***
Ренат почти бежал в туалет, попутно вытирая с щек слезы, которые так и лились у него из глаз ручьями. Он закрывал рот рукой, боясь издать малейший звук и быть услышанным. Кое-как добравшись до уборной и закрывшись там, кондитер, наконец, разрыдался во весь голос. Ему было стыдно за себя, как никогда. Случайно бросив мимолетный взгляд на зеркало и увидев там свое раскрасневшееся лицо, Агзамов готов был разбить его и сломать его на мелкие кусочки. Но он был слишком обессилен, чтобы сделать это. Все, на что у него хватило сил - тихонько опуститься на пол рядом с дверью, закрыть лицо руками и бороться с душащими слезами. «Почему он так поступает со мной, почему?! Я его уважаю, я перед ним преклоняюсь, я ему доверяю, я… люблю его! А он издевается надо мной каждый божий день, словно я какая-то кукла, на которой можно отрабатывать свои пошлые, грубые, неуместные шутки. Как он не понимает, что я тоже человек? как он не понимает, что я просто… хочу ему нравиться?..» Обида все больше поглощала Рената с каждой секундой. Он начал вспоминать все грубые шутки своего коллеги, коих было более, чем достаточно, и которые убивали самооценку кондитера все больше с каждым разом. Но сейчас чаша терпения попросту переполнилась: Ренат окончательно понял, что больше не собирается терпеть эти издевки. Он обязан что-то изменить. Например, себя. И свой вес. За дверью уборной послышался гул и голоса людей. Это означало, что съемки уже начинались. Больше не было времени на слезы и самобичевание. Ренат быстро умылся, кинув на свое отражение последний, полный ненависти взгляд, и отправился на съемочную площадку.***
Агзамов, как обычно, старался вести себя так, словно ничего не произошло. Он уже давно привык прятать при камерах свои истинные эмоции, надевать маски веселого и добродушного дядьки. Кондитер шутил, смеялся, улыбался через силу, хвалил участников и смотрел на Ивлева так, словно ничего к нему не чувствует. Иной раз, конечно, внутри него бушевала целая палитра эмоций: и умиление, и влюбленность, и желание расцеловать этого рыжего кота напротив... Но далеко не сегодня. Ренат был слишком зол, слишком подавлен для того, чтобы заводить с ним разговор лишний раз. Съемки шли своим чередом. Участникам задали приготовить весьма простое блюдо из мяса. Каждый готовил по-своему, а ведущие наблюдали за их беготней с балкона. Они как будто даже и не думали обсуждать то, что произошло в гримерной. Честно говоря, Костя уже давно забыл про этот инцидент. Но в голове у Рената уже созрел целый план, который он решил воплотить во что бы то ни стало. Спустя час настало время дегустации. Начали с команды «мандаринок». Агзамов, как ни в чем не бывало, подозвал первую участницу к себе. Но, как только он решил попробовать блюдо, Ивлева весьма удивили действия его друга, за которым он пристально следил: тот насадил на вилочку совсем немного мяса. Так мало, что по количеству это могло сравниться с тремя горошинами. – Ренат, а ты чего так мало взял? – усмехнулся Костя. – Боишься отравиться стряпней своих поварят? – А мне, в отличии от тебя, Костечка, не надо хапать огромные куски, которые не помещаются в рот, чтобы распробовать блюдо. Вот сейчас, например, я четко ощущаю и специи, и сочность, и волокнистость мяса. Оформление – бомба, цвета подобраны идеально… Агзамов продолжил нахваливать свою покрасневшую от смущения участницу, а Ивлев в это время, опустив голову, мотал ею в разные стороны. Он, наконец, понял, в чем причина такого странного поведения кондитера: он просто обиделся на неудачную шутку своего коллеги. Причем, обиделся, судя по всеми, очень сильно: за все время дегустации он съел не больше двух-трех нормальных укусов.***
Участникам дали очередное задание. На него отводился целый час, поэтому ведущие самовольно решили устроить себе обед. Вернее, так решил только Костя: устроившись в гримерке поудобнее, он разложил на столе контейнеры с самодельными бутербродами, а с краю поставил стаканчик кофе. Он уплетал один бутерброд за другим и, будто специально, приговаривал: "Ммм, как же вкусно...". Но Ренат по-прежнему ничего не ел, хотя его живот урчал так сильно, как не урчал никогда, даже во времена голодной студенческой жизни. Ивлев быстро заметил это. На его лице опять заиграла язвительная улыбка. – Что, пухляш ты мой, решил, наконец, перейти на ПП? Рената вывело из себя это высказывание. Он быстро подошел к Косте и ударил его по плечу, от чего тот издал тихое шипение. – Закрой свой рот, Костя. Ты уже перешел все рамки дозволенного. – Ренат, ну я же пошутил. – попытался оправдаться Ивлев, отодвигая в сторону еду. – И сейчас, и про вес твой – все это просто шутки. Чего ты сразу обиделся? – Потому что ты оскорбил меня. – процедил кондитер, скрестив руки на груди. - Я тебе этого никогда не прощу. Довольно уже терпеть твои выходки... – Я не оскорблял тебя. Ты задал вопрос, я ответил. В чем проблема? – нахмурился Константин, пожав плечами и разведя руки. – То есть, по-твоему, свинья – это не оскорбление?! – лицо Агзамова выразительно искривилось. Ивлев цокнул и закатил глаза. – Ренат, перестань. Что за бабские скандалы? Да, шутка тупая, да, я идиот. Тебя устроило мое чистосердечное признание? А теперь перестань устраивать клоунаду и съешь хоть что-нибудь. Впереди еще целый день съемок. Костя пододвинул к Ренату свой контейнер, где еще осталась парочка нетронутых бутербродов. Но Агзамов лишь демонстративно допил бутылку воды, не глядя кинул ее в мусорное ведро и отрезал: – Спасибо, я не голоден.***
Кондитер вернулся в свою холодную холостяцкую квартиру лишь поздним вечером. Он был совершенно измотан и, кроме того, дико голоден. На секунду он даже пожалел, что устроил такой демонстративный отказ от еды и полноценной дегустации. Все его мысли были заняты только едой. Не Костей, как обычно, не его красивыми глазами и сильными руками… Только холодцом, жареной нажористой картошечкой и чем-нибудь сладеньким. Дабы отвлечься от этих мыслей, Ренат прошел в гостиную, где плюхнулся на диван и включил телевизор. Как бы ни хотелось есть, Агзамов строго-настрого запретил себе это. В моменты, когда казалось, что он умрет от голода прямо сейчас, он бежал на кухню за очередным стаканом воды, коих за весь вечер было выпито около 20 штук. Минуты тянулись бесконечно даже за просмотром интересного сериала. А урчащий живот иной раз заглушал голоса в телевизоре. Бросив взгляд на настенные часы, которые показывали 22:16, мужчина подумал: «Начинать есть сейчас бесполезно: голод до конца я все равно не утолю, но разжирею еще больше. Пожалуй, выпью еще воды и лягу спать».***
Ренат перестал общаться с Костей вне съемок. Раньше они долго могли болтать по телефону, ходили друг к другу в гости, а на съемочной площадке вообще не расставались. Но все изменилось: теперь кондитер стал холоден и молчалив, редко обращал на своего коллегу внимание, отводя свой равнодушный взгляд в другую сторону, и почти полностью игнорировал его. Шеф-повару это, конечно, не нравилось. Но что он мог сделать? Не бегать же за своим другом, словно собачка, и не вымаливать у него прощение. Самому Агзамову тоже не особо симпатизировала эта своеобразная игра в «горячо-холодно». Конечно, ему, как и раньше, хотелось улыбаться Косте в ответ на его фразы, шутить с ним, бурно обсуждать участников и их блюда… но он был слишком горд, чтобы простить Ивлеву его глупую шутку. Поэтому он продолжал отыгрывать роль неприступной снежной королевы. Еще больше, чем возобновить общение с Ивлевым, кондитеру хотелось есть. Постоянно. Бесконечно. Он бы мог переносить чувство голода лучше, если бы он вел только Битву Шефов. Но на его плечах лежали еще целых три шоу: «Кондитер», «Кондитер: Дети» и «Король десертов», а также свое собственное производство и заказы тортов от других людей. Все это стало непосильной ношей для Рената после жестких изменений в его питании. Теперь, в ходе своей новой диеты, в день он съедал не больше 600 грамм продуктов, но воду выпивал литрами. На телепроектах он тоже взял за привычку пробовать блюда лишь на кончике вилочки, но зачастую не делал даже этого, полагаясь на мнение других экспертов. Но, если и появлялась нужна попробовать торт, то Агзамов за это наказывал себя жестоким и изощренным способом: из тех 600 грамм, что он съедал в день, он отбирал у себя по 100 за каждые 5 вилок сладкого. На производстве работать было сложнее всего: из-за постоянной суеты и траты нервов он не мог делать практически ничего, постоянно сидел у себя в кабинете и боролся с головокружением и слабостью. Пару раз он едва ли не терял сознание, сотни раз срывался на других людях. И, конечно, всеми силами пытался избавиться от навязчивых мыслей о еде.***
