Желанный подарок

Дорогой Санта! В этом году я был очень хорошим мальчиком! Пожалуйста, исполни моё желание! Всё, что мне нужно на Новый год, это…

Кто из нас не ждёт Рождество? Новый год? Время чудес, карамельных полосатых палочек и пушистого снега. Когда каждый день выходных наполнен особенно свежим воздухом с разбавленным в нём сиропом гоголь-моголя. Когда даже самые чёрствые люди теплеют сердцем, и весь мир озаряется от ярких эмоций, испытываемых по всей планете. Соник очень надеется, что аура его собственных положительных эмоций от полученного самого желанного подарка обязательно присоединится к необъятному заряженному счастьем и восторгом сотни миллионов людей облаку над землёй, и то выпишет адских звездюлей всем силам зла, чтобы те и не думали соваться в Новом счастливом году. Сегодня 30 декабря, завтра уже канун Нового года. Правда, есть ли такое определение? Кажется, канун лишь у Рождества, впрочем, какая разница? Некоторые особенно нетерпеливые начинают праздновать ещё с первого декабря. Ожидание праздника в воздухе портит только ушедшая под землю температура, заставившая всех попрятаться по домам. До кучи обещают метель, и никуда не собирающийся Соник, растопив камин, уселся на мягкий диванчик. Свернулся уютно, подтягивая под себя одетые в тёплые большие носочки ноги. Мягкий свитер приятно льнёт к телу, на удивление не электризуя шерсть, а окутывая ощущением тепла, комфорта и счастья. Сейчас бы одну чёрную колючку рядом и вообще бы хорошо… Персиковые губы растягиваются в усмешке с лёгким оттенком грусти. Мечтать не вредно, как говорится. И сейчас, завороженно глядя на танцующее огненное фламенко, синий ёжик позволяет мыслям закрутиться в вихре мечтаний и несбыточных надежд, что подражают посыпавшимся хлопьям снега за окном. Обещали метель, и метель пришла. Эггман, счастливый, укатил на своём Эггмобиле куда-то в тропические страны, впрочем, Соник чувствовал себя настолько разморённо и лениво, что даже если бы старик никуда не уехал, а решил испортить праздник своими «празднично» светящимися бадниками, герой послал бы всё к чертям и просто продолжал бы валяться на диване у потрескивающего столь уютно камина. Идеально же! Никто не мешает, не жужжит под ухо, не трещит о последних новинках в области молотостроения, не гудит о важности сбалансированного питания и дня ног. Только треск поедающего щепки огня, исходящее от него тепло и Соник, сонно полуприкрывший слипающиеся глаза, покачивающийся на качелях затуманивающей разум сонливости. Так бы он и задремал, если бы не неожиданный стук в дверь, грубо вырвавший его из мягких лап Морфея. Странно, ёж вроде никого не ждал, кто бы это мог прийти? Скатившись с дивана на пол, Соник выпрямляется, тянется во все стороны, скидывая сонный морок прежде чем направиться к входной двери. Там приподнимается на носочках, чтобы глянуть, кого нелёгкая принесла, и тут же распахивает дверь. — Шэдоу! Ты пришёл! Вот так сюрприз! Он пришёл! Соник не знает, куда себя деть от распирающего изнутри счастья. Несмотря на то, что временами они готовы уничтожить друг друга, синий ёжик всегда тепло относился к своему чёрному собрату, видя в нём тот образец для подражания, который так был ему необходим в своё время. Сильный, серьёзный, умный, самоуверенный — всего этого есть в избытке и у самого Соника, однако в Шэдоу оно существует каким-то запредельным концентратом, создавая собственную гравитацию, сопротивляться которой нет возможности ни у единого живого существа. Хочется отщипнуть и себе немножко, спрятать за пазуху и греться в лучах частички Совершенной Формы Жизни. — Проходи! — втягивает чёрного ежа внутрь своего домика, вместе с ним впуская и лизнувший ноги