* * *
Но такая идиллия никогда не может длиться вечно. Даже под защитой успокаивающих его объятий воспоминания о Бездне шипящим роем вновь прокатываются по уголкам разума. Появись сейчас здесь член Ордена Бездны — от него бы и мокрого места не осталось. Но не в его снах. В них он там, где всё началось; где вынужден был следовать невольному пути. В них он всё такой же беззащитный, слабый и по-детски ужасно наивный. Каждую ночь эти сны напоминают ему о тяжести совершённых проступков, потому что Скирк не прощала подобного, оставляя на его теле бесчисленное количество налитых кровью синяков до тех пор, пока он не научился обороняться. Он помнит скопище тварей Бездны, кружащих вокруг и звонко клацающих челюстями по разные стороны его лица. Они загоняли в угол, вынуждали отбиваться голыми руками, вырывая из его горла сиплые крики. Он помнит, чему обучился в глубинах тьмы. По-зверски расправляться с теми, кто угрожает его жизни, и рвать их подобно дикому животному. Он прекрасно знал: любой неверный шаг — ты труп. Должен был быть идеальным во всём. Быть тем абсолютом, достигнутым пика иерархии, потому что ему хотелось, чтобы Скирк видела в нём совершенство, а не пищу, которую можно было бросить тем тварям на съедание. Чайльд помнит стылый холод. Он дрался не потому, что жажда битвы затмевала разум, а потому, что тело неминуемо холодело от низкой температуры, и сражения были единственным спасением от мороза. И пусть кончики пальцев синели, пусть уши покалывали, а пальцы ног немели, но ощущение мёрзнувшей крови в венах было куда страшнее. Чайльд боялся, что если остановиться передохнуть хотя бы на несколько минут, то замёрзнет насмерть и больше никогда не услышит тёплые голоса своих родных. Чайльд помнит — иной путь для него запределен. Он почти не ел и не спал. Еда, как и сон, делала его уязвимым. И если его многочасовым мукам приходил конец, он просто отползал подальше в угол, облокачивался спиной к стене и уповал на всех существующих на этом свете богов, надеясь, что над ним смилуются и позволят отдохнуть хотя бы так. Чайльд помнит, каково это спать наполовину. Ему казалось, что всего за каких-то три дня его научили быть повёрнутым на кровопролитных сражениях воином, умеющим насквозь видеть своих врагов и наперёд просчитывать все ходы. Скирк лишь мрачно скалилась со всех тёмных уголков Бездны, с диким упоением вслушиваясь в мелодичные для неё звуки хруста костей и растерзанной плоти. За это она одаривала его лишь скупой похвалой, но стоило ему провиниться вновь, как тело в очередной раз пронзала вспышка боли. Потому как здесь, в Бездне, существовало только два понятия: совершенство и ничтожество. Либо сражаешься и выживаешь, либо сдаёшься и погибаешь. Аяксу было всего четырнадцать, и он никогда не думал, что в таком возрасте ему придётся делать выбор, от которого зависела бы его жизнь. Три месяца пролетели как один миг. И в тот день, когда разум и покалеченное тело пребывали на той самой опасной грани, Скирк дала ему шанс, вселив хоть какую-то надежду. Аякс согласился совершенно бездумно, он же не дурак, чтобы терять такую возможность, так ведь? Только Скирк не сказала, какова цена всего этого, и с ядовитым хохотом швырнула наивного мальчишку прямо в сердце хаоса, полного изголодавшихся тварей. — Борись за свою жизнь, Аякс, и тогда я дарую тебе вечную свободу. И он боролся. Последние минуты в Бездне были полны всполохами воды и треска электричества. Внутри бурлили новообретённая сила и ярость, настолько полная и всепоглощающая, что была сродни тысячам разъярённым солдатам Царицы. Правда он мало что помнил о той последней битве. Всё это померкло в его голове, оставив за собой только нестираемые следы знаний о навыках боя. И семья, по которой он так сильно скучал, — то тепло и ласковость матери, те лёгкие похлопывания отца по спине и безобидные подшучивания братьев и сестры, та мягкая шерсть любимой собаки — больше не имела смысла для несчастного Аякса, навсегда утратившего частичку прежнего себя. В глазах его отца тогда читался страх, а мать и вовсе воротила от него взгляд. По ушам постоянно бил громкий лай пса, и как же болезненно щемило от того, что Аякс был вынужден избегать с ним контакта. Младшие были ещё слишком маленькими, чтобы осознавать происходящее, поэтому они просто следовали примеру родителей. И все делали вид, будто его не существует — будто нездоровая тяга к битвам и кровопролитию была лишь каким-то дурацким этапом, через который проходили все подростки. Каждый день мама всё также готовила ему завтрак, обед и ужин, но теперь она просто небрежно ставила перед ним тарелку с едой и молча уходила, как будто её собственный сын за каких-то три дня стал для неё и всей семьи опасным чудовищем. Отец был единственным, кто решил что-то предпринять спустя несколько дней. В тот день он даже не взглянул на сына в последний раз, когда к порогу их дома явились набиравшие рекрутов агенты Фатуи. Аяксу на тот момент казалось, что он навсегда лишился семьи. И пусть после присоединения родные — хоть и неохотно — начали принимать его и даже любить, но детские раны, глубокие и мучительные, затягивались не один год. А теперь всё иначе. Любовь, так и не полученную в детстве, всецело отдал ему некогда великий бог, несущий на плечах груз не менее трагичного прошлого. Удивительно, какие сюрпризы может преподносить этот мир. Сейчас он с трудом вспоминает, что значит жить в постоянном угнетении. Когда Архонт, которому более шести тысяч лет, посвящает своё время и любовь лишь тебе одному, несмотря на свои собственные невзгоды, одиночество прошлого и фантомное ощущение холода исчезают мимолётно. Чжун Ли омывает его безграничными кристально-чистыми реками любви, и Чайльд благодарно принимает её целиком: каждую крупицу секунд, минут, часа — целыми днями. Он до краёв полон того тепла, способного растопить стужу в его сердце. Однако кошмары, подобные трескучему морозу, оно растопить не в силах. Каждую ночь его продолжает терзать былое и совсем давно забытое. Он пытается убежать, но воспоминания поочерёдно всплывают тенями и длиннющими лапами сдавливают ему горло. Так сильно, что у него нет сил противиться ледяной хватке. Чайльд вздрагивает во сне. — П-прошу, — умоляюще просит Аякс, дрожа от леденящего кровь мороза. — Я... Я уже одолел десятерых всего за минуту. М-мне нужно отдохнуть, х-хотя бы немного. — Отдохнуть? — голос эхом отзывается от ледяных стен. Аякс дрожит ещё сильнее. Ему никогда не привыкнуть к этому голосу, полному пустоты. — Зачем тебе отдых, когда драгоценное время можно потратить на то, чтобы стать ещё сильнее? — Я не п-понимаю, — тяжело выдыхает Аякс, — з-зачем тебе всё э-это. Он тяжёлым взглядом смотрит на свою вывихнутую стопу и на пунцовые синяки, тянущиеся до самого колена. Тело всё также ломит, — в этом месте тяжёлые раны никогда не заживают — и Аякс по-прежнему ощущает жуткую боль в руках, которые чуть не сломал в битве с крио магом Бездны. Он едва ли может пошевелить повреждённым плечом, а неприятное жжение красных отметин на шее напоминают ему о том, как крупные когтистые пальцы весьма живучего вестника Бездны в тот день сжали его горло и подняли хрупкое тело над полом. Аяксу чудом не сдавили шейные позвонки, когда он вовремя успел рассечь этой твари руку по локоть. — Ох, моё милое дитя, — шипит Скирк, — ты забыл, что воля моя отдана на исполнение тебе? Не видала я прежде таких, как ты. Все остальные дети, оказавшиеся тут, быстро сдавались, предавались гнёту холода, и он забирал их навсегда — но ты? О, ты