От кого: Гениальный писатель.
Кому: Ценитель искусства.
Тема: Встреча.
«Произошло ужасное, скоро буду.»
Художник раздражëнно хмыкает, закатив глаза и закрывая сообщения. Он кладëт ненужную вещицу на столешницу своеобразной кухни. В его квартире она совмещена с гостинной, в которой стояло два диванчика напротив друг-друга и их разделял лишь небольшой журнальный столик из стекла. К приходу Эрнеста Нахаш прибрал все скетчи и художественные материалы, что могли создать бардак. Обычно на столике всегда раскиданы карандаши и вырванные листы бумаги. Сейчас же на нëм стоит чайничек с жасминовым чаем, а рядом расставлено печенье. Эрнест стучится в дверь с ещë большим нетерпением, чем обычно. Нахаш вопросительно приподнимает бровь, видя столь рассерженного и одновременно ужасно нервного писателя. — Что случилось, дорогуша? Ты сам не свой. — Д-да ты мне не поверишь! Это просто сюр, это столь глупо и нелепо! – Эрнест начинает возмущаться в ту же секунду, как захлопывает дверь за собой. — Тише-тише, не кричи так. Я твой любимый чай заварил. Давай сядем и ты мне расскажешь, что произошло. Даже во вздохах писателя ощущается липкая агрессия и печаль, на что Нахаш качает головой. Конечно, Эрнест очень вспыльчив и резко на всë реагирует, однако сегодня причина такого настроения совершенно отлична от «странных заказчиков» и «не ценителей его великолепного творчества». Художник сам хватает чужую шляпу и снимает еë, кладя на тумбу, что стоит у него в небольшой прихожей. Чужие кудри взлохмачены больше, чем обычно и выглядят неопрятно. Кажется, кое-кто был настолько расстроен, что портил себе чудесную прическу, пока добирался до сюда. — Ты столь зол, что даже забываешь о правилах моего дома. Ай-яй, видимо, случилось что-то куда ужаснее, чем я могу предположить,– произносит Нахаш, закатив глаза. — Никакой верхней одежды, пока я не позволю. Писатель сжимает губы, хмурясь, но снимает куртку алгоритма и вешает в шкаф. Художник мягко и элегантно ступает к центру гостинной, и у Эрнеста нет выбора, кроме как последовать за ним, однако его шаги более тяжелые, чем чужие. Садясь на диванчик, он слегка расслабляется, почувствовав себя в привычной обстановке. Нахаш разливает чай по расписным чашкам и поднимается, чтобы долить кипятка в чайничек. — Так, что в итоге произошло? — Помнишь, я в прошлый раз упоминал свою последнюю музу? — Такое я не забываю,– художник хмурится, стоя спиной к собеседнику. Когда он разворачивается, его лицо вновь расслаблено. — Неужели, она отказала... — Да, она! Это просто смешно, она не только отказалась от всех моих чувств, так ещë и использовала меня! Нагло и совершенно отвратительным образом! Меня из-за еë просьбы чуть сам Войд не схватил! — Подожди, Войд? Серьëзно? Чем же ты там занимался на этом фестивале? – Нахаш удивлëн и моментально напрягается, услышав об Инспекторе. — Н-ну… В общем, Госпожа Хейли, она… Она в повстанческом сопротивлении! Попросила меня придумать стих, чтобы другие люди поняли, что имперскому строю скоро конец, а я что? Конечно же, я придумал! Кто я вообще такой, чтобы отказывать ей! Я его прочëл, а после вышел Войд и куча полицейских попытались поймать меня и моих слушателей!! Благодаря одной полицейской мне удалось сбежать, как и ещë некоторым людям. Не думал, что я вообще умею так бегать.. Эрнест слабо дрожит от воспоминаний пережитого стресса. Нахаш подходит к нему и садится рядом, перекидывая руку за спиной парня и обнимает его. — Я рад, что тебе удалось сбежать и тебе не навредили. Хорошо, что сейчас всë в порядке. — Д-да какое в порядке, Нахаш?!! – писатель дëргается, отсаживаясь и скидывая чужую руку. — Полицейским разрешили стрелять на поражение! Я чудом остался цел, понимаешь? А ещë Госпожа Хейли… Я чувствую себя просто ужасно! Меня использовали, как.. Как простой инструмент! — Эта Госпожа Хейли.. Знаешь, что я о ней думаю? — И