***
Оказавшись в коридоре, Саша глубоко вздохнул и решил начать с самой неприятной части своего поручения. Медленно и нехотя он направился к самому концу коридора и постучался в кабинет. – Да, входите! – раздалось отчётливо через почти картонную дверь, и Петербург, повернув ручку, вошёл а небольшое помещение, больше напоминающее чулан. В нем с трудом ютились пара шкафов, шаткий стул и зелёный стол, напоминающий парту, перенесшиеся сюда из советской школы. Однако человек, сидящий за столом, казалось, не замечал окружающего его мира. Он самозабвенно строчил что-то в своей тетради, далеко не сразу подняв глаза на своего неожиданного посетителя. – Александр Петрович? Я не ожидал Вас увидеть. Что привело Вас ко мне? – с искренним удивлением и любопытством спросил Новосибирск. – Михаил Юрьевич попросил меня организовать Тайного Санту. Мне нужно, чтобы Вы написали свое имя и бросили его в шапку, – отрывисто произнес Петербург. – Конечно. Если Вы хотите, я могу присоединиться к остальным, чтобы вытащить имя, – предложил Николай, вырывая прямо из тетради полоску в клетку и едва разбираемым почерком записывая требуемую от него информацию. Саша молча кивнул, протянув к Новосибирску шляпу. Как только тот кинул в шапку бумажку, он, не прощаясь, быстрым шагом покинул каморку, закрыв за собой дверь. Он никогда не любил бывать в этой комнате: возможно, виной тому было настроение фильма ужасов о безумных фанатичных ученых, а, возможно, сам его владелец. Выдохнув, он направился в следующий кабинет. Далее все происходило по одному и тому же сценарию: стук, объяснение, имя в шапке и обещание выйти ко всем для того, чтобы вытянуть бумажку. Пока не осталось всего два кабинета: Сашин собственный и Москвы. Решительный закончить как можно скорее, он подошёл к своему кабинету и, немного поразмыслив, все-таки постучался, открывая дверь. – С каких пор ты в собственную дверь стучишься? – усмехнулся сидящий за боковым столом Великий Новгород. – Вдруг Вы заняты, и не хотите, чтобы Вам мешали, Святогор Рюрикович. Простая вежливость, – мягко улыбнулся в ответ Саша. – Тем более, что я пришел к Вам с просьбой. – Неужели Москва опять что-то учудил! Чем же тебе старик такой, как я, помочь может? – изумился Новгород, крутя в руках ручку. – В некоторым смысле Вы, как всегда, правы. Мы играем в Тайного Санту перед Новым Годом, – немного робко начал Саша, но его тут же перебил смех Святогора. – Вот уж невидаль! С чего это его на западные веяния потянуло? Неужто твое влияние, – весело произнес тот, все ещё слегка трясясь от смеха. – Ну, я ему эту идею не предлагал, это он сам. Он лишь назначил меня ответственным, и я хотел спросить, желаете ли Вы присоединиться. Я могу объяснить правила, и Вы решите... – снова начал Саша. – Не надо, постреленок, не надо, я в курсе, слышал. Что, имя мое тебе нужно на бумажке? Секунду дай, очки найду, – вновь перебил его Новгород, уже шарясь в сумке в поисках очечника. Саша вежливо указал на лежащие на столе очки. – Ох, точно, совсем уж слеп стал. Ну на, держи, – произнес Святогор, передавая Петербургу записку. – Ещё небось не все бросили, и мне придется вылезти из своей берлоги, чтобы вытащить? Ну, если уж совсем по-честному хотим, то почему бы и нет. Я выйду ко всем, только пару минут мне дай. – Мы ждём Вас, Святогор Рюрикович, – облегчённо улыбнулся Саша, добавляя записку к остальным и выходя за дверь. Теперь ему оставалось обзавестись последним именем, и, как он надеялся, хотя бы каким-то подобием объяснений. – Тук-тук, – произнес Петербург, открывая дверь в кабинет Москвы. – А, это ты, – лениво проговорил Миша, усиленно притворяясь безумно погруженным в чей-то отчёт. – Ты по делу или просто так? – Справедливости ради, мне нужно твое имя. И я бы очень хотел знать, какого черта ты тут устроил, – устало сказал Саша, проходя сквозь кабинет и вставая за Москвой. – Если