Одиночество

      Если бы Уилсона спросили: "Как долго ты здесь находишься?" - Он бы без промедления ответил:       - Понятия не имею.       Первое время он считал дни, вёл подсчёт чёрточками на самодельном листе папируса кусочком уголька, словно привычным карандашом (раньше у него могла потечь ручка и заляпать своими кляксами его рабочее место, а сейчас его руки красятся в чёрный и долго не отмываются в лягушачьем пруду). Но в какой-то момент его записи перестали умещаться в его сундуке. Это натолкнуло его на мысль - имеет ли это всё хоть какой-то смысл? Нет. Вместо этого глупого и бесполезного занятия он вернулся к своей первоначальной и самой главной цели: выжить.       Впереди учёного ждали голодный желудок, темнейшая ночь, морозная зима, кусачие монстры и громадный циклоп. Он не был скаутом когда был младше, и основ выживания не знал и уже несколько раз был на волоске от смерти по всем вышеперечисленным причинам, однако он всё ещё здесь и всё ещё жив. Он не нуждался в чьей-либо помощи (или просто не хотел её принимать?), но нуждался ли кто-либо в его помощи?       Уилсон мог лишь предполагать - единственный ли он здесь человек или нет. В течении своих исследований им был найден далеко не один человеческий скелет с окружавшими его вещами. Были ли это другие его жертвы, или же всего лишь сбивающие ход мыслей учёного иллюзии, он тоже не знал (Уилсон вообще мало что знал, эксперименты его нечасто выходили как надо).       Не то чтобы он был очень социальным человеком - всё же его дом находился в самой гуще леса, подальше от людей - тогда он знал что он в любом случае не один. Он ходил на рынок за продуктами, посещал университет, иногда просто прогуливался по городу и уж совсем редко когда выбирался в театр. Продавцы, преподаватели и студенты, просто прохожие. Они были и этого было достаточно. Сейчас же Уилсон совсем один.       Пожалуй, единственным существом что не хотело ему навредить был Честер. На самом деле Уилсон не знал как звали рыжика, когда он нашёл его то нарёк славным именем:       - Отто фон Честерфилд!       И он вроде был не против, если равномерное собачье дыхание с высунутым языком можно считать таковым.       Он следовал за ним везде когда учёный брал с собой костеглаз. Был ли это единственный, отделённый от тела, глаз Честера, благодаря которому он и ориентировался в пространстве, было для Уилсона загадкой, которую ему не суждено было разгадать. Загадкой для Уилсона было и существовании у Честера разума - всё таки он не раз заглядывал в него, перекладывая свои вещи, и с уверенностью мог заявить - никаких мозгов внутри Честера не было. И на слова или действия мужчины тот никак не реагировал, даже когда он обращался непосредственно к нему, тот лишь не изменяя себе громко дышал, смотря своим(?) глазом прямо в его душу. Просто ещё один сундук. Живой и ходячий, но сундук. Однако Уилсон был рад уже и такой компании.       Свинолюди тоже были не шибко разносторонними собеседниками. Но они хотя бы что-то понимали! Учёный чувствовал себя намного спокойнее когда рубил деревья или убивал пауков в сопровождении свиней.       И вот сейчас, после тяжёлого рабочего дня, он, лёжа у костра в компании одной свиньи спрашивает:       - Знаешь, Картоха, а ты когда-нибудь задумывался о смысле жизни?       Парнокопытный лишь вопросительно хрюкнул, увлечённый ранее поеданием сочного стейка, подаренного Уилсоном (который мужчина был не прочь умять и сам).       - Ну, знаешь, о смысле всего сущего, зачем мы вообще существуем, какова наша цель в жизни, о бренности бытия. Я иногда задумываюсь: может я упустил что-то? Может цель моего здесь нахождения - это выполнение какой-то миссии?       - МОЯ ЛЮБИТЬ ДРУГА!       О чём-то философском и научном с ними точно не поговоришь, а во время полной луны розовые бока хрюшек покрывались мехом и они, теряя и ту толику разума что у них была, превращались в агрессивных оборотней, лишая Персиваля единственных друзей.       От очередной неудачной попытки пойти на контакт Уилсон поник. Поднимаясь с земли, он, последний раз глянув на продолжившего поедать мясо свинолюда, зашёл в свою палатку. Вы решите что он сейчас уляжется спать. Отнюдь. Если быть честным, он будет всю ночь ворочаться из стороны в сторону. Последние ночи были бессонны, а под глаза вернулись тёмные мешки. Он определённо сходил с ума.

Всё же всё это было не то...

