***
— Я вернулась из Мид-тауна жутко расстроенной, уставшей и злой, — начала Клементина после того, как села напротив Шеймуса за стол, — каждый в курсе о событиях, произошедших у меня с… — робот запнулась в попытке подобрать слова, но Шеймус лишь утвердительно кивнул, не смея прервать, — ты знаешь. Дорога до Трущоб была ужаснее, спасибо мыслям, — Шеймусу знакомо, очень знакомо. Чтобы Клементине вернуться назад в Трущобы, ей понадобилось бы дать круг, поскольку в канализациях филиал ада. Та мерзость буквально заставила ее бросить всё и вернуться домой. Ох и сильно же задело Клем! Шеймус отвлёкся на упрямо напрашивающийся вопрос о том, почему же она выбрала именно его, чтобы высказаться? Есть уйма роботов получше, которые могут стать её слушателями. — По возвращению, первым делом знаешь, что я сделала? — Клементина напряглась в плечах и всё никак не находила себе места, то ёрзала на стуле, то часто моргала, — нагрубила Момо, — оу. Вероятно, случившееся в действительности сильно сказалось на Клем. Все знают, что её под дулом пистолета не заставишь нагрубить и обругать кого бы то ни было, в особенности аутсайдеров — они её друзья, семья. В том числе Док. Вдруг Клементина приходила к нему, но наткнулась на Шеймуса? Впрочем, робот сам разрешил ей излить душу, не мог же он выставить аутсайдера за дверь, в конце концов! С вероятность девяносто девять и девять процентов раньше захлопнул бы дверь перед носом у кого угодно, но сейчас… — Знаешь, ссоры и предательства дело одно, но это ни в коем случае не повод срываться на всё и вся, Это не разрешает мне хамить Момо, когда он искренне старался поддержать меня! — Клементина едва ли сдерживалась. Шеймус впервые слышит дрожание её голоса и это его откровенно пугает, — и что мне не понравилось в его словах?! — она обидела Момо. Момо! А он тот типаж, что похлеще Шеймуса реагирует на всякое! Клем наломала дров, но Шеймус не полезет на рожон и не намерен давить. — Больше Блейзера меня ничего не задело. Как он мог? А как я могла?! Я сперва и имени то его не знала, но почему так обидно? — было ясно, что она долго терпела, и последняя капля терпения иссякла. Робот не в силах сдерживаться. Но ещё очевиднее то, что выбор пал на Шеймуса по причине удачного совпадения, и Клем знала наверняка — он, скорее всего, промолчит, а она с облегчением покинет его дом, ведь невосприимчивый к чужой боли, Шеймус вскоре забудет об этом да и не скажет никому. Так-то оно так, однако не сегодня. Шеймус решительно не стал помалкивать, как это ему свойственно. Настало время начать новый неловкий диалог. — Ты не нарочно. Сейчас, возможно, стыдно, но ты можешь извиниться. Можешь же? — ответом послужил кивок, — уверен, останется осадок, но если у тебя найдётся желание — ты можешь всё исправить. Кому, как не тебе, знать, что Момо простит, если не первым пойдёт извиняться, — «возможно стыдно»? Нет, очевидно стыдно! «Кому как не тебе знать»? Да он и не использует подобные слова в своём лексиконе. Фразочки то заучены Шеймусом. любой дурак и все кто знаком с ним знают, что Шеймус ленивый и отнюдь не тот, кто одаривает всех красивыми словами поддержки и уж тем более не тот, кто скажет доброе слово в принципе. Вот же! Теперь от былой решимости Шеймуса и следа не осталось, но на место нее пришло сожаление на пару с из ниоткуда взявшимся стыдом. единственное, в чём Шеймус уверен — его слова не помогут Клементине, и не важно, взялись ли подобные умозаключения с бухты-барахты или у них есть обоснование. — Нет уж, я извинюсь первая! — решительно выпалила Клементина, сжав обе руки в кулаки. Хорошо, когда есть энтузиазм. Ну да, Клем куда искреннее Шеймуса во многом, если не во всём, — но всё же… — возле пиксельных глаз проступают две капельки. Пора бить