что же?! — Она совершенно не оценила тебя и поступила бездумно. С еë стороны мне понятны действия, однако, так нельзя. Нельзя так обращаться с таким прекрасным человеком! Ты ведь.. Очень чувствителен и эмоционален. Даже если она и не принимает твоих чувств, то должна была понять, что ты будешь подавлен, а ей лишь бы своего добиться… Это совершенно неприемлемо,– тон Нахаша едкий, губы плотно сжаты и брови сведены к переносице. Эрнест наблюдает за его эмоциями и старается внимательно слушать. — А знаешь, что, Эрнест? – лицо художника внезапно расслабляется и он слабо усмехается, оглядывая напряженного писателя. — …Говори уже. — Почему же ты выбрал именно Госпожу Хейли? Разве больше не было приятных претендентов? — Н-ну.. Она знаешь… Такая сильная и, эм.. Властная, наверное?..,– Эрнест внезапно смущается, ощущая чужой взгляд, что, казалось, прожигал дыру в нëм. — Я думал, что она бы со своим характером могла бы, ну, знаешь… Зажать меня у стены? Ещë где-то? Это ведь так красиво. — В таком случае, Эрнест..,– Нахаш также поднимается, сложив руки на груди. Писатель поднимает на него непонимающий взгляд, задирая голову. Всë же, диван низкий, а Нахаш, иногда кажется, будто ростом с один из небоскрëбов Альт-сити, сейчас такое ощущение складывается сильнее обычного. Он делает лишь шаг, чтобы приблизиться к собеседнику, и внезапно наклоняется, положив одну руку на его плечо, а другой взявшись за лицо. Эрнест нервно дëргается, но чужие руки держат слишком крепко, вжимая его в несчастный диванчик. — Э-эй, На– — Нет, это ты мне скажи — почему же я не могу быть твоим Господином? Разве может быть обычная коммисарка лучше меня? Я ведь тоже могу вести себя властно и быть сильным. Тем более, я внимаю твоим словам и чувствам. Я бы никогда не использовал тебя так жестоко, как сделала она. Лицо Эрнеста медленно окрашивается в красноватый оттенок, пока он слушает чужой голос с оттенками злости и зависти. — Я.. Н-ну, знаешь… — Почему же такой великолепный писатель так смущëн и двух слов связать не может? Неужели, вы, Эрнест, о чëм-то мне не договариваете? — Эм… Нахаш– — Упускаете. Кое-что упускаете, Эрнест. — Г-господин Нахаш..,– чужое лицо озаряет довольная усмешка, когда писатель это произносит. — Ахм, возможно.. М-может быть, я и правда к-кое-что умалчиваю… — В таком случае, я настоятельно прошу больше не молчать. Расскажите же мне всë, Эрнест. Писатель бегает глазами по сторонам, боясь посмотреть парню напротив в глаза. — Я очень стараюсь быть терпеливым, Эрнест,– ладонь художника обхватывает подбородок, чуть надавливая. Нахаш выжидающе смотрит прямо в его глаза, будто стараясь разглядеть все ответы в карих глазах. — Однако, ты знаешь.. Я ненавижу ждать. — К-конечно, я знаю, да.. Просто д-думаю, как бы так сказать, чтобы не звучало глупо… — О, твои речи никогда не бывают глупыми, дорогуша. Я лучше всех знаю это. — Тогда.. Мо-ожет быть я старался уверить себя, что она мне нравится, потому что.. Эм… Есть чувства к те– Кх, вам,– Эрнест слегка тянет гласные, слишком видно нервничая. — Может быть? Мне нужна конкретика. — Д-да, чтоб тебя.. Я давно влюблëн в тебя и пытался себя убедить в обратном, чтобы не испортить дружбу! Доволен?! Нахаш слегка удивленно хлопает глазами. Он ожидал этого и догадывался, но услышать на самом деле — совсем другое. Впрочем, терять лицо сейчас он не хочет. Эрнест слишком мило реагирует. — Более чем. Ну так.. Хочешь поцеловать меня? – спрашивает Нахаш, прищуривая глаза и расплываясь в улыбке. — А… Можно? — Конечно, можно, милый. Рука больше не держит его лицо крепко, художник опускает вторую ладонь на другое плечо, теперь лишь просто держа руки на них и не давя. Эрнест же слегка мешкает, будто это не он гениальный писатель, который написал несколько великолепных романов, ставших популярными во всей Алотерре. Нахаш не двигается, замерев в ожидании