Золотая секвенция.

Шаг десять. Драко. Драко вошёл в свою комнату, швырнул книги на столик, и повалился на кровать. — Что? — рявкнул он Забини, который уставился на него с немым вопросом во взгляде. Блейз поднял руки. -Молчу — молчу, — сказал он. Драко перевёл дух. Он вылетел из библиотеки, как ошпаренный, и сам не помнил, как очутился в слизеринском подвале. — Что за книги? Забини взял один из фолиантов, прочитал название и в недоумении уставился на Малфоя. — Сборник Менестреля? Серьёзно? — Как никогда, — буркнул в ответ Малфой. — Ты что, влюбился? — Ты охренел? С чего бы? — Собрался серенады петь? Репертуарчик подбираешь? — Отвали. Малфой устало откинулся на подушку и открыл другую книгу. — На самом деле я ходил за вот этим. И Драко ткнул пальцем в название книги. — Блейз, что ты слышал о Музыке сфер? Забини пожал плечами. — Драко, это ведь ты у нас привелигерованное дитя. Уроки игры на фортепиано, сольфеджио, бальные танцы, балет… Это всё по твоей части… Я же человек простой! Драко рыкнул, и двинул Блейза в плечо. — Забини, нахрен, какой такой балет, я серьёзно… В комнату ввалился Теодор Нотт, в обнимку с Панси Паркинсон. — Кажется, мы что-то пропустили? Сладкие воспоминания невинного детства, а, Малфой? Голос Тео лился сахарным сиропом. Панси хихикнула, оторвалась от Нотта и грациозно переместилась к Драко. — Я так скучала, котик. Полные красные губы впиваются в шею, чёрный локон скользит по белой рубашке Малфоя, руки девушки обвивают его плечи. Лёгкие забивает приторный аромат дорогих духов. Зашибись. Малфой чувствует себя так, будто он запутался в силках. Хочется на воздух. Аромат духов Панси слишком сладкий, вызывает тошнотворные позывы. А ведь раньше ему нравилось… Драко не выдерживает, вскакивает с мягкого покрывала, и широкими шагами уходит из комнаты, даже не собираясь отвечать на обиженный оклик девушки. До чего всё это душно. Всё слишком приторно. Слишком много патоки. Слишком много Панси. Юный лорд Малфой привык смотреть на все явления со здравой долей скепсиса. В силу этого в поведении Панси он видел некоторую двусмысленность. Очень красивая внешне, Панси Паркинсон отнюдь не согревала душу. Драко даже не мог сказать, что его подруга испытывает ревность, когда он в очередной раз закручивал лёгкий романчик с очередной симпатичной студенткой. Малфой пытался наслаждаться жизнью, как и его друзья, Блейз и Нотт, но всё чаще ловил себя на желании забить на всех, и уйти куда подальше. Стихи от незнакомки изменили немного настроение Малфоя, и теперь он просто хотел быть рядом с той, что пишет такие наполненные живым чувством строки. Гордость и предубеждение. С высоким, гордым сердцем, Суровые в борьбе, С душою безмятежной, Приходим мы к тебе! Мы к ним пришли, как к братьям, Позвали в страшный час — Их не рази проклятьем, Их грех лежит на нас! Редьярд Киплинг. «Гимн перед битвой». Драко Малфой никогда не был похожим на замкнутое, одинокое дитя. Когда он приехал в Хогвартс, и оказался на факультете Слизерине, где обычно обучались все высокопоставленные дети, то зажил со всеми своими слизеринскими друзьями душа в душу. Лучшим другом его сделался Блейз Забини, красивый колоритный итальянец, а два громилы недотёпы, Винсент Кребб и Грегори Гойл, просто боготворили Малфоя. Они ходили за ним следом, как верные псы, и готовы были отмутузить любого, кто косо посмотрит на слизеринского принца. В слизеринской команде квиддича Драко занял почётное место ловца не за красивые глаза и не за деньги богатого папаши, как когда то бросила в сердцах Грейнджер. Да она и сама так не считала. Малфой летал так, словно он родился в небе. Во время игры он с такой безрассудной отвагой мчался за снитчем, словно у него за спиной были крылья. Девушки млели от вида Драко на метле. Девчонки обожали аристократичного Малфоя не только за красоту, но и за неповторимую атмосферу, которая сама собой возникала везде, куда бы он не пришёл. Драко Люциус Малфой младший стал некоронованным королём Слизерина, и ни один другой мальчик из Хогвартса не мог с ним сравниться. Пожалуй, кроме Гарри Поттера. Тот был непревзойденный ловец, в квиддиче, казалось, ему не было равных, но… Кроме Малфоя. Тот играл ничуть не хуже Поттера. Это были словно две противоположенности, брюнет и блондин, гриффиндорский огонь и слизеринский лёд; каждый из двоих был хорош по своему, и у обоих были две общие черты: гордость и пристрастие к квиддичу. Гарри Поттер всегда очень добрый, старающийся всех понять и принять, умудрился всё же сделать одну большую ошибку. Дело в том, что горячо любимый крёстный Гарри Поттера, Сириус Блэк, по совместительству был также горячо любимым дядей Драко Малфоя. Мать Драко, Нарцисса Малфой, урождённая Блек, приходилась Сириусу двоюродной сестрой. И поэтому Драко Малфой был с младенчества знаком с Гарри Поттером. Они малышами вместе играли в гостиной Блеков. Вместе мальчики начинали постигать азы полёта на маленьких детских мётлах, под чутким руководством Сириуса, а иногда и Джеймса Поттера. Люциус терпеть не мог Джеймса Поттера, но не запрещал жене видеться с братом Сириусом, несмотря на то, что тот вёл себя вызывающе. Сириус с молодости любил общаться с людьми, не обращая внимания на то, насколько чистая у них кровь. «Toujours pur «. «Чисты навек». Эти слова, написанные на гербе Блеков, Сириус демонстративно игнорировал. Кикимер, домашний эльф семьи Блек, скрипел и ворчал, видя как его хозяин приводит в дом кого попало. Портрет бабушки Блек был наглухо замотан тканью, иначе она житья никому не давала, начиная вопить, стоило только очередному некошерному знакомому Сириуса переступить порог особняка. Сириус Блэк считал статус о чистоте происхождения волшебника вчерашним днём. «Главное, чтобы человек был хороший!» — с таким девизом он шёл по жизни, и своего племянника тому же учил. Вот так и вышло, что маленький лорд наичистейшего происхождения Драко Малфой играл с маленьким, не совсем чистокровным Гарри Поттером. Всё изменилось, когда они подросли. Когда Драко исполнилось семь лет, Люциус Малфой закрылся с ним в кабинете на два часа и все эти два часа втолковывал про чистоту крови и святую обязанность Малфоев её сохранить. Не общаться с теми, кто не достоин тебя. Не общаться с грязнокровками. Драко вышел из кабинета задумчивый, но он не был готов к тому, что произошло дальше. Он не хотел прекращать дружбы с Гарри, но резко оборвал все дружеские связи со знакомыми мальчишками с площади Гримо, которые были недостаточно аристократичны. Поттер сначала не понял, что происходит, и пытался собрать всех ребят для общих игр, как и раньше. Но Драко Малфой заявил, что он впредь не намерен общаться с разным сбродом, да и Поттеру не советует. Это совершенно выбесило Гарри, мама которого, как известно, была из обычной семьи. Незадолго до того, как мальчики получили письма из Хогвартса, у них произошла крупная ссора. Гарри Поттер обвинил Малфоя, что он теперь ведёт себя совсем «как последний придурок, из-за своего надутого индюка папаши», не хочет играть с ребятами из-за того, что кровь их недостаточно чиста. Всегда бледные щёки Драко вспыхнули, и он потребовал у Гарри, чтобы он извинился. В ответ Поттер плюнул аристократу под ноги, сопроводив этим действием слова «да плевал я на вашу чистую кровь». Мальчики яростно сцепились, как два разъярённых волчонка, и покатились по полу. Сириусу пришлось окатить их водой. Эта драка прошла полосой отчуждения между мальчиками, которые всегда считали друг друга почти что братьями. Гарри напрочь перестал общаться с бывшим другом, и делал вид, что не знает его. Драко не показал вида, как это его уязвило, он привык прятать свои чувства и эмоции за фасадом сарказма и высокомерия. Перед началом учебы в Хогвартсе Драко Малфой сделал попытку помириться, и при всех протянул руку Поттеру. Тот отверг этот жест примирения. Малфой младший был не менее горд, чем Гарри, и этот полный презрения поступок больно ранил его. Но Драко привычно скрыл своё разочарование и принял вызов. Начало войны было положено. Эта ошибка Гарри вылилась в семь лет бесконечного противостояния. Гриффиндор и Слизерин и так всегда были соперниками, но когда в дело вступили гордость и предубеждение Поттера и Малфоя, это соперничество переросло в откровенную вражду. Все другие студенты диву давались, глядя на бои без правил, что шли между слизеринским принцем и Поттером. В этой войне все средства были хороши, и никто из студентов и преподавателей не знал, кого из этих двоих в очередной раз принесут в лазарет к мадам Помфри. Чистокровное высокомерие слизеринцев и пренебрежение к правилам гриффиндорцев были разменной монетой в этой перманентной войне. Лучшая подруга Гарри Поттера, по стечению обстоятельств, оказалась маглорожденной. Грязнокровка Грейнджер. Малфой и сам не понимал, как это вырвалось у него. Ему нравилась Гермиона, она была умная и добрая, но он запретил себе видеть в ней хорошие стороны, потому что её лучшим другом был Поттер. Сказанного не воротишь. И всё время учёбы в Хогвартсе Драко Малфой, такой весь из себя аристократ и джентльмен, с молоком матери впитавший хорошие манеры, все семь лет изводил Грейнджер своими издёвками, насмешками и злыми шутками, заставляя смеяться над ней всех своих слизеринских друзей. Надо было видеть дом Блеков во время школьных каникул, когда к Сириусу одновременно приезжали погостить Драко и Гарри. Об этих маленьких войнах можно написать отдельную книгу. Сириус за голову хватался, не зная, как воздействовать на этих двоих. Гарри и Драко нашли выход, попросив Сириуса написать для них расписание, кто в какие дни приезжает к нему погостить, чтобы не столкнуться. Мальчишки, которые были, как говорится, не — разлей — вода, теперь всячески старались избегать друг друга. Последнее время Драко думал, что было бы, если бы Гарри не отверг его, принёс свои извинения. Что, если бы они с Поттером остались бы друзьями, как в детстве? Всё было бы по-другому… Малфой мотнул с досадой головой, словно отгоняя ненужные мысли. Дракл меня задери, это всё стихи, я это точно знаю. Столько времени прожить, отделяя себя от эмоций, абстрагируясь, насколько возможно, от всего лишнего. И стоило какой то девчонке пару строк ему написать, как всё летит к чертям. Малфой ужаснулся, поняв, что представляет дружбу с Поттером, этим гриффиндорским выскочкой. Остановите Землю! До какого ещё маразма он дойдёт с этими стихами? Захочет обнять рыжего придурка Уизела? Переспит с грязнокровкой? Представив на миг Гермиону Грейнджер в своих объятиях, с её бунтарски взьерошенной шевелюрой, вечно розовыми её щеками, и этими её веснушками, Драко Малфой ощутил чувство, совершенно непохожее на отвращение. Золотое трио — так называли в Хогвартсе неразлучных друзей, Гарри Поттера, Гермиону Грейнджер и Рональда Уизли. Как рыжий затесался в это золотое великолепие, Малфой уразуметь не мог до сих пор. Эти Уизли и без мыла в ж… влезут, — так однажды мудро заметил Блейз Забини. И Драко согласился. Если дружба между Поттером и Грейнджер была вполне себе понятна, каждый из этих двоих обладал своей неповторимой харизмой, то придурочный Уизел не вписывался совсем. Совсем недавно, на прошлой неделе, Драко довёл рыжего до белого каления, небрежно обронив: — Поттер, признайся, ты дружишь с этим имбицилом из жалости. Дело было перед уроком прорицания. Трелони так удачно задерживалась. У слизеринцев и гриффиндорцев были сдвоенные пары. Студенты с комфортом расположились на мягких пуфах в мансарде, где обычно проходили уроки прорицания. После слов Малфоя все слизеринцы замерли в ожидании шоу. Рон немедленно весь покраснел, и стал почти одним цветом со своей огненной шевелюрой. Он подскочил, и вне себя от злости направился к Малфою. — Не надо, Рональд, Малфою просто нравится тебя дразнить. Грейнджер, как всегда, попыталась замять конфликт. — А, наша миротворица Грейнджер, защитница прав эльфов и тупорылых нищебродов… — лениво протянул Малфой, втайне радуясь тому, что в ссору вступила эта остроумная девчонка. — Вечер перестаёт быть томным, а, Поттер, — вставил свои пять кнатов Теодор Нотт. — Заткнись, Малфой, — сказал Гарри. — А как же я? — состроил обиженную мордашку Тео. — Ты меня игнорируешь, Потти… Эдриан Пьюси закатил глаза. Слизеринцы засмеялись, и некоторые гриффиндорцы тоже. Нотт, довольный произведённым эффектом, посмотрел на Драко. Тот молчал, сверля взглядом Гарри. Тот, в свою очередь, злобно смотрел на Малфоя. Гермиона изо всех сил держала за рукав взбешённого Рона. Малфой насмешливо изогнул бровь. — А вот и он, наш святой Поттер, во всей красе. Так и вижу твоё расписание: «с девяти до одиннадцати — подвиг»…м? Теперь смеялись все без исключения. — Мальчики, довольно, вам что, пять лет? — почти вскрикнула Гермиона, которая уже из сил выбилась, сдерживая красного, как варёный рак, Рональда Уизли. — Грейнджер, не надоело тебе? Давно уже пора тебе обзавестись поводком и намордником для своего питомца. Кстати, Уизли, а когда тебе последний раз делали прививки? — насмешливо протянул Малфой. — Какие ещё прививки?! — выкрикнул Рон. Гермиона зажмурилась, предвидя ответ. — От бешенства, какие же ещё! — под громкий смех ответил слизеринец. Поттер и Уизли рванули к Малфою одновременно, но Гермиона выскочила вперёд и взмахнула палочкой. Бемс! Оба её друга, не добежав до Малфоя, отскочили от невидимой стены, потирая свои головы. На их лбах краснотой наливались большие шишки. — Браво, Грейнджер, двести очков Гриффиндору! — прокомментировал Малфой. Гриффиндорка покраснела, бросив на Драко быстрый взгляд из-под тёмных ресниц. Малфой усмехнулся. И услышал озадаченный негромкий голос Блейза из- за плеча. — Мне показалось, или только что она спасла твою шкуру, приятель? Шаг одиннадцать. Гермиона. Но нет!.. Чем больше я скрываю чувства, тем вырываются они сильней. Уильям Шекспир. " Буря». Гермиона менялась. Она чувствовала себя картиной, вначале нарисованной яркими масляными красками. Живые всплески радуги, отпечатанные на холсте. Но теперь цвета становились приглушённее, она будто выцветала. Прозрачная акварель, тихая дымка… Невероятно, но это может произойти с тобой… А если краски совсем закончатся? Останется меловой силуэт на черной грифельной доске… Она опустила перо. Ты слышишь, порой ты мне снишься ночами… Улыбки твоей и ресниц волшебство. Наверное, вечность легла между нами, Но больше, чем вечность, душ наших родство… Это было одновременно восхитительно и больно. Словно чернила для каждого послания Малфою Гермиона брала не из чернильницы, а прямо из сердца. Гермиона опять не спала этой ночью. Душа была переполнена Драко, её тянуло к нему, она еле сдерживалась, чтобы не смотреть на него так часто. — Миона, ты же скажешь, если хорёк тебя обидит? — Обязательно, Рон. — Гермиона, если он хоть пальцем тебя тронет, ему не поздоровится. — Спасибо большое за заботу, Гарри. (Знал бы ты, Гарри, как мне хочется, чтобы он до меня дотронулся). Гарри хмурился, видя как часто Гермиона уносится мыслями куда -то, далеко от них, а Рон подозревал, что Малфой опять сделал какую — то пакость, а их подруга просто не хочет их расстраивать. Иначе зачем она постоянно смотрит в сторону змеиного стола? Её голова, как подсолнух за солнцем, неизменно поворачивалась в сторону слизеринского принца. Гермиона делала новую попытку, стряхивала с себя этот дурман, находила всё новые возможности отвлечься. Дополнительные занятия по нумерологии. Помощь профессору Макгонагалл с проверкой контрольных работ первокурсников. Помощь Хагриду в уборке клеток соплохвостов. Перманентная помощь мальчикам в подготовке домашних заданий. Гермиона всё делала на автомате, в голове вертелись назойливые мысли. После именно сейчас? Почему раньше ей хватало просто выплеснуть эмоции и чувства в рифмованные строчки, а сейчас всё так круто поменялось? Почему хочется, чтобы он догадался, кто пишет ему? Что? Святые моллюски! Ну да, всё верно.. Раньше достаточно было иногда услышать его голос, встретится с ироничным взглядом, ответить колкостью на колкость, парировать словесный выпад. А ведь сейчас Гермиона тоже бросила ему вызов. Читай, слизеринский принц, мои стихи. Лови мои мечты, пришпиленные к листу бумаги, как крылья бабочки. Каково это, Драко, когда кто- то ходит около тебя, обнимает тебя взглядом, целует тебя через написанные строки? После того, как еле удалось предотвратить кровопролитие на прорицании, прошла почти неделя. Гермиона честно старалась держаться подальше от слизеринцев, но если раньше ей это вполне удавалось, то сейчас, как нарочно, она везде натыкалась на Малфоя. Вот практически куда бы не пошла. Последняя встреча её совсем выбила из колеи. Вернее, это была не совсем встреча. Довольно односторонняя, можно сказать. Гермиона видела Малфоя, а он её нет. Это было в прошлую пятницу. Гермионе удалось благополучно улизнуть от мальчиков, и она зашла в Запретный лес. Она шла по тенистой тропинке, в воздухе сновала различная мошкара, и отовсюду раздавалось птичье пение. Гриффиндорка дошла до маленькой лужайки, и остановилась возле раскидистого дерева. По веткам его скакала белка, и Гермиона с интересом стала её рассматривать. Белка спрыгнула в траву, и ускакала куда то, но девушка сразу забыла про неё. Потому что под деревом спал Малфой. Он лежал так свободно, как будто всю жизнь спал на голой земле под открытым небом. Одна рука его была откинута в сторону, ладонь другой под щекой. Белая рубашка распахнулась на груди, и было видно незагорелую кожу. Гермиона смотрела на спящего Драко Малфоя, и в сердце её вскипало, поднималось странное чувство. Дерзкое выражение лица, присущее слизеринцу обычно, исчезло. Сбившаяся набок белая отросшая чёлка, подрагивающие тёмные ресницы, острые мятежные скулы, порозовевшие ото сна, приоткрытые губы, — всё было так беззащитно, покорно и кротко, что душа её растерялась. И от этого стало ей так больно, невыносимо больно, такой беспредельной, безысходной жалостью сжало её сердце, что слёзы невольно выступили… Всё, что когда она либо чувствовала к нему, — всё сошлось в затопляющей душу, плавящей сердце нежности. Светловолосого мальчика со смеющимся