Любишь ли ты меня?..

Мелло смотрит на него с лёгкой улыбкой, смущаясь и намеренно избегая взгляда. Такой счастливый на фотографии, такой радостный… Мэтту на этом фото ещё 9. Его глазки будто светятся, так и маня взглянуть в них. Но только взглянув, Михаэль опускает голову, покрываясь едва заметным румянцем. Этот взгляд заставляет его чувствовать, будто Майл прикасается к нему, ласково гладит по всему телу. Воображение разыгрывается не на шутку, и это только сильнее смущает. Мелло так широко улыбается, поглаживая снимок большим пальцем. От этого становится… Приятно, что-ли?.. Будто Мэтт сейчас реально рядом, лежит с ним на кроватке, обняв, а не отстживается на уроках, пока его единственный друг болеет. От подобных его образов всегда тепло на душе, до одури приятно… Он всегда такой близкий и родной, во всех смыслах этого слова. Иногда, Михаэль позволяет ему слишком многое… Например, забираться глубоко-глубоко в душу и не отпускать ни днём, ни ночью… Или, например, являться во снах каждую ночь в совершенно разных образах, что всегда так смущают… Ах, как же не хочется просыпаться от этих снов… Приходится лишь для того, что бы увидеть Майла в реальности. Наступило Рождество, вернее его канун. Было странно, даже для дома Вамми, проводить уроки в такой день, но всё же… Для Мелло это было днём X. Он решил, что наконец облегчит свою душу признанием… Признанием в любви. Прямо в день Рождества. На днях, Михаэль решился на отчаянный поступок. Он влез в окно комнаты Дживаса и вручил ему письмо, краснея как помидор. Казалось бы, подобные романтические поступки совсем не в репертуаре Мелло, но когда дело доходит до Мэтта, он становится совсем другим человеком… Майл смотрел на своего друга с недоумением, думая о том, что же важного может там быть. Мэтт уж было хотел открыть его, но Мелло не позволил, сказав открыть строго в Рождество, в комнате Михаэля. Самому Келю трудно дались эти слова, он запинался и смотрел в пол, теребя руками краешек собственной кофты. Было видно, что он был чем-то взволнован. На все вопросы Дживаса, Мелло просто отнекивался и говорил, что всё нормально. Михаэль странно жался от каждого его прикосновения, хоть и старался не показывать этого. Под конец дня Мелло не говорил ни слова, а последующие несколько старался вообще на пересекаться с Мэттом, дабы избежать неловких ситуаций. Потом он и вовсе заболел. И сейчас, когда он так вот лежит в обнимку с его фото, он жалеет, что время нельзя повернуть назад… Их дружбе может прийти конец, и неизвестно, будет ли что-то после неё. Как бы то ни было, Михаэль готов признаться. Сегодня. Блондин прикрывает глаза, с мыслью, что до конца занятий ещё около часа… А время тянется так долго… Особенно в таких ситуациях. Ах, это томящее чувство ожидания… Оно, казалось бы, такое сладкое, светлое, оно дарит смысл… В некоторых ситуациях, конечно. Это заставляет забить на боль и чувствовать некое удовольствие… На столько, что внутри всё сжимается, но от этого не больно ни капли. И ты просто лежишь и ждёшь его… Ждёшь хотя бы возможности взглянуть на него вживую. И ты веришь, нет, знаешь, он невероятен… Он — тот, кто заставляет тебя улыбаться. От подобных мыслей, Кель весь раскраснелся, утыкаясь носом в свои колени, уже сидя. А время шло. Мучительно долго, как и мысли Михаэля, шедшие по кругу, возвращая мальчика к одному и тому же вопросу: «Любишь ли ты меня?..» Мелло уставился на фото, мысленно задавая Майлу этот вопрос. Ответом на него была застывшая в запечатлённом моменте улыбка и взгляд этих безумных зелёных глаз… Вдруг, в дверь постучали. Михаэль быстро спрятал фото под подушку, подошёл и открыл дверь. На пороге стоял никто иной, как Мэтт. Похоже, после занятий он не стал медлить и сразу пошёл к своему другу с вышеупомянутым письмом. Кель был в ступоре. Он совершенно позабыл все слова и, в случае чего, не сможет как-либо объяснить сказанное в письме. Остаётся надеяться, что Дживас проявит понимание и не станет прессовать друга. Майл мило улыбается, в то время, как Михаэль пропускает его в комнату. Мэтт молча прошёл и оглянулся на Мелло. Тот же, убедившись, что никого рядом с комнатой нет, закрыл дверь на щеколду и прошёл к своему, почти бывшему, другу. Без лишних слов, мальчики встали друг на против друга и Майл протянул Михаэлю письмо, как-бы приглашая открыть его самому. Кивнув, Кель взял конверт в руку и стал аккуратно распечатывать. Наконец, Мелло протянул само письмо объекту своей симпатии. Михаэль весь покраснел, его дыхание стало ещё более нервным, чем было до этого. Блондин бегал взглядом по комнате, стараясь смотреть куда угодно, но не на