холод. Помогает снять куртку, не скрывая довольной улыбки. Он не ждал гостей сегодня, но Шэдоу — особенный. Его он ждёт всегда. — Я мог бы и сам раздеться, — привычно бурчит объятый словно вихрем вниманием хозяина дома Шэдоу, чем заставляет улыбку на персиковых губах растянуться ещё шире. — Нет-нет-нет, ты мой гость! Я настаиваю! От тяжёлой куртки, что больше Сонику размера на два, приятно пахнет зимней свежестью, сигаретным дымом и особенным ежиным запахом. Синий ёжик старательно пытается не палиться, шевеля носом около воротника при вешании предмета одежды в гардероб. — Так… есть какой-то особый повод твоего прихода ко мне? — Да, вообще-то, есть. Как бы он не надеялся, вряд ли бы Шэдоу решил прийти к нему в такую погоду просто потому, что захотел увидеть его. Из них двоих самый голубой ёж явно не Шадив, а потому Соник не питает внутри себя огонёк надежды. Что, однако, разгорается лишь сильнее сам по себе, стоило в лапе собрата появиться небольшому свёртку в праздничной упаковке. И свёрток этот оказался протянут в его сторону. — Уже совсем скоро Новый год, и я хотел подарить тебе кое-что. Подхватив ярко-зелёный кулёк с симпатичным бантиком наверху, Соник воззряется на него, не в силах поверить своим глазам. Это… подарок… для него. От Шэдоу. ПОДАРОК. ОТ ШЭДОУ. О, Хаос! Разве такое возможно наяву?! Или он всё-таки заснул на диване под умиротворяющий треск огня и ему снится самый чудесный сон? — Ох, спасибо, Шэдоу! — Рассматривает кулёк перед собой блестящими глазами, не замечая того, с какой нежностью в этот момент смотрит на него чёрный ёжик. А когда Соник поднимает голову, взгляд чернушного возвращает свои безразличные нотки, пусть и с тёплым огоньком внутри что та свечка на верхушке праздничной ёлки. — Только… Теперь и взгляд Соника меняется: из ярко горящего счастьем и любовью ко всему миру он превращается в топлёные угольки грусти. И Шэдоу не понимает, что стало причиной, из последних сил сдерживает маску на лице, хотя внутренне мечется отчаянным зверем. Неужели… из-за него?.. Из-за подарка? — У меня нет ничего для тебя, — едва заметно улыбается с тоской в изгибе губ синий ёжик. — Если только… — оглядывается и словно старается приободриться праздничным окружением собственного дома. Приободрить себя и своего гостя. — Если только моё гостеприимство! Шэдоу глупо моргает, пытаясь осознать, что сейчас было. А после улыбается, прикрыв глаза. — Этого более чем достаточно. Довольно быстро на журнальном столике перед камином появляется бутылка вина, виски — и откуда только у него эта бутылка? а, кажется, Наклз как-то притащил, вылакал половину да отрубился, — чашка с нарезанным сыром и лимоном. Усевшись рядом с Шэдоу на диван, что совсем недавно давил собственной тушкой, Соник с благоговением раскрывает свёрток. — Ух-ты! Это печенье! — Мхм. — Ты сам испёк? — В ответ Шэдоу только мягко усмехается, что уже даёт Сонику возможность почувствовать себя невероятно особенным — не каждый день для тебя печёт печенье Совершенная Форма Жизни! Соник откусывает кусочек… И улетает в космос. В жизни не пробовал ничего вкуснее! Нежнейшее песочное тесто, тающее во рту. Крапинки шоколадных капель, пусть и маленькие, но сполна дающие безумное чувство эйфории. Ёжик даже замирает на пару мгновений, прижав одно ухо, медленно пережёвывая настоящий вкусовой праздник. Сидящий рядом Шэдоу вновь улыбается, не сводя взгляда с собрата, по которому можно хоть картину счастья рисовать и выставлять её в палате мер и весов как эталон наслаждения. — Вкусно? — замечает как бы между прочим, наливая в бокал Соника вина, а себе — коньяк. Странно видеть подобное пойло у кого-то вроде синего ежа, однако фирма хорошая, и Шэдоу не хочет отказывать