Ебанные чувства

Кисаки полностью отдается процессу, напирая с такой же силой как и его партнер, стараясь вообще не думать. Не думать: какого черта? почему Такемичи? зачем он позволяет все это? Вместо этого Кисаки делает попытку перехватить контроль, но неудачно, уступая главенство языку Ханагаки, он бесстыдно исследовал чужой рот, проходясь по деснам и небу, подавляя чужую волю. Не сказать, что очкастому это не нравилось, но в этом была и проблема. Его воротило от того, что ему не были противны действия Ханагаки, его руки, язык- все казалось правильным. Черт, даже прогибаться под ним было привычно. Кисаки недовольно уставился на Такемичи, когда тот отпрянул от него: - Чего отошел? - Это я должен спрашивать. Утащил меня сразу после собрания, зажал в первой же подворотне, а сейчас ведешь себя, будто насилую тебя здесь,- высказал Такемичи, смотря в серые глаза напротив. Кисаки еще больше скрутило, вот какого Ханагаки приспичило по душам поговорить!? - Ничего,- спокойно отвечает очкастый, беря за ткань рубашки, приближает к себе, вовлекая в новый поцелуй. И будьте все прокляты и он тоже! Ханагаки снова проходится руками по телу, вызывая у Кисаки стон, но тот глушится в поцелуе. Воздух в легких постепенно кончается, и Тетта делает попытки отстранится, но Такемичи пресекает их, не давая разорвать контакт. Целует глубоко и напористо, будоражит всем еством, заставляя глотать слюну, и отпускает, когда Кисаки кажется, что он упадет в обморок. Черт, ему до сих пор не противно! Не противно настолько, что в штанах ощущается тяжесть. Будь проклят он и его умение так целоваться. Это потому Хината была без ума от него? Потому что её тоже так целовали? Откуда Ханагаки вообще это умеет? На ней тренировался? С ней? От этого становится так паршиво, и Кисаки не осознает из-за кого именно. Он дышит часто пытаясь восполнить запасы кислорода. Блондин склонился над осевшим подростком, равняясь с глазами, такими, какие были у дохлой рыбы, серые, аж блестят. - Успокоился?- спрашивает он почти тихо, стараясь пересечься взглядом с недоврагом. Тот ведет себя так взведенно, наверняка даже не замечая этого. Высокомерный ублюдок, только и делает, что играется с чужими жизнями. Кисаки хмурится на секунду, смотрит в ответ, и с выражением недовольства, вновь льнет к губам старшего, зло, недовольно, напористо, и... неумело. Хочется засмеяться, но Такемичи сдерживает этот порыв, наконец уступая Тетте. Тот хорошо подражает действиям голубоглазого, но Ханагаки вскоре перенимает инициативу, захватывая язык Кисаки в плен. Блондин чувствует стоны Тетты вибрацией во рту, и довольно прищуривается. Колено ненавязчиво трется об пах, еще больше сбивая с толку очкастого. От столь ярких чувств его выворачивает: - Мх, Ханагаки, ты что делаешь?- шипит сквозь стиснутые зубы Кисаки, сдерживая нетерпеливый стон. - Целую?- отвечают ему спокойным голосом, но в нем кроется что-то такое, что заставляет кожу покрыться мурашками, а пальцы прошибает импульс. - Не.ах!- позорный стон вырывается из его уст.- Черт, Ханагаки, прекрати! - Почему?- ухо опаляет горячее дыхание, и Кисаки устремляет свой недовольный взгляд на Такемичи, тут же коря себя за это: голубые бездны утягивают его в пучину чего-то неизвестного, от того и возбуждающе страшного. Хочется смотреть в них неотрываясь. Тем временем руки старшего проходились по ребрам, несильно сжимая бока. - Это неправильно! - Кисаки,- обращается к нему Такемичи, в голосе читается скептицизм.