не хватило

      ей словно не хватило одного ответа.       всего лишь одного. единственного. пары слогов. пары подтверждений. маленького толчка для сердца, что замерло в томительном ожидании перед экраном там, на плейбеке. и не билось оно словно. и она, Настя, тогда замерла.       а он ошибся. или ей так сильно хотелось, чтобы он все-таки ошибся, ведь иначе она себя бы в нем точно потеряла. даже, нет, отдала бы, вручила на дурацком серебряном блюдечке с каждым органом своим вывернутым, с каждым нервом оголенным, искрящимся, мол, на, Тём, забирай, делай, что хочешь с мышцей этой прокаженной, главное улыбайся, Тём, неземно так, ангельски; не прекращай. такой солнечный мальчик, летний бриз; таких же лишь придумывать могут опасные девчонки в ночной мгле, чтобы в любовь после невъебенных горок и нарко-трипов поверить, чтобы перестать быть плохой и дикой — чтобы приручиться; бежать после в распахнутые объятия искреннего, тёплого и растворяться в нем, согреваться, таять и млеть под жаром таких небесных ясных глаз, что кажется, будто сказка сошла со страниц детских книг и, когда камеры выключатся, этот невероятный мальчик, приучивший и приручивший, не исчезнет — останется рядом.       но после него ей опять станет так холодно. так пусто. одиноко. обязательно станет, ведь Настю штормит в год ни по одному разу, ей без экшена не жить, без адреналина и энергетоса — она и с Галич из-за этого разошлась; та выросла, семья-карьера-работа, подгузники у неё да пеленки, а Ивлееву тянет в очередную страну под градусом для дэнса, где ни Ида уже не впишется, ни Тёма.       поэтому Настя и выбирает спешно Лёшу. знакомого. обновлённого. привычного под блеском стробоскопов, но не летнего.       не солнечного       Настя выбирает не Артёма.       и как же ей теперь перестать думать, что она могла снова       неизбежно       ошибиться?