особенный, Аякс. Ты сражался, и делал это достойно. Аяксу нисколько не отрадно от её непрошенной похвалы. — Совсем скоро, мальчик. Совсем скоро ты будешь готов, чтобы передать моё послание всему человечеству, — Скирк незаметно подкрадывается к нему сзади и кладёт на плечи свои мерзкие, веющие стужей, пальцы. Обхватывает его запястья и лодыжки, не позволяя сдвинуться с места. Впервые за все время Аякс понимает, что чем больше сопротивляется, тем сильнее давят на него эти оковы. И он больше не пытается. Надломленный всхлип слетает с его губ, и он безвольной куклой падает в её мёрзлые объятия. — Я хочу кое-что дать тебе. Мой прощальный подарок совершенному воину, — она низко нашёптывает слова, почти напевая. Ему так от всего этого мерзко. От того, что голос её — единственный источник звука здесь. Что жив он лишь благодаря её учениям. Что это окружённое и скрытое тьмой существо всевластно в этом месте и возникает буквально из ниоткуда. Мерзко, как она выглядит — болезненно бледная кожа, выпирающие кости. Внешность обманчива, и Аякс знает это. На вид так молода, но с каждым разом он всё больше понимает, что она нечисть без истинного лица, принявшая форму одного из тех сгинувших здесь детей. От этой мысли горло всё сильнее и сильнее сдавливает, вызывая рвотные спазмы. Агония обжигающим пламенем внезапно пронзает его плечи, проникает глубже. И уродливой, витиеватой паутиной расплетается по венам. Всё черно — или горит пурпуром? — и электричество волнами играет под кожей. Оно бьёт пульсацией, оживлённо извивается, хищно и ненасытно, жаждая крови и свободы. Аякс заходится криком, но не слышит себя из-за учащённого стука сердца. Ему на мгновение кажется, что он умрёт в этом месте. После всех пережитых мучений, после стольких бессонных ночей и взглядов, со страхом устремлённых в чернильную темноту — конец его жизни наступит здесь. И в милях от родного дома погибнет с единственным мучительным чувством тоски по семье и вдребезги расколотым на миллион осколков сердцем. Его детство, которого лишился слишком рано, — потерянное, бесследно сгинувшее. В этот роковой день из пепла детской непорочности восстаёт не яркое творение света, а тёмное порождение Бездны. Чайльд резко просыпается. Чувствует обёрнутую вокруг своей талии руку и немного успокаивается. На этот раз хотя бы обошлось без гидро клинков, уже хорошо. Он старается отвлечься на приятное давление чужой руки. Чжун Ли обвивает его тело так крепко, будто намеревается отогнать от него все ночные кошмары лишь одним своим присутствием. Колено удобно устраивается между ног. Чайльд шумно выдыхает, а после глухо посмеивается, пытаясь унять бешеный стук своего сердца, и непроизвольно сжимает пальцами чужую ладонь. Чжун Ли низко мычит в шею, ведёт носом за ухо. — Снова кошмары? — хрипло урчит он. Его голос приносит Чайльду необъяснимую степень блаженства. Он ощущает, как с каждой секундой тонет в омуте неугасаемых чувств. И столь обуян этим, что, кажется, всё его тело трещит по швам. — Да, — с придыханием отвечает Чайльд. — Снова они. Не обращай внимания, ложись обратно. Чжун Ли в ответ согласно хмыкает и снова кладёт руку — почти по-собственнически, защитно прижимает ближе к себе и почти сразу же засыпает. Чайльд слабо улыбается в ночной темноте. Как жаль, что он не в силах избавить его от кошмаров, которым нет конца. Чайльд тяжело вздыхает и пытается убрать с себя руку, но тщетно. Неудивительно, что Чжун Ли не хочет отпускать его даже во сне. Чайльд шутливо цыкает, медленно разворачивается к нему лицом и касается губами бледной щеки. Ведёт носом по нижней линии челюсти, а затем шепчет в ухо: — Пусти, я в ванную, — слова магическим способом срабатывают, и тяжесть с талии исчезает. Чайльд улыбается и напоследок целует Чжун Ли в лоб, затем поднимается и уходит. Но не в ванную, а тренировочную комнату. Идти спать — вариант так себе, а идея коротать ночь просто глядя в темноту, чтобы уйти от мучительных кошмаров, была ещё хуже. Чайльд расставляет тренировочные манекены, создаёт гидро клинки и делает то, что помогает ему ненадолго уйти от тревожных мыслей.* * *
Пролетают дни, но лучше не становится. Мелькающие чудовищные образы из Бездны в голове его играют калейдоскопом. Надменный голос Скирк ядовито велит каждую ночь — заколи их, распотроши, убей. И всё горестно нашептывает. Аякс, звенит у него в ушах, почему ты оставил меня, Аякс? Её мрачный тон преследует его даже наяву. Чайльд злобно рычит, только сильнее сжимает хватку на клинках, упирается ногой в пол и бросается вперёд, полный раскалённой ярости, которую на долгие годы похоронил в своей голове. Пара деревянных манекена валятся набекрень за считанные секунды.* * *
Аякс с трудом понимает, что истекает кровью. Размытым взглядом обводит глубокую рану, проходящую вдоль живота, оставленную вестником Бездны. Чувствует ноющую боль в вывихнутом плече и сломанной голени. Голова жутко раскалывается от весомого удара об стену. То, что этот день для тренировок был отвратным, ещё мягко сказано. Аякс обессиленно прижимается спиной к стене, в глазах мутнеет, кровь, щекоча, стекает по виску и животу. Скирк предупреждала, что бой сегодня будет «особенным». Считай это практикой перед тем, как вкусить восхитительный плод моего для тебя подарка, сказала она тогда ему. Аякс трясёт головой и пытается ясно мыслить сквозь помутневший рассудок. Всё вокруг вертится медленной каруселью, темнота путает разум. Жгучий лёд болезненно сковывает лодыжки и пальцы. Отвратительно. Аяксу гадко от этого мерзкого ощущения собственной слабости и беспомощности. Когда он, съёжившись подобно раненному зверю, жмётся к стене и загнанно дышит. Как отвратительно. Нельзя сдаваться, когда конец пути так близок. Аякс должен выбраться из этого места. Быть слабым — не его удел. — Чувствуешь? — змеино шепчут на ухо. Ему нестерпимо больно, и чужой голос доходит до него еле-еле. — Жажду выжить любой ценой? Чувствуешь, как она кипит в тебе, да? Аякс невнятно кивает, с трудом улавливая слова своего мастера. Его разум слишком сосредоточен на боли во всём теле. — Прекрасно, — удовлетворённо мурлычет Скирк, — направь это чувство. Подчини себе. Позволь ему поглотить тебя. Аякс ничего не понимает, слыша только собственный замедляющийся в мерзлоте стук сердца. Холод волчьими клыками впивается в кожу, хлещет по веснушчатым бордовым щекам. — Отыщи его, — голос над ухом возвращает его в сознание, — ну же, Аякс. Отыщи. — Н-не... понимаю, — еле лепечет он, перед глазами на какое-то время перестаёт плыть. Скирк присаживается перед ним — неестественно и чопорно. Всё те же мёртвые серые глаза выжидающе смотрят на него, волосы красиво уложены, платиновые пряди заколоты на затылке. Чёрная маска — он видит её впервые на ней — сбоку на голове. Алые губы шевелятся, что-то говорят ему, но он будто в пузыре, смотрит на неё в ответ и думает, что во внешности Скирк определённо что-то не так. Серость глаз сменяется кристальным холодом. Её ресницы становятся длиннее, а губы пухлее. Впалые бледные щёки наливаются живительным румянцем. Длинные пальцы с чёрными ногтями тянутся к нему и гладят лицо. Так обманчиво похожа на… Царицу?.. — Аякс! — рявкает Скирк. Мальчик резко моргает, и светлый лик растворяется пеплом, являя перед ним вновь всё то же уродливое создание. Почему так. Ведь всего секунду назад она была ею... — Да? — тихо выдыхает он. — Ты хочешь жить? Аякс кивает, в глазах снова тяжелеет. — Хочешь вернуться к своей семье? Чтобы услышать родной голос матери, увидеть братьев и сестру, снова ходить с отцом