честно, я... Сам не знаю, – начал Михаил, запрокидывая голову и жмурясь от ощущения ловких пальцев, массирующих его голову. – Утром… я просто сорвался, извини, не хотел. Зачем же ты меня решил поправить, да ещё так язвительно? А Тайный Санта это хорошая идея, чтобы все наконец отвлеклись от отчётов да прочей бюрократии, да к тому же… – Когда ты последний раз ел и спал? – мягко перебил его Петербург, будто бы и не слушав бормотания столицы. – Я... не помню. Дня три или четыре назад? Но мне ведь не нужен сон или пища, мои жители... – начал оправдываться Москва, но Саша уже выпустил руки из его волос и начал активно жестикулировать. – Твои жители тоже на пределе стресса, как и ты! Прекрати постоянно думать о работе и подумай о себе. Не хочешь думать о себе, подумай обо мне! – воскликнул он, жестом показывая начавшему было что-то говорить Мише замолчать. – Это был чрезвычайно тяжёлый год, я понимаю, что ты очень устал, но это отнюдь не повод срываться на мне и остальных. Заставлять подчинённых тратить весьма ограниченные деньги и время, предварительно не обдумав верхний и нижние пределы бюджета, это абсолютно неэтично и просто глупо! – тихо, чтобы не услышали в коворкинге, вскричал вконец выведенный Петербург. Миша лишь закрыл лицо руками, явно не очень хорошо перенося строгую, но заслуженную критику. Саша, увидев состояние Москвы, глубоко вздохнул и начал гладить его по голове, ласково, но непреклонно раздавая инструкции: – Итак, сейчас ты пишешь свое имя, даёшь мне, вытягиваешь бумажку, не показывай, иначе сюрприза не будет, и ложишься спать! Да, прямо здесь, на диване. Ты уже так делал неоднократно, повтори. И да, я вернусь через пару часов, разбужу тебя и принесу еду. Ты меня понял? – Да, – едва слышно пробормотал Миша, подписывая своим вычурным почерком офисный стикер. – Отлично, – фыркнул Саша, аккуратно помогая Москве подняться со стула и подойти к дивану. Как только тот лег, он открыл шкаф и достал спрятанный там плед, укрывая уже пребывающего на грани сна и реальности Мишу. – Спасибо, – едва слышно прошептал тот, и Петербург, усмехнувшись, запер обе двери своими ключами и поспешил по коридору обратно в коворкинг, где, как он знал, все только и ждали его. После того, как он вернулся, все присутствующие почти буквально устроили гонку к нему, пытаясь как можно скорее вытащить имя и расправиться с новой причудой начальника. – Напоминаю, что имена разглашать нельзя, иначе сюрприза не будет. Если Вы вытащили своё имя, просто верните его обратно в шапку. Подглядывать тоже нельзя, – наставительно произнес Петербург, стараясь говорить так, чтобы его услышали все. После этих слов он ещё раз потряс шапку и кивнул Иваново, аккуратно пробившейся к нему ближе всех. Она подчеркнуто элегантно засунула руку в шапку, и, стараясь, чтобы её пальцы коснулись руки Петербурга, начала медленно вытаскивать бумажку. – Побыстрее как-то можно, здесь кто-то вообще-то работать пытается! – рыкнул на нее Челябинск. Скривившись то ли на резкий комментарий, то ли на выпавшее имя, Иваново вышла из коворкинга, не забыв, конечно же, бросить долгий взгляд на Петербург. – Это будет долго... – пробормотал себе под нос Саша. Сразу после этого к нему почти подбежала Кострома, почти молниеносно вытянула бумажку и, бросив мимолётный взгляд на имя и убедившись, что вытащила не свою, рысью побежала к вешалкам, забирая свой пуховик и норковую шубу Иваново, побежала вслед за ней. – А может быть и не очень, – невольно улыбнулся Саша. По одному города подходили и тянули. Кто-то счастливо улыбался, увидев адресата своего подарка, кто-то недоуменно смотрел, пытаясь вспомнить, кто это, а некоторые явно расстраивались, вытащив отнюдь не того, на кого наделялись. Святогор Рюрикович, которому все вежливо уступили дорогу и место в очереди, улыбнулся ледяной улыбкой, и ничего не сказав, направился обратно в кабинет