Omnia video.

      Угнетающий мрак полузаброшенного городского парка, темное, тяжелое небо, на котором не видно ни единой звезды, и два парня, мирно идущих по зарастающей пешеходной дорожке под светом тусклых, через раз работающих фонарей. Один из них что-то воодушевленно рассказывает, а второй слушает с неподдельным интересом. Все в этот «мертвый» час успокаивало и освобождало разум от ненужных мыслей. Сейчас есть только тропинка с ее скудным освещением, старый парк, величественный темно-синий небосвод и приятный собеседник.       Парни вышли на небольшую полянку.       — Все ваши религии, как бы мягче сказать… ну, неправильные, — Данила на мгновение задумался. — Вернее как… они не имеют ничего общего с реальностью. Ваши молитвы, иконы, жертвы, подношения — богу все равно. Настоящему богу все равно. Ведь люди поклоняются не тому, следуют не за теми.       — Я никогда не был верующим, но эта информация… — Андрей вдруг запнулся и резко обернулся себе за спину. — …вгоняет меня в своего рода тоску, — завершил он начатое предложение, но слова проговаривал медленно, будто концентрировался уже совсем не на диалоге.       — Ты в порядке? — спросил Данил, сбитый с толку таким поведением товарища. Он так же развернулся на 180 градусов, оглядывая дорогу, по которой они только что прошли.       — Мне показалось, что…       Фразу закончить не удалось, так как за спиной у молодых людей раздался грубый, сипловатый голос.       — Вы че тут ходите, пидорки?       По загривку Андрея пробежал холодок. Данил даже не шелохнулся.       — Чем обязаны? — бросил беспечно второй и резко развернулся.       Андрей же, опешив от такой смелости друга, разворачивался медленно, а затем произнес так тихо, что не ясно было, к кому он обращался: к своему другу или ко всемогущей вселенной — Только не нарывайся…       Перед парнями предстали привычного вида «гопари» в количестве трех штук. Каждый из них, вероятно, минимум один раз сидел в тюрьме, а также в душе не ведал, что такое «не пить по пятницам». Эти трое, кажется, нашли себе легкую добычу.       Но они давно так не ошибались.       — Ты че, падла, сильно смелый? — обратился гопник к подавшему голос.       — А почему нет? От вас угрозы как от новорожденных котят, — продолжил Данила с совершенно невозмутимым выражением лица. Он смотрел агрессору прямо в глаза, закрывая друга своей спиной.       Пока шла словесная перепалка, Андрей стоял рядом и молчал, не решаясь даже напомнить о своем существовании.       — Ну ты допизделся, гомик спидозный!       Главарь банды злобно сплюнул куда-то в сторону, а затем, закатав рукава своей дешевой спортивной олимпийки, двинулся прямиком на оппонента, намереваясь, как минимум, размозжить его череп по земле.       Данила смотрит. Не отрываясь. Не позволяет себе лишних движений, замирает как статуя.       Обстановка накаляется, Андрей за спиной друга старается сжаться до размеров этома, жмуря глаза. Лишь бы все остались живы.       Мужик продолжает выкрикивать невнятные угрозы и оскорбления, его язык разавязан алкоголем, и им же порождена эта неконтролируемая агрессия. Он вынимает из кармана откидной нож, и явно не намерен отступать.       Когда нападающий подходит почти впритык, Андрей понимает, что это конец. Он парализован от страха, да и сбежать, кинув друга, он себе не позволил бы.       Между ними метр.       Данил с лицом, не выражающим ни единой эмоции, грациозно вскидывает руку, держа ее прямо перед собой ладонью вверх.       Человека с ножом отрывает от земли.       В один миг их всех будто помещают под купол — звуки пропали, а из мира будто высосали все краски, превратив окружение в черно-белый фильм.       Зэк начинает недоуменно ругаться, а Данила лишь сдержанно улыбается. В конце концов, он и сам отрывается от земли, левитируя, поднимается на некоторую высоту, силой мысли утягивая за собой противника.       — Как давно ты молился Богу? — в конце концов произносит Данил.       