на подлёдную рыбалку? — её голос по-странному мягок, и Аякс охотно внемлет этому и жалобно хнычет в ответ, потому что этого он жаждет сейчас больше всего на свете. Он хочет быть окружённым любовью своей семьи. Хочет полной грудью вдыхать запах родного дома, засыпая и просыпаясь в мягкой постели, хочет видеть сестру, зажигающую спичками свечи, и наслаждаться вкусной едой матери. Хочет снова играть со своими братьями и ловить рыбу вместе с отцом. Он так хочет... — Вот оно, — Скирк довольно шипит, — твоё желание, твоя жажда. Продолжай, воспользуйся этим. Черпай эту силу из эмоций, пробуди в себе моё Наследие. Ну же! Аякс задыхается, судорожно хватая ртом воздух. Он чувствует удушливые всплески клокочущего электричества в груди. Оно ползёт по шее, тянется выше и обжигает уши, а затем распространяется по рукам и ногам. Горячая волна зарядов невыносима — его тело становится значительно больше в размерах, и от этого он испытывает боль сродни адским мукам. И ток всё продолжает нестись по его венам, быстротечно и пугающе, подобно лесному пожару, и Аякс с ужасом понимает — он совершенно не в силах контролировать это. Дышать становится всё труднее. Он пытается сфокусировать взгляд на свои кончики пальцев — лихорадочно шевелит ими, двигает запястьями, сгибает лодыжки и вытягивает шею. Делает всё, чтобы снова обрести контроль над своим телом. В мутных голубых глазах собирается влага, и крупные капли одна за другой катятся по его щекам. Он всхлипывает, задушенно давится, не чувствуя ничего, кроме нарастающей с каждой секундой боли. — Не надо, — кричит сквозь стиснутые зубы, — я не хочу этого! — Не хочешь жить? — снисходительно спрашивает Скирк. — Ох, так чего не сказал раньше — не пришлось бы возиться с тобой так долго... Она отводит руку с острыми когтями, готовясь полоснуть ими по горлу, но не успевает, когда до её ушей доносится измученный рёв. Чудовище, что внутри него, заметило опасность быстрее. Контроль над собственным телом растворяется вмиг, всё сливается воедино, и Аякс даже не пытается противиться этому. Он принимает каждую частицу этого яда внутри себя. Этот паразит подобен танцующему в небесах разряду молнии, и Аякс хватается за него, полностью подчиняя себе. Сила яростно полыхает в руке. Он мучительно воет, и в новообретённой форме его крик походит на животный рык. Броня с лёгкостью отражает удар когтей, и если бы не слепящая боль, поглощающая каждую часть его тела, он бы наверняка увидел, как на лице Скирк расплывается зловещая дикая улыбка. Юношеское тело становится в разы массивнее. Рыжие волосы развеваются непослушными острыми прядями, очерченные мышцы выступают под бронёй. Электричество растекается по его венам, но только в этот раз он принимает агонию целиком и полностью. Сквозь туманную пелену боли Аякс понимает, что превратился во что-то нечто могущественное и опасное. Он тянется к своему Глазу Бога и, к своему приятному удивлению, замечает, как из-за контакта с водой искрится меж пальцев пурпурная энергия. Ноги отрываются от земли, рана на животе тотчас затягивается, вывихнутое плечо встаёт на место. Боль в лодыжке постепенно уходит, а зрение, пусть и медленно, но возвращается к нему вновь. В распахнутых глазах плещется осознание того, кем он стал, и никогда прежде он не видел так ясно. На веснушчатом лице расползается кривой оскал. И Скирк перед ним разражается безумным хохотом. — Ах, как ты прекрасен, Аякс, — восхищённо кричит она сквозь свирепый вихрь, кружащий вокруг них обоих. — Ты — моё величайшее создание! Мой сильнейший воин! Моё Наследие! Аякс создаёт в своей ладони молнию и стреляет ею вверх. Громовые стрелы попадают в водный вихрь, и всё тёмное пространство озаряется ярким светом. Искрящиеся вспышки рушат перед собой стены и испепеляют каждого стоящего неподалёку монстра. Те самые твари, которых он когда-то боялся, испаряются от одного взмаха руки. Аякс самодовольно фыркает и бьёт ладонью по влажной земле. Потолок под ним обваливается, и солнечные мириады бликов начинают непривычно слепить глаза. Тьма Бездны наконец сменяется светом.* * *
Проснувшись посреди ночи, Чайльд как можно быстрее выскальзывает из крепкой хватки Чжун Ли и вновь идёт в тренировочную комнату. В те самые предрассветные часы он продолжает колотить по дереву, сдирая до крови кожу с костяшек пальцев. Принимает режущую боль в колене, когда нагибается, чтобы нанести удар лезвием снизу. Как и принимает то, что с каждым новым ударом его спина начинает дико ныть из-за недостатка сна, но он не знает, что ему делать. Как иначе ему бороться с ужасами, ходящими за ним по пятам? Он останавливается, шумно дышит и на несколько секунд задумывается. Он вдруг понимает, как его начинает душить постепенно нарастающая тревога при виде этих манекенов. Сражаться и быть при этом тише воды и ниже травы, чтобы не разбудить спящего этажом выше Чжун Ли — пытка ещё та. И ему это явно осточертело. Со всем этим наполняющим тело беспокойством Чайльду всё труднее становится сдерживать себя и свои удары. Возможно, ещё чуть-чуть и в одну ночь он случайно проломит в порыве гнева стену. Он жаждет настоящей битвы: кого-нибудь живого, кого-нибудь, кто сможет ударить в ответ. Кто будет корчиться в муках перед ним. Этой ночью Чайльд плюёт на осторожность и покидает дом. Он находит небольшой лагерь с парой щуплых хиличурлов у костра, двумя митачурлами и одним шамачурлом, и стремительно направляется к нему. Где-то на пути попадаются ещё несколько пиро слаймов. И Чайльд этому только рад. Адреналин будоражит кровь. Но одной проблемой становится больше, когда в самую последнюю минуту битвы присоединяется пиро маг Бездны. Он прямо-таки возникает из ниоткуда, представая перед его взором и вызывая волну огня. Языки пламени проходятся по траве, и Чайльд успевает отскочить в сторону, но огонь всё же слегка задевает лодыжки. Маг взмахивает своим маленьким посохом, создавая ещё больше огненного хаоса, и нелепо пританцовывает в своём мелком пузыре, думая, что за этим щитом он в полной безопасности. Чайльд хмыкает, соединяет два гидро клинка вместе и одним рассекающим взмахом копья убивает оставшихся в лагере хиличурлов. Бушующий плеск воды моментально лишает мага защиты, и тот падает на землю. Ох, азарт битвы настолько поглощающий, что разум Чайльда мутнеет от ярости. Он гневно шагает к магу, хватает его за горло и шипит: — Ничтожная тварь. Неужто Скирк теперь дала вам возможность использовать щиты? Маг заметно вздрагивает, когда Чайльд срывает с него маску и видит обезображенное лицо. От одного только вида ком едкой желчи подкатывает к горлу, но он сдерживается и лишь фыркает. К его удивлению, на лице существа что-то проскальзывает — он знает Чайльда, понимает его речь и, возможно, даже неспроста здесь ошивался. Чайльд видит эти изменения в лице и только хмурится, сильнее сжимая горло, отчего маг булькающе хрипит. — Чего ты, — рычит он, — на меня так пялишься? — П-по приказу Скирк, — существо подаёт голос, отчаянно пытаясь высвободиться. — Орден Бездны собрал все силы на твои поиски. По спине пробегают мурашки, вызывая ощущение страха и заставляя волосы на затылке встать дыбом от ужасного предчувствия. — Говори всё, что знаешь, — сквозь зубы роняет он, немного ослабляя хватку на шее. Маг жалобно откашливается. — Ты сам явился к нам, — его тело потряхивает от внезапного хохота. Тембр глухой, пустой и лишённый жизни, напоминающий те самые мрачные звуки из всяких страшилок, которые он мельком посматривал в детстве вместе с отцом. Смех бьёт по ушам, волнующе назойливой