Майла. Смешанные чувства заполнили его нутро. Подобное сводит с ума… Вот так вот стоять перед своим любимым, не в силах проронить хоть слово… А он так близко… Это так смущает, но в то же время хочется подольше постоять вот так. А щёки горят… Да что там щёки, кажется, что вся твоя душа заживо сгорает в огне пылких чувств и вновь возрождается из пепла, лишь бы познавать это дольше… Подобное чувствует и Мелло. Он не может этого увидеть, но ощущает, как он весь сгорает в огне любви к Мэтту. Они ещё так молоды и неопытны… Два мальчишки. Это сводит Михаэля с ума, осознание того, что до него у Майла ни с кем такого не было… Сводит с ума Мэтт в целом, его глаза, улыбка, руки… Его голос, губы, щёки… Хочется исцеловать всё тело прямо сейчас, это лишь сильнее смущает, он же смотрит… Дживас молча смотрит на нервно улыбающегося Келя уже минут так пять. А сердце Мелло колотится как бешенное, грозится выпрыгнуть из груди. По телу разливается приятное тепло, будто так и ощущается душа. Он сжимает кулачки и наконец поднимает взгляд на ждущего позволения прочесть Майла и кивает. Наконец Мэттью, улыбнувшись, прерывает молчание: — «Первое, что я хотел бы тебе сейчас сказать, мой дорогой Мэтт, если ты это читаешь сейчас — счастливого Рождества. При всём моём неумении поддерживать повествовательный стиль, то, чего я сейчас не хотел бы больше всего — это скупиться на слова и речевые обороты для тебя, ведь это письмо рискует стать для меня последним, как в твой адрес, так и за всю жизнь впринципе. Не будут тут о грустном, это не то, что я хочу сказать тебе. Я очень дорожу тобой, ты это знаешь… И наверняка ты помнишь, как мы познакомились. Не вижу причин пересказывать это тут, ведь если я действительно тебе дорог, ты помнишь это в мелких деталях… Ты всегда был для меня невероятно особенным, ты это знаешь… Я знаком со всеми лучшими чертами твоего характера. Ты милый, отзывчивый, заботливый, понимающий такой… Ты это всё и так отлично знаешь, но я хотел обратить на это твоё внимание именно сейчас. Обрати прямо сейчас своё внимание на мои эмоции. Посмотри мне в лицо… Хочу чтобы ты видел бурю эмоций, которую я испытываю находясь с тобой. В замешательстве? Хах, готов поспорить, пока что это выглядит как странная поздравительная открытка. Подожди немного, по мере прочтения этих строк ты поймёшь, к чему я клоню. Мне так часто хочется касаться тебя, это так приятно… Ты в целом ассоциируешься у меня с чем-то приятным, с чем то родным… Ты мне, думаю, даже больше чем названный брат, намного больше… Честно говоря, я люблю тебя… Это всё, что я хотел до тебя донести этим. Мне уже хочется просто поцеловать тебя, вместо того, чтобы, в какой-то мере, «романтично» тянуть резину от дикой неуверенности и смущения… Да, Майл, я люблю тебя. Всё, ради чего это было написано — простой вопрос: ты будешь встречаться со мной, Майл Дживас? Ответь мне прямо сейчас, в живую.»… — По мере того, как Майл читал письмо, строку за строкой, его голос начинал дрожать, а щёки покрываться румянцем. В какой-то момент, он перевёл свой взгляд с листка на Михаэля, зажавшегося от смущения. Его шикарные русые волосы падали на щёки, лезли в полузакрытые глазки, взгляд которых был направлен в пол. На его лбу выступили капли пота. — Михаэль… — Мэтт приподнял лицо «друга» за подбородок, заставив его взглянуть себе в лицо — Я… Я согласен… — Сказал Майл с выступившими на его глазках слезами счастья. Он сам был смущён не меньше любимого, но взгляда с него не сводил. Михаэль положил свои руки на плечи Майла, наконец-таки заглянув в его глаза… Дживас же ответил ему тёплым, будто ясный летний день взглядом. Такие моменты хочется сохранить где-то прямо в своём сердечке, чтобы они грели душу многие годы… Время тянулось до ужаса долго, но это не печалило. Мальчики стояли так ещё минут пять, перед тем, как комната залилась ярко вспышкой красного цвета, быстро сменяющегося на множество других. Мелло, до того увлечённый взглядом своего любимого, вздрогнул и едва ли не отшатнулся назад, но Мэтт удержал его за талию. Он притянул его к себе. Свободной рукой Майл всё ещё держал любимого за подбородок. Под яркие вспышки фейерверка, разливающегося по небу цветами невероятной красоты, Дживас прильнул к губам Келя, прикрыв глаза. Мелло приглушённо простонал от неожиданности. Они целовались неумело, без языка, но им обоим это нравилось от этого ни капельки не меньше. Это было для них началом новой жизни, жизни ради друг друга… Мэтт продолжал ласкать губы Михаэля, поглаживая его талию. В какой-то момент мальчики устали и отстранились друг от друга. — С Рождеством, котя… — Люблю тебя, Майл Дживас…