тревогу. Шеймус не имеет ни малейшего понятия о том, что ему делать дальше, что говорить, говорить ли вообще? Пока кто-либо плачет проще всего смыться куда-нибудь, оставив бедолагу наедине с кем-то другим, кто лучше разбирается, но проблема в том, что оставлять Клементину не с кем. Когда ушёл отец, Момо часто навещал его, интересовался самочувствием, пусть и не получал внятного ответа или того хуже, Шеймус огрызался до тех пор, пока не стал походить на унылое нечто, что львиную долю времени просиживает в баре или спит. Вопреки отвратному поведению, большинство знакомых оправдывали и жалели его, говорили тёплые слова поддержки… Чему-то да научился, прежде чем совсем уйти в себя и закрыться от любого. По-другому Шеймус не может поступить — совесть не позволит. — А, слуш-шай, — бедняга сидя подался вперёд, выставляя руки как бы в защитном жесте. Ну вот, Шеймус снова запинается, а экран коробит помехами, что бесит, — ты же не только для того, чтобы высказаться пришла? О-ой, в смысле… — Шеймус в ужасе от себя же и уже засобирался извиниться. Глупость сморозил. Зашибись! Он совсем-совсем не то имел ввиду! Слишком предсказуемо. — Ах да, точно, ты прав! — непреодолимо и невероятно сильно захотелось вмазать себе рукой по экрану, если бы только это помогло исправить сказанный бред, или заставить Клементину забыть! «Молодец, Шеймус, ты облажался как следует, тебе нужно было всего лишь просто молчать как и всегда, но нет же!» И плевать, что он помог Клементине переключиться. То ли ещё будет! Шеймусовой силы воли как ни бывало. Она стремительно поутихла и спряталась в дальний уголок, хотя казалось бы, куда еще дальше? Робот здесь качается маятником от стыда к воспоминаниям, от воспоминаний к нелепой уверенности, от уверенности к стыду. Клементина потянулась к сумке, что ранее оставила на полу возле себя, таким образом отвлекая Шеймуса от его самобичеваний. — Мне нужна помощь с, скажем так, обновлением, — улыбнулась Клементина. На стол с характерным стуком опустилась цветасто-пятнистая банка. Краска. Мог бы Шеймус выдохнуть с облегчением — обязательно выдохнул бы. Одна, вторая, третья… Ого, целый художественный арсенал. Не то, чтобы много цветов: оранжевый, белый, чёрный и ещё какой-то. Шеймус засопротивлялся внезапному творческому порыву «испортить» парочку стен, но о чём речь? Клем не стена, а палитра красок здесь точь-в-точь под нее. Робот застенчиво наклонил голову, на «лице» вопросительная мордочка. — За аккуратность уж кто кто, а мы можем не беспокоиться, — опередила аутсайдер, когда Шеймус намеревался вставить словцо, — одной рукой неудобно, — пожала плечами робот. Когда-то давно, Мэй рассказывала про арт-терапию, это тоже самое? Правда, Шеймус не вдавался в подробности, в следствии чего благополучно потерял смысл повествования. — Будет весело, — то есть, он даже не возразит? Шеймус потерялся окончательно и бесповоротно: где же тут возражать? Остаётся только молча согласиться. Рисование лучше неумелых разговоров и жалких попыток помочь. Предстоит увлекательное и до смерти неловкое приключение. К такому невозможно подготовиться. Сомнение все-таки сидит глубоко внутри, но Шеймус сумел собраться с мыслями не иначе, как чудом: — Итак, пожелания? — Клементина изменилась в «лице». Человек назвал бы это: «прямо-таки сияет от счастья». — Поверх надписи оранжевой краской простенькие цветы и вдоль по всей руке, а на второй белой краской… — Клем указывает на запястье левой руки, — а дальше на твоё усмотрение, — Смело. Шеймус и фантазия — словно север и юг. — Ты уверена? Я не художник, вроде как. Придётся перекрывать, если не понравится, — цветастая анархия на столе подвинулась ближе к Шеймусу. — Уверена.***