взглядом, и ямочкой возле насмешливой улыбки — недосягаемого слизеринца Драко Малфоя — забуду ли я когда — нибудь?.. Не губы, не глаза. Наверно, прямо в сердце Хочу поцеловать, Чтобы душой согреться. Что сделал ты со мной? Скажи, как дальше жить? Дышу одним тобой. Не в силах позабыть. Я не хотела, нет, Чтоб это всё случилось… Прости мне этот бред. Мой принц, я в Вас Влюбилась… Девушка украдкой изучала лицо Малфоя, когда пары Гриффиндора совпадали со Слизерином. Сегодня опять совместный урок по трансфигурации. Драко проходит на своё место возле стены, небрежно кидает сумку. Садится. Лёгкий наклон головы вправо, рука проводит по светлым волосам, серые глаза прищурены. — Влюбилась, Грейнджер? — Что? Мать твою! Гермиона в ужасе подскакивает на своём стуле, от её резкого движения книжка падает со стола. Девушка ныряет за ней, чувствуя, как горят её щёки. Она так засмотрелась на Малфоя, что пропустила момент, когда он заметил. Теперь все знают, что она на него пялится. Слизеринцы смеются. Если бы можно было телепортироваться прямо не выбираясь из -под стола… Святые моллюски, что мне делать?.. Спокойно, Гермиона, это всего лишь — навсего Малфой… Ох, лучше бы мне остаться под партой до конца жизни… Девушка выбирается из-под стола, держит в руках книгу. Отряхивает пыль с мантии и смотрит на Драко. Тот усмехается. Возле уголка губ образуется ямочка. Гермиона машинально облизывает свои губы. Малфой неожиданно для себя повторяет это, глядя на неё. Язык проходит по контуру сначала верхней, а потом нижней его губы. Так же, как только что это делала Грейнджер. Взгляды, как отточенные клинки. Тысяча громов! — Мисс Грейнджер, вы можете наконец уже сесть, как положено, и открыть учебник на странице 345? Кстати, это ко всем относится. Голос Макгонагалл выносит Гермиону в реальность. Она резко отворачивается от Драко и плюхается на стул. Если раньше и были сомнения, то теперь их не осталось. Она по уши в кошмаре под именем Драко Малфой. До ушей девушки доносится вкрадчивый голос. — Грейнджер, а не могла бы ты просветить меня, что это только что сейчас было? Малфой. Ну конечно. — Транс Ван- Винкля, — рявкает в ответ Гермиона. Она наклоняется, словно занавеской отгораживаясь от парня гривой густых кудрей. Она никого не хочет видеть и слышать. Но она слышит тихий смех от стола, стоящего у стены. В её глазах до сих пор картинка полураскрытого рта Драко и его язык, проходящийся по полным губам. Убейте меня, если я не хочу, чтобы это были мои губы… Шаг двенадцать. Драко. Прости мне эту боль, Что рвёт на части сердце. Мой принц. Вы — мой Король. Да я вот Не принцесса… Ни статью, ни лицом, Ни правом по рожденью. Не суждено кольцом Спасти моё паденье. Прости . Ни слов сдержать, Ни чувств Я не сумела. Принцессой Мне не стать. Но вот любить - Посмела. Третье. Это уже третье послание. Драко смотрит на неровные строки, и сквозь них вырисовывается какой — то до боли знакомый образ. Отчаянные, полные надежды и нежности слова забираются куда- то глубоко — глубоко в сердце, в душу, и вытаскивают наружу пречистый свет. Малфой почти слышит мягкий голос, когда читает снова и снова эти сумасшедшие стихи. Торопливо бегущие буквы, словно девушка боится не успеть запечатлеть на листе то, что выплёскивается из её сердца. Малфой поднимает глаза на профессора Слизнорта, соловьём разливавшегося перед классом. — Таким образом, многоуважаемая аудитория, все расчёты оказываются верными, и мы видим, что мы с вами на правильном пути… Драко удовлетворённо кивает. Старик прав. Он на правильном пути. Малфой размышляет. Что это такое было на трансфигурации? Что за представление устроила Грейнджер? Она уставилась на него, будто кролик на удава. Глаз не могла отвести… Забини потом весь урок тихо хихикал рядом, на все лады комментируя это. Драко, твой отец готов к тому, что скоро в Меноре будут развешены плакаты о свободе и правах эльфов? Малфой, да ты экстремал! С львятами из змей никто до тебя не мутил! Каково это — когда девчонка так доминирует, как Грейнджер? Наверно, кайфово, а? Очень остроумно, Блейз. Завались. Да, было забавно встретить такой откровенный взгляд от Грейнджер… Но потом, когда грязнокровка облизала свой рот, пройдясь розовым язычком по румяным губам… Малфой ужаснулся, вспомнив свою реакцию. Он завороженно повторил за ней, облизал, дракл его дери, свои губы, и был в шаге от того, чтобы не притянуть девчонку к себе, и не проделать это уже с её губами. И это вишенка на торте его настроения, в котором дурманом стелятся стихи таинственной незнакомки, вихрятся каштановые кудри, и пляшут веснушки на девчачьих щеках… Мерлин, что за бред? Бомбарду мне в голову… Драко делает вид, что слушает лекцию, а сам листает книгу, взятую тогда в библиотеке. «Школы Пифагора обязательно изучали Квадривиум, в который входили четыре науки: сакральная геометрия, нумерология, музыка (гармония) и космология… » Драко пропустил несколько абзацев. Ага, вот. «Поэзия и музыка словно родились под знаком Близнецов. И хотя совершенно очевидно, что «рождение» этих искусств было вовсе не одновременным, оба означены постоянным тяготением друг к другу. Тайны тут нет: оба этих рода искусства взросли из одного зерна, вышли из одного лона.» «В скандинавских балладах описано, как юношей завлекают сладкие напевы эльфийских дев. Эта музыка называется ellfr-lek, на исландском языке liuflíngslag, на норвежском — Huldreslát. Исследователь указывает на параллели этих северных мифов с историей о волшебном пении сирен, обольщавшем Одиссея.» Малфой нахмурился и закрыл книгу. Эльфльлелёк, значит… Шаг тринадцать. Драко. Как можем мы с тобою говорить о том, чего ты чувствовать не можешь… Уильям Шекспир. " Ромео и Джульетта». Малфой завёл Забини в пустой музыкальный класс. Там было то, что нужно — пустота, тишина и фортепиано. — Надо поговорить. Блейз согласно кивнул. — Я тоже так думаю. Он внимательно смотрел на Драко, нервно меряющего шагами комнату. — Не знаешь, с чего начать? — Да… Ладно. Короче, вот… Малфой подал Забини какие-то листочки. Тот пробежал глазами по строчкам и удивлённо посмотрел на друга. — Это стихи. Тебе их поклонница прислала? Драко поморщился от слова «поклонница». — Не думаю, что это так можно назвать… Он взъерошил светлые волосы, и резко повернулся к Забини. — Вот скажи, что ты ощущаешь, когда читаешь эти стихи? Мулат недоумённо пожал плечами. — Ничего. Просто читаю. Кстати, неплохие стихи. Круто написано, я даже так сказал бы. Тебе повезло. Горячая штучка. Уже знаешь, кто? — Вовсе нет, — вздохнул Драко, и Блейз снова внимательно посмотрел на друга. Присел на парту, покачал ногой. — Всё это забавно. Представляю, как это тебя заводит… — Мерлин, Блейз, ты даже представить не можешь, насколько. — Слушай, Драко… — М? — А вдруг она страшная? Нет, ну правда, ты тут весь на взводе, мечтаешь, да- да, не надо отнекиваться…а там какое — нибудь недоразумение, наподобие Милисенты Боулстрид. Вот облом то будет, а? — Блейз, это не Милисента. Я каким то образом это знаю… У Забини загорелись глаза. — Если бы не ваша вековечная вражда с Золотым трио, я бы сказал, что это от Грейнджер. Драко замер на месте. — Нет, Малфой, это вполне в её стиле! Она довольно безрассудна, а также не боится делать первый шаг. И она горячая, я давно это заметил. Блейз торжествующе ухмыльнулся. — И что ещё ты заметил? В голосе Драко лёд. — Малфой, нет! Нет- нет- нет! Блейз смотрит на него с ужасом. — Скажи, что я ошибаюсь. Эту интонацию я уже слышал. Когда Фред Уизли подкатил к той пышечке когтевранке, которую ты обхаживал… Драко Малфою казалось, что ещё немного, и у него из ноздрей пойдёт клубами дым. А взгляд, наверняка, как у василиска. Блейз покачал головой. — Не человек, а Конёк — Горбунок. Малфой, спокойно, мне нахрен твоя Грейнджер не упала… Нет, правда, а если это она? — Не думаю, что она считает написание стихов достойным для себя занятием …и вообще это не то, о чём я хотел бы поговорить. Но главное не это. Понимаешь, что, когда я это читаю, я словно слышу голос той, что написала эти строки… Забини напрягся. -И…и вырисовывается какой — то образ… — Малфой… Голос мулата срывался. — Когда это началось? — Когда я был в Запретном лесу… — Так я и думал. Забини метнул на Драко короткий взгляд. — Что? — Поэтому ты вспомнил про пифагорейцев. Драко опустил голову. — Да. Я начал читать эту книгу, про Квадрариум Пифагора, про влияние музыки на подсознание. Там сказано также, что стихи и музыка тесно связаны. Что у них общий источник. И я понял, что странно в этих стихах. Они слишком глубоко меня задевают, я словно вижу эту девушку, вернее, её образ, слышу её голос… Блейз, ты же этого не чувствуешь! — А я и не должен. Забини сложил руки на груди, и спокойно произнёс: — Иначе говоря, мой меланхоличный друг, ты считаешь, что попал под музыкальные чары… — Да! Я сам себя не узнаю. Мне покоя не даёт желание узнать, кто мне их пишет. И ещё я постоянно пребываю в каком — тумане. Блейз, меня словно одурманили! Забини понимающе кивнул. — Приворот через стихи. — Я вспомнил всё, что можно про подобные