действий. Всë же решившийся, Эрнест чуть приподнимается, потянувшись к чужому лицу и лишь на пару секунд соприкасает их губы, тут же отстраняясь. Он выглядит смущëнным, однако очень довольным. Нахаш же выдаëт смешок. — И… Всë? Я уже сомневаюсь, что это именно ты тогда так красочно описывал эмоции и желания тех персонажей,– художник с той же насмешкой смотрит на него так, будто он совершил какую-то глупость. — Где те моменты, как, например, губы, находящиеся в миллиметрах друг от друга? Или же ощущения того, как языки сливаются в неизвестном танце? А что насчëт прикосновений тел, кожа к коже, м-м? — Э-эй! Во-первых, это я писал, не смей сомневаться! Во-вторых– — Чш-ш. Это слишком простой поцелуй для тебя. Думаешь, меня он устроил? Исправься,– Нахаш прикладывает к чужим губам палец, заставляя замолкнуть. На писателя это действует моментально и он смущëнно затыкается. Художник не может сдержать очередного смешка и решает сам подарить частичку смелости своему партнëру. Он наконец садится, однако усаживается не рядом, а прямо на колени Эрнеста и слегка ëрзает, стараясь принять более удобное положение. Тот незамедлительно реагирует явным смущением на лице и замирает, боясь двинуться. — Пф-х-х, ты так сильно смущëн! – Нахаш прикрывает лицо ладонью, тихо посмеиваясь. — П-прекрати смеяться!! – возмущается Эрнест. Щëки писателя идеального пунцового оттенка, что отмечает Нахаш. Он берëт чужие ладони и кладëт себе на бока, после чего своими обхватывает раскрасневшиеся щëки. Эрнест сбивчиво дышит и Нахаш ощущает это своей кожей. Очень приятное чувство. — Лучше бы… Сам показал, как ты хочешь ц-целоваться,– шепчет Эрнест. Художник на пару секунд прикрывает глаза, хитро улыбаясь. Он примыкает своими губами к мягким губам и тут же касается верхней языком, покрывая еë полностью слюной. Нахаш слегка прикусывает губу, чуть оттягивая, после чего прижимает свои к чужим совсем вплотную, не оставляя и миллиметра между ними. Он ловит вздох Эрнеста и лишь продолжает сминать чужие губы, ощущая, как руки, до этого просто лежащие на нëм, сдавливают его бока и мнут ткань водолазки. Его язык, в который раз, проходится по раскрасневшимся губам, наконец обводит ровные зубы и сталкивается с другим языком. Писатель старается отвечать, сплетая их языки в хаотичном порядке. Оба слышат будто бы громкие влажные звуки из-за большого количества слюны и Нахаш сам ощущает, как его лицо розовеет. Руки Эрнеста осторожно проникают под ткань, касаясь незащищëнной кожи и Нахаш вздрагивает, чуть отстраняясь, чтобы нормально вдохнуть. Он опускает одну из рук по груди, касаясь еë через мягкую ткань, но не задерживается, тут же опустив руку к кромке брюк и быстро пробегается глазами по выпуклости в районе паха. Теперь вздрагивает уже Эрнест, стыдливо поднимая взгляд на партнëра. — Что такое? Стесняешься? Ты ведь уже был обнажëн передо мной, когда я тебя рисовал. А ещë ты был также возбуждëн. — Э-это было по-другому! Не в такой.. Обстановке,– Эрнест утыкается лицом в ключицы Нахаша, пряча лицо. — Ты не… Не был так близко. — Пусть и так, но ты сейчас возбуждëн из-за меня. Я могу помочь тебе с этим,– художник чуть понижает тон голоса, ласково говоря это почти в самое ухо, обжигая горячим дыханием. — Ты.. Точно хочешь? — Я уверен в своих желаниях. Ну же, Эрнест, позволь мне~ – Нахаш проходится кончиками пальцев прямо по бугорку, ощущая твëрдость под ними. Писатель тихо шипит на это прикосновение. — …Пожалуйста, Нахаш. — Что «пожалуйста»? — Прикоснись ко мне. Я.. Я умоляю. Мужчина улыбается, проведя и второй рукой по груди до живота, чуть задержав ладонь на самой груди. Его футболка скрывала все прелести нежной кожи и чудесной фигуры, но пока что Нахаш не против оставить одежду на нëм. Кроме штанов, разумеется. На них он быстро расстëгивает ремень и расправляется с пуговицей и застëжкой. — Приподнимись