Петербурга. Владивосток, тащивший одним из первых, не просто обрадовался выпавшему ему имени, он даже вскинул руки и исполнил победный танец, возможно, из одного из его любимых аниме. Новосибирск, казалось, мимикрировавший со стеной, рядом с которой ожидал своей очереди, усмехнулся и удалился обратно в свою каморку. Наконец, рядом с Сашей остались лишь Екатеринбург и Челябинск, стоящий немного в сторонке и задумчиво курящий свою неизменную сигарету. – Здесь остались только вы двое. Тяните побыстрее, страшно представить, сколько документов на подпись ждёт меня в кабинете, – проговорил Саша, протягивая им шапку. Они по очереди достали бумажки и, развернув их, уставилась друг на друга с удивлением в глазах. – Кто у тебя? – начал было Юра, но Саша быстро оборвал его, убегая в сторону своего кабинета. – Никаких спойлеров!***
Наконец, наступило 30 декабря. Прошедшие несколько дней со злополучного объявления города провели очень по-разному: кто-то, по горло закопавшись в работе, ограничился покупкой мелких сувениров и сладостей на Новогодней Ярмарке на Красной площади, а кто-то, уже свободный от когтей ненасытной бюрократии, сумел посвятить выбору подарка большее количество времени и энергии. Аналогично дело обстояло и с упаковкой подарка: некоторые умельцы смогли, воспользовавшись обёрточной бумагой и прелестными бантиками, создать шедевр, достойный украшать собой витрину любого универмага, другие же просто ограничились покупкой новогоднего пакета или просто, не заморачиваясь, клали под ёлку в обычном пакете магазина. Петербург, прибывший раньше всех и лично пронаблюдавший за установкой ёлки – что бы не говорили, вполне свежей и качественной, все ещё немного припорошенной снегом, стремительно тающем в офисном тепле, был приятно удивлен количеством красиво упакованных подарков. Олицетворения, по всей видимости, пусть и изначально приняли идею в штыки, спустя некоторое время увлеклись процессом творчества и азартным желанием сделать идеальный сюрприз для, возможно, почти незнакомого города. Петербург в очередной раз отметил, что пусть и очень редко, но причуды Москвы заканчиваются чем-то на первый взгляд даже нормальным. Начиная с 9.50, города прибывали сплошным потоком – никому не хотелось начинать предпраздничный день с лекций о непрофессионализме опозданий, тем более, что конкретно в этот день был безумно редкий шанс получить её от самого Михаила Московского. Каждый останавливался рядом со вкусом украшенной ёлкой, перекидываясь парой слов со стоящим рядом с ней Петербургом и укладывая свои подарки на указанные им места. Пусть он и не подписывался на лишние обязанности, ещё и в канун праздника, но если уж он начал работу, то все должно быть идеально – на кону, в конце концов, в некотором смысле стояла его репутация, как города, способного справиться с любым, даже самым неожиданным препятствием. Ровно в 10 часов дверь начальственного кабинета распахнулась, и на пороге появился во всем своем великолепии Михаил Юрьевич. Однако, ко всеобщему удивлению, на нем не было костюма-тройки. Вместо этого он был одет в обтягивающие черные джинсы и один из самых страшных новогодних свитеров, которые когда-либо видело человечество. Вырвиглазное сочетание ярко-красного и неоново-зеленого заставило прикрыть глаза даже не следящим за модными тенденциями, а красные рельефные носы оленей вызвали в лучшем случае улыбку. Гордо улыбнувшись произведенной реакции, он прошествовал к Петербургу, все ещё стоящему со списком в руках, и спросил: – Ну что, все в сборе? Мы можем начать? – Да, по списку, все. Осталось решить, как будем раздавать подарки. Я предлагаю предоставить эту честь Вам, – немного иронично отозвался Александр, несколько раз окинув его взглядом с ног до головы. – Нет, что Вы, эту почетную обязанность стоит поручить кому-нибудь помоложе, чем я, – парировал Москва, оглядывая