Алая лента

Гладка, как шелк, С красным отливом, С золотой тесемочкой по краям, Алая лента Связала нас воедино, Забыв, что разделят нас по лагерям. Ее волшебство Наши губы сплетало в танце И горячим потоком любви отравлялись сердца И пусть только никто Никогда ни о чем не узнает... Пусть тела расстреляют - любви той не будет конца!.. Москалец С.И. «Алая лента»© Начинался самый обычный поздний вечер среды обычного сентября. Небо заволакивали грязные, сине-серые дождевые тучи, становилось немного душно, ветер развевал шарфы и волосы прохожих. Как и все прочие «правопорядочные гражданины» советского союза, Петр Иванович Блохин как раз закончил работу и, довольный, полный сладкой усталости и чувства завершенности, шел к себе домой. Там, в его красивой, отремонтированной шести комнатной квартире сорокатрехлетнего Петра Ивановича ждала его моложавая любимая жена и двое его маленьких детей - Машенька и Ванечка. Скорее всего, она встретит его у самой двери, улыбаясь, заберет его пальто и повесит в их большой шкаф-купе с огромным зеркалом. Петр Иванович очень гордился своей жизнью. Он вообще многим гордился - и женой, и детьми, и квартирой, и работой. Не то чтобы, он любил хвастать всем, какой он успешный, но гордиться - гордился. Почему нет? Жена у него - как кукла. Ей уже почти тридцать семь лет, а она все такая же стройная, подтянутая, волосы у нее такие же волнистые и белокурые, как раньше, глаза все такие же блестящие и голубые. Разве что морщинок возле уголков губ и глаз немного прибавилось - но с ними она выглядит еще прекраснее. А дети - ну не чудо ли? Ванечка только-только пошел в первый класс, а его уже все хвалят - и послушный, и умный, и никого не обижает, и со всеми дружит, и старших уважает! А Машенька уже в пятом классе, взрослая - одни пятерки домой приносит, да спортом занимается - вся в дипломах, медалях и грамотах. А красавицей какой растет - вся в мать! Да и квартира его, выданная по долгу службы, не могла не радовать: ремонт превосходный, у каждого своя комната, большая гостиная и отдельный кабинет для самого Петра Ивановича! А еще у них есть небольшая кладовка, где они хранят все, что не помещается в их квартиру - один из встроенных в стенку шкафов, к примеру, полностью заставлен коробками с обувью. А она-то ему как трудно доставалась! Приходилось выстаивать целых десять минут в очереди, чтобы купить каждому члену семьи по паре! И трудился ради всего этого счастья Петр Иванович в поте лица. Пахал как лошадь, работал сверхурочно, старался как можно больше перевыполнить план. А что - работа не сложная, почти бумажная, давалась ему легко и даже в радость. Приходил он домой, как и в этот вечер собирался, уставший, но довольный - ведь план на этот день был выполнен, а значит - завтра можно сделать еще больше. - Петр Иванович! Петр Иванович! - услышал он запыхавшийся голос позади себя и нехотя остановился, - Петр Иванович! Вам записка! Просили передать, что осталось одно дело, немедля надо закончить, до завтра не ждет! Это был Тимур, их молодой помощник. И им Петр Иванович гордился - почти как своим сыном. Гляди-ка: вроде бы всего тридцать лет, а уже на такую должность продвинулся! Уважал его Петр Иванович, и старался всему его научить. - Что? Дело? Покажи, что там, в записке, - недовольным тоном ответил Тиме Петр Иванович и взял бумажку из его рук. Пробежав глазами текст, он многозначительно ухмыльнулся и, развернувшись на 180 градусов, посеменил на работу, - Спасибо, Тима! - Удачи, Петр Иванович! *** Не прошло и пары минут, как Петр Иванович пришел обратно на свою работу. В это старое из красного кирпича здание. Всего в три этажа, с немного обветшалой входной дверью и немного поеденными молью коврами на полу и стенах - оно так радовало его каждый день. Петру Ивановичу так нравилось приходить сюда утром, работать, и уходить домой вечером. Со стороны глянув на этот дом, можно было подумать, что люди, работающие или обитающие здесь - такие же обветшалые старики, как и само место. Но, на самом деле, стариков там отродясь не было. По крайней мере, таких, которые там работали. Поднимаясь на второй этаж в свой кабинет, он встретил еще одного своего коллегу, тот передал ему папку и осторожно взял за локоть, таким образом, умоляя ускорить шаг. - Петр Иванович, скорее, все уже готово - без вас только начать не можем. - Ох, ну что вы меня так торопите - ничего не случится, если он посидит там лишнюю минуту! - Вы не понимаете! Он постоянно задает глупые вопросы, а без вас нам на них отвечать не велено! - Нашли проблему! Ладно, уже почти пришли! Дай отдышаться! - успокаивая