сказать, много ли прошло времени. По ощущениям — примерно вечность. Ему одиннадцать лет, но он точно знает — это лучший марафон в его жизни.       Когда ему слышится какой-то треск или шорох, он замирает и всем своим существом напрягает слух. Он ждёт, он отчаянно слушает. Но вокруг абсолютно ничего, кроме деревьев и огромных сугробов. Он один, абсолютно один. Не в лесу и даже не в родном селе — во всём мире. И только снег, снег, бесконечный снег падает с неба, намереваясь засыпать мальчика с головой. Саша поднимает глаза и смотрит на крупные снежинки — они родом откуда-то издалека, где только что село солнце, где нельзя заблудиться. Не то что в лесу. В ответ на пристальный взгляд и всхлипы снежинки молчат. И медленно, но верно покрывают собой куртку, шапку и лыжи. Окутывают целиком.       Саша будет ровно в два раза старше, когда снова увидит этот снег. Только не в небе, а в чём-то на удивленье похожем — в глазах норвежского лыжника. «Йоханнес Хёсфлот Клэбо» — объявят его тогда, и Большунов вдруг поймёт, что нашёл достойнейшего соперника.       Он влюбился, конечно, не сразу. По правде говоря, он так и не разобрался, когда именно это произошло. Где-то между секундами рядом на линии старта, когда Саша чувствовал на себе взгляд соперника и сам не мог не смотреть. Где-то среди ветра, бьющего в лицо, когда руки саднили, дыхание сбилось, а Саша думал только о том, что не сдастся, пока не сдастся Йоханнес. Они были соперниками, принципиальными соперниками. И ненависть оказалось слишком похожа на любовь.       Йоханнес всё-таки прекрасный, и к нему тянет постоянно, с силой, не подвластной человеку. По крайней мере, не Большунову. Он эту гонку каждый раз проигрывает. Клэбо, конечно, иногда бесит нехило так, но без него уже невозможно. Нет, он просто сильный лыжник. Саша всё понимает.       Нет, блять, не всё.       Клэбо — главный конкурент, «заклятый друг». Клэбо — норвежец с чисто европейским менталитетом. Они, чёрт возьми, даже не говорят на одном языке. Клэбо, наконец, — мужчина.       И ясно только одно — они друг другу чужие.       Саша нервно облизывает обветренные сухие губы. Чувствует соль слёз и холодную воду — растаявший снег. Микроскопической капли хватает, чтобы организм вспомнил о жажде. Тут нет помощников, протягивающих бутылку. Тут нет вообще ничего. Саша почти не раздумывая снимает варежку и опускает ладонь на мягкий белый ковёр. Тело тут же прошибает, рука дёргается в инстинктивной попытке спастись от холода, но мальчик лишь стискивает зубы и зачерпывает снег. Подносит к губам и потом долго не может остановиться. Мысль об ангине уже не пугает, о том, что папа бы наругался — слегка. Но папы здесь нет, а на войне выживает сильнейший.       Чувство, так окончательно и не сформулированное, дошло до безумия, когда Йоханнес стал необходим почти физически. Первый раз Саша это ощутил в январе двадцать первого, когда гонки были, а норвежцы — нет. И пока его товарищи по сборной рассказывали про отсутствие конкуренции, Большунов как-то неожиданно для самого себя понял — ему необходимо соревноваться с Клэбо. Необходимо видеть его, всем существом стремиться победить, а потом, ночью, в номере отеля, плакать, зажимать рот рукой и мастурбировать на фото норвежца из Инстаграмма. Это была Сашина слабость, и он ненавидел себя за неё, однако отрицать уже не мог.       А ещё были обязательства, была ответственность, были родители и семья, которая давно уже шла по швам, но Аня об этом ещё не знала. И Большунов честно пытался спасти всё это, а значит, и самого себя. Но ничего не помогало.       В межсезонье — почти спокойно. Жена с новорождённым чудом рядом, Йоханнес где-то в далёкой Норвегии, которую Саша по правде говоря даже не знает толком, хотя посещал несколько раз. Всегда это было по работе, и кроме гонок и тренировок Большунов там ничего и не видел.       А потом сезон, всё больше и больше мыслей о Клэбо. И всё меньше и меньше уверенности в себе, в своих силах, в шансах всё исправить.       Мальчик останавливается. Переносит весь свой вес на палки, стоит так секунд десять, потом опора летит в снег. Он провожает её глазами, не улавливая в сознании ни одной мысли. А после падает тоже, раскинув руки. Он лежит в глубоком сугробе, запрятанный от всего мира, слушает собственное дыхание и с необъяснимым наслаждением отдаёт и тело, и разум мягкому снегу.       Они встречаются лицом к лицу как-то слишком неожиданно. Русские и норвежцы опять делят один отель, и вот обе команды стоят на улице, переминаясь с ноги на ногу и ожидая очереди на заселение. В красно-синей толпе Большунов лишь на секунду отводит взгляд от болтавшего с ним Якимушкина и больше не может его найти. Тот явно куда-то ушёл, но Саша зачем-то вертит головой по сторонам, выискивая кого-то. Прямо как тогда, в детстве, разница в одном — теперь мальчик точно знает, кого ищет. Точнее, кого хочет случайно найти.       И он находится. С громкими недовольными словами на родном языке вылетает из-за спины администратора и случайно задевает плечом Сашу. Несколько секунд они смотрят друг на друга. «Нет, это нихера не спасение» — вдруг проносится в голове русского. В голубых смеющихся глазах — снег. Но Большунов отчего-то почти счастлив.