Любимая кукла.

- ... Анна, я сегодня у Рена останусь, - весело прокричал шаман, надевая свои любимые оранжевые наушники. - Все-таки мальчишник будет примерно до трех часов ночи, а в потемках идти домой как-то не хочется... - Йо забавно улыбнулся и выжидающе посмотрел на свою жену. Она была чем-то явно недовольна и строго смотрела на Йо. - Опять забросишь свою диету? - строго спросила Киояма, пронизывая взглядом и без того скукожившегося парня. - Но Анна... Это же мальчишник, там вряд ли будут только овощи, - то ли проскулил, то ли пропищал шаман. Завтра Рен женится на Жанне, поэтому устроил мальчишник. Как бы последний день его полной независимости и свободы... - Хм, что ж, иди, - Киояма начала медленно подниматься по ступенькам. - Но завтра я утрою твои тренировки! - Йо совсем потерял праздничный настрой... - Анна, но я же Король Шаманов! - возмутился Асакура и немного строго посмотрел на свою жену. Ему иногда жутко надоедали все эти дела короля, плюс тренировок в несколько раз больше стало. Теперь Йо отдыхал очень редко, и если такой шанс ему давался, он старался его не упустить, но Анна тоже не промах и всегда умудрится как-то испортить жизнерадостное настроение своего мужа. - Вот именно! Ты Король Шаманов, а физически совсем не выносливый и слабый! - Йо попытался заикнуться о том, что это он победил величайшего Хао Асакуру, но Анна резко развернулась. - И не стоит даже заикаться о твоей победе над Хао! Тебе все шаманы свое фуриоку отдали и ты им сумел нормально воспользоваться! Иди уже, а то я могу и передумать! - Йо благодарно улыбнулся и быстро выбежал на улицу. "Вроде подрос, а ведет себя, как ребенок!" - недовольно подумала итако. Она решила немного почитать, а потом пойти спать. Почему-то последнее время она у родного очага чувствовала себя в опасности. Сейчас это чувство скорой беды ее немного настораживало. Она привыкла доверять своему внутреннему голосу. Взяв какой-то роман, Анна села на подоконник и постаралась вникнуть в первые строчки этой дешевой писанины, как вдруг услышала шорох на первом этаже. Сердце екнуло, а сама девушка немного вздрогнула, но все же встала с насиженного места и маленькими шажками отправилась на первый этаж. Зайдя на кухню, она облегченно выдохнула - всего лишь открытое окно. Вроде она уже мысленно себя успокоила, но опасение чего-то неминуемого у нее осталось. Она точно помнит, что не открывала окно, и Йо тоже. Сердце горело желанием вырваться из грудной клетки, но Анна упорно этого не замечала. Наконец, закрыв окно, она закрыла глаза, досчитала до десяти и успокоила свои разбушевавшиеся мысли. Все-таки, в последнее время она совершенно не знает, чего ей ожидать от судьбы. Сейчас она могла бы считать себя где-то там, на верху цепочки власти, чувствовать, словно Королева, кем она и является, безмятежно и высокомерно, но что-то шло не так. Что-то не давало ей покоя, заставляло просыпаться по ночам в холодном поту, заставляло вспоминать ехидную ухмылку на лице умирающего ублюдка. Заставляло вспоминать его властный и насмешливый взгляд, направленный именно на нее. "Неужели жив?" - тревожные колокольчики стали звучать в ее голове с первым обдумыванием этого вопроса. Стоило бы забыть об этой битве, о Турнире и жить себе спокойно, не обращая внимания на совершенно глупые сомнения. Все же чувство тревоги всегда преследовало ее по жизни, чему ей еще удивляться? За ней и ее женихом постоянно кто-то охотится, так что тревога здесь не лишняя. Зачем себя накручивать из-за того, что еще не случилось? - Ну здравствуй, моя дорогая. Соскучилась? - этот голос... "Невозможно!" - колокольчики звенят громче, с чего бы? Столь знакомый, мерзкий, ненавистный голос. Снова сон? Вновь уснула, и все это просто самый обычный кошмар? Ничего ведь не случилось, правда? Может, это и есть то "неизбежное"? А может это просто вновь разыгравшееся воображение? Но она ведь Королева, и не ей бояться неизбежного, не ей бояться судьбы, которую она сама выбирает для других. Она осталась прежней, такой же холодной, безразличной, не ценящей ничего, что могло быть когда-то дорого. Она осталась собой, а тот запертый глубоко в ее душе ребенок уже не имеет сил, чтобы выбраться из прочной клетки, построенной на ее тренировках и советах семпаев. Слишком быстро жизнь заставила ее вырасти, так что она, только тихо вздохнув и прикрыв глаза на миг, повернулась лицом к говорящему. Он остался прежним. Он продолжал смотреть на всех свысока, продолжал ехидно и мерзко ухмыляться, от него все еще исходила спокойная, свободная