Клементина повернула голову, тем самым показывая сердце на боку — одна его половинка закрашена выцветшим чёрным. Шеймуса заинтересовал рисунок, но через мгновение он переключился на более важное и позабыл о нём. Минуты две заветной тишины, плевать, что неловкой, но Шеймус сосредоточился на руках Клементины: он заметно нервничает, когда подносит кисточку к запястью, хоть и старается скрыть данный факт. Аутсайдер подняла и протянула руку навстречу, сказав: — Возьми, так удобнее, — да будет проклят этот день, минута, секунда, всё равно! Иронично, что она протянула руку с надписью «Kiss Me». Находись поблизости отец — наверняка бы стоял хохот. Интересно, знает ли Клем о значении данных слов? Робот утверждала, что они написаны человеческой рукой накануне гибели оного. С тех пор аутсайдер рисует на себе, и изредка подкрашивает буквы, чтобы не выцветали как и её память. Странно, что она хочет цветы поверх букв, на её месте Шеймус не смел бы прикасаться к ним. Он открыл небольшую баночку с краской — оттягивает момент, пока Клементина выпрямляла ворсинки у кисточек. Выбора нет, Шеймус добровольно подписался. Он обхватывает запястья Клем чуть выше, притягивает к себе, берёт кисточку, медлит. Он макает кончик кисти в краску, направляет к руке аутсайдера так, что она нависает в миллиметрах от руки прежде, чем соприкоснутся с металлом. Клементина удивилась: Шеймус действует так, как нужно, хотя по словам Дока, изначально прибившийся к нему мальчик, был запрограммирован на другое.***
— Те домики, — аутсайдер беспощадна к нему! Шеймусу невероятно сильно захотелось вжаться в диван, или провалиться под землю, или исчезнуть, на худой конец! Да что угодно! Робот застопорился, — милые, — Клем не отрывалась от разглядывания шеймусового творения. Приехали. Ну почему отец, Клементина и Момо — самые невыносимые из всех роботов в трущобах? Аутсайдеры здоровски выделились и здесь! Дотошные до чёртиков, всё им любопытно и интересно. Разве что, Збалтазар другой, и то вряд ли. Не сильно то Шеймус и общался с ним. — Думаешь? — Шеймус отзывается максимально кратко, неохотно, боится невзначай ляпнуть чего неуместного да шифруется по скромности. Каким образом люди жили с таким грузом эмоций? Это же раздражает! Хорошо, что когда Клементина дала первый комментарий — и половины художественного пути не проделано. — Строгого ты о себе мнения, Шеймус, — аутсайдер насупилась, — мне нравится тот слева, идеален для того, чтобы внутри пролезла кошка. Небольшие выполненные из дерева домики, достающие едва ли до коленных шарниров, выглядели мило: у одного из двух домов имелась дверца, у второго же её не было, окно, треугольные круши из найденной черепицы сеявшей своими сколами, нашелся и символ аутсайдеров, заботливо выструганный, скорее всего, ножом. Но не в обиду Шеймусу, по мнению Клементины чего-то не хватало. — Они впрямь для кошек, — пояснил Шеймус, запнувшись на середине, а эмоциональный фон с голубого сменился на красный. Ох, Клементина знакома с этим не понаслышке, поскольку сама не скупается на неконтролируемую смену «лиц». Запаниковал. Кошачьи домики, что они значат для Шеймуса? Он и понятия то не имел, но иначе не мог. Откровенно говоря, это нечто вроде благодарности. Кому? Коту? За спасение отца? Дока спас не Шеймус, его сын, а кот, Кот! Пушистый чудила принёс на своих лапах спасение всему городу. Разумеется, ему достались все лавры. На деле же заслуженно и безоговорочно справедливо. Но что на счёт Шеймуса? Стоит ли говорить, насколько жалко и беспомощно он чувствовал себя? Но ни ненависти или неприязни к рыжему комку и его проводнику, ни предвзятости места не нашлось. Единственный, на какого злится Шеймус — исключительно он сам. — Правда?! — Клементина не сдержанно дернулась, кисть чудом не смазала рисунок, — ой, — аутсайдер замерла. Шеймус кивнул, нажав на кисть с силой, от чего волоски прогнулись под натиском. Время, будто на зло, затянулось безумно медленно.***