дыхания, ответил Блохин, - Пошли. *** Перед Петром Ивановичем сидел обычный трудяга союза - молодой, в сером, немного потертом костюмчике, с белым воротничком рубашки и коричневым однотонным галстуком. Черные туфли были вычищены, рядом с дверью стоял небольшой черный дипломат, видимо с какими-то документами и личными вещами. Русые блеклые волосы были аккуратно причесаны - лишь пара прядей выбивалась и ложилась на виски. В карих глазах читался недосып, но выражение лица было абсолютно бодрым и даже немного глуповатым. - Сергей Куприянович Химушкин? - строгим, безэмоциональным голосом спросил Петр Иванович. - Да, а с кем честь имею разговаривать? - спросил он и улыбнулся. - Блохин Петр Иванович. - Чем обязан, Петр Иванович? - Вы знаете, где вы находитесь? - Нет, а должен знать? - Может, и не должны… А может, должны догадываться… - вздохнул Петр Иванович, - Теперь просто отвечайте на мои вопросы, и мы быстро закончим с вами. - Хорошо. - Итак, вас зовут Сергей Куприянович Химушкин, вам 33 года, родились 29 марта 1950 года рождения? - Да, все верно. - Женат, один ребенок, девочка, семь месяцев, зовут Полина. Жена - 29 лет, родилась 31 октября 1954 года рождения? - Много же вы обо мне знаете, - усмехнулся Сергей Химушкин. - Работаете бухгалтером в отделении №2 Сбербанка России? - Точно так, Петр Иванович. Так зачем я все-таки здесь? - Знакомы ли вы с неким Макаром Коткиным? Наступила неловкая пауза. Сергей Химушкин сглотнул, и, улыбаясь совсем уж глупо, ответил: - Д-да, знаком. - Вы обвиняетесь в половом сношении с мужчиной, - отчеканил Петр Иванович. Химушкин покраснел и опустил взгляд. Никогда бы он не подумал, что его обвинят в чем-то подобном. - Н-но я ничего не делал! - возмутился он. Петр Иванович слегка кивнул стоявшим сзади мужчинам в темной одежде, и двое подошли к обвиняемому. Один взял его сзади за плечи, обездвиживая Химушкина, а второй с размаху вмазал свой огромный кулак ему как раз в лицо. Послышался крик, и потекли три струйки крови из разбитого носа. Следующий удар справа был предназначен челюсти, и как только достиг цели, послышался легкий хруст. - Ну, хватит, хватит. Он еще должен говорить, - холодно сказал Петр Иванович, отдавая приказ вернуться на свои места. Последний удар под дых, и Сергей Химушкин опять сидел на стуле перед дубовым столом работника НКВД - Блохина Петра Ивановича. - Вы обвиняетесь в половом сношении с мужчиной, - повторил он, - Признаете ли вы, что это аморально, антикоммунистично, да и к тому же открытая пропаганда антисоветских, западных течений так называемой «свободной любви»? - Я ничего не делал! - уже взмолился Сергей, - я порядочный гражданин советского союза! Я никогда не нарушал ни одного закона за всю свою жизнь! Я выплачивал все налоги, я работал сверхурочно и перевыполнял планы! Как я могу пропагандировать антисоветчину? Пощадите, я ничего такого не делал и не мог делать! И снова Петр Иванович слегка кивнул, и снова подошли те двое. Но теперь они повалили его на пол, стул был отброшен прочь. Теперь его били серьезно, не руками - ногами. Пинали скрученного в клубочек, старавшегося защититься Химушкина, и кровь на его лице смешалась со слезами и слюной. - В любом случае, - начал Петр Иванович, и мужики перестали его бить, - тебя уже сдали. Точнее, вас обоих. Введите! В комнату затолкнули парня, до пояса раздетого, да и вместо брюк осталось одно тряпье. На теле были явно запечатлены следы побоев - ссадины, синяки, порезы.… Но даже это украшало его сейчас. Из разбитой губы текла кровь. Макар Коткин, шестнадцати лет отроду, был с самого детства удивительно красив. Сначала он был прелестным ребенком, потом стал миленьким мальчиком, и уже к шестнадцати-то возмужал, вытянулся - завидный парень, что сказать. Он не был чистым славяном - в нем было что-то восточное. Бледная, гладкая кожа, тонкие губы, скривившиеся сейчас в дерзкой ухмылке. Тонкие запястья, связанные веревкой, за спиной. Черные спутанные волосы на лице. Яркие - блестящие ненавистью и непокорностью карие, почти черные глаза. Ни с того ни с сего мужчины в темной одежде, не обращая внимания на мольбы Химушкина, подходят к Макару и начинают бить его с превеликим удовольствием. Смачный удар по челюсти, и в живот, и по спине… - Нет, прошу вас, не надо! Прекратите! - взмолился Сергей Куприянович. - Знаешь, Химушкин… - начал говорить Петр Иванович медленным голосом с нотками сарказма и презрения, - Вам все равно уже, голубки, не отвертеться. Да и отказываться от приговора смысла нет. Это заставило обоих обратить на Блохина внимание. - Вас сдал его отец, - кивнул в сторону Макара Петр Иванович, - Он видел, как вы, господин Химушкин, провожали его со школы вечером, и вы це… - он сглотнул, стараясь вложить как можно больше омерзения вложить в это слово, - целовались у дома. Хороший у тебя отец, Макар, родину не предает и не предаст, даже если под угрозой наказания его собственный сын, хе хе… Окинув взором всех присутствующих, Петр Иванович приказал отпустить обоих и больше не мешать «представлению». - Ответите на мои вопросы, и, может быть, наказание будет менее суровым, - ухмыльнулся Блохин. Увидев их неуверенные кивки, он начал, - Итак, когда вы познакомились с Макаром? - Я… Я тогда сидел в парке.