Ренат Лимарович становился все более раздражительным с каждым днем. После недели диеты он, наконец, посмотрел на свое тело в зеркало, но словно не увидел результата. Все будто осталось таким же, каким и было всегда. И глаза кондитера настойчиво отказывались замечать выпирающие ребра и висящий на его плечах китель, который давно уже пора ушить на несколько размеров. С кондитером больше невозможно было общаться: он постоянно на всех срывался и кричал, принимал в штыки все шутки, становился то гиперактивным, то апатичным, а участников шоу, которые приходили с не самой лучшей едой, он покрывал матами и отправлял их стряпню в мусорное ведро. Это поведение не могло остаться незамеченным Ольгой Вашуриной. После съемок очередной, самой жесткой серии Кондитера за последние несколько сезонов, где выгоняли почти всех участников без разбора, девушка вызвала Рената к себе в гримерную. Оба устроились в креслах друг напротив друга и какое-то время молчали. Несмотря на то, что Агзамов выглядел мрачно и явно не был расположен к диалогу, Ольга решилась спросить у него: – Ренатик, скажи пожалуйста, что с тобой происходит? Почему ты стал таким злым? Почему так сильно похудел за последнюю неделю? Ольга говорила мягко, ее лицо выражало неподдельное сочувствие. А Ренат в это время равнодушно смотрел в окно, будто даже не слушая переживающую девушку. – А что со мной происходит? – переспросил он с ноткой сарказма, пожимая плечами. – Со мной все нормально. Я как был жирной свинотой, коим называл меня мой дорогой друг, Константин Витальевич, таким и остался. – Ах, это Костя… - всплеснула руками Ольга и понимающе покачала головой. – В глубине души я догадывалась, что это может быть из-за него. Это была его глупая шутка, да? Послушай, Ренатик… – Не надо звать меня Ренатиком. – грубо процедил кондитер, будто готов был в любой момент взорваться. – Мне не пять лет. – Не говори со мной таким тоном, пожалуйста. – грустно произнесла Ольга, выпрямившись в спине. – Я всего лишь хочу разобраться, помочь… Послушай, ты же знаешь Костю, как никто другой. И ты прекрасно понимаешь, что он никогда не думает о чувствах других. Он вообще ни о чем, кроме себя, не думает. И это твои слова. Кому, как не тебе, это знать? Я всего лишь хочу донести до тебя: глупо гробить свое здоровье из-за необдуманной шутки самовлюбленного придурка. – Перестань. – Ренат замахал руками, останавливая монолог девушки, и резко поднялся с кресла. – Мне уже надоело это выслушивать. Захочу - похудею еще, захочу - наберу вес. Это мое личное дело. И я буду разбираться с ним сам, без нянек. Ольга сидела и смотрела прямо в полыхающие огнем глаза кондитера, не смея пошевелиться. Казалось, от любого ее движения он сорвется, как собака с цепи, и кинется на нее. Стало очень страшно находиться с ним в одной комнате. Он сам выглядел устрашающе. – До встречи, Оль. - наконец, произнес он, поправляя китель. - Приятно было пообщаться. Ренат быстро скрылся за дверью гримерной, едва услышав себе вслед нежное: «Береги себя».***