аура, но что-то делало воздух вокруг него слишком тяжелым. С ним не хотелось находиться рядом, чувство силы все еще витало рядом с ним, и от этого любому человеку хотелось убежать и спрятаться где-нибудь, лишь бы не ощущать столь явное превосходство. - Не удивляйся, я все еще жив, дорогая. - Разве в моих глазах читается удивление? Похоже, за это время ты разучился читать людей, Хао Асакура! — Ну зачем же так официально, я просто пришел забрать то, что по праву принадлежит мне. Да и так хотелось увидеть твое личико, — столь елейный голос, даже противно. Все еще слышатся нотки шипения, но это же неизменное составляющее его речи, разве нет? Он стоял, облокотившись спиной о стену, — довольно расслабленная поза. "Все так же не любит носить верх..." — безразлично заметила медиум. На нем были лишь черные джинсы, да и обычные черные кеды. На груди был длинный, белый шрам, походящий на ромб. На шее виднелась еле заметная черная надпись на непонятном ей языке. — Раз ты меня уже осмотрела, то позволь перейти сразу к делу. Я забираю тебя с собой, мы ведь столько времени потратили впустую, пора наверстать упущенное. - Если ты не хочешь окончательно угробить свою жизнь, убирайся отсюда! Мне нет смысла с тобой разговаривать! - она скептически взглянула на него и прошла мимо, будто его и не было. Тревоги напрасны, он ведь без сил, так? Тогда от кого исходит такой спектр разной энергии? Неужели в этом доме есть еще кто-то? Или может что-то? Если она уже увидела все, что должно было ее тревожить, тогда почему она все еще чувствует нависшую угрозу? Хао ведь абсолютно безобиден, разве нет? Почему столько вопросов из-за одного мерзкого типа? Почему все ее размышления сводятся к одному? - Будь аккуратней со словами, ведь сейчас рядом с тобой поблизости никого нет, даже четки из-за мысли, что тебя всегда защитят, сейчас валяются где-то в этом доме. Как же ты будешь от меня обороняться? Ах да, прости, ты же полагала, что я умер в том бессмысленном бою с братцем, и сейчас всего лишь призрак твоих ночных кошмаров, не так ли? Нет? Но ты принцесса медиумов, да и еще и с титулом королевы шаманов, значит не настолько глупа, чтобы впускать в свое сознание кошмары. Думаешь, я без сил после своего поражения? Думаешь, победить меня в данном виде сможет любой смертный? - ухмылка, взгляд, что горит в пламени бушующей страсти и ненависти, искры животного азарта перед прыжком - заведомо дарит понимание жертве, что лучше бы ей сидеть и помалкивать. Это лишь месть. За что? А это лишь повод напрячь память и вспомнить, что могло разозлить и взбунтовать легкий огонек, догорающий свою жизнь, чтобы из него вышла стена пламени, пожирающая все на своем пути. Воспротивиться? Разве возможно убежать от всепоглощающего жара чужой злобы и ненависти? Смириться? Кому понравится носить посмертный лик проигравшей куклы, что смирилась со своей гибелью в руках мастера? Сейчас она стоит на тонкой ниточке своего самообладания и решительности, один неверный шаг - и ниточка порвется, обрывая остатки надежды на быстрый уход. Но она не кукла, она не позволит ему управлять ее судьбой, дергая другие нити. Не позволит заточить свою волю в стальную клетку из собственного сомнения и страха. Ее сердце еще бьется, и стрелки на часах продолжают свой ход, она все еще является гордой и независимой Анной Киоямой; только когда стрелки на старинных часах решат повернуть назад, и ее облик забудет этот мир, тогда она преклонит колено и сдастся, а до того времени она будет бороться. - Не надейся, Анна, я не смог заставить твое сердце подчиниться мне, - он подошел к ней со спины и невесомо очертил контуры ее фигуры рукой. Одной рукой обняв ее за талию, он прижал ее хрупкое, но от этого не менее сильное тело к себе, второй же провел по шее и заставил повернуть голову немного вбок. - Но твое тело я подчиню, заставлю его прогибаться подо мной, когда ты будешь послушна и изгибаться от боли, когда будешь слишком дерзка. Ты будешь принадлежать мне всецело, станешь рабыней моих утех, будешь жалеть о том дне, когда отказалась стать моей королевой и той единственной, став обычной шлюхой. - Да как ты смеешь мне такое говорить?! Продолжай мечтать и утешать себя глупой мыслью моего подчинения, этого никогда не произойдет. Ты сдохнешь так же, как и пятьсот лет назад, и ничего тебя не спасет, ведь ты всего лишь шаман, - в его глазах читалась чистая насмешка и удовольствие от того, что добыча только больше запутывается в умело расставленных охотником сетях. Но она не видела его глаза, не могла читать между