Мир Короля был огромен – цветочные поля сложно было окинуть взглядом так, чтобы увидеть всю украшенную ими землю, горы были настолько далеко, что казались крошечными, не больше ладони, а пещеры, моря и океаны кишели первородной жизнью.
У Короля не было замка. Весь мир был ему домом, весь мир принадлежал ему, незачем было ограничивать себя.
Но может ли Король зваться королём, если у него нет подданных? Разумеется нет, кем же он тогда будет править?! Рыбами в море? Птицами в небе?
Тогда Король собственноручно создал себе народ. Его народ был прекраснее всего на свете, ему подобные существа, красота которых затмевала любую другую жизнь в его мире. Они улыбались ему и звали господином, стоя пред ним на коленях в почтении.
Но Король был труслив и жаден. Больше всего на свете он боялся, что буря, та, что недавно стала кошмарить земли его мира, поглотит не только поля, горы, и океаны, но посмеет отобрать у него людей.
В первые же секунды, как он увидел шторм на горизонте, он собрал всех своих подданных, чтобы сделать большое объявление и совершить непростительное колдовство. Но он ведь Король, верно? Есть ли что-то непростительное для него, для идола?
«Мои дорогие подданные!» — произнёс Король, вскинув руки к небу. — «Моё Королевское Величество приняло решение собрать вас всех здесь, чтобы защитить от бури, надвигающихся на это царство. Не бойтесь, цена высока, но оно того стоит! Подойдите же, дети мои, и я заберу вас с собой в лучшее место!»
Толпа молчала, недоумевающе глядя на Короля. Они никогда не видели бури, и понятия не имели, что это такое, и почему их правитель так взволнован. И когда первые люди сделали шажки вперёд, из толпы выскочил юноша, что звался Мечтателем.
Казуха вновь почувствовал на себе взгляд чарующих глаз, и теперь он точно рассмотрел цвет – бесконечная синева космоса смотрела на него с хитрой усмешкой, продолжая выступление, будто ему вовсе не нужно следить за своими куклами.Мечтатель остановил сограждан, гордо подняв голову в сторону Короля. «О какой цене ты говоришь?» — потребовал он объяснений. — «Вдруг мы все ослепнем, или, может, останемся без одной руки!» Разозлённый Король нахмурился, стукнув посохом по земле, чтобы успокаивающий туман расслабил толпу, а вместе с ней заставил Мечтателя замолчать. «Что за глупости ты несёшь, наглый мальчишка!» — взревел Король, яростно мотнув головой. — «Вы все должны доверять мне! Разве я сделаю вам больно?! Я создал вас всех! Подчинитесь!» Буря надвигалась всё быстрее, и тогда Король вновь стукнул посохом, не дожидаясь ответа людей, и спрятал их в стеклянный шар. Новый мир, откуда те не могли выбраться, покуда Король их не отпустит. Король возвёл себе замок, чтобы спрятать стеклянный шар от бури, он искал укромное место, но голова его раскалывалась от ощутимой боли его народа. В Новом мире у Мечтателя и всех остальных людей на запястьях появились ленты, навечно привязывающие их к этому миру. Покуда ленты ещё на их руках, мир может существовать, ведь он питался их мечтами…
Толпа зашумела, несколько людей покинули площадь с такой скоростью, что недалеко и ветер догнать. Лишь спустя мгновение Казуха понял, почему – совсем рядом нарисовалась стража сёгуната. Казуха поспешно натянул шляпу на глаза, но так и не смог сдвинуться с места, словно ожидая чего-то. — Комиссия Тэнрё получила приказ на ваш арест. Прошу проследовать в участок с нами добровольно. Сказитель выглядел удивлённым лишь слегка, скорее уж недовольным. Он некоторое время смотрел на солдата в упор, не шевелясь, а потом склонил голову набок, опасно улыбаясь. — Вы прервали мой рассказ чтобы арестовать меня не назвав причины? Как бестактно с вашей стороны. Верно говорю? Он обратился к толпе, но те лишь неловко потирали шеи, заламывали пальцы, и с интересом наблюдали за развернувшейся сценой; те, кто остался, разумеется. Трусы и