мелодией играя в голове, и Чайльд еле сдерживается, чтобы не прикончить эту тварь прямо на месте. — Бедный Аякс попался в наш капкан. Она обязательно найдёт тебя... — Чего ей от меня нужно, чёртово отребье? — гневным и полным ненависти тоном давит Чайльд на существо перед ним. Под кожей начинают волнообразно плясать электричество. Знакомое ощущение агонии и злобы кипит где-то в глубине сердца, голубые глаза наливаются сиреневым оттенком. Фиолетовые заряды предупредительно сверкают на его пальцах, и маг от этого тихо взвизгивает. — Она зовёт тебя обратно, — он слабо кашляет, а затем расплывается в кровавой улыбке. — Но ты и без нашей помощи пришёл на её зов. Мои поздравления, Аякс, ты все ещё продолжаешь следовать её приказам даже после... Чайльд не даёт ему закончить. Одним взмахом руки острые водяные колья показываются из-под земли и пронзают насквозь мага восемь раз. Он отстранённым взглядом смотрит, как стеклянные мёртвые глаза закатываются под веки и маленькое тело медленно скользит вниз. Чайльду этого мало, и напоследок он пускает по воде ток, заставляя мага дёргаться в конвульсиях. Жаль, что боли тот уже не чувствует. Чайльд разворачивается и уходит, оставляя окроплённую кровью землю в качестве послания для всех тех, кто вдруг решит осмелиться явиться за ним вновь.* * *
— Выглядишь неважно, с тобой всё хорошо? — уже утром, спустя пару часов после бойни в лагере, спрашивает его Чжун Ли. Чайльд вернулся домой в половине шестого, быстро принял душ и лёг обратно в постель. Чжун Ли так цепко прижался к нему во сне, будто не чувствовал родное тепло любимого человека долгими мучительными часами. Будто он — мотылёк в темноте, а Чайльд — яркое пламя, манящее лишь одним своим присутствием. Мысли о даренной любви всегда блаженны, но не в этот раз. Кем он был, если не смертным, осквернённым тьмой Бездны? Чудовищем, что выбралось из места, где каждая живая душа обречена на верную смерть? Не смел он заслуживать ни единой крупицы любви, которую дарил ему Чжун Ли. Не заслуживал той доброты и тепла. Не заслуживал даже маленькой чашки чая, которую заваривали ему с таким усердием. Не заслуживал тех нежных поцелуев и приятных касаний по ночам. Чайльд ничего не заслуживал из этого. Он столько всего натворил в своей жизни, и каждое воспоминание об этом отзывалось тугим узлом в животе. И как же такой непорочный бог мог находиться рядом с человеком, чьё сердце отчаянно жаждет крови. Чайльд даже не пытался уснуть. Пугающе болезненный вид выдаёт его с потрохами. Он сидит перед Чжун Ли, и тот одаривает его пристальным взглядом. — Тебя ранили, — не спрашивает — утверждает. Чайльд опускает глаза, оглядывает синяки на костяшках пальцев и различные порезы, тянущиеся дорожкой по всей руке. Всё-таки бессонные ночи дали о себе знать, и тем хиличурлам удалось нанести ему пару приличных ударов. А ведь эти отбросы только и умеют, что махаться как дикари — не более. Лишённые всякой плавности и идеальности в движениях, которым он должен был обучиться, только-только становясь Предвестником. — Да это так, — он пожимает плечами, — пустяки. — Ты снова дрался, — Чжун Ли повышает на него голос. Чайльду знакома подобная строгость в его тоне, когда дело доходило до его физического и морального состояния. — Хм, лгать тебе бессмысленно, да? — со вздохом бормочет он. Чжун Ли ставит нефритовую чашку с чаем на стол, и та шумно соприкасается с деревянной поверхностью стола. Чайльд вздрагивает. — Что-то мучило тебя этим утром, — янтарные глаза властно вспыхивают, встречаясь с голубыми напротив. В них отражается суровость, но Чайльд видит что-то ещё. Что-то иное и непостижимое. — Тебя не было в нашей постели, и я сразу понял, что было что-то не так. Посреди ночи я ощутил твой зашкаливающий пульс и приступы тревоги. Так представь же, каков был мой ужас, Аякс, когда я просыпаюсь и не вижу тебя рядом с собой. Чжун Ли складывает руки на груди, терпеливо ждёт ответа, но затем продолжает: — И что прикажешь думать мне, такому древнему богу, в этой ситуации? — подначивая, бросает он. Чайльд смотрит на него в ответ, удивлённо хлопая глазами. — Откуда ты... Ты мог почувствовать всё это? — Разумеется, потому что между нами есть связь. Твои ощущения — и мои тоже, Аякс. Твоё беспокойство и нервозное состояние было видно невооружённым глазом. Я хочу помочь тебе, но есть ли толк в моих намерениях, если ты всячески пытаешься скрыть от меня свои проблемы. Чайльд закусывает губу. Может, ему пора перестать уверять себя, что всё под контролем, потому что это далеко не так. И теперь Бездна, как свинцовая чёрная туча, нависает над ними обоими. Чжун Ли втянут в омут хаоса из-за него, испорченного и пропитанного тьмой. Мысли об этом подобны сущему кошмару. Но его, конечно же, этим не запугать, и отступать он не станет. Решительность и упёртость — те качества, за которые Чайльд любил его ещё больше. Та самая влюблённость, что заставляет его сдаваться под стойким взглядом. — По правде говоря, длится это уже давно. Прости, что молчал об этом, — признаётся он и на секунду стыдливо прячет глаза. — Что-то явно изменилось после того, как Тевкр приплыл в Ли Юэ. Мне... пришлось использовать свою форму во второй раз. — Оу, изменилось, — лицо Чжун Ли заметно мрачнеет. — Правда? А я и не заметил. Вовсе. Чайльд слышит в его тоне толику сарказма и лишь устало запрокидывает голову и пытается объяснить: — Я... по-прежнему с трудом могу говорить о том, что пережил там, — медленно начинает он. — Я пытался выбраться из этого ада, боролся за свою жизнь любыми способами, но я до сих пор не могу понять, что произошло со мной тогда. Скирк, Орден Бездны, какие-то планы по завоеванию всего мира — но кто я во всём этом? Я всего лишь обычный человек, чьё лицо скрыто маской. Чайльд агрессивно размахивает руками, пытаясь осмыслить свою жизнь, которая была до и которую он проживает сейчас. — И ведь единственная причина, почему я всё ещё не сломался и не свихнулся окончательно — это ты, Чжун Ли, и это так здорово, что нас теперь не разделяют километры! Я правда сильно люблю тебя и счастлив, что в моей жизни есть ты, но, ох, милый, сон для меня — недосягаемая мечта. Чжун Ли не перебивает его и только с грустью смотрит в ответ. Чайльд тем временем отодвигает от себя тарелку, встаёт из-за стола и подходит ближе. — Когда ты ложишься спать, я иду в тренировочную комнату и делаю то, что даётся мне лучше всего: я потрошу треклятые манекены. Но этой ночью понял, что сыт ими по горло. И тогда я решил поискать что-то более... живое и набрёл на лагерь хиличурлов в придачу с одним магом Бездны, — он отрешённо хмыкает. — Они ведь... не оставят меня в покое, они обязательно доберутся, — проговаривает с расстановкой, — Скирк — моя... моя наставница из Бездны — хочет, чтобы я вернулся. Орден хочет вернуть меня обратно в это проклятое место. Но этого не будет, поэтому я много тренируюсь, терплю боль, чтобы стать сильнее, потому что хочу защитить того единственного, без кого моя жизнь была бы бессмысленной. — Чайльд отчаянно смотрит на Чжун Ли и тыкает в него пальцем. — Я хочу защитить тебя. — А моё обличье? То чудовище, о котором я тебе рассказывал? — Аякс, — Чжун Ли возмущённо вздыхает. — Это... — Это чудовище часть меня, — с надрывом продолжает Чайльд, — та ненавистная часть меня, которую я бы хотел обратить в пепел, но я не могу. Не могу избавиться от неё. Не могу забыть о том, что со мной сотворили там. И как бы сильно я ни старался, сколько бы дней и ночей ни прошло, оно всегда со мной. У Чжун Ли от одного вида сверкающих