… И мои бумаги улетели,… Я никак не мог их поймать, и он помог мне… - Ясно. Что ж, вполне правдоподобно. И как вы поняли, что… любите друг друга, Макар? - … - Не хотите отвечать, что ж. Ваше право. Может, вы ответите на этот вопрос, Сергей Куприянович Химушкин? - Д-да… Я сразу понял, что он.… Тот человек, которого мне не хватало.… Сначала мы просто сдружились, а потом, спустя месяц, он признался мне в своих чувствах… - И вы сразу же бросились в постель, подтверждать сказанное? - ухмыльнулся Петр Иванович. Со стороны Макара послышался странный рык, больше похожий на рык озлобленного животного, которого посадили в клетку и выставили на посмешище. Двое, стоявших сзади, подхватили его за плечи, не давая двинуться. - Да все в порядке, я уверен, Макар догадывается, что может сулить его «партнеру» его минутное непослушание. Прав я, Макар? Тот лишь резанул его свирепым взглядом и отвернулся. - Конечно, прав.… Ну да ладно. Как, все-таки, прошла ваша первая ночь? - уже в открытую посмеивался Блохин, - кто сверху? Мужчинам в темном снова пришлось удерживать парня, ведь тот, если ослабить хватку, вырвется и разобьет морду этому поганому НКВД-шнику. - М-да… Как говорится, в семье не без урода… Вот, никак не могу понять, гражданин Химушкин. У вас жена, молодая-красивая, доченька недавно родилась - чудо, наверное. На работе у вас все в полном порядке, с коллегами не ссорились, начальству подчинялись, законов, как сами ранее сказали, не нарушали… Как вас потянуло лечь в постель с эдаким шестнадцатилетним сопляком и сорванцом? - Значит, господин начальник, вы никогда не любили по-настоящему, - тихо, усмехаясь, сказал Макар. - Не любил? Откуда же такие выводы, позволь узнать? - полюбопытствовал Иван Петрович. - Потому что, когда встречаешь свою настоящую, истинную любовь - уже нет разницы, мужчина это, женщина ли, взрослая состоявшая личность или же зеленый школьник. Просто знаешь - вот она, твоя Судьба, стоит перед тобой. Весь мир тогда становится не важен, сердце бьется - и вдруг резко как остановится! И от живота что-то вверх поднимается, такое зудящее, но неумолимо приятное.… Как тысячи крылышек маленьких птиц щекочут изнутри. А если вы ставите рамки для своей любви - значит, вам никогда не приходилось ее чувствовать, - спокойным, рассудительным голосом ответил Коткин. По правде сказать, тирада этого недоросля смешала чувства в душе Петра Ивановича. Во-первых, этот Макар весьма заинтересовал его - ведь не каждому взрослому хватит смелости и гордости так достойно говорить, находясь на допросе. Во-вторых, этот парень за все это время, пока находился в комнате, ни разу не отвел глаз от его взгляда, выдерживая его, отвечая со всей злобой, ненавистью и презрением, которое накопилось у него в душе. - Что же, похвальный ответ, как для школьника. Проблема только в одном - здесь.прав.только.я, - процедил Петр Иванович, но вскоре его посетила замечательнейшая идея, и лицо его озарила улыбка до ушей, - А может, вы нам прямо таки покажете, как вы это делаете, мм? А что, много ведь раз уже делали, теперь что ли, не сможете? - хихикнул он, - Отпустите их обоих, ребятки. Заодно и узнаем, кто же сверху, - со стороны мужчин послышался гогот, и те отступили к стенам, отпустив обвиняемых. Макар поднялся, опираясь на колени, и, пошатываясь, подошел к Сергею Химушкину и опустился перед ним на колени, опершись о руки. - Что ж… Мы с тобой с самого начала знали, что эта любовь запретна. Так давай же покажем им, насколько сладок бывает запретный плод. Даже если это последнее, что мы сможем сделать в нашей так не вовремя обрывающейся жизни, - прошептал школьник. Из глаз Сергея потекли слезы, он прищурил глаза, но остановить их уже не получалось. Губы Макара оказались горячими и сладкими, как никогда раньше. Он впился ими в его губы, ставя печать его Любви. Любви, которая связала их и Любви, которая никогда не исчезнет. *** И пошел страшный ливень. И текли бурые реки крови от кирпичного здания, вниз, к самой реке.