***
В заведении играла оглушающе громкая музыка, больше похожая на неразборчивую замиксованную попсу. Скользящие под неё в непристойной близости гибкие потные тела то медленно плыли, то совсем бойко тряслись в ослепляющих неоновых барных вывесках, являющихся единственным источником хоть какого-то света. Тут и там мелькали невероятно пошлые, даже интимные разговоры. Это всё клуб, так нравившийся Феликсу. Сегодня его спутницей на уже не такой одинокий вечер была невероятно обаятельная дама, с которой до этого он уже провёл свой день, напиваясь до беспамятства в другом, не менее хорошем, заведении. Её привлекательные струящиеся по плечам кудрявые локоны, острые глаза с прищуром и кокетливая хитрая улыбка покорили Савелия. По его мнению, такой шикарной женщине нельзя было отказать, тем более если она и сама подавала знаки внимания. Он и не отказал. Провёл с ней невероятно лёгкие два часа, чего только они не вытворяли, какие позы не пробовали, что только не выпивали. Из VIP-комнаты клуба Савелий еле-еле полз, собираясь за очередным небольшим перекусом и бутылочкой алкоголя, пока его спутница мило дремала на большой атласной постели. Пьяно передвигаясь по коридору, мужчина заметил светлую макушку впереди, но сначала даже не придал ей значения, двигаясь медленно по стенке, иногда ненадолго останавливаясь, чтобы перевести дух. Пока светлый силуэт резко не двинулся с места, стремительно преодолевая расстояние между ними, и не схватил пьяного за кисть руки, куда-то утаскивая мимо своих же ошарашенных охранников. — Dio porco, — над ухом прозвучало грубое ругательство на итальянском, а мужчина был кинут на стол, тем самым сталкивая звонкие бутылки и пепельницу. Сверху нависла фигура. — Что ты делал, Феликс. Долгое молчание затягивалось, пока парень пытался хоть как-то опознать говорящего. Туманные черты медленно проявились, сначала являя белые конские ушки, а после яркие жёлтые глаза, на одном из которых красовался шрам, в пьяной голове сложился образ одного небезызвестного. — Господин Роннион. — Не слишком ли часто ты стал забывать кому принадлежишь, cucciolo? Что за женщина вертихвостила за тобой весь вечер? — мужчина практически рычит это в лицо своему подчинённому, яркие глаза зло сверкают, выдавая не очень хорошие намерения. Ронни даже приподнял чужой подбородок, чтобы получше рассмотреть немного опухшее лицо и получить более внятный ответ, какой только мог выдать подвыпивший. — Отвечай мне. — Да какая разница. Женщина как женщина, чё Вы взъелись, — Савелий тут же отмахнулся, морщась, в глазах всё рябило и неприятно пульсировало, а звуки раздражали настолько, что хотелось заскрипеть собственными зубами. Особенно сильно давил немного истеричный тон его опекуна, заставляя хвост нервно подёргиваться. Конечно же, такой дерзкий ответ Ронниона не устроил и, всё ещё скалясь, он потянулся за поцелуем к пьяному, пытаясь показать своё превосходство, но тот лишь сжал губы, всё ещё тщетно пытаясь отвернуться, чем лишь сильнее разозлил мужчину. — Не хочешь по хорошему, будет per il cattivo, — Сава почувствовал настырный грубый толчок в грудь и, не в силах из-за выпитого алкоголя подняться, выдохнул, оставаясь на месте, пока Рон отошёл к угловому тёмному шкафу. Давящий полумрак с редкими неоновыми лампами не давал как следует рассмотреть происходящее в другом конце комнаты, но под ложечкой всё равно засосало в предвестии чего-то совсем не хорошего. — Вы злитесь что ли? — всё, что смог выдавить заплетающийся язык парня прежде, чем почувствовать на своей нежной коже первый узел тугой верёвки. — Ты очень непослушный мальчишка, — Ронни хмыкнул, обворачивая очередную петлю вокруг чужих рук и надёжно их скрепляя, — совсем не ценишь мою бескорыстную и бесконечную заботу о тебе. Il mio bene.***
Фел недовольно поморщился, пытаясь дёрнуться, но вышло совсем уж плохо, тело не слушалось, а звенящее чувство в голове не прекращалось, сжимая виски при каждом последующем слове от Ронниона, сказанном угрожающим полутоном прямо в ухо. В попытках взглянуть на ситуацию более трезвым взглядом, парень обнаружил, что уже лежит связанным в не самой удобной позе, а довольный Глава делает какие-то последние косметические узелки и отстраняется. — Фелли, давай я преподам тебе небольшой внеплановый урок, — в руке что-то звучно щёлкнуло и резким движением махнуло по рубашке, сразу же ровно разрезая её на уже никуда не годную ткань. — Какого чёрта? — Флетчер машинально попытался отстраниться, натыкаясь спиной на холодную неприветливую столешницу. — Уберите чёртово лезвие и давайте поговорим! Роннион лишь скучающе прищурил глаза и, не слушая своего Феликса, продолжил расправу над одеждой, оголяя аккуратный поджарый пресс. Ничего так сильно не заводило и не разжигало интерес в подобной ситуации, как спортивное тело и дёргающиеся мышцы при каждом ощущении холодка лезвия рядом. Хотя больше, чем просто любоваться видом, мужчине нравилось действовать. В следующую же секунду по коже прошлось остриё, сначала совсем безболезненно, оставляя чуть видную царапинку с мелкими вкраплениями крови, а затем более глубокую, заставляя задрожать, сбивая дыхание при виде густой тёмно-алой крови, каплями стекающей по телу, оставляющей следы на коже и столе. Но тело под лезвием ножа