безумием глаз сжимается сердце. — Я никогда не хотел этого, — безысходно произносит Чайльд. — Ни силы, ни Наследия — ничего. Но оно столько раз спасало мне жизнь и даже один раз Тевкру, так разве имею ли я право вообще жаловаться на то, что было мне даровано. Но этот дар — это проклятие — столь уродливо внешне и буквально ломает меня изнутри. И каждый раз я вспоминаю, из чего родилось это самое дарование. Вспоминаю Скирк, когда... Чайльд резко замолкает, будто понимая, что выдаёт сейчас что-то несуразное. Мысли его переплетены в тугой клубок и их немыслимое количество. Как кровоточащих ран. Чайльд устал, это утро выдалось слишком тяжёлым. Чжун Ли хорошо видит это. Он поднимается со своего места и молча, совсем тихо, подходит к Чайльду, полусидящему на столе. Ждёт момента, когда тот скажет что-нибудь ещё. Но этого не происходит. Чжун Ли кладёт ладони поверх его груди, ощущает под своими пальцами слабое биение сердце — и губы его очерчивает лёгкая улыбка. Он плавно ведёт ладонями выше, по изгибам мышц, по шее, призрачно касаясь лица. Чайльд чуть наклоняется и жмётся лбом к его ключице. Он чувствует, как чужие руки обвивают его шею и прижимают ближе к себе; чувствует, как его целуют в макушку, когда он сам льнёт ближе и обнимает обеими руками за талию. Они на короткое мгновение предаются тишине. Понимают — слова сейчас излишни. Чжун Ли знает, насколько могут быть нестабильны чужие эмоции. Одного успокаивающего касания хватает Чайльду, чтобы собрать мысли воедино и хотя бы на время почувствовать, что он в безопасности и его любят. Чжун Ли отстраняется, когда слышит всхлип. Он оглядывает тёмное от влаги пятно на своей ночной рубашке и всматривается в надломленное грустью выражение лица. Как жаль ему, что в глазах Чайльда больше не мерцает живительный свет. Он настойчиво думает, что в его жизни обычного смертного нет места горестным слезам по прошлому; он может ругать себя за свои деяния, может противиться, но Чжун Ли готов отдать все свои годы, чтобы доказать ему, что он заслуживает той самой безмерной любви. И пусть он полон безрассудства и буйства, порой граничащего с безумием, но Чайльд всё ещё оставался человеком с доброй душой, которому никогда не хотелось намеренно причинять зла кому-либо. Чжун Ли не смел судить его, когда у самого за плечами крылось немало тёмных дел, которые он вершил ради исполнения контракта, идя против собственной морали. Богам, к сожалению, тоже свойственно совершать ошибки. Чайльд пока что не понимал этого. Чжун Ли хотел бы дать понять ему, что он достоин его. Не словами, так действиями. Докажет, сколько бы времени ни потребовалось. — Я в душ, — наконец говорит он и отстраняется. Лицо Чайльда вдруг приобретает потерянный вид, когда он перестаёт ощущать руки на своей талии. Он выглядит по-смешному растерянно, и Чжун Ли от этого хочется рассмеяться. О, горделивый жестокий Предвестник Фатуи обиженно надувает губы, лишённый объятий? Как очаровательно. — И ты идёшь со мной, — продолжает многозначительно. Чайльд, видя пристальный на себе взгляд, заметно оживляется. — А... эм. Ладно, — он на секунду подвисает. — Да, вдвоём... будет лучше.* * *
Чжун Ли так медленно и текуче водит губами по каждому затянувшемуся шраму, украшающему тело Чайльда подобно трофеям. Ты так восхитителен, мой дорогой Аякс, мой чистый божественный свет, принадлежащий мне — всецело, без остатка, томно и низко шепчут ему на ухо. В голове Чайльда голос льётся сладким эхом, и колени подгибаются от горячих касаний. Чжун Ли держит его крепко, подминая под себя. Терпеливо и трепетно ласкает пальцами и языком, вырывая из уст задушенный стон. Чайльд молит о большем, стонет долгожданно, и на этот раз за долгое время не от боли.* * *
Чайльд с мокрыми волосами устало плюхается на кровать, широко открывает рот и издаёт долгий, протяжный зевок. Чжун Ли смотрит на то, как он смешно кривит лицо, и улыбается. — Боги, — расслабленно выдыхает, прижимая к груди большое мягкое одеяло, — у меня из-за тебя завтра синяк появится. И как ты только умудрился стать таким грубым в душе, сяньшэн? Я уже было думал, что мы с тобой поскользнёмся... — Тут нет моей вины, Аякс, я хотел быть нежным, но кое-кто был очень нетерпелив, — усмехается Чжун Ли. Он насухо вытирает полотенцем плечи и ложится рядом. На какое-то время заключает в свои объятия и нависает над ним, с теплотой вглядываясь в полуприкрытые глаза Чайльда. Он выглядит совершенно разбитым и измотанным бесчисленными кошмарами. Но каким бы уставшим он ни казался, Чжун Ли всё ещё видит в глазах полыхающий огонь. Он наклоняется к его лицу и целует скулу, на что тот благоговейно вздыхает, желая большего. — Что, так и не согласишься на второй заход? — он тыкает пальцем в грудь и ведёт им ниже, касаясь твёрдых выступов мышц. Чжун Ли в ответ нагибается и кусает того за мочку уха, отчего Чайльд под ним резко вздрагивает. — Тебе нужно отдохнуть, — с лёгким нажимом отвечает он. — Посчитай, сколько ты уже не спал. Я соглашусь на столько заходов, на сколько пожелаешь, но только когда ты как следует отоспишься. Чайльд до одури был жадным в постели: ненасытным, влекомым страстью. Но как бы ни манил он своей соблазнительностью, для Чжун Ли его состояние было дороже плотских желаний. Со стороны слышится разочарованный вздох. — Ладно, но чур в следующий раз я сверху, — требовательно просит он. Чжун Ли на это закатывает глаза, видимо, не ожидая услышать что-то такое смехотворное. Они всегда считали подобную тему маловажной, потому даже и не видели смысла в том, чтобы её обсуждать. — Для тебя всё что угодно, любовь моя. А теперь мигом спать. — Думаешь... у меня получится? — почти шёпотом спрашивает Чайльд. Вдалеке от посторонних глаз его грозный образ развеивается хрупкими осколками. В стенах этого дома, укрытый золотым шёлком и объятиями Гео Архонта, он обнажён, являя себя настоящего. Его собственное сердце раскрыто перед ним, и Чжун Ли клянётся своим бессмертием, что никому не позволит запятнать его. Больше не прославленный воин Царицы, не Тарталья, не Чайльд — в памяти его всегда будет выковано имя Аякс. — Всё будет хорошо, — заверяет его Чжун Ли. — Я буду рядом. И обещаю тебе, что скоро ты обретешь покой. Чайльд только безмолвно кивает. Стоит ему коснуться щекой мягкого шёлка, как веки тяжелеют, и он тонет в огромном одеяле, погружаясь в уже знакомую темноту. Чжун Ли убаюкивает своим присутствием, позволяя Чайльду расплыться в умиротворении. Он убирает пальцем прилипшие ко лбу влажные рыжие волосы. Чайльд немного ёрзает, чтобы устроиться комфортнее, и Чжун Ли вновь обнимает его со спины, будто защищая от любой угрозы. Прижимается к нему, кладёт голову рядом на подушку, чувствуя исходящее от тела тепло. Время уже далеко за полдень, но немного поспать не помешает. Только Чжун Ли нужно охранять чужой сон. Он не мог позволить себе впасть в дневную дрёму, когда Чайльд на протяжении стольких дней дёргался и захлёбывался криками во сне. Сердце рвётся надвое от осознания того, во что превращались ночи Чайльда всё это время. Сейчас же он мирно посапывает. Чжун Ли спокойно выдыхает, когда слышит размеренное дыхание, и утыкается носом в шею, фокусируясь на том, чтобы добраться до чужого подсознания. Он сосредотачивается на его сердцебиении, на том, как опускается и поднимается грудная клетка, и на тепле тела. Втягивает носом лёгкий аромат после душа, крепче сжимает прижатые к груди переплетённые замком пальцы. Чжун Ли глубоко дышит, постепенно окунаясь туда, где всё становится невероятно абстрактным. Подобные вещи были ему под силу. Он закрывает глаза и полностью погружается в колыбель сна.***