толпу собравшихся городов, ожидающих их решения. – Владимир Николаевич, не согласитесь ли Вы сегодня побыть помощником Деда Мороза? Немного смущённый общим вниманием Владивосток, вероятно, клявший на чем свет стоит свое решение ждать в одном из первых рядов, побежал к Петербургу и остановился рядом с ним, ожидая дальнейших указаний. – Ваша задача брать подарок, оглашать имя адресата, и, если указано, дарителя. Можете начать отсюда, – наставительно произнес Александр, кивая на кучку подарков, принесенных последними пришедшими. Естественно, так как Петербург занимался организацией, все было продумано: первые пришедшие, у которых было время и возможность, складывали свои подарки в наиболее отдаленные места, почти опоздавшие же просто сваливали их в небольшую кучку рядом с ёлкой, для которой было специально оставлено место. – Хорошо, как скажете, Александр Петрович, – немного благоговейно произнес Владивосток. – Итак, первый подарок: для Костромы, от Иваново! Стоящая в одном из первых рядов Кострома широко улыбнулась и почти вприпрыжку побежала к Владимиру, чтобы забрать красиво запакованную небольшую коробочку, разрывая её прямо по пути к своему месту. Увидев, что ожидало её внутри, она взвизгнула и бросилась на шею к Иваново. – Спасибо, спасибо, спасибо! Как ты узнала, что я хочу Mon Paris? – восторженно восклицала она, все ещё держа в руках вожделенный флакон духов. – Кажется, ты говорила об этом, когда мы смотрели журнал по дороге сюда, не помню, – произнесла Иваново, явно немного смущенная столь бурной реакцией. Владивосток, решивший не ждать, пока развернувшиеся перед ними сцена закончится, нервно откашлялся и продолжил: – Следущий подарок для Владивостока от Костромы! То есть, мне, – смущённо добавил он, вопросительно переводя взгляд с Москвы на Петербург. – Конечно, открывай, – кивнул ему Александр Петрович, мягко улыбаясь. Тот, не мешкая, разорвал обёртку и вытащил упакованные в целлофановый пакет розовые перчатки в виде кошачьих лапок с обрезанными пальцами. Кострома, едва оторвавшись от любовного поглаживания коробки духов, произнесла: – Я знаю, что у вас там холодно бывает, неудобно, наверное, телефоном пользоваться. А так и стильно, и тепло. – Спасибо, мне очень нравится. С удовольствием воспользуюсь, – поблагодарил в ответ Владивосток, засунув свои новообретенные перчатки в карман толстовки и уже поднимая следующий подарок. – Этот для Екатеринбурга, к сожалению, не подписанный, – произнес он, с сомнением глядя на пакет из Детского мира. Константин, пожав плечами, неспеша подошёл к Владивостоку и принял свой подарок. Понимая всеобщее любопытство, он запустил руку в пакет и был изумлен, нащупав… короткий мех? Екатеринбург, нервно усмехнувшись, достал из пакета большого плюшевого тюленя. – Наверное, это не мне подарок, а, скорее, Заречному. Я уверен, что он очень порадуется, когда я ему привезу подарок от "зайчика", – громко произнес он и быстрым шагом вернулся на свое место, убирая подарок со всеобщего обозрения обратно в пакет. Владивосток, пожав плечами, вернулся к выдаче подарков. Некоторое время все продолжалось однообразно: объявление имени, сладости, мелкие сувениры и бижутерия в подарок, стандартные благодарности в ответ. Так было до тех пор, пока не прозвучало: – Для Челябинска от Екатеринбурга! Юрий, считающий минуты до того момента, когда можно будет выбежать покурить, опрометью бросился к Владивостоку, забирая свой небольшой красиво, явно в магазине завёрнутый подарок. – Что, Костян, разориться на мне решил? – игриво спросил он, распаковывая свёрток и задумчиво смотря на элегантный портсигар с именной гравировкой, полный дорогих на вид сигарет. Оглянувшись по сторонам и получив еле заметный кивок от Москвы, Челябинск принял ответственное решение закурить прямо в помещении, опробовать, так сказать подарок. Привычным движением закурив сигарету, он