Прошел целый месяц с того момента, как Ренат сел на диету. К этому времени на него уже было страшно смотреть. Он сильно изменился внешне: появились огромные мешки под глазами, омертвевшая кожа лица, впалые щеки, усталый взгляд, да и в целом он выглядел, как скелет, обтянутый кожей. Что касается здоровья, то ему пришлось подсесть на успокоительные, чтобы нормально продолжать работать на производстве и не срываться на каждого второго. Хотя, иной раз даже таблетки не могли унять его бешено колотящееся сердце, трясущиеся от слабости конечности и желание уволить всех своих сотрудников к чертовой матери. Конечно, Агзамов переменился в худшую сторону. Вот только сам кондитер этого в упор не замечал. Он просто не понимал, что его непростой характер, с которым до этого еще можно было как-то мириться, теперь стал невыносимым вовсе. А на пугающие изменения в своем внешнем виде Ренат не обращал внимания в принципе. В жизни Рената Лимаровича осталась единственная радость: он больше не чувствовал голода. Эта базовая потребность, лежащая в основе пирамиды Маслоу, у него словно атрофировалась. Именно осознание этого придавало кондитеру сил, заставляло его вставать по утрам, выпивать всего одну чашку зеленого чая и идти на работу. Иногда ему казалось, что он стал еще более активным, чем был до того, как сел на диету. Но, конечно же, все это было иллюзией.***
Ренат встал раньше обычного в тот день: его разбудило СМС от его менеджера, которое пришло ему на телефон. Сообщение гласило: «Доброе утро, Ренат Лимарович! Сегодня в 12 начинаются съемки Битвы Шефов. Просьба не опаздывать». Прочитав это, кондитер удивился. Впервые за месяц он вспомнил о существовании Константина Ивлева. Это поражало его разум. Ведь всего каких-то там четыре недели назад Ренат был влюблен в своего коллегу. Он жил от встречи до встречи с ним, он боготворил и обожал его, он не мог представить без него свою жизнь. Но теперь, вспомнив те большие, голубые глаза, те сильные руки с браслетами и ненавистным кольцом на безымянном пальце правой руки, те рыжеватые волосы и самоуверенную ухмылку, Ренат вдруг понял, что не чувствует… ничего. В нем буквально не осталось ни единой положительной эмоции к шеф-повару, который когда-то был любимым. Вместо глупой, наивной, неразумной и, что самое издевательское, безответной влюбленности появились лишь злость и отвращение. Обида и презрение. И ни больше, ни меньше.***
Ренат Лимарович явился на съемки в назначенное время. Он уже и забыл, какая всегда суета и беготня происходит именно на этой съемочной площадке. Его быстро начали нервировать чужие голоса и шум. Казалось, во всем этом таится какая-то опасность, от которой нужно защищаться, как от дикого зверя. Ренат Агзамов, обычно уверенный в себе, степенный, важный, теперь пробирался по коридорам, как загнанный, напуганный зверек, боящийся любого шороха и сторонящийся людей. У него была только одна цель – как можно скорее скрыться в безопасном месте, то бишь, в своей любимой и тихой гримерной. Кондитер уже был слишком взвинчен и нервозен, когда добрался-таки до гримерной. А ведь было всего лишь начало дня. Страшно было представить, что может случиться с его нервами за это время. Ренат по привычке потянул руку в карман штанов, откуда достал несколько таблеток и залпом выпил их. Только они и могли теперь его успокаивать. Однако, в гримерной Агзамов, как обычно, был не один: Костя сидел в кресле с наушниками на голове, повернувшись к выходу спиной. Он даже не заметил появившегося рядом с ним друга. Ивлев обернулся на него только тогда, когда Ренат дотронулся до его плеча рукой. Но, увидев рядом с собой Рената, шеф-повар отшатнулся в своем кресле и замер в испуге. Впрочем, было трудно не испугаться: они не виделись всего месяц, но кондитер, когда-то со здоровым цветом лица, живым взглядом и нормальным весом, успел превратиться в ходячего зомби. – Господи, Ренат… - едва выдавил из себя Константин. Агзамов еще никогда не видел своего коллегу таким взволнованным и напуганным. Признаться честно, он даже не знал, что Константин Ивлев, шеф всея Руси, на губах которого всегда играла соблазнительная улыбка, может чего-то бояться. Но на этот раз ему было далеко не до улыбок: в его бегающем взгляде явно читалось беспокойство. – Что с тобой стало, блять? – спросил Костя, подойдя к кондитеру ближе. – В каком смысле? – пожал плечами Ренат, будто не понимая, о чем речь. – Ты еще спрашиваешь? Ты себя видел вообще?! Худой, как