случаи. Гамельнский Крысолов, сирены, ундины, никсы… Всё это про музыкальную магию. Драко присел за фортепиано, и пробежал пальцами по клавишам. — Понимаешь, я прочитал всё что можно, про воздействие такого волшебства. Я не могу понять, почему именно сейчас? Почему именно сейчас эти стихи? Почему у меня такая реакция на них? Я же образ этот практически осязаю, голос слышу! Блейз ухмыльнулся. — Очень просто, Малфой. Это означает, что вы оба совершеннолетние, и ваша музыкальная, хм, так сказать, сущность, начала действовать. Ищи среди ровесниц, или старше. И надо с этим разобраться до того, как мы разьедемся. Музыкальная магия очень стихийная, и выброс что с той, что с другой стороны, может привести к самым непредсказуемым последствиям. Иначе ваша тяга друг к другу как разряд молнии шарахнет по вам обоим. Но когда вы друг друга обретёте… Малфой приподнял бровь, ожидая окончания фразы. — То хотел бы я посмотреть на этот слаженный дуэт. — Придурок! Дети- и́ети, и другие радости жизни. Если нравится — мало? Если влюбился- много? Если б узнать сначала, Если б узнать надолго! Владимир Высоцкий. Гермиона Грейнджер стояла среди толпы гомонящих первокурсников, и пыталась воззвать к их разуму. — Дорогие ребята, пожалуйста, прошу вас, тише. Тихо! Гермиона гаркнула, не выдержав, и все ребята замерли. Они с любопытством смотрели на Гермиону, сдерживая рвущийся наружу смех. Глядя на эти сияющие радостью мордашки, Гермиона поняла, что не в силах на них сердиться. Она улыбнулась, поправила волосы, и спокойно продолжила. — Ребята, сейчас мы с вами пойдём в Хогсмид. Чтобы наша прогулка была как можно более интересной, и увлекательной, то вы должны соблюдать дисциплину, хорошо? Ребята радостно закивали, и опять зашумели. Гермиона одобрительно кивнула. — Отлично. Тогда, пожалуйста, постройтесь парами, и пойдём уже наконец в Хогсмид. Иначе мы тут до Второго Пришествия будем строиться… — А можно, я пойду с вами? — Что? Гермиона непонимающе уставилась на маленькую белокурую девочку, робко улыбающуюся ей из-под белой чёлки. У неё были серые глаза в обрамлении чёрных ресниц, и этот взгляд кого-то напомнил Грейнджер. И она прекрасно знала, кого. — Я хочу, чтобы вы шли со мной. За руку, — повторила девочка, и протянула Гермионе маленькую розовую ладошку. Гермиона улыбнулась и взяла девочку за руку. — Я тоже хочу с вами! — И я! — И я тоже! — Так нечестно, почему Сирени можно, а нам нет? Грейнджер растерялась, услышав возмущенные голоса. Дети обступили её со всех сторон, пытались обнять, дотронуться, и все непременно хотели идти за руку с этой красивой доброй тётей, которая почти ни разу на них ни крикнула, и не отругала. Пока Гермиона Грейнджер пыталась решить эту задачу, стоящий неподалёку Драко Малфой украдкой наблюдал за этой сценой. Грязнокровка забавно выглядела, окружённая этими детьми. Она так уверенно с ними разговаривала, и Малфой поневоле испытал восхищение, видя как она справляется с этими необременёнными интеллектом существами. Сам Драко детей побаивался, и старался держаться от них подальше. Он никогда не понимал тех, кто обожал возиться с детьми, например Блейза. Его лучший друг мог часами веселиться с младшекурсниками, бегая с ними, и хохоча, как будто самому ему десять лет, а не семнадцать. Но Гермиона Грейнджер даже не сюсюкала с ребятами, как другие девчонки. Она просто и спокойно пыталась им объяснить, и ребята её слышали. Драко видел также, как дети липли к ней.Едва Грейнджер появлялась где- нибудь возле места, где кучковались младшие классы, как тут же вокруг неё начинала собираться малышня. Она играла с ними в какие-то лишь им понятные игры, читала им сказки, рассказывала что — то, и дети хвостом ходили за Гермионой. И видя сейчас аккуратную цепочку идущих в Хогсмид детей, возглавляемую Гермионой, за одну руку которой держалась беленькая девочка, Малфой понял, что это ему напоминает картинку из книги, где человек с дудочкой уводит из города пляшущих детей. Грейнджер никакой дудочки не надо было, чтобы дети за ней шли. Они просто её любили. Малфой подумал, и пошёл следом. Когда Гермиона довела ребят до магазина сладостей «Сладкое Королевство», то разрешила всем пойти, кто куда хочет, с условием встретиться через час на этом же месте. Когда вся детвора разбежалась, Грейнджер обнаружила, что возле неё всё ещё стоит та самая белокурая девочка. Интересно, она случайно, не родственница Малфою? Взгляд уж больно похож… Гермиона присела возле малышки. — А ты почему никуда не идёшь, м? Девочка улыбнулась в ответ. — Потому что мне нравится больше с вами, мисс… — Меня зовут Гермиона. А тебя? Сирена? Девочка мотнула отрицательно головой. — Нет. Сирень. Это такие цветы. На деревьях. — Да, я знаю, что такое сирень… Гермиона улыбнулась девочке в ответ. — Странно было бы, если бы мисс Всезнайка не знала, что такое сирень… Святые моллюски, только не это! Гермиона медленно обернулась. — Малфой! — обвиняющим тоном произнесла она. Драко Малфой хмыкнул. — Да, ты не ошиблась и в этот раз, мисс Я — Умнее- Всех. Серые глаза прищурены, пушистые ресницы вздрагивают. Грейнджер взяла Сирень за руку и с величественным видом прошла мимо слизеринца. — Всего хорошего, Малфой, — холодно бросила она. Драко приподнял бровь, и ухмыльнулся. — А с чего это ты решила, что я закончил разговор, м? Драко неторопливо подошёл к ним, и как ни в чём не бывало, взял Сирень за другую руку. Та охотно протянула ему свою ладошку. Драко шёл рядом с онемевшей Гермионой, Сирень шла между ними. Малфой забавлялся, видя, как Грейнджер пытается подобрать слова. Девочка же радостно смотрела на Драко. — Вы её жених? — светским тоном осведомилась Сирень. Драко встретил свирепый взгляд Гермионы и засмеялся. — Какое любознательное дитя, — дружелюбно заметил он. — Малфой… Какого…дракла… Слизеринец с удовольствием отметил, что щёки гриффиндорки наливаются алым цветом. — Сирень, скажи — ка, пожалуйста, почему ты так решила? — невинным голосом спросил Драко у девочки. Та не замедлила с ответом. — Я просто вижу, как мисс Гермиона на вас смотрит, сэр. Драко прищурился и хищным взглядом окинул гриффиндорку. Ага, всё, как он любит. Щёки, как маки. Полыхает, словно огонь. Кажется, сейчас начнёт метать молнии. — М-м, как интересно… И как же мисс… Гермиона на меня смотрит, м? — Малфой! Голос Гермионы тихий, но в нём слышен звук приближающейся грозы. — Она смотрит так! И девочка прикрыла глаза, томно вздохнула, а потом, к большому возмущению Грейнджер, и искреннему восторгу Малфоя, облизнулась. Драко захохотал, но Сирени показалось этого недостаточно, и она пояснила: — Она смотрит на вас, как моя кошечка Пушинка на сливки. Малфой самодовольным взглядом окинул Грейнджер, кипящую от возмущения. — И вы, сэр, ТОЖЕ так на неё смотрите! Гермиона захохотала. После этих слов Драко выпустил руку этой коварной маленькой особы, и удалился размашистыми шагами под торжествующий смех Грейнджер. Тысячи громов! Дракл меня задери, чтобы ещё когда — нибудь решил прогуляться с детьми!!! Как Рон Уизли берега попутал. Я кричал: " Вы что ж там, обалдели? Уронили шахматный престиж!» Мне сказали в нашем спортотделе: " Ага, прекрасно — ты и защитишь!» Владимир Высоцкий.» Честь шахматной короны». Мало было Гермионе переживаний из — за Малфоя, так ещё мальчики постоянно подкидывали проблем. Гарри Поттер ещё ладно, он спокойно пытался решить сам вопрос по налаживанию отношений с Чжоу Чанг, и не делал это достоянием общественности. Но Рональд Уизли и его взаимодействие с Лавандой Браун… Лаванда Браун была соседкой Гермионы по комнате, и по совместительству, девушкой Рональда Уизли. Грейнджер терпела до последнего, пока в один вечер Рон не перешёл черту, за которую, как считала Гермиона, не позволительно заходить никому. Они с Лавандой пришли вечером, как обычно, в гостиную Гриффиндора, и уселись с ней на кресле. Ну как уселись, Рон втиснулся на сиденье, а пышная блондинка уселась к нему на руки. Парочка немедленно принялась лобызаться, не обращая внимания на других студентов. Гермиона сидела за столом, проверяя по просьбе мальчиков их домашние задания по нумерологии. Гарри Поттер читал историю Хогвартса, по которой у него была пересдача зачёта. Грейнджер уже почти закончила, когда Рон, пошептавшись с Лавандой, обратился к ней. — Миона, — проговорил он запыхавшимся, хриплым голосом, — не могла бы ты сегодня не ночевать в своей комнате? — Что? Гермиона подняла на Рона глаза. Гарри тоже уставился на него непонимающе. Рон был весь красный, рыжая шевелюра взъерошена ещё больше, чем обычно. Лаванда тоже присоединилась к Рону, надув пухлые губы. — Да, Гермиона, пожалуйста, уступи нам сегодня местечко… Мы с Бон- Боном хотим провести романтическую ночь… Гермионе даже показалось, что её по щеке ударили. Она медленно встала, упёрлась руками в бока и тихим голосом проговорила: — Вы с Бон-Боном хотите ЧТО? — Провести романтичную ночь, — повторил Рон. Гермиона захлопнула книгу, которую держала в руках, с таким звуком, что Гарри Поттер подпрыгнул на диване рядом с ней. Она швырнула книгу на стол, на кипу