дрожало не от страха. Оно дрожало от удовольствия. — Porca troia, ты прелесть. — Ронни гортанно рассмеялся, в очередной раз проводя заострённым кончиком. Вид очередных капель крови лишь раззадорил. Стянув с парня штаны, мужчина ввёл сразу два пальца, то ли для подготовки, то ли чтобы в очередной раз довольно улыбнуться из-за шипящих звуков от Фелла, выражающих недовольство. В принципе двигать пальцами было даже легко, учитывая, чем они вместе очень часто занимались. Нож скользнул по ключице. — Су-ука, уберите-е, — пьяно прохрипел Феликс, пытаясь рефлекторно увернуться от ножа. В отличие от их обычного времяпрепровождения, сейчас он был более чувствительным, ощущая даже простое дуновение мимолётного ветерка, что уж говорить о маячащем туда-сюда клинке. — Что убрать, милый? — мужчина издевательски сначала протолкнул пальцы дальше, массируя и растягивая стенки, а потом вытащил полностью под разочарованный стон. — Так пойдёт? — Вы поняли, о чём я, — попытавшись состроить оскал, произнёс Флетчер, снова шипя, пока лезвие ножа медленно оцарапывало тело от грудной клетки к пупку, давая ощущение жгучей боли, смешавшейся с мазохистким кайфом, заставляющим член твердеть и всё больше наливаться кровью, — господин. — Пф-ф, Фелли, если ты попросишь как следует, то я дам тебе всё, что захочешь. Лезвие скользнуло по предплечью, раскрывая рану, из которой тут же медленно стекла пара капель, оставляя за собой лишь тянущиеся следы. За следующей раной последовал очередной откровенный стон наслаждения. — Гх, вставьте мне уже, блять, пожалуйста? — парень выдохнул, направляя умоляющий взгляд на своего Главу. Таким послушным Савелия можно было увидеть только в некоторые часы близости, когда всё остальное время по земле ходила недовольная агрессивная катастрофа. — Быстрее. — Что ж, меня второй раз просить не надо, — довольный ситуацией, Ронни приподнялся, освобождая набухшую плоть, и приставил её к не до конца разработанному входу, зная, что сейчас кое-кто пожалеет о своих столь скорых словах. С первого толчка войти не удалось, тело снизу сразу же запротестовало, послышались угрозы и недовольства вроде: «Блять, я же не про сейчас, разработайте до конца» и «Вы точно хотите моей смерти». Второй толчок дался лучше, Флетчер заскулил, закусывая губу, лишь иногда мыча от поочерёдно появляющихся ран и царапин на коже. Третий же выбил из паренька настолько громкий пошлый стон, что тот сразу опустил ушки вниз. Сколько бы он не ворчал, всё происходящие Саве было очень даже в кайф. Узкие стенки приятно сжимались и подрагивали от каждой новой попытки двигаться медленно. Но и Ронни не был прямо уж терпеливым, поэтому уже на второй минуте попыток быть более учтивым плюнул, начиная вбиваться в Фела всё настырнее, громкие стоны только распаляли на сие действо всё больше и больше. — Pequeñez, только и знаешь как стонать от члена. Нравится? — рука потянулась к тонкой шее, немного сжимая её у основания, а темп вновь замедлился. — Ну же, отвечай. — Кх-х, — Савелий дёрнулся от очередной маленькой порции совсем не удовлетворяющей боли и играючи оскалился, — что, старичок, устали уже? Старший не среагировал, лишь снисходительно отпустил шею с еле заметным синяком, явно сшедшим бы уже через день-другой, а затем приставил лезвие аккурат к стройному бедру, проводя по самой поверхности упругой кожи, прямо возле облегающей верёвки. Дразнящим движением ведя вверх по боку, под тихие стоны, вокруг соска. — Я больше не могу-у, — Фел выгнулся, пытаясь самостоятельно насадиться на остановившийся член как можно глубже. — Ну же. — М? Ты что-то сказал? — Ронни улыбнулся, фиксируя чужое тело в одной позе. — Понадобилась помощь старичка? — Какой же Вы невыносимый, — Сава зажмурился, явно пытаясь собрать пьяные мысли в хоть какую-то кучу, пока сонное состояние не одолело совсем. — Умоляю. Ронни победно хмыкнул; отложив лезвие подальше, он зафиксировал руки на бёдрах и одним толчком вошёл на всю длину, вновь выбивая болезненный стон из партнёра. Тот зашевелил губами, явно намереваясь что-то сказать, но очередной грубый толчок выбил из лёгких ещё порцию воздуха. Движения ускорялись, пока руки блуждали по уже давно знакомому гибкому телу, обводя каждый встретившийся шрамик или родинку. Из-за покачиваний маленькие ранки на теле продолжали кровоточить, так соблазнительно поблёскивая, что невозможно было удержаться и не слизнуть пару капель. Почувствовав приближение разрядки, Ронни немного опустил голову. Губы скользнули по шее, невесомо выцеловывая подрагивающий кадык, поднялись к подбородку и выше, к закусанным до крови розоватым губам, выдыхая слова прямо в них. — Фелли, открой ротик. Из многочисленных стонов можно было бы выловить ещё кучу отдельного «о, да, как же хорошо», «продолжай» и мат, если бы в итоге Флетчер послушно не открыл рот, впуская изучающий язык с удовольствием, как в первый раз, проходящий и сплетающий. Мужчина отстранился, хватаясь за всё ещё туго сидящие верёвки, чтобы тело податливо выгнулось, и, замедлив толчки, кончил вместе с тяжело дышащим Феликсом.***
Тело расслабилось, обмякши в сильных руках; Савелий прикрыл глаза, чувствуя мокрый поцелуй на лбу. Алкоголь вкупе в физической нагрузкой совсем заморил, всё глубже окуная в сон. — Спокойной ночи, carino.***