зеваки разбежались, кабы их тоже не похватали. Солдат неловко кашлянул в кулак, опуская глаза. — Ваши выступления признаны оскорбительными и богохульными. Сказитель состроил самое невинное лицо во всём мире и, растягивая гласные, спросил: — Вы их видели? Кого я там оскорбляю? Я лишь высмеиваю собственного персонажа. Он прищурился, бросив очередной короткий взгляд в сторону Казухи, который сейчас почти не дышал. Не хватало ещё так глупо попасться сёгунату! Почему он так часто смотрит на него, это так… странно. Странный человек. К первому солдату, что пытался провести арест, вышел другой, более хмурый и крепкий, и начал ругаться: — Чего ты ждёшь?! Просто вяжи его и дело с концом! — Не по уставу как-то… — Эй, ты что, не видишь, что хрена с два он с нами пойдёт?! — О да, — рассмеялся сказитель, — хрена с два. Хмурый солдат дал подзатыльник другу и стремительно подошёл к сказителю. Одна секунда – по площади разошёлся густой дым, по ощущениям похожий на пыль, солдаты и толпа закашлялись, пытаясь осознать происходящее, но Казуха сразу понял – бежать. Он немедленно сорвался с места лишь с одной мыслью – догнать того артиста. Кроме этой цели в голове ничего не было, даже густые клубы вызванного сказителем дыма не могли ему помешать. Он выбежал с площади, почти пролетел через мост, и остановился оглядеться. Ни следа, словно испарился. Ну ещё бы! А что ты ожидал, Казуха? Что разыскиваемый комиссией Тэнрё будет спокойно ходить по главным улочкам? Просто смешно. — Эй, а это не Каэдэхара там? — послышался сзади голос солдата, из-за чего Казуха вдруг вспомнил, что он немножко тоже разыскиваемый преступник. Повезло, что сам он почти не уставал от бега. Так что пробежаться ещё немного – не проблема! Не проблема… пока он по какой-то причине не врезается в человека, которого точно не было перед ним до этого. — Смотри куда несёшься, болван, — ворчит человек, и у Казухи замирает сердце. И отвисает челюсть. Вблизи сказитель оказывается в разы красивее. Его тонкие черты лица, что словно выполнены искусным мастером, взгляд его глаз, в котором можно бесконечно тонуть, его тонкие светлые губы… Сказитель цыкает и, резко схватив Каэдэхару за запястье, тянет за собой куда-то, они бегут до самого края улицы, пока тот, – без чёртового предупреждения! – прыгает через край к обрыву. К счастью, благодаря анемо Казухи, никто из них не ушибся. Оба спешно отошли к стене, затаив дыхание. Сверху послышались шаги солдат, их ворчание и переговоры, и почему-то казалось, что его спутник едва сдерживает смех. — До чего глупо, — весело произнёс он, когда шум шагов стих вдали. — Никогда не заглядывают под помосты, а это ведь самое очевидное, где можно спрятаться. Казуха пожал плечами. Ему не особо было дело до того глупо это или нет, ему было достаточно того, что его не поймали и не забрали глаз бога. — Смотрю, ты часто убегаешь от них? — Не чаще тебя, — хмыкнул сказитель, принявшись осматривать чемодан, который, почему-то, Казуха не заметил ранее. Чемодан был расписан изящными узорами по углам, в центре которого витиеватым почерком на староинадзумском иероглифами красовались слова «yumeno koku» значение которых Казуха никак не мог вспомнить. Он казался немного потрёпанным – в некоторых местах были потёртости, местами краска была более тусклой, но сам сказитель выглядел слишком молодо для того, что мог бы долго давать выступления, да и Казуха видит его впервые, а он явно инадзумовец… — Ты долго будешь пялиться? — Недовольно спросил сказитель. — Прости. Мы не встречались раньше? Ты… кажешься мне почему-то знакомым. Сказитель устремил на него тяжёлый взгляд, и повисла долгая пауза, которую тот всё же прервал. — Не встречались. — сказал он без прежнего запала и высокомерия, тише добавляя: — по крайней мере не с тобой… Казуха прикусил губу и многозначительно кивнул. — Как твоё имя? — решил всё