себе в желании попробовать. Тело рядом с ним, наконец-то, шевельнулось, хвост замахал, смешно хлопая по сиденью дивана, и Соник весь подскакивает на месте, садясь к другу вполоборота. Их колени и бёдра соприкасаются, но ни один из них и не думает отсаживаться. — Шутишь? Безумно вкусно! Ты только что довёл меня до вкусового оргазма! Шэдоу, что в этот момент отхлебнул чутка янтарной жидкости, подавился, закашлялся, и Соник заботливо захлопал его по спине меж игл, не переставая тянуть довольную лыбу, в которой, если бы только чернуш присмотрелся — увидел бы лукавые дерзкие нотки, мало соответствующие шутливому герою Мобиуса. Зато соответствующие взрослому сексуальному ежу. Это был первый оргазм, который хмурый уголёк доставил синей кляксе. Доставит ли ещё?.. — Очень… Рад… довести тебя… до него, — кое-как справился с собой Шэдоу, выпив залпом остатки виски в бокале и тем самым прочистив горло, даже не обратив внимание на схватившие желудок крепкие 40 градусов. Плеснул ещё, протянул бокал с вином Сонику, тот обхватывает тонкую ножку пальцами. И делает это так изящно, словно каждый день сидит и столь чопорно наслаждается кисловатым хмельным вкусом забродивших виноградин. — Что же, я… — Позволь мне, — мягко прерывает на полуслове Соник. Глаза его искрятся, или это просто отражение камина? — Знаешь, я очень рад, что ты зашёл ко мне сегодня не смотря на погоду… Новый год только послезавтра, и ты пришёл… Как будто просто так. Ко мне. Спасибо тебе, Шэдоу. С наступающим. — С наступающим, синий. Они чокаются с приятным звоном, каждый делает глоток своего пойла. Кислинка расползается по языку, алкоголь слегка горчит горло, и Соник перебивает эти ощущения новой порцией печенья. Очень вкусно, как только у него это получилось? Кукис изумительные, и синий герой ощущает себя безумно счастливым. Ему тепло, комфортно, вкусно и рядом находится тот, кто увеличивает все эти ощущения в несколько тысяч раз. Тот, без кого и праздник-то не праздник. Они проводят около часа, болтая на разные отвлечённые темы. Впервые между ними чувствуется лёгкость, присущая давним друзьям, хотя и знакомы они уже прилично. Но тёмная аура, всегда окружающая Шэдоу невидимым, но ощущаемым шаром, не позволяет никому к нему приблизиться. И только Соник, которого не остановит даже бетонная стена, всё пытался пробиться к собрату. И вот… Сейчас как никогда чувствует, что у него это явно получилось. И всё было не зря. Они откинулись на спинку дивана, при этом так близко, что соприкасаются не только бёдра, но и плечи. Соник наклонил голову, Шэдоу повернул в ответ, и теперь они вжимаются ещё и висками с ушами. Алкоголь разморил обоих, и они совершенно не против вот так вот расслабиться на мягком диване под убаюкивающий треск камина, ласково оглаживающий их теплом и уютом. — Эй, Шэдоу… — мягко заговорил синий ёжик, прикрыв глаза. — Я, правда, рад, что ты заглянул ко мне. — Хм. Пьяный ты становишься слишком сентиментальным, фейкер. В этот раз несколько обидное звание уже не обижает, наоборот, вызывает лёгкую ностальгическую улыбку на персиковых губах. К тому же и сказано оно было так… необидно. Нежно. Приятно. Ласково. Соник приоткрыл один глаз, глянул на расслабленного рядом с ним собрата. Веки скрыли рубиновые очи, алые полосы потемнели, становясь почти в один цвет с остальной шерстью, озаряемой лишь светом от камина, руки с блестящими золотыми ингибиторами спокойно лежат на животе. Несколько прядок пушистого облака на груди, что выбились через воротник кислотно-зелёного свитера — довольно странно видеть Шэдоу в настолько цветастой одежде — едва заметно колышатся от спокойного дыхания, и у Соника жутко чешутся руки, чтобы забраться под мягкий