бумаг, и выпрямившись во весь рост, отчеканила. — Правильно ли я понимаю тебя, Рональд Уизли, что после того, как я тут второй час делаю за тебя твоё домашнее задание, исправляя твои ошибки, ты вышвыриваешь меня из моей же комнаты?.. Голос её, по мере произнесения фразы, становился всё тише, и последние слова Гермиона практически прошипела. Гарри показалось, что Грейнджер перешла на парсилтанг. Несмотря на то, что голос был тихим, слова её, казалось, прозвучали, как громовые раскаты. Рон и Лаванда переглянулись. Грейнджер медленно, мягким тигриным шагом пошла по гостиной, скидывая по ходу движения все предметы на своём пути, швыряя всё налево и направо. Сначала на пол полетели со стола книги, перья, пергаменты. Листы с домашним заданием Уизли, только что проверенное и исправленное Гермионой, полетели прямо в лицо Рона, вместе с его же чернильницой. Лаванда взвизгнула и подскочила, как ужаленная. — А ну, сидеть! — рыкнула Грейнджер вскочившему было с кресла вслед за Лавандой Рону. — И ты, послушай меня, Лаванда Браун. Гермиона схватила за руку пробегающую мимо Лаванду. Та пискнула и с ужасом замерла, глядя в сверкающие карие глаза. Голос Гермионы звенел от ярости: — Ты хочешь, чтобы постоянно пропадали перья, книги, чтобы всё катилось кувырком? — чтобы твоя жизнь превратилась в хаос?.. — чтобы домашние задания приходилось делать не только себе? — А что ты знаешь про его аппетит?! Да он все время ест! — Ты не представляешь, каково это находится рядом с ним, за обедом!.. — Такое чувство, что он недавно спрыгнул с пальмы! — Ты откатишься в ледниковый период!!! Гермиона Грейнджер вбивала слова, словно гвозди, и Поттеру показалось, что он слышит явственно стук молотка после каждого слова, произнесённого подругой. -Так вот, тебе такое счастье не упало!!! Гермиона встала в дверном проёме, перед изумлёнными Гарри и Роном, и развела руки, с силой ударив кулаками по косяку с обеих сторон. — Это мой крест!!! — И пока ты, Лаванда Браун, не делаешь всего этого, ты не будешь указывать, где мне спать ночами!!! После этих слов, прозвеневших в гробовой тишине, Гермиона без помощи волшебной палочки, а просто щелчком пальцев взорвала в воздухе над креслом, где сидел Рон Уизли, большой огненный шар, и вышла из комнаты, хлопнув громко дверью. Уизли сидел весь чёрный, перемазанный сажей, не в силах слово сказать. Лаванда тихо всхлипывая, вылезла из-под стола, куда спряталась. — Что это такое вообще сейчас было, Рони? — спросила блондинка дрожащим голосом. Рон в ответ только громко икнул. Гарри Поттер поправил очки и сказал: — Рональд, ты забыл, как опасно злить Гермиону. И, думаю, что тебе теперь придётся делать все домашки самому… Тайна полёта. Увы, любовь, хотя она слепа, без глаз найдёт, какими ей путями дойти до нас, и властвовать над нами. Уильям Шекспир. «Ромео и Джульетта » Гермиона стояла одна, на берегу Чёрного озера, и вдыхала прохладный вечерний воздух. Сиреневые апрельские сумерки медленно опускались на Хогвартс, словно окутывая замок и окрестности мягким тёмным покрывалом. Ветер тихо копошился в корявых ветвях Гремучей ивы, будто устраиваясь поудобнее на ночлег. Завели свою незамысловатую мелодию невидимые в траве музыканты сверчки. Белые звёздочки душистого табака раскрылись навстречу наступающей ночи, и наполняли своим благоуханием вечерний воздух. Гермиона вдохнула и закрыла глаза. Она выскочила на улицу, вся кипя от праведного гнева. Нет, подумать только, какая наглость! Что себе позволяет эта Браун! Ровно столько, сколько ей позволяет Рон… Это было запредельно противно. Просто за гранью добра и зла. Гермиона хотела просто это стереть из памяти, всю эту сцену. Это было ужасно унизительно. Да, я сама виновата, распустила Рона. Надо перестать уже всё делать за него, в самом деле… Привыкла его тащить, а он со своей Лавандой ноги об меня вытирает. Гермиона кивнув своим мыслям, зябко поёжилась. Выскочила из тёплой гриффиндорской гостиной, не захватив никакой верхней одежды. Сейчас на ней были лишь рваные джинсы и любимая чёрная футболка, с нарисованной на ней серебристой рыбой на рыболовном крючке и надписью «Вы ухуели?». Эту футболку ей подарили близнецы Уизли, после того, как побывали в Норвегии, на слёте норвежских рыбаков. Тогда они, ухмыляясь и переглядываясь, вручили эту футболку Гермионе, сопровождая словами: «Это должно быть твоим девизом, Грейнджер, ты должна выучить эту фразу, чтобы уметь давать отпор». И Гермиона сейчас как никогда была согласна с Фредом и Джорджем. Минуту подумав, она достала волшебную палочку, и негромко молвила: «Акцио, метла». Когда девушка призвала свою метлу, она сама себе не поверила, что, собственно, собирается сделать. Гермиона ужасно боялась высоты, и поэтому терпеть не могла полёты на этом обычном для волшебников виде транспорта. Но сейчас ей хотелось адреналина, хотелось сделать какой-нибудь отчаянный поступок, чтобы перестать чувствовать себя оплеванной. От винта! Девушка решительно села на метлу и взмыла в вечернее небо. Холодный порыв ветра ударил в лицо, разметав волосы. Навстречу Гермионе летело весеннее небо с первыми звёздами. И вдруг она поняла, что это совсем не страшно, а очень круто. На сердце так радостно, что хочется смеяться, от ощущения немыслимой высоты под собой, и движения воздуха на разгорячённых щеках. Внизу мелькали верхушки деревьев Запретного леса, сверкало зеркало Чёрного озера, и вид замка с высоты казался картинкой из детской книжки. Палевые облака совсем заволокли горизонт, и вдруг быстро стемнело. Ночь смотрела на летящую в небе гриффиндорку жёлтым тигровым глазом полной луны. И ещё на одиноко летящую над ночным Хогвартсом фигурку смотрел из окна Астрономической башни Драко Малфой, не в силах отвести взгляда. Мой сероглазый принц, Забуду ли когда то, Тот взгляд из-под ресниц. Всем сердцем виновата. Всей грешною душой Виновна перед Вами. Мой принц, Вы- мой Король С зовущими Глазами… Шаг четырнадцать. Гермиона. О, куст цветов с таящейся змеей! Дракон в обворожительном обличье! Исчадье ада с ангельским лицом! Поддельный голубь! Волк в овечьей шкуре… Уильям Шекспир. «Ромео и Джульетта». Солнечную погоду сменили дожди, и Гермиона с большим удовольствием проводила много времени в библиотеке, делая домашние задания. Иногда к ней присоединялись Поттер и Уизли. Мальчишки сидели рядом, пытаясь вникнуть в очередной кошмар, заданный Снейпом. Гермиона читала одну из книг, выбранных Малфоем в прошлый раз, и забытых им в библиотеке, когда он так поспешно сбежал от неё. Это была книга волшебника Винсента Ривердейла «Волшебство музыки: правда или миф?». «Кельтские друиды все музыкальные звуки поделили по их принадлежности к определенной стихии и применяли в тех случаях, когда была необходима помощь какой-то одно из них. Так, к примеру, такие музыкальные инструменты, как трещотки, барабаны и ксилофоны издают звуки земли. Именно поэтому их использовали в процессе молений о хорошем урожае, плодородии, ими же сопровождали принятие родов у животных, а иногда даже у женщин. Свирели, флейты, всевозможные дудочки, подвластные воздушной стихии, могли привлекать духов, которые отвечали за правильное принятие решений, мудрость, интеллектуальные способности. Струнные инструменты, в том числе арфы, скрипки — способны призвать на помощь огненную стихию. Их использовали при сражениях, обороне от врагов, концентрации воли, борьбе с всевозможными эпидемиями. А все резонансные инструменты — гонги, колокола — имели связь с водной стихией. Поэтому их использовали в обрядах моления о дожде, очищения от скверны, в свадебных церемониях, инициации. Также у кельтов существовали ритмичные стихосложения, которые читали специально обученные чтецы, во время битв. Эти стихи могли напугать врагов и заставить их бежать. Именно поэтому на протяжении длительного времени кельты считались непобедимыми.» Гермиона задумалась. Зачем Малфой выбрал книги про магию музыки? Что он пытается в них найти? Девушка была уверена, что это связано с её стихами. Только вот каким образом? Она же не использует никакой магии, когда пишет их, когда чувствует то, что чувствует. Грейнджер нахмурилась. Это было… обидно? Словно пытаются разобрать на запчасти её сердце, чтобы разглядеть под микроскопом, где запрятаны её радость, её надежда, её мечты о Малфое. Рон пыхтел и сопел, недовольно переворачивая страницы толстенного тома «Чарующие чары низкорослых кустарников». — Чарующий чёрт, — бурчал он под нос, имея в виду профессора Снейпа. Гарри хихикнул. — Рональд, — наставительным тоном сказала Гермиона, — для составления правильного анализа зелья, надо знать свойства каждого ингредиента. Читай внимательно. — Это довольно интересная книга, — раздался тихий голос сзади. — Кому как, — пробурчал Рон. Ребята обернулись и увидели Полумну Лавгуд. Она неспешно прошла мимо книжных полок, и изящно опустилась на стул рядом с Гермионой. — Здесь не полностью даётся описание чар поющего жасмина, — мечтательно проговорила Полумна, и убрала за ухо длинный белокурый локон. Грейнджер проследила за её пальцами. У Драко