— Мы с тобой в одной лодке, колись, почему? — тут не нужно обладать высоким интеллектом, чтобы интуитивно понять, о чём спрашивает Клементина, однако Шеймус в упор игнорирует, но накой-то спрашивает: — Почему что? — во дурак! По правде, Шеймус не хотел переспрашивать, и вовсе замять неуместную и неприятную тему, но вырвалось,. Опять: он буквально тупит на пустом месте. Неужели из-за молчания? Робот теряется в догадках о том, что хуже — неловкая тишина ли более неловкие диалоги, с которых можно соскочить? — Почему ты не смотришь Доку в глаза, а мне можешь? — зараза! Шеймус засомневался, а не подослал ли отец Клем специально, чтобы выудить ответ? Не исключено, — я не тяну с тебя ответ, совершенно нет, да и ты знаешь, я — могила, но всё же беспокоюсь, — Шеймус удручённо уставился в одну точку. Раздражает. — Дай угадаю: тебе об этом сказал некто, чьё имя начинается на «До» и заканчивается на «к»? — Клементина смущённо улыбнулась, — ты, быть может, могила, но отец всем растрещал, — ему глубоко плевать, каким образом Клементина столь быстро узнала. Видать, Момо сказал, аутсайдер наглейшим образом врет Шеймусу! Неважно. А Клементине безразлично то, сколько глупых вопросов на пустом месте задаст Шеймус, она готова ответить на все. — Его можно понять, а мне интересно. Я не могу смотреть на то, как мои друзья переживают, и пусть с моей стороны звучит слегка лицемерно, после того, что я наговорила Момо, — пальцы Клем сжались, буквально ловя пальцы Шеймуса в некий капкан. Ещё чуток, и его хватит короткое замыкание. Клементина не торопится разжимать пальцы, а Шеймус, в свою очередь, не спешит красить вторую руку. Он чаще всего избегает, будь то разговоры на темы, которые так или иначе затрагивают его лично: простейшая похвала, или когда разговор идет о его отце — в особенности о его отце. — И тебе, и мне стыдно, — Настала очередь Шеймуса занервничать, будто он и без того не ощущает, насколько давят стены, — мы оба попали. — Тебе-то стыдиться к чему? — он старательно сместил внимание на Клементину. — Перед собой. Даешь себе обещания, нарушаешь, а оно потом грызёт тебя как зурки, те и то менее болезненно сжирают, — робот с досадой подпёрла ладонью голову. Клементина не собиралась давить? А по итогу со всей дури беспощадно ударила по самому больному, но по какой-то причине внутри у Шеймуса что-то разом вскипело и мгновенно оторвалось, и теперь безвольно болтается. Пресловутое желание сбежать ушло на второй план, вернее, робот насильно отогнал его подальше, и, наконец, продолжил вырисовывать линии. Подобно тому разу, когда вместо того чтобы сделать всё, чтобы отыскать отца, Шеймус отчаялся и похоронил его. Клементина права: ему стыдно, ровно как и ей, за то, что наивно доверяет, полагается на всех и каждого, получает под дых и клянется себе: «вот точно последний раз!« — обманывая себя лишь сильнее. — Так тупо, — почему ему лишь сейчас хватило решимости принять факт того, что он облажался? — Вот что! — взволнованно выпалила Клем. — Нужно устроить массовое извинение или типа того, — опередил Шеймус. — Ты меня опередил, хотела то же сказать! — аутсайдер усмехнулась, — но сперва нужно закончить. Удивительно, сколько у них общего, вплоть до мыслей, приходящих с одной скоростью и с общими заключениям.***