пуловер, коснуться белоснежного меха, зарыться пальцами поглубже, до самой нежной кожи, скрытой густым мехом. Конечно, он этого не делает, ведь рискует остаться без руки или ещё какой-то важной части своего тела. И даже общее разморённое состояние не позволяет ему перейти ту черту, что сейчас невидимой стеной пролегла меж ними. Он бы хотел пробиться через неё, что прочнее любого бетона, толще всей видимой вселенной. Жаль только, что с той стороны ему никто не поможет. Однако эти мысли ставятся под сомнение, когда Шэдоу поднимает взгляд на Соника, и тому видно, сколько чувств и эмоций плещется в обычно спокойном и даже несколько безразличном взгляде. На самом деле сверхскоростному всегда виделось в его глазах гораздо больше, чем чернушный хотел бы показать. И вот сейчас там и вовсе нет никакого барьера, и каждая эмоция словно на ладони. Благодарность. Счастье. Уют. Нежность. Желание. Соник смотрит, словно завороженный. Поднимает руку, кладёт на пушистую палевую щёку. И невольно вздрагивает, когда его ладонь накрывает чужая, на талии появляется приятная тяжесть другой руки, а в глаза заглядывает рубиновая драгоценность. Всё словно исчезло в этот момент, остались они двое. Только они. Вместе. Соник, прикрыв глаза, делает неспешное движение к Шэдоу… Звук резко распахнувшегося окна заставляет обоих ежей подскочить на своём месте. Вихрь закружил в вальсе снежинки по комнате, мгновенно остужая её, трогая своими скрюченными руками всё, до чего только может дотянуться. И до двух согревшихся, едва не прикорнувших на диване морфов. Шерсть тут же вздыбилась, покрываясь мурашками, остужая только начавшуюся горячность интимности, и Соник подскакивает, в мгновение оказываясь у окна, выгоняя незванного противного гостя. — Кажется, метель усилилась, — проговаривает задумчиво, махнув хвостом. Оглянулся на Шэдоу, с тоской в сердце отмечая, как хрупкий момент единения и близости оказался вероломно разрушен. Да, как будто сама природа против них… Однако они оба всё ещё пьяны, всё ещё разморены, а потому синюшный не упускает новый шанс. Быть может, природа не так уж и против, а, наоборот, подаёт ему красноречивые знаки. — Тебе… тебе лучше остаться у меня. Даже Совершенной Форме Жизни не стоит идти в такой буран. И на его удивление Шэдоу согласно кивает. — Да, ты прав. Но ровно до момента, как непогода немного успокоится. — Тогда… — Соник вздрагивает от лёгкой прохлады, оставшейся в комнате, и подтягивает тёплые носочки, оказавшиеся чулками, аж до середины бедра, даже не осознавая, насколько сексуально выглядит. Впрочем, глаза опять выдают его, и в этот раз Шэдоу правильно считывает невербальные знаки от синюшного. — Как насчёт того, чтобы научить меня печь столь божественные кукис? Два рубиновых глаза развалившейся на диване Совершенной Формы Жизни скользнули снизу вверх по фигуре синего ёжика, оценивая и красивые ноги, обтянутые высокими тёплыми чулками, и сногсшибательные бёдра, тренированные столькими пробежками, и тельце в уютном вязаном свитере, пока, наконец, не дошли до двух блестящих зеленью изумрудов на синей мордашке. И явственно остались довольны представленным видом, скрывая в глубине потаённые развратные мысли. — Конечно. Соник прыгает в объятия только поднявшегося Шэдоу, от чего оба едва не валятся обратно на диван. — Спасибо! Ты лучший, Шэдс! И тут же отстраняется, направляясь в сторону кухни. Шэдоу лишь успевает провести ладонью по округлому бедру и вдохнуть въевшийся в синюю шерсть запах чили-догов, как уже его оставляют, весело помахивая необычно длинным для ежа хвостом. На палевых губах появилась мягкая усмешка. Что ж, Соник хочет поиграть с ним. Тогда они поиграют. На кухне синий ёжик под чутким