строк, не могла остановиться и срывалась все больше вниз, бежала навстречу собственной смерти. - Мне надоело, что моя куколка так много говорит, пора бы тебе помолчать, - легкое движение пальцев - и девушка оседает в его руках. Столь сильная внутренне и столь слабая внешне. Одна точка на теле привела к краху все планы уйти поскорее и поверить в ту иллюзию, кошмар, что являлся каждую ночь в облике ее врага... * * * Болезненное возвращение в реальность. Болезненная реальность. Как же хочется забыть о всем том, что случилось, как же хочется поверить, что это был лишь сон, открыть глаза и обнаружить, что ты лежишь в своей кровати, и этот холод всего лишь из-за открытого ветром окна. Но ее руки, как собственно и ноги, сжимают стальные оковы, прикованные к спинке кровати. И сейчас головная боль кажется самым лучшим исходом всех событий, что, не замедляя ход, продолжают нестись на полном ходу. - Очнулась, дорогая? А я уж думал мне до следующего вечера ждать придется, пока ты откроешь свои карамельные глазки. А я ведь предлагал тебе стать моей королевой, предлагал быть со мной, и тогда бы сейчас ты не была здесь. Да и я бы не посмел тебя унизить, а теперь ты всего лишь моя очередная рабыня, - он провел пальцем по ее личику и сжал немного волосы, наклоняя голову назад. Беспомощность столь мила и прекрасна в руках умелого и любящего человека, словно нежный цветок лилии при свете луны, плавающий по спокойной водной глади природного зеркала, но в руках собственника и эгоиста цветок теряет мягкость лепестков, словно птица - перья, и некогда живое великолепие природы тонет в пучинах недавней водной глади. Его глаза наполнены плотским желанием, голос - угрозой и жаром. Рукой он медленно проводит по ее шее, спускаясь на обнаженные плечи и далее на ажурную ткань лифчика, который пока еще на теле девушки. - Как ты смеешь мне такое говорить? Думаешь, я без четок ничего не могу и беспомощна, словно только родившийся котенок? Когда Йо найдет тебя, он вновь уничтожит тебя, и наконец по-настоящему! - наручники впились в кожу, когда она попыталась дернуться, уходя от противных прикосновений ее врага. Она ведь за это время научилась призывать духов даже мысленно, научилась подчинять своему сознанию живых существ, но не шаманов, единственное, о чем она пожалела за последнее время. Ей ведь предлагала Кино обучиться такой технике, но на тот момент она не думала, что ей кто-то осмелится угрожать, тем более похитить. Жалела, что сейчас она и правда не может ничего сделать, пока ее руки в оковах, ведь у медиума все проходит либо через четки, либо через руки. Она не боялась того, что случится, ведь в этом нет смысла, но она не думала, что станет чьей-то сексуальной утехой в постели. Интуитивно она понимала, что старший брат ее жениха жив, вполне догадывалась, что как только ему надоест скрывать свое существование и силы вернутся к нему, он придет к ним, "обрадует" своим появлением, но ей не доводилось задумываться, что будет после его появления. Да, попытается убить Йо, может захочет убить ее, но забрать к себе для приобретения рабыни? Уж лучше смерть. - Какой смысл тебе делать из меня свою шлюху с наивной надеждой на подчинение? Это так же глупо, как и совать свою голову в пасть дикого тигра! - Сравниваешь себя с дикой кошкой? Зачем? Тигрица из тебя только внешне, внутренне ты лишь котенок, не знающий жизни. Я могу сказать одно: любого дикого зверя можно приручить, подчинить или уничтожить. Даже ты не сможешь выносить все с таким напущенным безразличием и холодом, может ты и не выдашь звука при первых пытках, и я говорю не только о физических, Анна, возможно, после первых трех, но что будет потом? Ты взвоешь волком от несправедливости некогда прекрасной жизни, может, будешь выносить унижения с той же гордостью и непробиваемостью, но ночью реветь в подушку и мечтать вернуться в ту, прошлую жизнь. Я буду срывать с твоих губ стоны и всхлипы, буду слизывать кровь с покусанных губ и слезы с твоих глаз, пока ты будешь доказывать мне свое могущество и силу, пока будешь оставаться такой же лицемерной и холодной, но ты все равно падешь предо мной на колени. - Когда этот день настанет - убей меня, потому как иначе, когда я вновь стану прежней, я перегрызу тебе горло! Я не стану льстить тебе и ползать на коленях! - Посмотрим, Анна, только вот чем больше упираются - тем больше давление, - вмиг надпись на шее загорелась и изменилась. - Какая жалость, однако. Ничего, дорогая, я обязательно навещу тебя вечером, а пока лучше тебе набирать силы и терпение...