зимний вечер, снегопад, балкон одной серой панельной девятиэтажки.

самый привычный и обыкновенный спальный район Москвы, которых много по всей стране разбросано, которые друг на друга похожи. такая же привычная и похожая на тысячи других серая панельная девятиэтажка, потрёпанная временем, обшарпанная местами, с надписями под окнами да рисунками: то в чувствах признание под окном первого этажа, то красноречивое и ёмкое слово из трёх букв около дверей подъезда. тёмный двор зимним вечером освещают тусклым желтоватым цветом разве что фонари над дверями подъездов, да и те через раз работают — один бог (и, быть может, электрик местный) ведает, когда их в последний раз меняли. в некоторых окошках уже загорается свет, делая видимым маленький мир каждой квартирки панельного дома. тихую рутинную картину повседневного вечера в одном из подъездов сего дома прерывают шаркающие звуки с лестничных пролётов да то и дело доносящиеся оттуда же тихие маты. — твою мать! — то и дело вырывается из уст парня, затаскивающего увесистый чемодан вверх по лестнице, — угораздило же! девятый этаж, а лифт у них сломался. второй же парень на него глядит и лишь усмехается по-доброму. оба выглядят достаточно непривычно и контрастируют с потускневшей, местами облупленной и потрескавшейся зелёной краской на стенах подъезда, с такой же истоптанной грязной лестницей, с местами погнутыми, где-то и вовсе поломанными перилами. новоиспечённые жильцы квартирки в этом подъезде в такую печальную и простую, до боли всем знакомую картину совсем не вписываются: первый парень, тот, что ругается то и дело, пониже второго, темноволосый, но с белой-белой чёлкой, то и дело спадающей ему на глаза, второй же, тот, что повыше, тот, что вслед за ним поднимается, улыбаясь доброжелательно в ответ на все его ругательства — с длинными светлыми волосами, да с кучей разноцветных пластырей на руках, одетый для зимы к тому же достаточно легко. эти двое — Саша и Артур (для второго, правда, привычнее зваться Соловей) — счастливые обладатели съёмной квартирки на девятом этаже. с горем пополам да с божьей помощью добравшись через тернии и большое-большое количество ступенек к заветному своему новому месту жительства, двое облегчённо выдохнули. — не верится, — выпалил Саша, — я уж думал, что так и подохну на этой бесконечной череде лестничных пролётов, — парень вновь поправил чёлку, встряхнулся, чтобы немного взбодриться. — ворчишь, как дед, — с привычной Саше улыбкой сказал Соловей, — теперь ведь всё хорошо! — с этими словами тот связкой ключей потряс в руке да потянулся открывать дверь в их первое совместное место обитания. — вечно ты у нас с таким энтузиазмом, — буркнул Саша с серьёзным лицом. на деле же он оптимизм Соловья любил больше всего на свете, да и сам Соловей был в курсе того и никогда не обижался. а железная дверь между тем спустя несколько проворотов ключей туда-сюда поддалась и открылась со скрипом. квартирка встретила парней ударившим в нос запахом пыли, откровенным бардаком и (как было указано на сайте, между прочим!) «евроремонтом», оказавшимся ремонтом типичной советской бабушкиной квартиры. Саша с Артуром, включив свет, сразу же прошли вперёд по коридору, заглянув в главную комнату этой скромной однушки. слева от входной двери — самая большая комната со скрипучим раскладным диваном, доисторическим телевизором с антенной, ковром на стене, даже с белыми, но, если быть точнее, пожелтевшими уже кружевными занавесками перед выходом на балкон, с такими же доисторическими деревянными шкафчиками и тумбочками, — и всё такое старое-старое, советское, привычное, что даже чем-то родным и тёплым отдаёт. парни, вдоволь наглядевшись на эти скромные хоромы, вдвоём прошли на балкон. вид с него открывался на весь спальный райончик: ряды серых панелек — и все, как на ладони, — и невольно вспоминаешь песни группы «молчат дома». и вид-то притягивал до боли обоих парней, когда бегали они взглядами по окошкам соседних домов, где горел свет. доставая зажигалку из кармана куртки, зажавший в зубах сигарету, Саша от холода поёжился, по телу его пробежала дрожь, заметная, крупная. тут же Соловей близко-близко подошёл к нему, обнял его со спины, прижал к себе. затянувшись и выдохнув дым в воздух, в тёмное-тёмное небо прямиком, Саша расслабился сразу в объятьях парня. и тепло-то было совсем не в подъезде, не в квартире, не в куртке даже — тепло для них было лишь рядом с друг другом. с неба хлопьями повалил снег, вновь повеяло пробирающим холодным ветром, как-никак, а на дворе конец декабря был. обнявшись, Соловей с Сашей рассматривали свет в окошках чужих квартир, каждый о своём думал, каждый представлял своё, додумывая, чем же живут такие же люди там, в доме напротив. — теперь-то всё точно хорошо будет, — тихим, мягким голосом сказал Соловей. — ты же знаешь, я твоему оптимизму всегда верю, — улыбнулся Саша. Соловей выражения лица его не видел, но точно знал, что тот улыбается. такое он всегда чувствовал. зимний вечер, снегопад, балкон одной серой панельной девятиэтажки. и там — двое людей, одна на двоих сигарета, переплетающиеся в одну две истории. и начало одной. уже их собственной.