руководством чернушного нашёл все необходимые ингредиенты, собрал на одном столе. Большая чашка наполнилась ароматной смесью из яиц, муки, сахара и разрыхлителя. Теперь нужно сделать из этого единую массу. Главное после сдержать глупые порывы как маленькому шкодливому ежонку сунуть палец да слизать с него сырое тесто, которое в парадоксальном смысле даже вкуснее готового продукта. — Готов замесить тесто? — Да! — Закатай рукава для начала. — И сам прикасается к аляповатому красному свитеру, бесцеремонно задирая ткань, от чего Соник кидает на него недовольный взгляд. Который, впрочем, меняется, когда Шэдоу оказывается сзади, легонько прижимаясь к спине мощной грудью, закатывая и второй рукав. Вроде бы ничего такого, а сердца у обоих пускаются в безумный пляс. И, словно добивая, чёрный ёж понижает голос, опаляя дыханием синее ушко: — А теперь неспешно помешивай, пока не получится единая масса. Если будешь месить быстро — испачкаешься. Слова «неспешно» нет в лексиконе Соника, в особенности смущённого Соника, потому не удивительно, что он задвигал рукой с венчиком на сверхскорости, от усердия высунув язык. Слишком большое количество яиц дало слишком жидкую форму, и тесто летит во все стороны, вымазывая не только синего ежа с головы до ног, но и всё вообще вокруг. Лишь Шэдоу остаётся чист в своём зелёном колючем свитере, и то только потому, что успел отскочить в сторону. — Я же сказал — неспешно! — Ой, — глупо заулыбался синюшный, оглянувшись на друга. — Кажется, ты был прав… теперь я весь в тесте! Соник отставляет чашку в сторону, осматривая себя, оценивая масштабы бедствия. А вместе с собственными глазами на него смотрят и чужие, вспыхнувшие алым огнём похоти. Пусть ёж и искусственный, однако чувства испытывает вполне себе настоящие, и Шэдоу точно так же, как и любой другой мобианец, подвержен сексуальному возбуждению и алкогольному опьянению. А учитывая, что он почти в одиночку вылакал невылаканное Наклзом, отключившимся на половине бутылки… Сорокапроцентное пойло бурлит в желудке Шадива, растопленными углями падая в низ живота, скапливаясь там горящей затравкой. И та разгорается в настоящий пожар при виде испачканного Соника — причины всех перипетий Шэдоу. — Ты никогда не слушаешь то, что я тебе говорю, — выдыхает несколько раздражённо Шэдоу, прикрыв на мгновение глаза. А когда распахивает их, зубастая ухмылка расползается по мордашке. — В таком случае… Позволь мне помочь тебе, грязный ёжик. Соник не успевает и повернуться, как сильные руки уже усаживают его на столешницу. Шэдоу оказывается так близко, от чего щёки вспыхивают горячим румянцем; синюшный заторможен алкоголем, не совсем понимает, что происходит. Но он определённо не против любого движа, только бы Шэдоу оставался рядом. — Что… ты собираешься делать? — хлопает большими зелёными глазищами, чувствуя, как в волнении забилось сердце в груди. Он так близко, так… так смущающе близко! А вот Шэдоу, похоже, вообще ничего не смущает, и он, спокойно усмехаясь, встаёт на колени на пол, слизывая капли теста с шерсти на весьма чувствительном местечке соединения ног и туловища, задевая и немного бёдра. Затем повёл носом по всё больше открывающейся шёрстке персикового живота, покуда руки его задирают мягкий свитер. Горячий влажный язык скользит под пупком, и Соник выдыхает горячо, снимая с себя пуловер, в котором в одно мгновение стало безумно жарко. Но даже обнажение не помогло — он всё ещё в огне, в жаре, к счастью, жар тот лишь метафорический — сексуальный. В этом пожаре можно позволить себе сгореть, если они сгорят вместе с Шэдоу… Шэдоу же с довольной усмешкой вылизывает неожиданно мягкий живот героя Мобиуса, опускаясь всё ниже и ниже, пока не доходит