же поинтересоваться он. — Какая тебе разница? — пробурчал сказитель, и, оглядевшись, поспешил уйти куда-то в направлении… моря? Казуха без раздумий подорвался за ним. — Подожди! Сказитель остановился только спустя пару шагов, запрокинув голову к небу и тяжело вздохнув. Теперь он звучал действительно устало и даже почти печально… — Что ещё? — Будет буря, — предупредил Казуха, потирая переносицу. — Лучше никуда не плыть ближайшие несколько часов… — …Почему тебя вообще это волнует? — тяжело вздохнул сказитель. — Потому что… — Казуха осекся и задумался. Сложно было сказать почему на самом деле ему был интересен этот человек, но к нему тянуло. Они были как-то связаны, Казуха чувствовал, но не мог понять что именно, потому что тревожное ощущение опасности, исходящее от этого человека, никуда не делось – лишь на время отступало из-за адреналина. — …Я хотел бы услышать конец истории.***
Бушующий ветер рвался в домик с невиданной силой, им едва удалось закрыть дверь, но от ветра её нехило трясло, лишь закрытая щеколда не позволяла ей вновь отвориться. Казуха не помнил, чтобы здесь на побережье был дом… И честно, он сюда не вписывался будто. С потолка свисали ткани, украшения, амулеты, маленькие колокольчики. По стенам ползли картины и ковры, на полках красовались как ритуальные, так и художественные статуэтки, куклы, мелочёвка… почти всё помещение было завалено антиквариатом, и не только инадзумским. В помещении пахло благовониями с лавандой, было немного душно, голова кружилась. Возможно потому что оно было заставлено свечами – они тихонько горели, дрожа от пробирающегося сквозь щели ветра, будто причудливо танцуя. Заженны были далеко не все, но всё равно света было достаточно, чтобы казалось, что внутри ярче, чем в царстве полумрака. — Я не помню чтобы здесь была эта лавка… — рассеяно заметил Казуха, задумчиво прикусив кончик ногтя. — Память – не самый надёжный источник, — пожал плечами сказитель, уходя за заваленную стойку, где было лишь одно свободное место. Видимо, там обычно и лежал этот странный чемодан. Казуха неловко кивнул. До сих пор некоторые вещи, казалось, в реальности были немного иными, чем он помнил, какие-то события он словно сам выдумал, а может, те были слишком реальным сном. Хотелось бы, чтобы Охота на глаза бога тоже была просто кошмарным сном. Чтобы он проснулся рядом со своим другом, и тот так же дерзко улыбался грозам, и нежно гладил свою кошку, а не… Впрочем, тогда и сказитель был бы всего лишь сном. Разве может в кошмаре быть настолько интригующая личность? — Тебе нравятся старинные вещи? — спросил Казуха, тыкнув в маленький колокольчик. Тот пошатнулся и звякнул на высокой ноте, вызывая улыбку. Похоже на звон крыльев фей из старых легенд, где они ещё жили среди людей. Здесь, наверное, у всего есть своя интересная история, своя душа, такая же дорогая, как человеку сердце. Да и могло ли быть иначе? Здесь словно всё такое… волшебное. Даже сказитель больше не кажется таким угрожающим, а просто хмурым и печальным юношей. — Ты пришёл задавать вопросы обо мне или слушать историю? — фыркнул сказитель, складывая руки на груди. — Я просто подумал, что было бы неплохо сблизиться с тобой… Сказитель посмотрел на Казуху, снова так, что внутри всё перевернулось. Взгляд казался знакомым, но до этого он точно такой ему не посылал. В нём была та самая загадочная связь двух душ, определённая судьбой. Может, сказитель хотел бы и сам сблизиться, но что-то его останавливает? Такой хмурый, может, неудачный опыт… Или он не человек вовсе, а прекрасный дух. Казуха не знал, но хотел бы. Сказитель тяжело вздохнул, выгнув бровь. — Ну и чего ты застыл? Возьми вон там стул и присаживайся. Ты же хотел услышать конец истории? Казуха оживлённо кивнул. На самом деле, он больше хотел подольше видеть и слышать сказителя, но теперь ему правда становилось