вздохнул дым и вдруг начал неистово кашлять. – Что это за ху… фигня? – вовремя поправился он, все ещё сгибаясь пополам от кашля. – Это чайные сигареты, – спокойно произнес Екатеринбург, помогая Челябинску выпрямиться. – Они не содержат никотина, и, говорят, для здоровья полезны. Вдруг случится Новогоднее Чудо, и ты курить бросишь? – Ни за что, – прохрипел в ответ Юрий, сбрасывая руку с своей талии. Владивосток, остановившийся на время представления, вернулся к своим обязанностям, тихо и робко произнеся: – Для Санкт-Петербурга от… от Владивостока. Мягко и поощрительно улыбнувшись, Александр направился к Владимиру и принял из его рук аккуратно упакованный плоский подарок, явно содержащий в себе книги. Он вежливо открыл его и в изумлении уставился на содержимое. – Это манга-адаптации русской классики. Я подумал, что Вам, возможно, понравится необычный взгляд на столь привычные Вам произведения, – произнес Владивосток, старательно не встречаясь глазами с адресатом. – Это… весьма необычный подарок. Если я правильно вижу, "Война и мир" на японском? – с любопытством спросил Петербург, вертя в руках яркие журналы. – Не волнуйтесь, там есть перевод внутри, – поспешил заверить его Владивосток. Петербург открыл мангу и задумчиво начал просматривать страницу за страницей. – Но почему же перевод сделан карандашом? – уточнил он через некоторое время. – Потому что я сделал его сам, – неловко произнес Владивосток, отчаянно желающий вернуться к выдаче подарков. – Что же, спасибо большое, я польщен такими вложенными в подарок усилиями, – улыбнулся ему Петербург, возвращаясь к просмотру манги. Красный, как помидор, Владивосток поспешил вернуться к оглашению подарков, не заметив долгий взгляд, которым его проводил Москва. – Новосибирску от Великого Новгорода! Оба города, сидящие в отдалении с разных сторон, неспеша прошли сквозь толпу расступающихся перед ними городов прямиком к ёлке. Новосибирск редким и рваным движением разорвал обёртку, явив на всеобщее обозрение новый белый лабораторный халат и пачку стерильных перчаток. – Хорошему учёному всегда нужны новые халаты и перчатки, – нараспев произнес Святогор. – Особенно если он не хочет испортить себе результаты опыта из-за того, что руки по локоть в какой-то экспериментально интересной жидкости. – Благодарю, Вы правы, – тихо произнес Новосибирск, исчезая в том же направлении, откуда появился. Великий Новгород же, злорадно ухмыляясь, вернулся к своему удобному креслу в углу и продолжил наблюдать за происходящим. После этого особых эксцессов не возникало до тех пор, пока под ёлкой не осталось всего три подарка, лежащие в самом дальнем углу. Владивосток, который уже порядком охрип и изрядно подустал, стремился закончить как можно скорее и уже не делал пауз, пока наконец не наткнулся на особый свёрток. – Для Москвы! – огласил он, и Михаил Юрьевич начал подходить к нему, уже протягивая руку, чтобы забрать подарок. Разобрав, наконец, почерк, Владивосток добавил: – От Новосибирска! – и рука Москвы отпряла, словно он обжёгся. К счастью, на них никто не обращал внимания, все были заняты своими подарками или обсуждением чужих. Взяв себя в руки, Михаил Юрьевич взял подарок и резко разорвал упаковку, узрев письменный набор с ручкой из Карельской березы. Ужас на секунду отразился на его лице, но тут же пропал, сменившись на натянутую улыбку. Кивнув растерянному Владивостоку, он молча вернулся на свое место и начал что-то тихо обсуждать с Петербургом. Решив, что самым разумным с его стороны будет просто продолжить, Владимир огласил следующий подарок: – Великому Новгороду от Москвы! Чтобы не заставлять Святогора Рюриковича вновь совершать свой неспешный поход туда и обратно, Владивосток сам побежал и доставил вычурный свёрток прямо в руки адресата. Великий Новгород, усмехнувшись такой прыти, развернул подарок и громко и весело произнес: – Ах, спасибо, Михаил Юрьевич, но не стоило так разоряться! Настолько дорогое шампанское и шоколад? Неужели гастроном ГУМа ограбили? В ответ Москва, почти не отрываясь от разговора с Петербургом, вымученно улыбнулся и махнул рукой. Святогор, все ещё посмеиваясь, отправил Владивосток обратно. Добежав и взяв сверток в руки, он объявил: – И последний подарок на сегодня подарок: для Иваново! Иваново, которая уже изрядно утомилась слушать восторги своих товарок по поводу их подарков, наигранные и не очень, походкой модели отправилась к Владимиру, не забыв улыбнутся голливудской улыбкой в сторону Москвы и Петербурга. Приняв свёрток от Владивостока, она сценическим шёпотом произнесла: – Ах, какой же он тяжёлый! Неужели от очередного отчаявшегося ухажера? С этими словами она начала распаковывать и вдруг остановилась, хватая воздух ртом, словно рыба. – Что это… С этого момента все внимание присутствующих было сосредоточено на ней, однако в кои-то веки это не было приятным для неё. Натянуто улыбнувшись, она продолжила распаковывать сверток, из которого с громким стуком выпал тюбик, знакомый большинству как безусловно дорогая элитная смазка. Выглядывающий из под упаковки пакет из известного интим магазина оставлял мало сомнений по поводу своего содержимого, явно очерчивая предмет фаллической формы. И, словно вишенка на торте, из под пакета проглядывал красиво оформленный портрет парадный Михаила Юрьевича, который когда-то красовался на всех офисных календарях. – Вот это кто-то тебя, вертихвостку, на место поставил, – восторженно присвистнул Челябинск, хлопая ладонью по колену. – А не себя ли ты нахваливаешь, а? – злобно и чуть не плача спросила Иваново, и её поддержал гул голосов. – Твоего имени то не было! Решил бедную девушку унизить при всех! – Эй, спокойно, не дарил тебе я ничего, – отозвался немного нервно Челябинск. – Честное слово! – Но ты же был, когда мы имена тянули, – поддержала Иваново Кострома, подходя к ёлке и беря её под руку. – Значит, дарил. Колись, кому? – Да Костяну, Костяну! Протянул до последнего, решил по приколу купить! – начал беспорядочно оправдываться Юрий. Екатеринбург, до этого аккуратно держащий пакет под стулом, достал игрушку и начал задумчиво её осматривать, но так и не решился обнять в столь людном помещении. – То есть вы друг друга вытащили! Чушь и вздор! Да я сейчас, – истерично провопила Иваново, явно готовящаяся перейти к рукопашному решению проблемы. – Дамы, успокойтесь, пожалуйста, – раздался решительный голос потерявшего терпение Москвы. – Я лично, как в некоторой степени пострадавший, проведу расследование и назначу виновному дисциплинарное взыскание. А сейчас, мне кажется, нам пришла пора разойтись. Всем хороших праздников! После этих слов он стремительно прошел к своему кабинету и захлопнул дверь. Для невовлеченных в конфликт это послужило сигналом наконец исчезнуть из головного офиса по крайней мере на две недели и начать столь давно вожделенные каникулы. Кострома, ядовито зыркнув на Челябинск, повела к выходу Иваново, не забыв, впрочем, её подарок. Чего же добру пропадать? Тем более, добру такому дорогому и качественному. Екатеринбург, взяв явно ошарашенный произошедшим Челябинск под руку, повел его в своей кабинет, вероятно, отпаивать его чаем, а может, и чем покрепче. В конце концов, в помещении коворкинга остался один лишь Петербург. Он обошел всю комнату, тщательно проверив, что ничего важного не было оставлено в спешке и суматохе, и направился прямиком в кабинет Москвы. Дёрнув ручку и поняв, что дверь не поддается, он лениво потянулся в карман и достал ключи. Открыв дверь, Саша вошёл и направился прямиком к маленькой, но чудесной кофемашине, чтобы сделать себе капучино после долгого и насыщенного утра. – Только не надо, пожалуйста, начинать свое "я же говорил", – раздалось за его спиной. – Я и не собирался, – ответил Саша, даже