до потаённого мешочка, принимаясь старательно вылизывать уже здесь, хотя на нём нет никаких капель и даже следов от теста. Соник несдержанно стонет, цепляясь за шерсть на макушке черныша; ощущения слишком приятные, настолько, что член весьма уверенно начинает твердеть в препуции. — И это я здесь… грязный ёжик… — Именно. Шэдоу сам не понимает, откуда в нём столько смелости и столько похоти. Однако стоит только взглянуть на тяжело дышащего растрёпанного Соника, что смотрит на него таким поплывшим взглядом, как сразу всё становится понятно. Синяя клякса превратился в настоящего демона разврата, искушая, соблазняя, завлекая в свои сети, подталкивая к греху. К падению. Впрочем, Тени ли сейчас об этом заботиться? Когда сам он давно свалился с Ковчега на грешную землю. К грешным падшим ангелам, чью плоть он безумно желает вкусить. — Шэдс… Ты меня возбуждаешь… остановись… Соник старательно пытается держать голову холодной, предполагая, что всё может закончиться далеко не так, как бы того хотелось. Вообще всё происходящее кажется каким-то сном, мороком, быть может, он всё ещё спит у камина и видит то, чего так отчаянно желает? Или ему стоит отпустить себя, прекратить так много думать и просто получить своё удовольствие, даже если оно в его голове? — В этом и весь смысл. — Шэдоу, словно настоящий инопланетный суккуб, легко снимает свитер, обнажая себя. И пусть до этого они сотни раз виделись в таком же виде, но именно сейчас сердце сверхскоростного пропускает удар. Потому что разгорячённый лохматый Шэдоу это просто отвал башки. А с эрегированным, выскользнувшим из препуция членом и вовсе полнейший отвал жопы. Соник с небольшим опозданием осознаёт, что тело сдаёт его с потрохами, когда собственный член гордо выскакивает наружу, готовый получить свою долю ласки. И чёрный ёж не заставляет его томиться в ожидании. Он вновь опускается на корточки, подхватив рукой твёрдую плоть синего, обласкивает её, вырывая сладкий вскрик из уст владельца. В нос вдаряет приятный интимный запах возбуждённого морфа, Шэдоу дышит им, вдыхает в каждую альвеолу своих лёгких, наслаждаясь и дурея от феромонов синего ёжика. Рот наполняется слюной от невыносимого желания, и чернушный даже не думает ему сопротивляться — берёт в рот горячую плоть, засасывает её, облизывает, держа Соника за бёдра. Другой рукой, предварительно смоченной в собственной слюне, он входит двумя пальцами в маленькую дырочку, принимаясь аккуратно её растягивать. Он очень старается доставить как можно больше удовольствия и минимизировать неприятные ощущения, в особенности учитывая, насколько огромен его собственный член, и опасаясь, сможет ли Соник вообще принять его плоть. Соник же от переполняющего экстаза дёргается под ним, вжимается сверху в его голову, цепляясь за колючки, скользя пальцами внутрь, до самой нежной кожи. Сознание, пытающееся как-то удержаться на плаву, неспешно утягивается возбуждением, что обратными волнами неумолимо относит его к яркому пику вдаль от спокойных вод. Шэдоу прекрасно владеет своим ртом, и то, какие вещи он им вытворяет да ещё и двигает внутри чувствительного прохода пальцами, быстро подводит Соника к краю — со сладким криком он кончает, жмурясь и вжимаясь сверху в черныша, только и успев предупредить его о своём пике писком «Кончаю!». Любовник понимает всё и без слов, чувствуя на языке горьковатую субстанцию да и ощущая в горле трепет плоти. Проглотил всё, что Соник ему выдал, облизываясь, словно только что вкусил самое вкусное яство всех миров. — Шэдоу… — Думаю, ты готов. — А? — На морде Соника почти видимо проступил знак вопроса. — В смысле? Я… только что кончил… В противовес потеющему смущённому Сонику Шэдоу самоуверенно и