- Ты меня почти изнасиловал- это раз, ты затащил меня в подворотню- это два. И третье: это даже не впервые. Ты мне о правильности будешь говорить, а? Тетта,- и Кисаки нечем крыть, потому что все это правда.Но внутренняя сущность бушует, что ее подавляют, и этот кто-то- Ханагаки. Из раздумий его вывел звук растегивающейся ширинки. -Ханагаки, с.стой!- испугано вскикнул он, когда понял, что что ему приспустили джинсы. - Остановлюсь, только скажи, назови меня по имени, и я тут же прекращу все действия,- раскрыл правила нехитрой игры Такемичи, продолжая раздевать Кисаки. Тетта содрогнулся, толи от наглости всем известного плаксы, толи от холода улицы. Теплая рука накрыла вставший член, большой палец массировал головку, размазывая предэякулят, заставляя выгибаться и скулить. - Каждый раз поражаюсь, как ты быстро заводишься,- шептал Такемичи на ухо Тетте, что сдерживал свои стоны, попутно хватая ртом воздух. - Это, мм, нормальная ре.аах..ция организма,- огрызался подросток, желая сохранить мнимое достоинство. Такемичи тихо засмеялся куда-то в шею, щекоча взведенные нервы. - Кто же спорит, конечно нормальная, Тетта,- блондин медленно провел ладонью по всей длине, беря медленный темп, надрачивая на грани лени. Стоны ставали все более развязными, будто уходя из-под контроля хозяина. - Ха.нагаки! Ах,- вскрикнул Тетта, когда его кожу затронули зубы Такемичи. - Тебе же не понравились поцелуи, может, тогда лучше кусать?- "серьезно" начал блондин, ускоряя действия рукой. - Ах! Нет!- Так все таки понравились,- улыбнулся Мичи, одаривая место укуса легкими поцелуями, касаясь отметины язычком.- Н.не куса.ах.й!- в голове, на удивление, даже не проскальзывает мысли реально остановить происходящие, тем более сделать он это может лишь одним словом. Бисерины пота скатываются вместе с его фантомными слезами несправедливости, ведь даже здесь чертов Ханагаки одерживает первенство, а Тетте даже не хочется сильно пручатся. Ну вот почему? Такемичи тем временем не переставал шептать всякую ерунду в красное ушко, отвлекая Кисаки от запредельной мозговой активности. И, должен сказать Тетте, получалось это у него на ура. Закончив измываться над телом Кисаки, подразнивая кожу пальцами свободной руки, он переплел пальцы с Теттой. Младший даже не понял, когда сам вцепился за руку как за спасательный круг, не давай расцепить пальцы, даже, когда Ханагаки хотел поправить его очки. Чувствуя приближение кульминации, Тетта согнулся, опираясь лбом о плече Ханагаки, изливаясь в руку старшего. Ноги отказывались нормально выполнять свою функцию опоры, из-за чего ему пришлось буквально налечь на голубоглазого. Тот особо не был против, придерживая Кисаки, пока он отходил. - И все же, ты так и не назвал меня по имени,- притворно расстроившись, произнес Такемичи, доставая пачку салфеток, которые, Кисаки уверен на сто двадцать процентов, Ханагаки никогда не носил. - Специально готовился? Грязный извращенец,- ядовито выкидывает очкастый, сам не знает для чего и почему. - С кем поведешься- того и наберешься,- легко отвечает Такемичи, пропуская меж ушей яд.- Слушай,- обратился он к Тетте,- ты чего так вспылил то? Младший же предпочитает молчание, не отнимает головы от тела своего злейшего врага, позорно пряча глаза в складках ткани. - Знаешь, у меня есть одна теория,- заполняет пустоту блондин,- но, принимая к вниманию форму наших взаимоотношений, она является абсурдной. - Выучил новые слова?- не снимает своего панциря смуглявый, хотя его уже давно видели без него. А у самого в душе творится невесть что: вдруг он узнает? А что узнает?