Первое, что он успевает ощутить, это привычную теплоту и полноту в своей груди. Под рёбрами оседает приятная тяжесть — его Гнозис вновь с ним. В недрах своего сознания Чайльд продолжает видеть в нём то могущественное божество. Чжун Ли мысленно улыбается этому. Какая интересная находка. Будет, что обсудить. Сводящий кости холод — второе, что ощущается телом. Холод, что легко пробирается сквозь ткань одежды. Что жадно глодает, остро впиваясь иглами в тёплую кожу. Чжун Ли хмурится и оглядывается. Всё залито сплошной чернотой. Тьма настолько кромешная, что ему приходится закрыть глаза и надеяться, что слух укажет дорогу. Звук чего-то мерно капающего эхом раздаётся где-то неподалёку, но Чжун Ли не особо понимает, что это может быть. Он здесь с одной единственной целью, нужно сосредоточиться на важном. Он медленно ступает вперёд и слышит цокот собственных туфель об лёд. Делает один шаг, другой — пока наконец не доходит до того места, от которого кровь начинает стынуть в жилах. Никогда прежде за все прожитые века ему не доводилось лицезреть что-то настолько бесчеловечное. Чудовища стоят кольцом вокруг Чайльда, будто бы на кровавое пиршество собрались. Чжун Ли хорошо была знакома жестокость времён Войны Архонтов, потому как самолично поверг буйного Осиала, запечатав на морское дно, и как предал заточению Аждаху. Но те были существами, полные безумия, а что дети? Их не должно было касаться всё это... не должно было касаться самого Аякса. Твари Бездны держат оружие наготове, скалятся, сверкая острыми зубами, но нападать не торопятся. Будто ждут приказа. Чжун Ли бесшумно подходит к магу Бездны и заглядывает тому через плечо. Аякс лежит в самом центре, и сердце от этого зрелища чуть ли не перестаёт биться. Истощённый, раненый и покрытый бесчисленным количеством ярких порезов и ссадин на лице, ногах и пугающе бледных голых руках. Аякс поднимается, несмотря на ломоту, и тянется к своему Глазу Бога, еле как создавая гидро клинки в своих руках. — Чего вы остановились?! — надрывно кричит он. Юный и измученный голос отчётливо контрастирует со стойким выражением лица. — Трусы! Вы мне раньше даже вздохнуть не давали, так сейчас-то что? Сражайтесь со мной, ну же! — Довольно, — резко чеканит Скирк. Кровь холодеет в венах, когда Чжун Ли слышит этот голос. Как же давно он не звучал в его ушах. Принадлежащий существу, которое он, как ему казалось, изгнал в самые глубины Ада — невиданные и никому неизвестные. Он едва ли помнил о том дне, когда между ними произошёл небольшой конфликт. Так и какого черта она вернулась из своего погребения, позволяя себе издеваться над ребёнком? — Ты слишком неосторожен, — вновь говорит она. — Посмотри вокруг, мой юный воин. Тебя окружает монстры, которым только скажи, и они раздерут твоё тело за пару секунд. А не внемля они моему приказу, твои кости хрустели бы сейчас на зубах одного из них. — Я выдержу, — требует Аякс, стирая кровь с уголка рта. — Отдай им приказ. Я всё смогу! — Нет, не сможешь. — Смогу! — в порыве необузданного гнева он чуть ли не рычит. — Выйди и скажи мне это в лицо! Или что, боишься?! Только и можешь, что бросаться пустыми угрозами, да? Используешь меня в качестве оружия? Ты наглая лгунья! Давай, Скирк, явись передо мной из темноты и сразись сама! Сразись с монстром, которого ты создала! Монстры внезапно оседают на пол от одного взмаха руки. Чжун Ли неотрывно наблюдает за всем этим. Теперь ему ничто не мешает полностью взглянуть на мальчика, пребывающего в явно критическом состоянии: на глазу зияет огромная гематома, рука исполосована в мясо, и Чжун Ли оглядывает её, задаваясь немым вопросом, чувствует ли он её вообще. Аякс шмыгает носом, втягивая идущую кровь. Скирк была права. Каким бы упёртым ни был Аякс — этот бой ему не осилить. — Знай своё место, дитя, — выходя к нему, шипит она. — Я прекрасно знаю, на что ты способен, а на что нет, глупец. Я взрастила тебя. — Меня растила и воспитывала моя мать, а не ты, мразь, — грубо сплёвывает он, уже вовсе не заботясь о том, что ходит сейчас по очень тонкому льду. — Ох, как заговорил, и где же тогда твоя мать сейчас? — ухмыляется Скирк, наблюдая, как гнев на лице Аякса растёт всё больше и больше. Пытается психологически надавить на него и спровоцировать. Только с какой целью — Чжун Ли не совсем ясно. Тем не менее, он не хочет вступать в их разговор и поэтому остаётся невидимым в чужом сне. — Моя семья ищет меня, я точно знаю это, — утверждает Аякс. — Прошло всего-то три дня... — Три дня? — резко и насмешливо обрывает его Скирк. — Глупый ребёнок. Прошло уже три месяца. — Перестань мне лгать, — рычит он. — Я честна с тобой, Аякс. Если ты хочешь быть самым сильным в Тейвате, то помни мои слова о том, что всегда найдётся тот, кто могущественнее тебя. Тренировки и бой — это то, что должно стать частью твоей жизни. Ты можешь гордиться тем, что так сильно стараешься быть лучшим в битве, но знай, что у всего есть пределы. Потому что так устроен этот мир. — Хватит нести всякую чушь… — Ты слеп и не видишь своих пределов, и когда-нибудь это погубит тебя. — С чего тебя так волнует, от чего я сдохну? — огрызается Аякс, глаза налиты отблеском ярости. — Что мешает убить меня прямо сейчас, мастер? Не всё ли равно тебе, что со мной будет? — Дело даже вовсе не в тебе, — холодно отвечает Скирк. — Стоит ещё кое-что донести до тебя. Ты всего лишь пешка, дитя. Созданный мной инструмент в тщательно продуманном плане по мировому господству, но разве будет создатель использовать сломанный инструмент? И потому чем сильнее ты становишься, тем больше безрассудство туманит твой разум и... тем больше людей будут пользоваться тобой. Прям как твой ненаглядный Чжун Ли. Тот вмиг замирает. Скирк смотрит прямо на него. Призрачная стена раскалывается на множество осколков, стоит обоим пересечься взглядами. По спине пробегает неприятный холод, но видимый гнев охватывает всё его тело куда сильнее. Увиденного им хватило сполна. То, что пришлось пережить Аяксу в таком юном возрасте — невыносимо. Мальчик только недоуменно открывает рот. — Какой ещё... — Рекс Ляпис, — растягивая слова, перебивает Скирк. Она приподнимается и подходит ближе к нему, перешагивая через Аякса так, будто он здесь никто, чем разжигает в Чжун Ли ещё большую ярость. Сломленный и лишённый беззаботного детства — она посмела забрать у любви всей его жизни буквально всё. Ох, его месть будет божественно сладка. — Скирк, — грубо зовёт он. — Какая досада встретить тебя вновь. — Ах, Моракс, как же посмел ты пробраться в мой личный мир грёз, — угрюмо вздыхает она, явно раздражённая его присутствием. — И смею спросить, по какой такой причине ты заявился сюда. Чжун Ли поджимает губы, ощущая, как она подобно хищнику кружит вокруг него. — Я пришёл забрать своё, — отвечает он сквозь стиснутые зубы. — И помяни моё слово, впредь ты не посмеешь больше находиться рядом с ним. Он оглядывается на Аякса, который за считанные секунды из ребёнка преобразовывается в более взрослого. Его тело всё в таких же ранах и ушибах, но, по крайней мере, он сейчас ясно понимает, что вообще происходит. — Твоё? — хмурится Скирк. — Могу ли я напомнить тебе, что первая нашла его? И даже не смей отнекиваться, драконы ведь верны своему слову, так ведь? Чжун Ли злостно играет желваками. Ему даже не хочется удостаивать её ответом, но на пару ласковых она всё же напрашивалась. — Не пометил свою пару, хотя собственническая натура из тебя так и прёт, — продолжает она, не