***

      Учёный возвращался с вылазки, с каждым разом его карта заполнялась всё больше и больше, а сундуки всё больше заполнялись полезными ресурсами. Факел затухал, надо было торопиться. Если он в ближайшее время не найдёт себе иной источник света, то... Лучше не думать что с ним будет. Он уже попадался ночному монстру, чувство боли, что он тогда испытал не описать ни одним словом, что он мог найти в словаре, и снова испытывать его он точно не собирался.       Благо, в свете догорающего факела уже виднелся лагерь. Откидывая до конца догоревший пламенник в сторону, Уилсон отдышался, последние несколько метров ему приходились даже не бежать, лететь, лишь бы ночной монстр не схватил его. Пройдя дальше учёный погладил Честера по макушке(?), между рожек. Ему даже показалось что храп Честерфилда на момент перешёл в довольное урчание. Нет, он просто устал и всё. Мужчина вернулся усталый и страшно голодный, так что только после перекуса его сумбурными тефтелями он заметил что его кострище горело в полную силу. Странно, он не помнил чтоб разжигал его, а даже если разжёг бы то к его приходу он бы точно потух. В добавок до его слуха донеслось настораживающее шуршание идущее из ягодных кустов.       - Опять эти индюки жрут мои ягоды.       С раздражением, скрипя зубами, мужчина ухватился за топор, уже предвкушая наслаждение которое он испытает когда отрубит голову очередной птице, посягнувшей на его ягоды. Всего через несколько дней, по его подсчётам, должна была начаться зима, а его запасы еды в холодильнике оставляли желать лучшего. Сейчас у него была прекрасная возможность не только сохранить ягоды, но и получить немного птичьего мяса, а учитывая его положение упускать эту возможность никак нельзя.       Его глаза и разум были затуманены слепой злобой когда он покинул территорию лагеря, переходя на земельный участок. Перед ним простирались несколько рядов пересаженных им же кустарников. Замахнувшись в месте где, как он думал, была прожорливая птица, учёный вознёс топор над головой, уже собираясь прикончить тварь, но услышал:       - Не надо!       Осмысленная человеческая речь, женский, даже детский, голос. Нет, у него просто уже начались слуховые галлюцинации, он определённо сошёл с ума! Но глаза он всё таки открыл и...       Очи, всего мгновение назад полные ярости, раскрылись так широко, насколько позволяли. Стиснутые зубы и губы приоткрылись, но произнести в этот момент Уилсон ничего бы не смог. Пальцы размякли, выпуская занесённое за голову орудие. Единственный звук который мужчина мог услышать, глухой стук упавшего топора об землю. Оцепеневшая от нахлынувшего ошеломления фигура учёного в данный момент напоминала скорее мраморную статую.       Рылся в кустах далеко не индюк. Перед ним, также обомлев от внезапного появления Уилсона, на корточках, с застывшими, защищающими себя, руками сидела девочка. Примерно лет девяти, с большими напуганными глазами, еле сдерживающими слёзы. Бледнее Уилсона, словно смерть. Светлые прямые волосы заплетены в два слабых низких хвоста, растрёпанные, словно два пучка соломы. На голове закреплён увядший красный цветок. На скрещённых перед собой в защитном жесте руках остались красные липкие пятна от уже съеденных ягод, на слегка впалых щеках и губах тоже были следы.       Осмелев, взгляд девочки переменился. В нём всё ещё читался страх, но теперь и с капелькой любопытства. Своим тихим, мелодичным голосом, напоминающим флейту, она спросила:       - Мистер, почему вы плачете? Вы расстроились что я съела ваши ягоды?       Ошарашенный её словами мужчина наконец отмер, прикасаясь своими мозолистыми от трудовой деятельности пальцами к щеке. Она была мокрой. Он так давно не видел и не слышал людей, лишь кости уже давно усопших и рычание с шипением монстров в ночи. Мысль о том, что он мог быть последним живым человеком пугала его. От того встреча хоть с одним человеком, принесла ему лёгкое облегчение, хотя утверждать что глаза и уши его не обманывали учёный не мог. Весьма эгоистично с его стороны так думать, и учёный согласиться с этим. У него было достаточно времени чтобы потерять и позабыть себя прежнего. Он будто превратился в собственную пародию. Он уже и не помнит как надо разговаривать с людьми, а о каких-то манерах и речи не шло. От того, быстро стерев позорные слёзы, ответил он грубо:       - Ничего я не плачу, а ты что тут делаешь?       Резкость незнакомого мужчины ничуть не расстроила или испугала девочку. Удивительно, ведь только что её жизнь чуть не окончил какой-то сумасшедший. Вид Уилсона и правда был не лучший и доверия не внушал: застрявшие листики, веточки и другой мусор в и без того странной причёске, слегка заросшее лицо от неудачного бритья подручными материалами, местами порванная одежда оголяющая ранения, идиотский венок на голове. Ну чем не сумасшедший? Учёного действительно можно было сравнить с дикарём отшельником.       Тем не менее, девочка поспешила ответить:       - Я шла на протяжении нескольких дней и набрела на этот лагерь. Я подумала он заброшенный. Начало темнеть и я разожгла костёр. Но потом я увидела что кто-то идёт и...       Её рассказ прервало невольное урчание в животе. Постыдно опустив голову девочка смущённо продолжила.       - И ещё я не ела весь прошлый день. И мне пришлось съесть немного ваших ягод.       Уилсон внимательно слушал и внимал каждому её слову, но взгляд его был устремлён за спину девочки, на ранец из которого торчали части инструментов. И у него возникла мысль: Он тоже заманил её сюда? Демон, обманувший его, надурил кого-то ещё? Или это просто его галлюцинация от безысходности? Любопытный с детства, он всю свою жизнь задавался множеством вопросов и далеко не всегда получал ответы.       Мужчина упустил момент когда девочка поднялась с колен, намереваясь уйти.       - Извините что побеспокоила вас и вторглась в ваш лагерь.       Сам не понимая почему учёный испугался. Не контролируя свои действия он вцепился в руку девочки.       - Стой!       Лёгкая наивность девочки одновременно смешила и пугала. Она была тут от силы несколько дней и ещё не видела того что видел он. Этот жестокий мир мог с удивительной лёгкостью сломать кого-то настолько маленького и слабого, от чего в нём проснулась жалость и возможно альтруизм. Появилось внезапное желание защитить, уберечь. Хотя знакомы они всего пару минут, но потерять её теперь было страшно. В тот момент учёный не думал, что спасает не только девочку, но и себя. С отчаяньем он прохрипел:       - Не уходи...пожалуйста.

Не оставляй меня опять одного...