даже несколько нахально ухмыляется. Пальцы его неспешно покидают подготовленную дырочку, но недолго ей оставаться пустой. — Да, я знаю. Но ты ведь не думаешь, что на этом всё закончится. Ты всё ещё грязный. Шэдоу скользнул быстрым взглядом по полкам, находя подсолнечное масло, намереваясь использовать его как смазку. Собственный член стоит колом, возбуждение застилает глаза, но чернушный всё ещё помнит о своих размерах и о том, что дырочка, в которую он собирается впихнуться, слишком мала, но обязательно должна принять его. Соник, что всё ещё сидит с раздвинутыми ногами, облачёнными в сраные сексуальные чулки — откуда только они у него? — тупо смотрит на своего собрата, то ли притворяясь, то ли реально не понимая, что должно произойти. Остановить Шэдоу сейчас невозможно, он дойдёт до конца, слишком долго ждал своего шанса… и упустить его означает сдаться. А Совершенная Форма Жизни не сдаётся. Совершенная Форма Жизни идёт напролом. И берёт положенное ей. Тяжело сглотнув, Соник всё теми же большими глазами смотрит на агрегат, который Шэдоу столь старательно смазывает маслом. Да тут что с маслом, что без него — явно нихрена не выйдет. И не войдёт! Однако ему не дают времени на дальнейшие размышления, и вот уже его бёдра подхватывают сильные руки, легко поднимая, и Сонику только и остаётся, что схватиться всеми конечностями за Шэдоу, испуганно пискнув: — Святой щербет… ты уверен, что он влезет?.. Огромная плоть с истекающей смазкой головкой требовательно упирается в дырочку под хвостом, заставляя тот задраться, легко подрагивая. Соник гулко сглатывает, ощущая это властное давление, сопротивляться которому невозможно, ведь его растянутая и подготовленная дырочка легко раскрывается под напором. Да ему и самому уже не терпится ощутить ту наполненность, с которой он заигрывал разными вибраторами да игрушками, стыдливо спрятанными под матрасом. А тут такой шанс! И с кем? С Шэдоу! — Я сделаю всё, чтобы влез. Это всё, что слышит синий ёжик прежде, чем внутрь него скользит головка, растягивая узкие стенки. По лёгкой дрожи он понимает, что Шэдоу едва сдерживает себя, толкаясь неспешно, скользя всё глубже и глубже, и помогают ему в этом масло в виде смазки и сам Соник собственным весом, опускаясь с каждым заходом всё сильнее на плоть, пока, наконец, об его промежность не хлопают тяжёлые яйца. Внутри плоть ощущается просто колоссальной, большущей, растягивая мышцы прохода под свои невероятные размеры. Соник взвизгивает несдержанно, когда в глубине его оказывается вновь задета та точка, которую до этого Шэдоу стимулировал пальцами. Но теперь, от стимуляции этой самой точки членом по телу синюшного расползаются волны невероятно захватывающего удовольствия, что словно девятый вал готовы вот-вот утопить маленького ёжика, накрыть, утащить на дно… И, наверное, впервые Соник не хочет всплывать. Он задыхается, скулит и стонет, вжимаясь всем своим существом в чёрного ежа, крепко держащего его в своих руках, втрахивающегося в такую чувствительную узкую дырку. Его член таранит самое нутро Соника, сводя его с ума, вырывая из глотки все те постыдные крики, которые, наверняка слышат соседи во всей округе. А этим двоим вообще плевать. На всё. Кроме… — Ты всё ещё грязный… — шепчет Шэдоу и слизывает с мордочки Соника остатки теста, а тот и счастлив подставить моську под горячий шершавый язык. — Я вычищу тебя, Соник… — И понижает голос до рычания, утыкаясь носом в мягкую пушистую шею: — И сделаю своим! — Д-да! Сделай меня своим! Ааах! — Ты уже мой… Весь мой… Ёжик Соник… Влажные от постоянного облизывания губы манят, и Шадив прижимается к ним своим ртом. Поцелуй горячий, вкусный, одновременно страстный и чувственный, через который