обращая внимания на его растущее возмущение, а затем кривит губы в ухмылке. — Никогда бы не подумала, что ты один из тех, кто медлит, Моракс, или ты, как бы это выразиться, не торопишь события в отношениях? — Гнусно прячешься в чужих снах и у тебя ещё есть смелость трепать языком подобное, — низкий голос Чжун Ли громогласно разносится эхом. — Ну, все мы ведь знаем, что будет, если ты отыщешь меня снова, — хмыкает Скирк. — А это место, эта прекрасная волшебная сладость грёз моего Аякса. И давай будем честны, Моракс, ни единая душа не знает, где моё обиталище. Представь себе, как обезумеет бедный Аякс, если я утащу его с собой в место, о котором знаю только я одна? Скирк гадко улыбается, обнажая сверкающий в полумраке ряд зубов. Глаза Чжун Ли мерцают золотом не менее ярко. — И ты бы не нашёл его. Пусть ты и Гео Архонт, но никто и никогда бы не нашёл меня, Чжун Ли, никто. Оступишься вновь, не уследишь за своим любимым Предвестником, и тогда я обещаю, что мой Орден восстанет против всех и достигнет своей цели. Аякс снова будет моим, а ты забудешь о нём на долгие-долгие... Порядком устав от её невыносимой болтовни, Чжун Ли резко вытягивает когтистую руку и хватает тонкую шею. Скирк дёргается в его хватке, но пальцы держат её крепко. С Гнозисом он снова ощущает знакомый прилив сил, бурно бьющийся во всём теле. Он сильнее сжимает пальцы, сдавливает ими трахею, пока Скирк не издаёт жалобный писк. — Пусть это послужит тебе предупреждением, Скирк из Ордена Бездны, — рычит он. Притягивает её ближе к себе, отрывая тело от пола. Смотрит со злым прищуром и скалит клыки. Зрачки приобретают вертикальную форму, когти остро впиваются в бледную кожу. Он с диким наслаждением наблюдает за её бессмысленными дёрганьями, и кровь отрадно кипит в жилах от того, как худые ноги беспомощно болтаются в воздухе. Завлекающая детей нечисть, готовая обучать их бою, но никогда при этом не осмеливается бороться сама. Разве что только может иногда применять свои крио способности. Насколько же она ничтожна. Аякс наблюдает за всем этим ошарашенным взглядом. — Моё слово будет для тебя первым и последним. Посмеешь снова коснуться то, что принадлежит мне, да даже если в голове твоей появится мысль о том, чтобы как-то отобрать его у меня, то будь уверена — я разнесу это проклятое место одним лишь взмахом руки, — низко басит он. Вокруг них золотистым туманом витает гео энергия, и из-под земли возникают каменные кандалы, обхватывая лодыжки. И хотя он понимает, что в сновидениях Чайльда всё это лишь иллюзия, но, по крайней мере, так Скирк и весь Орден Бездны поймут, что свои руки к его сокровищу лучше не совать. Глыбы, скрытые под мёрзлым слоем, всё продолжают сковывать её, не давая уйти. — Не испытывай моё терпение, поганое создание, ты и понятия не имеешь, насколько безгранична моя власть и сила. Раз тебя так мучает жажда заполучить себе новую игрушку для потехи, тогда осмелься покинуть своё укромное место и попробуй найти жертву сама, — грубо сплёвывает он и почти что досыта упивается тем, как Скирк дрожит в его хватке. Ох, Архонты, как же сладостно ощущать то прежнее всевластие и могущество. — Он мой, и тебе пора раз и навсегда запомнить, что чужое, а особенно то, что принадлежит драконам, и пальцем касаться нельзя. Кандалы на лодыжках сжимаются крепче. Чжун Ли продолжает сдавливать горло, и Скирк еле-еле выдыхает. — Можешь призвать всех своих подчинённых и сказать им, что их миссия закончена, — он чуть ли не плюёт эти слова ей в лицо. — И не забывай, что мои уши повсюду. Будь то Снежная, Инадзума или Мондштадт — вековые скалы поведают мне обо всём. Тебе ведь не нужно напоминать, что случилось, когда ты один раз уже пыталась перейти мне дорогу, да? Стены тоже всё слышат, мерзавка, и, если вдруг ты снова что-то затеешь, шёпот каменных глыб донесётся до моих ушей, и я глазом не моргну, как прикончу тебя. Чжун Ли приподнимает её ещё выше и задирает голову. Громкий стук каменных кандалов разносится по холодному пустому пространству. — И в следующий раз, — грозно заявляет он, — я вырву тебе не только глаза. Скирк скулит ещё жалобнее. Она дико скалится и всё ещё пытается вырваться из хватки, но вскоре понимает, что попытки её напрасны, поэтому в панике исчезает, и на этом моменте сон обрывается.* * *
Они просыпаются одновременно. Первый резко открывает глаза, цепляется за руку, прижатую к его груди, и выравнивает своё сбившееся дыхание. Чжун Ли, дёрнувшись, тяжело дышит за его спиной. Чайльд ворочается в его объятиях и переворачивается, встречаясь взглядом. И совершенно не ожидает увидеть разбитость и горечь в его глазах. Всего пару секунд назад он смотрел на божество, полное ярости, а сейчас видит на лице Чжун Ли только усталость и сожаление. Чайльд хотел бы прижать его к своей груди и сказать, что всё хорошо, что не стоит разделять с ним его тяжёлое бремя. Но он знает — Чжун Ли никогда не забудет. Он будет нести на своих плечах столько горя и разделит его с ним столько раз, сколько потребуется для того, чтобы Чайльд наконец смог насладиться минутами сладостного покоя. — Аякс, — сквозь пелену непролитых слёз зовёт Чжун Ли, — позволь мне обнять тебя? Чайльд отрывисто выдыхает. Он ничего не говорит, только кивает и позволяет Чжун Ли крепко заключить его в свои объятия. Руки обвивают талию и сжимают так сильно, что Чайльд с трудом может дышать. Он не возникает, лишь жмётся ближе и окутывает руками широкие плечи, притягивая к своему горячо стучащему сердцу. Проходит несколько секунд, и Чайльд только в этот момент близости вдруг понимает, что его объятия — защитный купол, и никакие сражения и тяжёлые тренировки не смогут полностью наполнить его тем чувством, которое он испытывает прямо сейчас, держа самое драгоценное ближе к себе. — Никогда ещё не видел её такой беззащитной, — Чайльд выдыхает лёгкий смешок, язык слегка заплетается от недосыпа. — Ты безумец, сяньшэн. Просто безумец. Увидев Чжун Ли в своем сне, он поначалу думал, реально ли это был он или всего лишь простая иллюзия. Но одного взгляда, такого живого и яркого, хватило, чтобы понять, что это и вправду был он. — Скирк — отвратительное создание, — приглушённо отвечают ему в изгиб шеи. — Я уже имел дело с ней однажды. Думал, что избавился от неё навсегда, но, оказывается, этой плутовке всё-таки удалось как-то скрыться. — Ты лишил её глаз? — спрашивает Чайльд, на короткое мгновение отталкивая Чжун Ли от себя, чтобы посмотреть на него. — Я ведь правильно всё услышал? Так она что... слепа? Чжун Ли в ответ смотрит на него пустым нечитаемым взглядом, и Чайльда вводит это в странное состояние. Ему кажется, что он не знает о нём и половины и, наверно, не узнает никогда. Сколько раз он наблюдал за ним и видел в зеркале этот необъяснимый взгляд, полный пугающих тайн. — Моё прошлое полно деяниями, о которых ты не знаешь, Аякс, — тревожно отвечает Чжун Ли. — Я совершал ужасные вещи. А какие именно — ты даже и представить себе не можешь. Но ведь такова природа Архонта? Знай, что я всегда довожу свои дела до конца. «Да, я лишил её глаз, она посмела встать на пути правящего разгневанного бога, а терпением я тогда не отличался», подразумевает он под теми словами. — Не переживай, — мягко отвечает Чайльд, невесомо касается подушечкой большого пальца его скулы, — я всё понимаю. Мне просто с трудом верится, что ты можешь быть таким. Если учесть, как ты... добр со мной. — Добр? — насмешливо фыркает Чжун Ли. — Аякс, моя любовь к тебе не знает границ. Искренне надеюсь, что под обычной добротой ты имеешь в виду нечто