чуть-чуть,– просит художник. Писатель выполняет просьбу, на что слышит похвалу. — Умница. Такая похвала часто слетала с его языка, однако в сегодняшней обстановке это звучит совсем иначе. Нахаш стягивает с него брюки с «идиотским оттенком прекрасного жëлтого» и бельë. Вместе с этим он сам опускается на пол, разводя чужие ноги. Он усаживается меж них и чуть придерживает руками, не позволяя свести. — П-постой, ты!.. — Тебе что-то не нравится, милый? — Я-я… Не думал, что Господин решит помочь мне так. — Тц. Стоило бы немного включить мозги. Нахаш чуть придвигается и какое-то время разглядывает возбуждëнный орган так, словно никогда такой картины не видел. Эрнест отводит взгляд в сторону, но вскоре возвращает своë внимание на любовника. Пусть он смущëн, пусть ему неловко, но это ведь всë красиво можно расписать в одной из работ, а потому, стоит запомнить каждое прикосновение. — Прекрати думать о работе. Я даже отсюда понимаю, что кое-кто отвлечëн от нашего замечательного времяпровождения,– тот недовольно фыркает, облизывая губы и смотря вверх, прямо Эрнесту в глаза. — Но, знаешь.. Видимо, мне стоит приложить больше усилий сегодня, чтобы помешать тебе думать. Нахаш обхватывает рукой напряженное бедро и крепко держит, чувствуя как второе давит на его плечо. Что же, он не против. — Начнëм здесь, а закончим, пожалуй, вот там,– художник проводит пальцами по возбуждëнному органу, после чего ими же указывает на живот Эрнеста, явно намекая, что одним лишь минетом их вечер не закончится. Солнце начинает заходить, отчего гостиную с панорамными окнами заливает тëплым светом. В этом свете Нахаш выглядит красивее. — Св-вета ради, прекрати так много говорить..,– тихо скулит писатель, чувствуя, как его тело от нетерпения начинает дрожать. Он давно представлял подобные сцены с Нахашем, а потому, когда это наконец стало реальностью, а не его влажными фантазиями, сдерживаться не было сил. — Ты сейчас не в том положении, чтобы указывать, милый. А ещë ты вновь упускаешь важную деталь,– Нахаш всë время говорит, смотря ему в глаза и на мгновение не прерывая зрительный контакт. — Господин Нахаш. На сегодня я твой господин. Эрнест непроизвольно задерживает дыхание и выдыхает прерывисто, закрыв глаза и тут же открыв их, ведь Нахаш наконец прикоснулся к нему языком. Тот, опустив взгляд, принялся постепенно покрывать член слюной, отчего язык начинает скользить с большей легкостью. Это позволяет художнику ускорить движение им, очерчивая каждую слабо выступающую венку. Он не прекращает движения, чуть сжимая бедро, впиваясь в него окрашенными ногтями. — Эй,– тихо зовëт Нахаш, внезапно отстранившись. Писатель опускает взгляд, сминая свою футболку в ладони. — Может ли так сделать та жалкая комиссаришка, а, Эрнест? — Х-ха.. Нет, н-не может…,– его голос дрожит, пока он пытается внятно ответить. — Господин Нахаш!.. О-ох! Эрнест стонет, видя, как Господин погружает его член в рот. Красиво, до ужаса красиво и приятно. Нахаш внезапно задаëтся вопросом был ли подобный опыт у его любовника. Странное ощущение подсказывает, что он не первый так сидит перед ним. Ревность внезапно затмевает голову, заставляя чувствовать зависть и агрессию. Он просто обязан сделать всë в наилучшем виде, чтобы у Эрнеста это был лучший опыт, который не смогут принести другие. Задумываться, пока у тебя во рту чужой член немного неудобно, да и челюсть слишком легко начинает ныть от неудобного положения. Нахаш ощущает, как головка органа касается язычка и неприятно давит. Слава свету, что такое уже давно не заставляет его почувствовать тошноту. Эрнест же сверху тяжело дышит, не думая ни о чëм постороннем. Его мысли целиком и полностью заняты ощущениями и одним только Нахашем. Теплота его рта, слюна, благодаря которой чужой язык приятно скользит по члену, да само лишь понимание, что сам Господин Нахаш сидит так перед ним.Ах.