интересно. Сказитель раскрыл чемодан, и теперь стало ясно, что это и была та самая странная картонная-или-деревянная сцена. Куклы внутри лежали неаккуратной кучкой, крошечная корона Короля съехала набок. Острожно поправив её, он взял взял кресты в руки и, прокашлявшись, продолжил представление…Каждый день Король слышал, как плачет его народ, видел, как бледнеют их лица и тяжелеет их взгляд, и сердце его наполнялось их ненавистью. Когда в один день он решил навестить своих людей, он вновь поднял руки к уже искусственному небу, грозно вопрошая: «Что случилось с вами?! Неужто вам здесь плохо?» — злостно кричал Король, не понимая, что не так. Со всех сторон послышался плач и ответы «плохо!», «ужасно!», «моя голова раскалывается, я хочу наружу!», «верни меня назад!», «я хочу домой!». Король недовольно топнул ногой: «Здесь ваш дом! Здесь! Я создал его для вас! Вы в безопасности только пока со мной!» Плач со всех сторон только усилился, люди хватались за головы и сердца, пытаясь унять боль, а тонкое искусственное небо трескалось. «Почему вы плачете?!» — не понимал Король, взмахивая руками. — «Вы должны быть счастливы!» Люди счастливыми от этих слов не стали. Их невыносимая боль пронзила голову Короля, и тогда он тоже заплакал, но злость в нём кипела сильнее, от того он стукнул посохом, вновь отдавая настоящий приказ свои людям: «УЛЫБАЙТЕСЬ! Радуйтесь! Будьте счастливы!» Под действием магической силы посоха лица людей растянули широкие нечеловеческие улыбки, но это было не то, что было нужно Королю, потому он только сильнее заплакал, упираясь головой в посох, чтобы не упасть на землю. «Отпусти нас,» — взмолился кто-то, и в этом голове Король узнал бунтовщика-Мечтателя. — «Почто мучаешь нас ты?» «Не отпущу!» — вновь прогремел Король. — «Что вы будете делать без меня?! Там буря! Вы не справитесь!» Боль внутри людей усиливалась с каждым днём проведённым в стеклянной темнице, каждый день они молили о пощаде, чтобы выпустили их наружу. В один день Король не выдержал и, истерично топая, крича и ругаясь, предстал перед народом вновь. «Всё! Я не могу так больше!» — заплакал Король, пуская в стеклянный шар молнию, и тот начал медленно трескаться. — «Проваливайте! Бегите на все четыре стороны, наслаждайтесь своей драгоценной свободой! Уходите! УХОДИТЕ!» И люди бежали прочь от своего Короля, от идола, которому были готовы целовать ноги в знак своей любви. Они бежали днями, ночами, они прятались от бури, но не все могли скрыться от неё, замертво падали тела и взрослых, и детей, пока однажды плачущий народ не собрался в пещере, горюющий по своему правителю. Буря гремела над их головами, рьяный ветер ломился через камни в пещеры, пытаясь задуть костры тепла, потушить надежду в чужих сердцах, тоскующих по защите. И тогда маленький народ придумал себе Бога. И вновь расцвели яркие ленты на запястьях, установив связь с выдуманным божеством…
Сказитель мягко улыбнулся, прикрыв глаза. Он не спешил давать пафосное заключение, лишь наблюдая за реакцией Казухи: тот съёжился на стуле, перекинув ногу на ногу, покусывая ноготь большого пальца, и немного нахмурился, то ли задумчиво, то ли мрачно. Неудивительная реакция на такую историю, но в багровых глазах был миллион мыслей. — …Это грустная история, — тихо заключил Казуха с тяжёлым взглядом в пол. — Хм? Почему ты так думаешь? — Сказитель наклонил голову набок, внимательно рассматривая слушателя. — Потому что свобода неотъемлемая часть человека. Лишить человека свободы это практически лишить его жизни. Сказитель усмехнулся, покачав головой. Его взгляд снова был тяжёлый и мрачный, и смотрел сквозь Каэдэхару. — Каждому нужен хозяин, — совсем хрипло произнёс он, словно это и не его слова были. — Собаке, человеку, народу… Казуха дёрнулся, нахмурился, и сильно наклонился вперёд, прожигая сказителя тяжёлым несогласным взглядом. — Не