волосы ещё светлее. Полумна доброжелательно смотрела на Гермиону. — Дождь мешает гулять в Запретном лесу, — сказала она. — Д-да, — запинаясь, ответила девушка. — И на стадион тоже особо не выйдешь, — продолжала Полумна таким же тоном леди, поддерживающей светскую беседу. Сердце Гермионы пропустило удар. Полумна наклонила голову к правому плечу и совсем тихим голосом произнесла, так что одной лишь Гермионе слышно было: — Но зато ведь остаётся библиотека, м? Гермиону подбросило со стула. Она во все глаза смотрела на Лавгуд. Что это такое сейчас было? Полумна говорит так, как будто ей что-то известно. Как она это делает? Мерлин, хватит. У меня уже паранойя. Лавгуд просто говорит о погоде. Но как так? Именно в такой последовательности: лес, стадион, библиотека… Она что, легилемент? Мысли читать умеет? Всё это пронеслось в голове Гермионы, и она выдавила из себя, глядя Полумне в большие голубые глаза, невинно смотревшие на неё. — Надо поговорить. Сейчас. Шаг пятнадцать. Гермиона. Любовь — недуг. Душа моя больна Таинственной Неутолимой жаждой. Того же яда Требует она, Который отравил Её однажды. Уильям Шекспир. Гермиона Грейнджер никогда не врала себе и другим. Это школьное противостояние Слизеринского принца и Золотого трио было всегда для девушки фоном для чего-то пронзительного, чего-то рвавшегося из груди, когда взгляды её и Драко вдруг пересекались. И Гермиона поклясться могла бы, что эти короткие вспышки, что делали её мир таким цветным, а её сердце заставляло бешено стучать, касались не только её. И что именно поэтому Малфой снова и снова насмехался, издевался, не оставлял в покое девушку и её друзей. Ведь для всех остальных слизеринцев она была глубоко фиолетово. Драко заавадил бы, наверное, каждого, кто посмел бы ему это вдруг сказать, но Гермиона чувствовала всем своим существом, что он меньше всего на свете хотел бы её равнодушия. Ненавидь, злись, даже можешь ударить, но только не прекращай так на меня смотреть — это читала она в глазах парня, когда он снова и снова начинал свои издевки. И было дело, ударила. Не сдержалась. На третьем курсе. Гермионе тогда Малфой казался эпицентром всех их бед. Желание причинить ему такую же боль, какую он постоянно доставлял девушке, злость на него, вынудили её сорваться. Гермиона до сих пор, когда вспоминала тот день, чувствовала, как мотнулась от удара её кулака голова Драко, какая мягкая и теплая была щека, по которой она ударила… Это бесконечная борьба сама с собой выматывала. Это заставило пойти ва — банк. Стихи написаны и отправлены. Гермиона изливает душу Полумне Лавгуд, ощущая благодарность к этой тихой странной девушке. Как же хорошо она слушает… Полумна, клянусь, я думала, что легче станет, отпустит, но тот момент, когда бумажная птичка села в руки Малфоя, послужил спусковым крючком. Мне хочется большего. Мне его не хватает. Что мне делать? Полумна слушает сбивчивый рассказ, не показав и капли удивления. Сидит себе с безмятежным видом, наматывает на палец длинный серебристый локон. Большие голубые глаза словно пытаются что-то разглядеть на лице Гермионы. Почему-то голос начинает дрожать, когда повествование доходит до того момента, как приходится признаться в том, что пишешь стихи. Как будто это признание в смертном грехе. Слова с трудом вытакиваются из горла, голос временами срывается. Это слишком лично. Слишком остро. Слишком пронзительно. Слишком не похоже на розовую ванильную сладость, и никаких бабочек в животе. Просто чувство, что ты — высоковольтный провод, и через тебя постоянно пропускают электрический ток. Напряжение и треск в ушах, голубые искры перед глазами… Желание видеть, желание коснутся, желание сказать… Что это такое? Если тебе что-то понятно, то скажи, Полумна. Это у всех так бывает?.. Полумна тихо слушает, иногда кивая, словно в такт словам. Ни капли удивлённо. Напротив, на её лице читается удовлетворение, как будто она правильно решила задачку. — После того, как ты отправила стихи, тебе стало легче, — скорее утвердительно, нежели вопросительно произносит Полумна. — Да, сразу же. Воспоминание о том моменте, когда она увидела, что Драко развернул листок с её стихами, погружает снова в ощущение счастья. — Почему? — Что? — Почему тебе стало легче? На минуту задуматься, подбирая слова. — Просто… Я почувствовала вдруг между нами связь. Как будто, если мы провода, и нас подключили к одному трансформатору. Да, это именно так и чувствутся. Постоянное напряжение, двадцать четыре на семь. Словно ты себе не принадлежишь. Написанные строки дают временную передышку. Но другие уже теснятся в груди, и мешают дышать. И так хочется разделить это с тем, кто на друга конце высоковольтного провода. С Драко… Полумна смотрит напряжённо куда — то сквозь Гермиону. А потом тихий ответ, как приговор. — Гермиона. Дай ему сделать свой ход. Игры не интересны, когда человек играет сам с собой. Суета вокруг котят. Гермиона мрачно шла по направлению к хижине Хагрида. Он прислал ей взьерошенную маленькую сову с отчаянным посланием: «Шанхайская мышеловка окотилась. Нужна помощь». Гермиона Грейнджер прекрасно понимала, с какой проблемой столкнулся Хагрид. Собственно говоря, это могло стать проблемой всего Хогвартса. Шанхайская мышеловка — это была редкостная фантастическая тварь. В прямом смысле. Если у обычных кошек в помёте было пять — шесть котят, то шанхайские кошки приносили по двадцать — тридцать штук зараз. Как назло, выйдя из замка, гриффиндорка наткнулась взглядом на сладкую парочку — Малфой плюс Паркинсон. Они сидели в слизеринской беседки, и предавались плотским утехам. Видимо, на них так подействовала весна, что эти двое чуть ли ни у всех на виду старательно, с чувством, с толком, расстановкой яростно целовались, сплетаясь так конечностями, что непонятно было, где кто. Зрелище это настроения Гермионе не прибавило, и она лишь машинально отметила про себя, что постанываюшая от удовольствия Паркинсон ей ещё более противна, чем Паркинсон орущая. Вид целующегося Драко подействовал на неё как- то странно. Ей ужасно захотелось врезать ему, чтобы у него слетело с лица это томное выражение. Он самозабвенно вылизывал пухлый рот Панси, и Гермиона Грейнджер ужаснулась, осознав, что мечтает о том, чтобы это была она в объятьях Малфоя. Закусив губу, она торопливо проскочила мимо них, и зашагала по тропинке к Запретному лесу. Когда она пришла к Хагриду, то застала лесничего в самых расстрёпанных чувствах. В больших ручищах он держал огромную корзину, в которой копошились новорожденные шанхайские котята всех мастей. — Гермиона, как я рад, что ты пришла! Посмотри скорее на этих милых крошек! Разве они не прелесть! От умиления лесничий даже слезу пустил. Гермиона заглянула в корзину, где пищали рыжие, дымчато- серые, чёрные, полосатые, белые котята. Глаза у них, как и положено у шанхайских мышеловок, были уже открыты. — Где их мать? , — спросила Гермиона, пытаясь сосчитать котят. — О, её сейчас кормит Рон. Они с Гарри тоже пришли, откликнулись на мою просьбу. Я так счастлив, что вы любите моих питомцев так же, как я! Гермиона хмыкнула, услышав кому Хагрид доверил кормление кошки. Зная Рональда Уизли, оставалось надеяться, что он не сожрёт всю сушёную рыбу, которую обожали эти кошки. Рональд любил её не меньше. Хотя, что из еды он не любил? Из дверей хижины вышел Гарри Поттер, и засиял при виде своей подруги. — А я и не слышал, как ты пришла, Миона. Правда, они милые? Девушка согласилась. — Да, но что теперь с ними делать? Столько котят, кошка справиться с их кормлением? Хагрид гордо кивнул. — Да, отличный помёт, двадцать штук крепеньких, здоровых котят. Моя Мурыса, конечно, справится, это же не первый раз, когда она становится матерью… Гарри взял в руки одного рыжего котенка, и погладил. Котёнок поднял маленькую мордочку, разинул свой ротик, и стал тыкаться в ладонь Гарри. — Пора нести их к матери, она их покормит. — Куда же столько котят девать? — Не переживай, Гермиона, я всё предусмотрел. Скоро приедет представитель зоологического волшебного общества, мистер Саймон Шейх, и отберёт котят для зоопарков. После того, как малыши подрастут, они отправятся туда, где их уже будут ждать. Грейнджер успокоилась, узнав, что для котят обеспечено благополучное будущее. Тем временем Рон Уизли привёл рыжую огромную мамашу, для того, чтобы она покормила своих чад. Кошка не проявляла особой радости при виде котят, и пришлось её придерживать, чтобы котята могли поесть. Кошку распластали на большом старом покрывале, и Хагрид с мальчиками держали недовольно мяукующую Мурысу, пока Гермиона аккуратно раскладывала рядком голодных детёнышей возле матери. — Вот так картина маслом! Гермиона услышала знакомый ленивый голос. Ну конечно же, Малфой, кто же ещё. Когда она в таком виде, взьерошенная, вся в шерсти… — Уизли, да тут половину рыжие! Твои? — Заткнись, придурок! Рон зло пожирал глазами Малфоя, а тот смеялся, видя что Уизли не может отпустить кошку. — Что, Грейнджер, решила после окончания школы пойти на ветеринара? А как же эльфы — домовики? Кто будет защищать их