велосипед стал, просвечиваешь уже. – Да неужели, худой? – переспросил Агзамов, всплеснув руками. – Помнится, кое-кто меня свиньей называл. – Ренат, блять… – Костя закрыл лицо руками и помотал головой. – Ты взрослый, самостоятельный мужик. Разве до тебя не доходит такое простое понятие, как «шутка»? Ты правда настолько поехавший или просто придуриваешься, как малолетний? Кондитер холодно ответил: – В каждой шутке есть доля правды, Костя. Я всего лишь прислушался к той доле, что ты вложил в свою шутку. – Я ничего в нее не вкладывал! – повысил Ивлев голос, хотя и так говорил достаточно громко. – Что за хуйню ты себе напридумывал, фантазер ебаный? И что ты хочешь конкретно от меня? Скажи, что мне, блять, сделать, чтобы ты простил меня? Да, я долбоеб, и да, мои отвратительные шутки ниже плинтуса. Слов тебе достаточно? Или ты хочешь, чтобы я перед тобой на колени встал? Да пожалуйста! Костя моментально сделал это, оказавшись на уровне ширинки Рената. Тот раскрыл рот и, схватив Ивлева за предплечья, попытался его поднять. – Ты что, идиот, Костя? Быстро поднимайся! Поднимайся, говорю! Сюда же войти могут в любой момент! Что за цирк ты устраиваешь? – Цирк – это то, что ты сделал с собой. – грубо ответил Константин, после чего оттолкнул от себя Рената и поднялся сам. – Знаешь, мне плевать. Делай с собой, что хочешь. Да хоть умри от истощения. Я с тобой в детский сад играть не собираюсь. И терпеть твои бабские выходки тоже. Костя оглядел Рената сверху вниз, после чего вышел из комнаты, громко захлопнув дверь. Ренат в порыве злости кинул ему вслед бутылку воды – первое, что попалось ему под руку. – Так ты хочешь, чтобы я умер, да?! – прокричал он в пустоту. Но его, конечно, никто не услышал.***
Съемка шла тяжело. Атмосфера на площадке была слишком накалена, и это чувствовали буквально все, даже съемочная группа. Ренат и Костя не говорили друг с другом, мало комментировали еду участников, пропуская и выгоняя их без разбора. Каждый словно витал в своих посторонних мыслях, не имея никакого желания возвращаться в реальность. К слову, Агзамов по-прежнему практически не дегустировал еду, съедая не больше двух горошин от каждого блюда. Так могло бы продолжаться бесконечно. Но в середине съемки, когда до конца кастинга оставалось несколько человек, Ренат неожиданно поднял руки над головой, показав ими крест. С его стороны послышалось: «Остановите съемку». Камеры тут же выключились, а участника, который успел выйти практически в середину зала, быстро отправили назад. К Ренату подбежало несколько человек, в том числе и врач. По лицу кондитера было видно, что он чувствует себя паршиво: его лоб был усеян мелким потом, взгляд мутнел все больше с каждой секундой. Заплетаясь, он произнес своим слабым голосом, предварительно облизав высохшие губы: – Меня тошнит. Я больше не могу. Люди вокруг сразу зашептались. Ивлев в удивлении застыл, не имея сил отвести от побледневшего друга взгляд. Врач тут же повел Рената в сторону своего кабинета. Агзамов еле переставлял ноги и постоянно держал руку у рта, боясь, что его вырвет в любой момент. Не было и речи о том, чтобы продолжить съемки после этого инцидента. Всех участников, что пришли на кастинг, тут же отправили по домам, съемочную группу тоже распустили. Константин Витальевич тоже мог ехать домой. Но он слишком сильно переживал за состояние Рената и просто не мог его оставить в такой момент. Да, Костя был зол на него, как никогда, но все же чувствовал себя ответственным за состояние Агзамова. Шеф-повар постоянно крутился у кабинета врача, в котором в это же самое время проходил осмотр кондитера. Врач щупал пульс, мерял температуру и давление Рената, попутно задавал какие-то вопросы. Но Агзамов был слишком немощен даже для того, чтобы связать несколько предложений воедино. Благо, ему не пришлось рассказывать про свою диету и ее жестокие нюансы: лечащий догадался об этом сам по его внешнему виду. Ну а когда Ренат встал своими ватными ногами на весы, опасения окончательно подтвердились. Врач с ужасом раскрыл рот: – Какой кошмар! Ренат Лимарович, да у Вас явный и критический недобор веса – всего 50 килограмм при норме в 70! Вам нужно в больницу ложиться. – Какая еще больница? – оскалился Ренат. – Какой недобор веса? Я абсолютно здоров. Мне просто нужно отдохнуть, водички выпить… и… еще… Едва договорив фразу, кондитер схватился за виски и зажмурился, будто почувствовал нестерпимую боль. Врач тут же кинулся к нему, но было поздно: тело Рената беспомощно начало крениться в сторону.***