большее. — Чжун Ли! — хохочет Чайльд, несильно хлопнув его по руке. — Я не об этом! Чжун Ли смеётся. Низким, далёким от человеческого, божественным рокотом, и смех проходится вибрациями в груди, вызывая у Чайльда трепет по всему телу. Волнами теплеет на слуху, погружая в пучину странного умиротворения и разгоняя в его голове бушующие грозные волны в виде кошмаров, терзающих на протяжении нескольких недель. Чжун Ли придвигается вновь и осыпает мелкими поцелуями шею. — Я люблю тебя, — любовно шепчет он. — Так сильно люблю. — Знаю, — щёки Чайльда горят пёстрым румянцем, и он обнимает Чжун Ли ещё крепче. — И я тоже. — Хотя знаешь, нет, — он вдруг мотает головой, — Я бы сжёг ради тебя весь мир, Аякс, только попроси. Чайльд заливисто смеётся. Порой в словах Чжун Ли можно было услышать что-то несвойственно ему злодейское, и это не столько пугает, сколько наоборот удивляет. — Что ж, я вот не спал, посвящая себя тренировкам ради того, чтобы стать сильнее и суметь защитить тебя, бога, от Бездны. Какие же мы с тобой безумные, да? Чжун Ли хмыкает, а затем фыркает ему в шею, вызывая новый приступ смеха и заставляя его блаженно корчиться. Он отодвигается, давая тому возможность нормально вздохнуть. Чайльд проводит рукой по растрёпанным волосам и сонно щурит голубые глаза. — Тебе ведь хорошо известно, кем я являюсь, — напоминает ему Чжун Ли. — И потому ты должен понять, что в защите я не нуждаюсь. — Знаю, — коротко отвечает Чайльд. — Иногда мне просто хочется что-то сделать для тебя. Только и всего. Чжун Ли коротко кивает, пропуская сквозь пальцы завитки взлохмаченных рыжих волос. — Ты уже делаешь достаточно, Аякс. Быть может, твои внутренние демоны продолжают твердить тебе, что это не так, но я всегда буду рядом и не позволю им владеть твоим разумом. Чайльд молча смотрит ему в глаза. В голове совершенно пусто и не находится места для слов, но в груди сердце бьётся так загнанно и жарко. Чжун Ли не перестаёт его удивлять, да и вряд ли перестанет. — Давай лучше поспим, — спустя затяжное молчание отвечает он. — Жутко глаза слипаются. И Чжун Ли солнечно улыбается, не в состоянии ему отказать.***
— Эм, сяньшэн, — мягко зовёт Чайльд. Уже глубокая ночь, день был довольно долгим, и оба уже почти готовятся ко сну. С книгами в руках они сидят спиной к изголовью кровати, вырезанного из красного дерева. Чайльд с упоением вчитывается в историю о Властелине Камня, в то время как Чжун Ли листает книгу об обычаях и культуре жителей Инадзумы. Работы сегодня было неимоверно много, из-за чего лишних минут на совместный обед даже не нашлось, поэтому они, сейчас полностью уставшие, просто наслаждаются присутствием друг друга. — М? — он откладывает книгу в сторону. — Когда ты был в моём сне, — неуверенно начинает Чайльд. Чжун Ли смотрит на него и только выжидающе приподнимает бровь, — Скирк сказала... что ты не пометил меня? Лицо его вмиг багровеет. Чайльд удивлённо хлопает глазами — такое он видит явно впервые. — Ох... просто, это, — Чжун Ли заикается буквально на каждом слове, — эм. Прошу прощения. Метка дракона является чем-то вроде... знака. Знака собственности. Чайльд первые пару секунд смотрит на него абсолютно невыразительным взглядом, а затем откладывает книгу в сторону и разворачивается к нему всем телом. — Глупый ты мой, я и так это уже понял. Я о том, почему ты все ещё не оставил на мне её? И как ты вообще это делаешь? — Аякс, — посмеивается Чжун Ли, все ещё заливаясь краской. Он ненадолго отводит глаза от любопытного взгляда, пытаясь собраться с мыслью, — метка дракона — это... Это обязательство на всю жизнь. От балды просто так она не делается, и от неё нельзя будет отказаться в будущем. Это почти как... предложение руки и сердца. — А, брак и всё такое, да-да, ясно, — отмахивается Чайльд, чем вызывает у Чжун Ли самый что ни на есть ужас вперемешку с возмущением. — Но так что с меткой? Когда и как ты сделаешь её? — Аякс! — раздражённо выдыхает Чжун Ли. — Она делается во время полового акта, если тебе так хотелось узнать. И в самый разгар нашего... соития мне бы нужно было укусить тебя за шею. В место, находящееся рядом с сонной артерией. Укус был бы достаточно болезненным, поэтому метка и ставится во время секса… Но всё это не имеет значения, понимаешь? Потому что смысл всего этого в том, что это будет являться нашим с тобой обязательством на всю жизнь. И здесь нет места смеху. — Прошу тебя, — Чайльд кривит лицо в притворном отвращении, — никогда больше не произноси слово «соитие». Чжун Ли смотрит на него в ответ таким странным взглядом, словно к его и так немалым годам прибавилась ещё одна тысяча от одного только этого короткого разговора. — Ладно, хорошо, — Чайльд поднимает ладони вверх. — Понял. Великое и ужасное обязательство. Но ты что, думаешь, что я не хочу связывать свою жизнь с тобой? — Ну... — Чжун Ли замолкает, и на лице проскальзывает совершенно незнакомая Чайльду эмоция. — Ты ведь так не думаешь? — Признаться честно... временами меня посещают мысли о том, а действительно ли ты хочешь быть тем, кто обязуется до скончания лет своих разделять свою жизнь со мной. Чайльд в шоке раскрывает рот и сидит неподвижно пару секунд. — Господи, — его тон становится выше. — Глупый, какой же ты глупый. Как же мне хочется смеяться с твоих слов, Чжун Ли. Ты просто болван. — Аякс... — С чего ты взял, что я не хочу этого? — Чайльд возмущённо хлопает его по запястью. — Я сейчас здесь, рядом с тобой. Я выбираю тебя, и, пока во мне течёт жизнь, я буду с тобой до конца своих дней, слышишь? Я говорю на полном серьёзе. Я верен только тебе. — Понимаешь, я хотел думать, что это так, но, когда я подарил тебе те палочки... — Чжун Ли с грустью смотрит на него в ответ, — ты попросту не дал мне ясного ответа. Поэтому я оставил всё как есть, пытаясь смириться с той мыслью, что ты никогда не станешь моим в той самой полной мере. — Палочки? — спрашивает Чайльд, в голове разом всё меркнет, как при выключенном свете. — Какие палочки? Когда? Где? Ты о чём? — Те самые палочки, которые дарят супругам, — невозмутимо отвечает Чжун Ли. — Я подарил их тебе год назад. — Год назад?! — Чайльд чуть ли не подпрыгивает на кровати. — Так, нет, стоп, с этого места сейчас поподробнее. — На этих палочках есть гравировка, — Чжун Ли смеётся на выдохе. — Будь ты более внимательным, то увидел бы феникса и дракона. По обычаям Ли Юэ человек, делающий предложение другому, должен подарить что-нибудь символичное, а после дожидаться ответа в течении некоторого времени. — И как я должен был понять?! — Чайльд тревожно проводит обеими руками по волосам. — Я ведь и понятия не имел! Подожди, то есть ты хочешь сказать, что пытался сделать мне предложение, подарив вещь, за которую я сам и заплатил? — Ох, что ж... — смущённое лицо Чжун Ли сменяется огорчением, — Я понимаю, в этом явно моя вина. Но, так или иначе, моё предложение остаётся в силе. — Чжун Ли, — протяжно зовёт Чайльд, придвигаясь ближе, — прости. Если бы я только знал. Но это всё равно ничего не меняет, потому что я хочу быть с тобой. Ты для меня — весь мир. Так укуси же меня уже, чёрт тебя побери. — И ты точно уверен? — ярко-золотые глаза густо темнеют. — Моей уверенности нет предела, — в туманных голубых глазах вспыхивают игривые искры. Чжун Ли по-лёгкому вздыхает, будто сваливая с плеч тяжёлый груз. Он откидывает книгу в сторону, сразу же хватаясь за пояс своего шёлкового халата. Чайльд исходится приятной дрожью от того, как на него смотрят — почти хищно и вожделенно. — Так уж и быть, — низко и хрипло проговаривает он, — приступим.