права, м? Малфой стоял совсем рядом с сидящей на траве Гермионой, и она снова окуналась в этот пьянящий запах, исходивший от него. Солнечный цитрус и успокаивающий аромат хвои. Девушка чувствовала, что её сердце делает в груди какой то кульбит. Святые моллюски, да что же это такое… Она достала очередного котенка из корзины, и замерла, когда руки Драко коснулись её рук. Он просто взял её ладони в свои вместе с пушистым котёнком, и задержал на какие-то секунды. Гермиона подняла на него глаза, и сердце пропустило удар. Малфой смотрел на неё каким — то голодным взглядом, и у девушки вся кожа вдруг покрылась мурашками, несмотря на пригревающее солнце. Но это был всего лишь миг, и вот уже Малфой отстраняется, с небрежным видом, усмехается, словно сам над собой, и уходит. Вот так. Будто мимолётное видение. — Что это сейчас было? Гарри смотрит озадаченно на Грейнджер, но та и слова не в силах вымолвить. Если б она знала. Шаг семнадцать. Первые аккорды. Не сравнил бы я любую с тобой, - Хоть казни меня, расстреливай. Посмотри, как я любуюсь тобой - Как Мадонной Рафаэлевой! Владимир Высоцкий. Весна вовсю вступила в свои права. На смену изменчивому апрелю пришёл торжествующий май, и всё вокруг утонуло в цветах и зелени. Запретный лес словно ожил, наполнившись шорохом прилетевших птиц. В тёплом воздухе неутомимо порхали бабочки, их пёстрые крылышки мелькали повсюду. Студенты сбивались в группы и всё время, свободное от учебы, проводили на улице. Слизеринцы с наступлением весны перебрались в новую беседку, элегантную и белую. Остальные факультеты не претендовали ни на что, и просто наслаждались солнышком. Гермиона лежала на тёплой траве на берегу озера. Она совсем не спала этой ночью. Опять. И опять грезила о Драко. Девушка закинул руку и взъерошила свои кудри. Она помнит подобный жест у Малфоя. Он лениво проводит ладонью по блестящим светлым волосам, пропуская сквозь длинные пальцы… У Гермионы дыхание перехватило. Как бы она хотела дотронуться до его волос, погладить… Драко Малфой брёл задумчиво по берегу озера, когда услышал нежные вздохи в высокой траве. Сердце его подскочило, куда то к горлу. Ноги сами понесли его туда, откуда он услышал этот нежный звук. Драко подошёл ближе и увидел греющуюся на солнышке Грейнджер. Она лежала, прикрыв глаза. Длинные каштановые кудри разметались по зелёной траве, ладони уютно прижаты под щёку, на золотистой коже лица рассыпаны искры веснушек. Коричневые ресницы слегка вздрагивают во сне. Мантия свёрнута, и служит вместо подушки. Таак. Вид довольно пикантный. Белая рубашка растегнулась на груди, гриффиндорский галстук сбился набок. Юбка, обычно целомудренно прикрывающая колени, сейчас довольно высоко задралась. Хм. Чудесный вид. Гермиона слегка повернулась, и нежно вздохнула. Потом ещё раз. От этих вздохов у парня земля поплыла под ногами. Что это, дракл меня дери, такое? Что с ней творится последнее время? Парень как можно тише опустился рядом с девушкой. Уткнулся носом в траву, стараясь не дышать, наблюдая за ней. Она снова нежно вздохнула, и Малфой чуть не взвыл. Он был готов наброситься на грязнокровку средь бела дня, недалеко от школы. — Драко… Что? Драко? Она же его не видит… Или? Снова нежный вздох, чуть ли не стон, и Малфой не выдерживает. Он наклоняется к лицу девушки и вдыхает её запах. Что — то знакомое, такое родное… Так пах дикий розмарин в садах Менора. Отец негодовал при виде невзрачных цветов, вновь и вновь выраставших посреди ухоженных лужаек, несмотря на все старания домовиков избавиться от дичка. А мама смеялась и собирала букетики из маленьких соцветий. Они так восхитительно пахли. Такой же аромат плывёт от волос Грейнджер. Она пахнет диким розмарином и солнцем. Дурман окутывает его, дурман проникает в его кровь, дурман струится по его венам. Её запах, такой манящий… Остановите Землю. Я хочу грязнокровку… — Драко… Нежно, очень нежно, и парню крышу сносит. Он склоняется… Такие манящие тёплые губы, лёгкое дыхание. Такие пушистые ресницы щекочут щёку Малфоя. Он своей щекой касается нежной кожи, его губы почти неуловимо скользят совсем близко от её рта. Эта близость просто запредельно кружит голову, и уносит куда то в вышину, прямо к солнцу. Скажи, что это такое, Грейнджер? Почему так больно, невыносимо больно и жарко в груди? Копьё архангела пронзило мою душу, и уж не будет душе этой ни покоя, ни меры никогда… Драко провёл рукой по лицу, отгоняя дурман. Он смотрел на девушку, безмятежно спавшую на тёплой лужайке. Она просто молча спала, а всё, что сейчас яркой картиной пронеслось перед глазами Малфоя, было просто игрой воображения. Мерлиновы подвязки. Малфой неслышно встаёт и поспешно уходит. Только не оглядывайся. Охренеть! Как же тянет назад… Гермиона открыла глаза. Она всего лишь на минуточку их сомкнула, и ей приснилось странный сон. Очень похожий на ожившую мечту. Драко. Ей снилось, что он был здесь. Она чувствовала его запах, до сих пор. Он пьянил и звал. Он был так близко… Кажется, лежал рядом, а потом склонился к ней… Годрик милостивый! Гермиона вспыхнула вся, словно огнём охваченная. Взгляд метнулся на примятую траву рядом с ней. Там блестел выпавший из кармана парня галеон. Гермиона без сил уронила голову в мягкую щекочущую зелень. Он и правда был здесь. Шаг восемнадцать. Драко. Мой разум- врач Любовь мою лечил. Она отвергла травы и коренья, И бедный разум Выбился из сил, И нас покинул, Потеряв терпение. Уильям Шекспир. «Музыка строится из определённой последовательности звуков, между которыми есть иерархия. Если бы никакой иерархии не было, то мы бы слышал беспорядочный набор звуков» Драко перевернул страницу. До сих пор в ушах эти звуки, исходящие от Грейнджер. Они звучали очень гармонично, надо заметить. Так гармонично, что в штанах стало тесно… «Секвенция это повтор мелодии от одной ноты». У меня одна сейчас секвенция в голове, эти грязнокровкины вздохи. Всё повторяются и повторяются. Ах, как это нежно звучало… Малфой потянулся и отбросил книгу. Нахрен. Ещё раз услышать бы эту секвенцию от Гермионы… Драко замер. Что? Я же никогда её по имени не называл, даже в мыслях… Парень вскочил. Потом уставился на фразу в книге, бросившуюся в глаза. «Секвенция — это идеальный способ для композитора сделать нам приятно». Нет, всё. Стоп. Стоп-стоп-стоп. Идеальный способ, говорите? Что-то странное творится последнее время вокруг него. Сначала эти стихи, теперь Грейнджер, которая всё чаще попадается на глаза, и предстаёт перед ним такой, какой он сроду её не видел. Её поведение очень странное, и временами неожиданное, но ещё более неожиданно для Драко его реакция. На неё. На грязнокровку. Чересчур это похоже на желание. Что, пресыщенная аристократия, экзотики захотелось? Малфой хрипло смеётся. Он никогда не останавливался, когда хотел получить желаемое. Малфой аристократ, да, но он далеко не такой джентльмен, каким бы хотели его видеть родители. Чаще всего, когда касается его желаний, он совсем не джентльмен. Весь этот малфоевский лоск не имеет никакого отношения к тому, что называется рыцарским поведением. Скука, скука, скука. Панси приелась. Он хочет найти ту, кто пишет ему эти обжигающие даже с листка бумаги стихи. Это будет так же обжигающе, коснутся её? Девчонка хочет его ужасно, это чувствуется в каждом неровно написанном слове. Я должен найти её. Клянусь, мы сыграем такую рапсодию, небу жарко станет. А что с грязнокровкой? Что — то слишком часто воображение подкидывает непристойные фантазии, когда она рядом. Наверное, это так действуют стихи. Они разбудили любопытство и страсть, хочется уже сорвать завесу тайны над всем этим… Драко ухмыляется, и серые глаза темнеют, как небо перед грозой. Никто не помешает ему получить желаемое. Шаг девятнадцать. Гермиона. Отныне мой недуг Неизлечим. Душа ни в чём покоя Не находит. Покинутые Разумом моим И чувства, и душа По воле бродят… Уильям Шекспир. Вообще-то, честно говоря, девушка не понимала, как умудрилась абстрагироваться от этой ситуации со своими душевными терзаниями. Похоже, что Полумна сумела одной фразой расставить всё по местам. Да, правильно. Я уже сделала свой ход. Даже несколько. И ничего не мешает мне продолжать эту невинную игру со стихами. Но надо дать возможность Драко самому сделать ход. После того разговора, Грейнджер с обстоятельностью, как всегда всё привыкла делать, приступила к изучению книги «Золотые секвенции». Чтобы лучше разобраться, девушка пересказывала наиболее понравившиеся ей места ребятам. Сейчас львята сидели на берегу Черного озера, отдыхали после занятий. Гермиона втолковывала Гарри. — Вот представь, что собираешься сыграть в любую игру. — Квиддич? — встрепенулся Рон. — Шахматы? — предположил Гарри. Гермиона отмахнулась. — Без разницы. Любая игра рождается из набора ограничений. Только так нам будет интересно в неё играть… Есть то, что объединяет музыку и игру. На самом деле, музыка это тоже набор ограничений. Золотые секвенции — это набор лютых абсолютных ограничений… Гарри застонал. — Гермиона, прошу, пощади… Снейп и так сегодня сам себя переплюнул. Двадцать