Когда Ренат очнулся, он совершенно не мог понять, что с ним произошло. Он словно проснулся после долгого и глубокого сна. Открыв глаза и сфокусировав взгляд, он увидел, что над ним склонились две мужские головы. В одной из них он узнал уже знакомого ему врача. Вторая же голова принадлежала никому иному, как Константину Ивлеву. Заметив, что его коллега очнулся, он сразу же схватился за голову. – Еб твою мать, Ренат… - произнес Костя, облегченно выдыхая. – Как же я обосрался за тебя. – А ч-что случилось? – Агзамов хотел было приподняться с кровати, но врач остановил его, положив свою руку ему на грудь. – Не вставайте! – приказал лечащий и тут же начал ощупывать кондитера. Последний до сих пор находился в легком шоке, поэтому с трудом формулировал предложения. – Что со мной произошло? – слабо спросил он. – В обморок грохнулся, вот что! – моментально ответил Ивлев. Его тон был довольно резким, как будто он злился на друга за это. Впрочем, так оно и было. – Допрыгался со своей диетой, да? – Не ори, Костя, прошу… – Ренат снова схватился за виски. – И так голова раскалывается. – Ниче, потерпишь. - чуть тише, но по-прежнему не теряя скрытой агрессии, ответил на это шеф-повар. – Голод же терпел целый месяц. Идиот… – А ты придурок. – незамедлительно буркнул Агзамов и отвернулся. В это время врач закончил мерять ему давление и зачем-то удалился из кабинета. Ивлев подсел к кондитеру на койку и обреченно вздохнул. – Ничего… В больнице тебе быстро мозги вправят. – Да не лягу я в больницу! – Ренат приподнялся, пытаясь сесть на койку, но тут же пожалел об этом: головная боль снова дала о себе знать, и пришлось принять прежнее положение лежа. Константин помог ему устроиться поудобнее, подложив под его голову свой собственный китель, который снял еще несколько минут назад. Это показалось Агзамову достаточно милым, но… очень жаль, что теперь ему никуда не уперлась эта лживая забота. – А кто тебя спрашивает? – усмехнулся Ивлев. – Ляжешь, как миленький… со своим-то истощением организма. – Какое истощение? Что ты выдумываешь? – кондитер с каждой секундой удивлялся все больше. Казалось, еще одна шокирующая фраза, и Ренат снова упадет без чувств. – Это не я сказал, а врач. Здесь даже анализы не нужны: все признаки налицо. Ренат ничего не ответил. Его глаза беспокойно начали бегать из стороны в сторону, ища поддержку хоть в чем-то. Он отвернулся от друга к стене, чтобы навернувшиеся слезы смогли незаметно упасть из глаз и скатиться по холодному виску, обжигая его. Он не издал ни одного звука при этом. А ведь так хотелось заорать на все здание о том, что он чувствует. Но вместо этого раздался только чувственный шепот кондитера: – Я не буду лечиться, Кость.- он развел руками и помотал головой. – Не для кого. – Да что за бред, блять?! – вскочил с койки Ивлев. – Что за хуйню ты опять говоришь? Вылечишься, куда ты денешься? Шоу подождут, производством, если позволишь, я займусь. Поверь, в тортах я мыслю не хуже тебя. – Хватит тараторить у меня над ухом. Сядь. – приказал Агзамов достаточно смело. Шеф-повару пришлось повиноваться, и он снова занял место на койке рядом с другом. В палате повисла давящая на уши тишина. Кондитер все также смотрел в стену с задумчивым видом. Он размышлял над одним очень важным вопросом: стоит ли говорить своему другу то, что беспокоит его вот уже почти год? Стоит ли ему рассказывать о своих чувствах? Стоит ли рисковать дружбой во имя правды? «А когда еще, если не сейчас?.. Возможно, это будет наш последний диалог.» - подумал Ренат. Он решился на такое нелегкое признание. Он