оба ежа рассказывают о своих чувствах друг к другу. О той любви, что клокочет в их сердцах, связывает их невидимой нитью. Секс — лишь её физическое воплощение, а алкоголь чуток подтолкнул к тому, что должно было случиться рано или поздно. Конечно же, лучше рано! Синюшный больше не может связно соображать, все его мысли только о происходящем внизу. О том, как прекрасно и весьма качественно его трахают, как неумолимо член пронзает его плоть, проталкивается глубоко, заставляя задыхаться и хрипеть. Как собственный член его сжимается меж их пушистыми животами. От острого удовольствия мелкие разряды молний проходят по покрытым синей шерстью бёдрам, из-за чего ноги начинают неметь и мелко подрагивать. Соник уже не может держаться за любовника, да и тот выдыхается. Всё же и у Совершенной Формы Жизни есть предел; он укладывает ежа на столешницу, скинув с неё миску теста. Где-то на периферии сознания она с грохотом валится на пол, расплёскивая своё содержимое, в то время как стол поскрипывает ножками по кафельному полу, едва выдерживая яростную любовь двух ежей. — Я уже… близко… — Я тоже… — Кончим… вместе? Соник раскидывает отнимающиеся ноги в стороны, а руки сжимает в кулаки на уровне плечей. Он давно не был у парикмахера, а потому шёрстка на его груди ничуть не хуже таковой у Шэдоу. И от того, как она растрепалась во время секса, синий ёж выглядит ещё невозможнее, ещё сексуальнее. А уж когда он с бессовестной лёгкой улыбкой шепчет «Кончи в меня», чернуш чувствует себя полностью пойманным в сети. В сети, из которых выбираться он не собирается и не хочет. Да и зачем? Сети под названием «любовь» уже давно опутаны вокруг него, связали по рукам и ногам, закрыли уши, рот и глаза, обращая внутренним взором в сторону только одного живого существа — синей шумной кляксы, чей образ выжжен на подкорке головного мозга. Как-то так вышло, что Соник смог занять своё место в сердце искусственного ёжика, ничуть не потеснив живущую там столько времени Марию. Нет, Шэдоу любит их обоих, но если к Марии он испытывает чисто платоническую любовь, такую, какую испытывают к родственникам — а он всегда считал её своей сестрой, и ей он больший брат, чем Айво Роботник, — то Соник совсем иное дело. И совсем иная любовь. И Шэдоу счастлив наконец-то высвободить свои чувства в его отношении и даже… получить взаимность. А всё благодаря Марии и той любви к окружающим, что она заложила в чёрном маленьком ёжике, только-только познающем ужасный мир, в котором появился. — Наконец-то! Да! Рубиновые глаза неотрывно наблюдают, как изумруды под ними теряют всякую осмысленность, едва не разъезжаясь в стороны во время оргазма; в пушистой шёрстке на груди путаются белёсые капли, и Соник с хрипом вываливает язык, полностью отдаваясь своему наслаждению. Шэдоу не отстаёт, наполняя его семенем, и его столь много, что оно неспешно начинает капать наружу, огибая член чернушного. Некоторое время они переводят дыхание, глядя друг на друга поплывшими взглядами. И этот чудесный момент единения ничто не могло испортить, даже постучавшаяся в окно ветка дерева — на улице всё так же жутко метёт. Природа словно пытается восстановиться в глазах ёжиков, мол, она за них, а потому старательно заметает все подходы к небольшому домику синего ёжика, чтобы никто не мог им помешать наслаждаться друг другом. — Ты лучший новогодний подарок, который я только мог желать… Соник сонно моргает и улыбается, почти сразу притягивая возлюбленного к себе для нового сладкого поцелуя. Обычно подарки распаковываются после полуночи 1 января, но двум нетерпеливым ежам разве ж скажешь что-то против? К тому же свои «подарки» за новогодние каникулы они «распакуют» ещё далеко не один раз.