нужен. — заявил он твёрдо. Каэдэхара Казуха полжизни прожил по самурайским обычаям, покуда его клан не разорился и он стал ронином. Свобода, которую он получил, была подобна счастью – нет лишних традиций, бесполезных обязательств, бездумного служения «господину», в роли которой была сёгун. Это было превосходно, это было то, чего ему всю жизнь не хватало. — Человек сам себе хозяин, — продолжил Казуха не менее уверенно. — То есть всё-таки хозяин? Казуха цыкнул и откинулся назад на стул. Его не понимают. — Знаешь, если куклами не командовать, они могут проржаветь и сломаться… — лениво произнёс сказитель, шевеля руками куклы-Мечтателя. — Люди – не куклы. Они живые, потому и свободны волей. Куклы прижали ладошки ко ртам, хотя Казуха готов поклясться, что пальцы сказителя были абсолютно неподвижны. — Зависит от того, что называть жизнью, — хмыкнул сказитель. Казуха перевёл взгляд в упор на сказителя, остановившись на нём надолго. Почему вдруг человек, который недавно убегал от сёгуната как последний преступник вдруг так убеждён в том, что свободы не существует? Да вся эта история! Не за свободу творчества ли он боролся своим побегом? Ладно. Казуха будет играть по его правилам… Он резко встал со стула, приблизившись к лицу сказителя, и, прищурившись, негромко проговорил: — Если следовать твоей логике, то и у тебя должен быть хозяин. М? — Казуха осторожно перехватил чужое запястье, приподнимая его на уровень их лиц. — На них вроде нет никаких алых лент. Сказитель прищурился, сверкая ядовитой улыбкой. — Я не упоминал цвет лент, — он приподнял подбородок, будто торжествуя над Каэдэхарой. — Неужели ты претендуешь на это место? Чёрт, правда! В его рассказе ленты были просто яркие, а не алые, это лишь полёт заворожённой фантазии дал им именно такой цвет. Казуха отпустил чужое запястье. — Не претендую. — Славно, — тихо произнёс сказитель, и на секунду Казухе показалось, что в этой интонации было нечто грустное. Наверное, это не его дело. С этой мыслью Казуха прислушался к окружающим звукам – дверь дрожала от порывов ветра, крошечные колокольчики слегка покачивались, фарфоровые тела кукол лениво отстукивали размер две вторых. Казуха устало провёл ладонями по лицу, тяжело вздыхая. Этот день всё же его немного утомил. — Чаю? — ненавязчиво и удивительно мягко предложил сказитель. — …Если ты всё же назовёшь мне своё имя, — прозрачно намекнул Казуха. Сказитель оставил кресты и ненадолго скрылся во второй комнате, позвенев междверными шторами, а вернулся уже с фарфоровым чайным набором в руках. — Зачем тебе знать его? — слово подозревая что-то спросил сказитель, расставляя чашки и чайник на столе. — Будет сложно найти тебя, не зная имени, — хихикнул Казуха. Сказитель задумчиво помолчал разливая чай. Казалось, он обдумывает не то, называть ли ему своё имя, а нечто другое, более важное и запутанное… Казуха глотнул чай. Он был довольно горький на вкус, и пожалуй это подходило его владельцу. — Куникузуши, — наконец произнёс он. — Куникузуши… — посмаковал Казуха, чуть улыбнувшись. — Я Каэдэхара Казуха. — Я зн.. кхм. Ясно. Будем знакомы. Куникузуши не был фанатом светских бесед, или может, не знал, о чём говорить с Казухой, но чай пили они молча, пока буря не стихла, а волшебство места медленно становилось менее ощутимым, или более привычным, было похоже на ощущение перед пробуждением. — Можно я задам тебе один вопрос? — перед тем как уйти спросил Казуха, вновь надевая соломенную шляпу. — Валяй, — безучастно разрешил Куникузуши. — Но я не обещаю ответить. Казуха улыбнулся. Это было в стиле этого человека… — Что означает надпись на твоём чемодане? Сказитель немного помолчал, прикусывая губу. В его мыслях, наверняка, было что-то важное, наверное, касающееся его прошлого, иначе бы откуда взяться этому ощущению тяжести воздуха вокруг него? — …Страна грёз, — наконец произнёс он.