рискнул своей репутацией и дружбой с самым дорогим человеком в его жизни, прекрасно понимая, что он может быть непонятым, униженным и оскорбленным… но что еще оставалось? Нести все это в себе было уже невозможно. Голова Агзамова повернулась на Ивлева. Константин увидел слезы своего друга первый раз в жизни. Он даже не думал, что такой сильный, уверенный, контролирующий все вокруг человек тоже может плакать. От вида его слез стало непривычно, неуютно. Хотелось успокоить Рената… но было неясно, как это сделать. Косте еще никогда не доводилось никого успокаивать и утирать чьи-то слезы с щек. Впрочем, кондитеру не было дела до того, успокоит его Константин или нет. – Понимаешь, Кость… - Ренат перевел дыхание. – Я не хочу лечиться. Мне это не нужно больше. У меня не осталось никаких целей в жизни. Раньше я дышал кондитерским искусством и всем, что с ним связано. Я хотел стать лучшим, я стремился к этому с детства. И я стал лучшим. Я стал легендой в своем деле. Но после того, как это случилось, я вдруг подумал: «И что дальше?». А ведь действительно: чем мне заниматься теперь? Продолжать печь одинаковые торты раз за разом? Каждый день приходить на работу и орать там на всех? Я едва ли не впал в глубочайшую депрессию из-за этого. Но тут… - Агзамов усмехнулся. Ему было просто смешно говорить это. – Как бы это ни было глупо, в моей жизни появился ты. И я влюбился в тебя. В твой дерзкий и самоуверенный образ, в какой-то степени даже идеальный. Я нашел в тебе утешение, если это можно так назвать. И сам не заметил, как загнал этим себя в ловушку. Сначала я думал, что мне просто нравишься, как учитель или наставник. Потом я уже числил тебя коллегой, затем – другом. И, в конце концов, я просто стал одержим тобой. Я видел смысл моей никчемной жизни только в тебе. Меня бросало в жар, когда ты появлялся в поле моего зрения. Я едва не терял сознание, когда оказывался с тобой слишком близко. Мои мысли днями и ночами были заняты только тобой. Я жил, дыша тобой… Ренат мечтательно посмотрел вверх, как будто скучая по тем временам. А затем его взгляд снова направился вниз, как будто все его надежды о счастливой жизни с единственным человеком за всего его лета, которого он смог полюбить, оказались разбитыми. – Теперь это все в прошлом. – продолжил кондитер. – И слава богу. Я больше не люблю тебя, Костя. И, знаешь, я даже счастлив, что так произошло. Ведь, если бы я продолжил взращивать в себе эти чувства, в конце концов, они бы меня окончательно задушили. Хорошо, что я своевременно осознал, какой ты гнилой и эгоистичный человек, которому нет дела до чужих чувств. Хорошо, что я понял это сейчас, а не тогда, когда я бы полностью растворился в тебе и потерял себя. Ренат замолк и обессиленно закрыл глаза. На его лбу опять появился пот. Ему действительно стоило больших усилий произнести такой длинный монолог. А Костя продолжал молчать, потупив взгляд. Он просто не знал, что отвечать, да и стоит ли отвечать вообще. Секунды утекали одна за другой, вслед за ними – минуты. А Ивлев продолжал решать свою дальнейшую судьбу с человеком, лежащим напротив. Было лишь два варианта: либо сделать вид, что ничего не произошло (что было бы максимально глупо), либо же просто уйти, не сказав ни слова. – Ну и что ты молчишь, Костя, блять?! – крикнул Агзамов, будто из последних сил. Его голос сорвался. – Скажи хоть что-нибудь, прошу! – Мне нечего тебе сказать, Ренат. Константин встал с койки. Ренат едва успел ухватить друга за край его футболки. Этот жест был мольбой о помощи, последним шансом выжить. Они бы могли разойтись спокойно, обнявшись на прощание в знак благодарности за светлые воспоминания, за прекрасно проведенное вместе время, за эмоции, что они подарили друг другу. Агзамов надеялся лишь на то, что Костя сможет пересилить себя и расстаться с ним именно таким образом. Но Ивлев не смог сделать даже этого. Даже такой простой шаг оказался для него непосильным. Он грубо стряхнул руку кондитера со своей футболки и удалился. Конечность Рената беспомощно застыла в воздухе.