Это так странно и приятно, что Эрнест полностью игнорирует впившиеся в кожу бедра ногти. Он опускает взгляд на раскрасневшееся лицо Нахаша и тут же тихо скулит, ощущая, как у него от возбуждения тянет не только в органе, но и в пояснице. У него подрагивают бëдра и он благодарен, что Нахаш крепко держит одно из них. Чужой язык обводит головку, уделяя ей чуть больше внимания. Художник собирает языком сочившуюся сперму так, будто бы это что-то вкусное, а не терпкое, слегка горьковатое семя, после чего демонстративно проглатывает. От этого писатель стонет, пытается дрожащими пальцами сжать обивку дивана. Слишком возбуждающий и красивый вид. — Я-я сейчас… Г-господин! А-ах!! – Эрнест кончает, вскрикивая и жмуря глаза. В то же время Нахаш выпускает член изо рта, не особо желая проглатывать всë семя, и спустя пару секунд оно стекает у него по лицу. Он проводит ладонью по лицу, собирая подтëки и поднимается, надеясь не запачкать одежду и хоть что-то вокруг. Писатель, наконец открывший глаза, чувствует стыд, лицезрея это. Он тяжело дышит, расслабив всë своë тело и лежа на диване, пока Нахаш умывается. Тот возвращается быстро, садится рядом и целует его в уголок губ. — Ты такой хороший мальчик Эрнест, просто потрясающий~ – хихикает художник. — Наха-аш, прекращай…,– страдальчески произносит писатель, — А я разве разрешал тебе прекращать называть меня Господином? – Нахаш резко меняется в лице, смотря на него серьëзно. Эрнест неловко улыбается, стараясь смягчить настрой возлюбленного. — Ладно, со временем привыкнешь. Хочешь продолжить? — Да, пожалуй… Господин Нахаш. — Тогда идëм в спальню уже. Здесь слишком мало места!***
Эрнест тяжело дышит, чувствуя на груди преграду в виде чужой головы. Нахаш довольно улыбается и тоже старается восстановить дыхание в нормальное состояние. Их тела всё ещё горячие, но он натягивает одеяло на себя и укрывает ещё и возлюбленного. — Не дави на засос, больно же,– обиженно произносит писатель, чувствуя чужую руку на обкусанных боках. — И я хочу в ванну. От меня ужасно воняет… От тебя тоже между прочим!! Поднимайся! — Чш-ш, Эрнест, помолчи немного,– тихо говорит художник, чуть ли не зевая. — Ты сейчас уснëшь! — Ладно-ладно… Идëм,– Нахаш устало вздыхает, поднявшись и направляясь в ванную, чтобы лишь включить воду. Та громко шумит, заполняя собой джакузи. Немного взбодрившись, Нахаш ставит на раковину уходовые средства, а на полку около джакузи кладëт чистые полотенца и бомбочку для ванны. Среди полки с кремами он находит лепестки роз, сделанные из мыла, и думает, что это подойдëт в самый раз. Когда он возвращается в комнату, Эрнест тихо посапывает, укутавшись в тëплое одеяло. Нахаш закатывает глаза и достаëт чистую одежду для себя и теперь уже его парня. — Милый, вставай сейчас же. Для кого ванна набирается? — недовольно говорит художник, наклонившись к чужому уху вплотную, что работает на Эрнеста моментально. — Для меня. Вернее, нас. Для нас. Нахаш пропускает обнаженного парня вперëд, а сам стягивает с кровати простынь и наволочки на подушках. Он меняет их на чистые, после чего и сам отправляется в ванну. Эрнест пытается привыкнуть к горячей воде и осторожно опускается в неë, пока Нахаш улыбается этому виду. Он выключает верхний свет и оставляет лишь жëлтую подсветку у краëв джакузи прежде чем открывает упаковку бомбочки и лепестков. Эрнест расслабляется, однако Нахаш видит в его глазах усиленные представления этой сцены в своих будущих книгах. Воды достаточно, а потому он выключает еë и наконец опускается в воду сам. Благодаря чудесным размерам джакузи, он вытягивается и расслабляется, перед этим положив голову на плечо Эрнеста. Его волосы тут же мокнут, а глаза он и сам закрывает, слыша как тихо растворяется та бомбочка с блестками и шикарной пеной. Эрнест молчит, Нахаш тоже. У них происходит молчаливое наслаждение компанией друг-друга. Через минут двадцать Нахаш предложит помыть Эрнесту голову, на что тот согласится. Чуть позже они оба, чистые, будут лежать в такой же чистой постели и Эрнест будет долго вдыхать приятный аромат кремов, что использует Нахаш.И никаких переживаний о полном уничтожении их привычного мира.