листов по Амортенции, каков?.. — Да, Миона, пожалей нас, мы хотим чуть — чуть отдохнуть, — в унисон подхватил Уизли. Гермиона махнула рукой и решила переключиться на более романтичное чтение. В библиотеке она заметила, какую книгу ещё забрал с собой Драко, и нашла среди поэзии средневековья подобный экземпляр. Гермиона сорвала травинку и засунула в рот. Сборник Менестреля? — заглянул через её плечо Гарри. Девушка кивнула. Легкий ветерок играл её каштановыми кудряшками, и безмятежность лёгким облаком спустилась на неё. В мае весь остров заблогоухал, покрылся цветами. Повсюду цвели жёлтые восковые крокусы, они семейками выбегали даже из — под корней грозной Гремучей ивы, сбегали по склонам берегов Чёрного озера. Осинки, всю зиму со свистом мечущиеся под порывами леденящих ветров, стояли теперь прямые, и покрытые нежной листвой. Птицы отчаянно щебетали, стайками порхали от дерева к дереву, взмывали в голубое майское небо. Да уж, это была весна так весна, она смеялась и пела, и заставляла всё живое так же смеяться и радоваться, откликаясь на её приход. Как же здорово было сидеть сейчас с любимыми друзьями, просто дышать тёплым воздухом, жмуриться от солнечных лучей, просто жить! Как будто и нет никакого Малфоя, нет этой кошмарной зависимости, нет этих дерущих душу стихов… Гермиона полистала книгу и остановилась на балладе, возле которой было изображение красивой грустной девушки, в белом длинном платье со шлейфом, и волосами, такими длинными, что концы кудрей волочились по траве. Баллада о Принцессе из семи холмов. Весь этот бред, Весь этот страх, Пришедший из ужасных снов, Растаял на моих губах, Коснувшись тёплых губ твоих. И вот теперь забыть готов Принцессу из семи холмов, Мой смелый рыцарь, Перед тем Дракона грозного сразив. Мой смелый рыцарь! Так зачем, К чему собой так рисковать? Принцессу вдруг освободив, Не хочешь увезти с собой. Не хочешь в замок свой забрать Старинный родовой. Зачем же было начинать С чудовищем смертельный бой? Принцесса из семи холмов! Лежит проклятье над тобой. Не первый рыцарь так уже К тебе на выручку спешит. Но вот повержен страшный враг, В пыли пред воином лежит. А рыцарь доблестный, Как мил, Свободу деве подарил. И, с благородного чела, Отбросив прядь волос, поворотит коня назад – В других холмах драконы спят. И остаётся вновь одна Принцесса из семи холмов. Ах, дева, право, недосуг, Тропинка вон видна в лесу. Иди по ней, авось дойдёшь, До дома милого придёшь. Ускачет рыцарь на коне, Лишь след подковы на снегу. Зачем ты приходил ко мне? Тебя забыть я не смогу… …И узнаю я вновь и вновь Под разным обликом тебя. И имя рыцаря — Любовь. Прекрасней он день ото дня. То непослушные вихры, Зелёные глаза. То кудри — золото до плеч, во взгляде — небеса. Суровый воин ты порой, Порой — мальчишка- эльф. Но ты один, один такой! Свободен ты — и всё же мой. И жду я новых встреч. Пройти нам мимо — не удастся. Мы встретимся — — Чтоб вновь расстаться… Принцесса из семи холмов Должна пройти свой путь. Должна свой крест она нести, С тропинки не свернуть. И сколько встретится ещё Драконов на её пути- То ведает лишь только Бог. А если будет и дракон - То, значит, будет и кому На выручку прийти. Не оставляет Бог принцесс, Опасностей пусть полон лес, Но всё спешит, спешит вперёд Принцесса из семи холмов… — Какая красивая баллада, — задумчиво протянула Полумна. Она, как всегда неслышно, подошла и опустилась на траву рядом с ребятами. — Я помню, как в детстве представляла, что я принцесса из этой баллады. Я распускала волосы, надевала мамино свадебное платье, и гуляла по саду в сумерках. — А кто был твой рыцарь? — с любопытством спросил Гарри. Полумна опустила глаза, а потом тихо ответила, глядя почему то на Гермиону. — Я представляла не рыцаря… Мне больше нравился дракон. Шаг двадцать. Разряд. Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервётся пенье, И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть, — Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленьи В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь. Николай Гумилев. «Волшебная скрипка». Гермиона вертела в руке блестящий галеон. Тот самый, который нашла в траве после короткого полуденного сна у Чёрного озера. Она сидела одна на скрытом от посторонних глаз мостике у Чёрного озера. Камыши и таволга шуршали от порывов ветра, поверхность воды рябила. Небо заволокло тучами, и в воздухе пахло озоном, как перед грозой. Стемнело. Все студенты давно разошлись, и Гарри с Роном тоже ушли на ужин. Гермиона пошла было с ними, но стоило ребятам отвлечься, как она тихо развернулась и убежала к озеру. Весь день девушка была среди людей, и сейчас просто необходимо было побыть одной. Всё вокруг затихло, и тишина опустилась на душу девушки. Она сидела на старых мостках, уходящих в чёрную воду. Где —то вдалеке полыхнула зарница. Ветер порывом взметнул кудри Гермионы. Она вдруг почувствовала пьянящую радость, адреналин огненной дорожкой пробежал по крови. Гермиона была частью этой приближающейся грозы. Она так устала быть хорошей для всех. Я хочу быть собой. Хочу быть с тобой… Девушка не заметила даже, как начала петь. Драко Малфой сам не понял, как оказался на берегу Чёрного озера перед грозой. Он, как неприкаянный, метался по бесконечным коридорам Хогвартса, а потом вышел из замка. Он брёл, с наслаждением вдыхая холодный воздух, и подставляя ветру своё бледное лицо. И замер на месте, услышав пение. Голос был мягкий и теплый, нежные бархатистый тембр словно поглаживал звуки. У парня табун мурашек пробежал по спине, когда он разобрал слова. Мой светлый Сероглазый принц, Забуду ли когда то, Зовущий взгляд Из- под ресниц. Всем сердцем Виновата. Я всею Грешною душой Виновна перед Вами. Мой светлый принц, Вы- мой Король С зовущими Глазами… Это были стихи из третьего письма. Стихи, которые он уже наизусть выучил. И голос, поющий песню с его стихами, был именно таким, каким Драко его слышал. Малфой ощутил уже привычно, как качнулась под ногами земля. И понёсся туда, куда звала и манила песня. Камыши, выше человеческого роста. Старые мостки. Тонкий силуэт девушки застыл около самой воды. Сидит на самом краю, ладони опущены в озеро, пальцы играют с набегающим волнами. Длинные каштановые кудри полощутся по ветру. Глаза полуприкрыты. Поёт. Она, всё время это была она! Драко молчит, не в силах прервать волшебство пения, и слова теснят грудь, боль и восторг одновременно. Гроза подбирается всё ближе. Гром рокочет сердито среди низко опустившихся туч. Гермиона замолчала. Она по прежнему смотрит куда — то вдаль, она пока не видит Драко. — Ты. Она подскакивает на месте и в ужасе поворачивается к парню. Их взгляды встречаются. Вспышка, разряд. Молния шарахает совсем рядом. Голос Малфоя тихий, но полон грозовой опасности. — Как ты могла? — Что? Гермиона непонимающе смотрит на него, пытается прочесть его эмоции. Драко срывается. — Ты писала мне стихи! Его голос звенит натянутой струной. — Да. Гермиона не отрываясь смотрит в его потемневшие штормовые глаза. — Как ты могла? — Что? Девушка понимает, что твердит одно и тоже слово, словно заезженная пластинка, но не в силах сказать что то ещё. — Грейнджер, почему ТЫ? Гермиона не понимает, зачем в его голосе столько боли и негодования. Она всё всматривается в его потемневшее лицо, охваченная предчувствием беды. И тихий голос Малфоя, слова, как пощёчина. — Ты хотела приворожить меня…стихами. — Что?.. В третий раз повторяет девушка, и голос её полон ужаса. Она вдруг выпрямляется во весь рост, щёки её бледнеют добела, вокруг носа и губ образуется синий треугольник. Глаза совершенно чёрные. От горя. — Дурак! Господи, какой же ты дурак, Малфой!.. Она кричит, и слёзы брызгают из её глаз, смешиваясь с хлесткими бьющими струями начавшегося дождя. Дождь бьёт наотмашь, как слова Драко. — Ты… Она задыхается, приближается к парню. Тот стоит так, словно прирос к этим тёмным старым брёвнам. — Да как ты мог подумать… Чтобы я!.. Гермиона всё плачет, остановиться невозможно. Её голос срывается. — Я…я просто… Д-дурак… Ты ничего не знаешь… Я…не …хотела приворожить… просто…я …люблю…тебя, Драко Малфой! Ну …убей меня за это!!! Буря обрушилась на остров. Гром гремит уже совсем не стесняясь. Ливень стучит отчаянно, словно хочет вколотится в землю. Молнии прошивают низкое небо с землёй. А в ушах Драко звенящая тишина. Он …нет. Как? Что теперь делать? . Грейнджер захлёбывается от слёз, низко опустив голову, волосы колышутся, как занавеска, перед её лицом. Драко делает шаг к Гермионе, и сам не понимая, что он, и где, дотрагивается до неё. До её холодной мокрой щеки. Она тянется к нему. — Драко… Молния бьёт, кажется, прямо по ним. Яркая вспышка, и оглушающая темнота. ГЕРМИОНА. Просто до дрожи … Словно нет кожи… Это на сладкую пытку Похоже. Ты ко мне даже Не прикоснулся Но целый мир перевернулся … ДРАКО. Я не знаю, что со мной… Просто понял — Я живой. Если рядом ты со мной- Мир становится Цветной. Остановите Землю! Я сойду! Пусть будет так как будет. На беду. Я ненавижу, ненавижу… Не. могу. Не от тебя. Я от себя бегу…