— Звучит как начало анекдота, причём автором станет мой отец. — Кстати о Доке, — Клем стыдливо отвернула лицо, — вообще-то, я шла к нему, Хранитель сказал, что он у себя, — ах, хранитель? Уж не месть ли это за открытую без разрешения дверь в канализацию? Шеймусу во век не забыть, какой знатный он отхватил нагоняй от Хранителя, но страшнее, когда ругается Збалтазар (того раскачать трудно, но если уж удастся — Трущобы содрогаются в ужасе). Истерики Момо, Дока и брань Хранителя с Космо — рядом не стояли. Робот очень легко отделался. — Да-а, знакомая опера, — Шеймус сомневается, прежде чем вновь взять Клементину за руку. «На кой кому-то сдался Шеймус, с которого и взять-то нечего?» — подумал робот, но сказал, конечно, совсем другое: — аутсайдерские проблемы, все дела… Забавно, Клем и Шеймус упустили из внимания, как разболтались о всяком. — Нет, просто... — а пальцы у Клементины друге, не как у Шеймуса: плоские и широкие, а в моменты, когда их обладательница взволнована — непроизвольно, еле заметно двигаются, — ты оказался здесь, — робот сделала ударение на «ты». Шеймус ни чуть не раздосадован, да и не удивлен, если только малость и того, и другого. — Ох, не-е-ет, — робот драматично закатил глаза, — Серьёзно, у вас, аутсайдеров, фишка такая — вламываться в чужие дома? Отец, Збалтазар, было дело очень давно, ты. Момо не совсем, но стучит он громко, и все Трущобы в курсе. А потом на меня смотрят, как на… Ну, ты поняла, — Клементина рассмеялась до того, как дать ответ: — визитная карточка, Муся, — аутсайдер находила милым шеймусово возмущение. — И ты туда же! — Если тебе не нравится или обидно, то... — Клем замешкалась. — Готовься, ты будешь Тиной. Кстати, символично. — Эй! Ладно. Но всё же, возвращаясь к теме о домиках… На второй руке аутсайдера, выбор робота пал на то, чтобы нарисовать цветочные листы.***
— Думаю, тебе нет цены, — Шеймуса словно подменили, а от прежнего зажатого мальчика остались отголоски. Он больше не отдаёт себе отчёта в том, что говорит. — Это в каком таком смысле? — Клем еле подалась вперёд, спрашивая аккуратно настолько, насколько возможно, чтобы не спугнуть собеседника. — Абсолютно каждый бесценен по-своему, но это совершенно не говорит о том, что ты менее ценный, чем остальные. Вопрос в том, в чем твоя ценность для других. Где он понабрался такого? Малыш подрос за время отсутствие Клементины. Когда-то, Бонобот и Александр говорили ей подобное — возносили до небес, и оба делали это особенно красиво. В словах Шеймуса же нет ничего сказочного, поразительного и красиво сложенного в стихотворение. Они просты и по своему, по-домашнему милые. Клементине они запали в душу очень надолго — больше всего тронули. Робот же, очевидно, не осознал что говорит, полностью уйдя в рисование. Если он столь увлёкся, то кто мешает схитрить и не воспользоваться шансом? Совсем чуть-чуть, безобидно. Шеймус не такой уж нелюдимый и глупый, если узнать его ближе. Клементина вовсе не думала называть его глупым, а тот, кто скажет подобное — глупее. Скорее, Шеймус похож на Дока — менее разговорчивую, эмоциональную, тактильную и раскрепощённую его версию. — А что на счёт тебя? — решительно спрашивает Тина, между делом успевая перевернуть ладонь другим ребром. — Думаю, меня тоже это касается, так или иначе, но я никогда не задумывался, наверное, неинтересно, — Клементина не устаёт проводить параллели между Доком и Шеймусом: первого подобным образом можно заболтать, но если подумать — кто кого ещё заболтает, к Шеймусу труднее найти подход, но Тина, кажется, отыскала. Обязательно похвастается перед Доком успехом! В целом, с ней все охотно идут на контакт, но кто-то, подобно Шеймусу не даётся. Он «трудный подросток»? Ха, отличное оправдание! И в корне неверное. — Почти закончил, — оповестил Шеймус, но не тут то было. — Стой, — Клементина переворачивает руку внутренней стороной, — оставишь свою роспись? — сюрпризы не заканчиваются. — Зачем? — На память, когда я покину город. Но перед этим нужно найти Дока, помириться с Момо и доползти до Робовейника попрощаться с друзьями. В Мид-таун я ни ногой! — Я-то тут к чему? Я не аутсайдер, — верно подмечено, и никогда им не был, да и вряд ли станет — негативный опыт делает своё дело. — С ума сошёл? Ты связан с аутсайдерами больше остальных, хочешь ты того или нет. Да и к тому же, на память. Мне нужно это, — раз нужно, то без проблем. Делов-то? — И когда ты уходишь? — Со дня на день, — вечно она бежит и редко останавливается на «передышку».***