После этой фразы голова его начинает деформироваться, черты лица плывут, кожа стекает, как растаявший на солнце пластилин, лентам слезают мышцы, в пыль крошатся кости. Одна яркая вспышка, и на месте головы парня распахивается огромный глаз, с ярко-оранжевой радужкой. Ресницы его золотые, а зрачок по форме напоминает звезду, и это настолько же прекрасно, насколько и парализующе ужасно. Глаз никак не крепится к туловищу, оставляя кровоточащий обрубок шеи без какой-либо надобности просто торчать из туловища. Вокруг ока, словно орбиты, вращаются три кольца-нимба, на которых расположилось еще около двух десятков глаз, смотрящих в разные стороны. Золотистые крылья, также покрытые глазами-наростами, веерами распахиваются по кругу и беспокойно машут, крепясь к ничему и держа ничто, но при этом, словно острые клинки, их перья готовы рассечь на тысячи миниатюрных ломтиков любого, кто подойдет слишком близко.       Пространство будто не выдерживает, искажается и сбоит, и вокруг этого исчадия… рая то и дело кишат помехи. Вокруг летают и ежесекундно сменяются тысячи иероглифов, принадлежащих неведомым языкам, трактуя, очевидно, что-то, не доступное простым смертным. Сам херувим предстал сейчас взору и рассудку людскому, однако ни взор, ни рассудок людей не был к этому готов.       Это красота и искусство граничащие с ужасом и полнейшим отчаяньем, это что-то за гранью привычного нам и понятного. Это убивает, это дает насладиться собой не дольше секунды, а затем испепеляет, оставляя в твоем сознании самый яркий и болезненный отпечаток. Это безумие.       Мужчина, левитирующий во власти монстра, резко замолкает.       Все молчат, но голову разрывает от шепота и гула, берущих свое начало где-то в чертогах разума. Они не прекращаются и давят на мозг, а из глаз непроизвольно начинают течь слезы.       А шепот все твердит одно: Как давно ты молился Богу?       Андрей не смотрит, а лишь зажимает уши руками и ретируется куда-то в сторону, лишь бы подальше от всего, что происходит. Но сил хватает всего на несколько шагов, и парень падает в траву на колени. На секунду он оборачивается, чтобы взглянуть на то, что еще несколько минут назад было его другом, и больше не может оторвать взгляд. Он в плену у ужаса и красоты.       Агрессор тоже смотрит, смотрит не отрываясь. Из его глаз катятся слезы, и он уже не помня себя, шепчет извинения и слова пощады.       Попроси прощения у Господа, он простит тебя. Как давно ты молился Богу?       Мужчина пытается изо всех сил зажать уши руками, даже не замечая, что меж его пальцев уже стекает кровь. Барабанные перепонки лопаются, а шепот не прекращается, роится в голове, поедая мысли и волю, вплетаясь в сознание.       Помолись Господу. Он милосерден, он простит всех. Ты грешил очень много.       Уже не получается слышать собственный крик, голос срывается, порождая из себя толи раскаянье, толи мольбы о пощаде. Адская боль режет все тело, глаза жжет от яркого света, но ОН не дает их закрыть. Слезы мешаются с кровью, крик срывается на кашель, а чудовище все не позволяет вздохнуть, не позволяет хоть на секунду забыть, как же ты был не прав.       РАСКАЙСЯ, МОЛИ ГОСПОДА О ПОЩАДЕ!       Звучит эхом последняя фраза, а все прочие звуки резко пропадают.       Внезапно реальность меняется на привычную. Вернулись краски, легкий ветерок и шелест листьев.       Мужик падает на колени и заходится дикой истерикой, рыдая и рвя на себе волосы, пока его оцепеневшие товарищи лишь молча смотрят куда-то в пустоту. Его уши снова слышат, а боль становится лишь фантомным ощущением.       Данила мгновенно принимает свой обычный вид и плавно спускается на землю, после чего направляется в сторону Андрея и пытается поднять его с земли. Тот, как безвольная кукла, подчиняется, после чего цепляется мертвой хваткой в плечо Данилы, на что тот приобнимает товарища со спины и выводит на привычную им тропинку, по которой они шли до этого. Будто ничего не было.       Друзья отдалились уже на некоторое расстояние от банды, как вдруг Данила оборачивается и смотрит главарю прямо в глаза. Одними губами произносит «Я вижу все», после чего легко улыбается и возвращается к дороге.       После длительного молчания Андрей оклемался, и наконец задал первый свой вопрос.       — Что с ним теперь будет?       — Ну, его теперь только в дурку, — резюмировал Данила, но, чуть подумав, добавил: — или в вашу православную церковь. Он отвратительный человек, не вздумай его жалеть. Я видел все.       Андрей понимающе кивнул, но ничего не ответил, продолжая как-то все еще слегка ошалело таращить глаза в землю. Наконец, спустя время, он вновь подал голос.       — Предупреждай меня, пожалуйста, если еще раз решишь устроить что-то подобное… — начал он неуверенно. — а то мое сердце не выдержит твоего… православного юмора.