не поворачиваясь к сидящему за столом с лицом в руках Москве. Дождавшись в тишине, когда кофе приготовиться, он взял одну из приготовленных кружек, и, добавив две ложки сахара, поставил перед Москвой. – Справедливости ради, я даже приятно удивлен, – начал он, мешая свой собственный кофе чайной ложечкой. – Большинство явно получило если не удовольствие от своих подарков, то хоть материал для сплетен. Естественно, была пара шероховатостей. Саша остановился, чтобы сделать глоток кофе, и вновь порадовался тому, что уговорил Мишу купить именно эту кофеварку. Москва, наконец, поднял голову и тоже начал пить, скривившись и лишь потом помешав, чтобы поднять сахар со дна. – Да, но без них не обходится ни одно мероприятие. Я ещё раз тебе говорю, Новосибирск ничего не имел в виду, он не пытался угрожать тебе через меня. Карелия не имеет ко мне прямого отношения, а ручки из Карельской березы выпадают первым запросом в поисковике на "подарок начальнику", – продолжил Петербург, явно повторяя эти слова далеко не в первый раз. – Хорошо, допустим. Но что ты скажешь про подарок для Иваново? – ответил, наконец, Москва, немного расслабившись. – Я уверен, что это был Челябинск. Кто же ещё, кроме него? – О, я точно знаю, что это был не Юрий, – произнес Саша, дождавшись, пока Миша наберёт кофе в рот. – Потому что это сделал я. Его цель была достигнута: кофе, – хорошо, что уже не горячий, – полетел по всему столу, каким то чудом не задев стоящий в углу ноутбук. Москва, явно в шоке, пытался отдышаться, с чем у него возникли проблемы из-за истерического хохота. – Ты? Ты шутишь, да? – наконец проговорил он. – Нет, зачем? – спокойно ответил Саша, сделав ещё один глоток кофе. – Она меня просто так бесит временами, ты не представляешь. Ладно бы хоть на мне сосредоточилась, так она и на тебя вешается! Я и свой портрет хотел подарить, но решил, что это было бы неэтично. – То есть остальная часть подарка была вполне себе допустимой и этичной? – еле отдышавшись, улыбнулся, наконец, Москва. – Вполне. А что по поводу твоего подарка Святогору Рюриковичу? Ты же вроде как организовал это все, и подарил самый банальный подарок! – решил все-таки полюбопытствовать Саша, которого этот вопрос мучал с момента вручения. – На самом деле… Моей изначальной идеей было подарить ему ещё один вариант списки со Слова о полку Игореве. Я недавно наткнулся на него в архиве. – нервно и торопливо произнес Миша, будто пытаясь оправдаться. – Там есть пара историй, которые больше совпадают с исторической реальностью. Я подумал, что он захотел бы освежить в памяти свои победы. – И что же тебя остановило? Опасения, что я пойду на убийство, чтобы заполучить такой раритет? – предположил Петербург, не меняясь в лице. –Что? Нет конечно! Я просто решил, что это будет неловко, к тому же, ты и сам говорил про вопрос цены! – воскликнул Москва, подняв руку и шутливо защищаясь. После небольшой паузы Миша подумал и продолжил, поддразнивая: – Справедливости ради, у меня была ещё одна идея. Набрел, когда покупал шоколад. Он открыл ключом ящик своего стола и достал аляповатую открытку с новогодними шарами, надпись на которой крупными буквами гласила "Дорогой Теще". – Какой… интересный способ обнародовать наши отношения и попросить моей руки одновременно. Я навскидку не могу придумать чего-то, менее верно ведущего к катастрофе, – язвительно отозвался Петербург. После этих слов они вернулись к комфортной тишине, задумчиво попивая свой кофе. Москва открыл один из корпоративных подарков и достал оттуда коробку бельгийского шоколада. Петербург молча потянулся и, после небольшого промедления, выбрал белый шоколад с кофе. После минуты размышлений он задался вопросом вслух: – Как думаешь, а Святогор Рюрикович нас благословит? Отвисшая челюсть Москвы навсегда запомнилась Саше как одна из его самых значимых побед, не хуже войны с Наполеоном.