— Не стоило мне вламываться к тебе, смешно же! — Клем искренне нравились обновленные рисунки. Всё в точности, как она просила: оранжевые разные цветы на белой правой руке, и удачно подобранные Шеймусом белые листочки на левой оранжевой руке. При дневном свете они смотрятся гораздо лучше. — Не переживай, в другой раз я наведаюсь к тебе в гости, — робот подмигнул. — Зло! Ой, в краску не вляпайся, она ещё не просохла, а на солнышке дело пойдёт, — Клементина отошла пару шагов назад и залюбовалась их с Шеймусом творениями: к двум домикам добавились ещё один новенький, и Клементина внесла завершающие штрихи раскрасив их теми оставшимися красками: оранжевым цветом нарисовала кошку и солнце, неиспользованной голубой — облака, и, местами цветы, чёрной краской другую кошку. — Кстати о том, как ты эпично вынесла дверь, — аутсайдер оторвала взгляд уже от собственных рук. — Охо, не-е-ет! — засмеялась Клементина, — плюс ещё одна стыдливая история в карму. — Не совсем, — робот выдержал интригу, пока опускал кошачий домик на землю возле своего дома, — спорим, что это не твой предел? — Ты предлагаешь мне выбивать двери? — Я предлагаю тебе сломать что-нибудь в старом городе, там никто не хватится, но будет весело. По-своему опыту скажу: сломать что-нибудь помогает выпустить пар. — Нет, ты подбиваешь меня развалить развалины, — не отступала Клементина. оказывается. Шеймус бывает настойчивым. — Я подбиваю тебе на спор развалить развалины, — поправился Шеймус. Клем лишь пожала плечами но согласно кивнула. — Почему нет? Там безопасно.***
— Мне стыдно. я почти толком ничего не сделал, чтобы спасти тебя, — Шеймус мнётся у стола Дока. — Я рад, что ты не пошёл туда, Шеймус, — Док, раннее занятый делом, поднялся из-за стола и подошёл к сыну. Последний недоумённо одарил Дока знаком вопроса на дисплее, — идти в канализацию изначально дохлый номер, ты мог запросто погибнуть там. Представь, какого было бы мне, вернись я назад, и по пути обнаружил бы тебя погибшим? Я не предусмотрел всех возможных развитий, а потом, до скончания веков винил бы себя из-за глупой оплошности. — Это не оплошность, — вмешался Шеймус и сделал шаг вперёд, а Док смог дотянуться до его плеча и положить руку. — Именно, знатный косяк! — Я не... — робот вознамерился возразить. Решил, вдруг, снова ляпнул невпопад, а отец не понял его. — Единственный, кому здесь должно быть стыдно, так это мне. Я не злюсь на тебя, никогда не злился, даже когда ты лез под руку будучи маленьким, а потом мне пришлось спрятать от тебя лабораторию, но ты уже не маленький, а мне следовало посвящать тебя во все свои дела. Мне жаль, сынок, — Шеймус только и смог одарить Дока молчаливым кивком, стараясь переосмыслить сказанное, — и не думай, что ты зря переживал, — улыбнулся робот. Шеймус не отрицал слова отца, наверное, в глубине понимал что к чему. Поначалу он правда злился на отца — Док не оставил плана «Б» для сына, затем Шеймус впал в уныние. Ныне всё в прошлом, всё хорошо. Помяни зурка. Аутсайдер вновь вторглась в личное пространство с аккомпанементом из удара двери о стену. Робот, казалось, несколько напуганной. Не успели Док и Шеймус задать вопрос «в чём дело?» — как Клем одной фразой поставила всё на свои места: — У нас проблема, хранитель собирает совет на площади, идти всем без исключения, в особенности аутсайдерам.