Игра в правду

Щёлкнула электронная ключ-карта, открылась дверь гостиничного номера. Чёрное пальто полетело в кресло, за ним отправились снуд и берет. Зонт и сумка с документами остались валяться на коврике. Дима сделал пару шагов, сбросил обувь и без сил упал на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Сергей Разумовский. Дима уже тихо проклинал это имя. Два месяца безрезультатных метаний между психиатрами и адвокатами, семь часов ожидания на судебных заседаниях и примерно столько же, проведённых в следственном изоляторе. Руководство звонило по нескольку раз на дню и рекомендовало возвращаться в Москву, коллеги недоумевали, зачем капитану эта рыжая морока. В тюрьму его, симулянта, убийцу, террориста, и дело закрыто! Дима медлил. Отдельные моменты биографии Разумовского, несостыковки в заключениях врачей — всё это сохраняло в нём веру в то, что Сергей действительно болел чем-то серьёзным, а не держал всех за идиотов. Видео с камер наблюдения из его офиса лишь подкрепляли опасения. Да и сколько лет он, капитан, будучи под прикрытием, искал пропаганду в театрах и театральных вузах? В конце концов, Дима был уверен, что безошибочно отличит актёра от больного! К тому же был ещё один человек… Волков рос с Разумовским, он не соврёт. Атмосфера смертей вокруг — это всегда давление на психику, а в «Радуге» за время пребывания в ней Сергея произошло немало «несчастных случаев». Сгоревшие дети, выпавшие из окон, отравившиеся водой с уксусом. Почему у Волкова и сдали нервы на первом курсе, и он предпочёл прятаться, придумать легенду про армию, лишь бы выстроить стены и не видеться лично. Записался к психологу, пил таблетки, лечился и избегал Сергея. Он был достаточно близок Волкову, чтобы тот не рассказал об убийствах полиции, но факт остаётся фактом. Волков его сторонился, многовероятно, что замечал за ним странности, о которых также опасался поведать правоохранительным. Но отдал все улики ему, капитану, когда Чумной Доктор наконец-то был пойман. С чего бы? Планировал тянуть время? Тщательно продумать, как вытащить Разумовского из-под заключения, утерев нос спецслужбам? Или не солгал и доверил Разумовского тому, кто мог добиться для него справедливого приговора? Молчал столько лет, а сейчас после взрывов и погромов в городе, сожжённых заживо Чумным Доктором коррупционеров заговорил. В идеале бы свидеться с ним, проверить его квартиру. Фотографии. Он, Разумовский, что-нибудь компрометирующее. Дверь что ли вскрыть? Вызвать слесаря, снова воспользовавшись преимуществом детской, внушающей доверие внешности? Школьник или студент потерял ключи, запасных нет, родители уехали за город, на телефоне закончился трафик. Сколько таких историй сходу выдумывал Дима? Нет, плохой тон — врываться без приглашения к человеку, которому полиция окно в квартире разбила и утопила в раковине ноутбук. Никуда не годится. Вариант с тем, чтобы связаться с Волковым напрямую, Дима не рассматривал. Слишком резко. Журналист и сорваться может. На панике устроить в интернете какую-нибудь протестную акцию в защиту пойманного Чумного Доктора. Дима ощутил вибрацию в кармане и достал из него телефон, разблокировав графичный ключ. Писала Лиля. «Старший лейтенант юстиции Абраменко», как девушка была записана в контактах, звала выпить в бар. Повод был — всё Главное управление полиции, где Дима неделю проработал под прикрытием в качестве стажёра, отправилось под суд. Следственный комитет взял в оборот полковника и мелких сотрудников. Лилю это невероятно радовало. Дима же вздохнул с облегчением. Хотя бы ссыкуны и собаки не уйдут безнаказанными. Но положение дел его удручало. Главное управление и подобный бардак. Выпить он отказался, напомнил Лиле, что с девушками, которые его ножом протыкали, пить не станет. Абраменко слала гневные смайлики и возмущалась. Почти десять лет прошло, а Дима до сих пор помнил и злился на неё! Дима поставил телефон на беззвучный режим, подняв глаза к потолку. Голова гудела, хотелось одновременно и есть, и спать. А заснуть — так не просыпаться, потому что утро снова придётся провести в следственном изоляторе с единственным и неповторимым Разумовским. Может, правда, выпить и отключить сознание? Как вариант, на последнем дыхании добраться до мини-бара и взять оттуда что-нибудь слабоалкогольное? Либо звонить в доставку и ждать курьера, который обязательно попросит предъявить паспорт. У детской внешности был один существенный недостаток — она предусматривала исключительно здоровый образ жизни. Не пил и начинать не стоит, всё равно не продадут. Дима устал, ему надоедало убеждать адвокатов в том, что их клиент не потерян, а врачам гарантировать безопасность и присутствовать в одиночной камере во время бесед. Он жил, выживал между судом, следственным изолятором и гостиницей. Но, вспоминая Волкова, делал глубокий вдох, выдыхал и не опускал руки. Олег набросал ему ещё улик, дал контакты бывших воспитанников «Радуги», которых адвокат мог бы вызвать в качестве свидетелей болезни Разумовского. Разве что сам Волков в суде не появлялся. Дима запретил. Видел, что ничем хорошим это бы не закончилось. Суд бы неправильно истолковал всё для себя и принял Олега за соучастника, сообщника. Ведь это самая разумная и очевидная причина, почему он годами замалчивал детали убийств. Сергей…или не совсем он, его второе я, тоже считал, что Волков не поможет, нельзя ему в суде светиться. Ближе Разумовского у Волкова не было никого. Он поступил по закону и ждал от него того же, ждал, что Дима это так не оставит. А Дима безмолвно восхищался им. Дима думал, окажись его сестра в таком переплёте событий, он бы тоже не сразу, но передал бы её спецслужбам. Как учил отец, сначала закон и государство, потом близкие. Однако терзался бы сомнениями. Сделал бы всё, чтобы суд вынес верный приговор. Наверно, по этой причине он до сих пор не отказался от Разумовского. Круги судебного ада едины для всех. Дима хотел повидаться. Окончательно убедиться в том, что они с Олегом играют на одной стороне. К счастью, не пришлось изобретать сложных планов. Экран смартфона загорелся, на дисплее высвечивалось «Журналист». — Добрый вечер, не отвлекаю? Всё гадал, как бы к вам подступиться. В связи с последними событиями пользователям сети было бы интересно узнать о работе спецслужб, в частности о вас. Можно пригласить вас на интервью? Не подумайте, не в общественное место или студию, а к себе домой? Как вы на это смотрите? Сегодня свободны? «Отвечать придётся мне. Но и полиграфом побуду я», — Дима согласился. Он решил не переодеваться. Оставить абсолютно чёрный образ. Пиджак, водолазка, строгие брюки со стрелками. Олег наверняка будет с камерой. Бессмысленно притворяться милым стажёром в синем свитерочке поверх рубашек в клетку и носить очки без диоптрий, когда тебя уже рассекретили. Волков встретил его в оранжевом безразмерном свитере, рваных джинсах и разноцветных носках. Волосы растрёпанные, голубые глаза приветливо сияли, улыбался. Явно рассчитывал расположить к себе. Дима знал об этом, потому что и сам в образе милого, до глупого доброго и наивного парня отдавал предпочтение тёплым цветам, горящему от восторга взгляду и широкой улыбке. — Хорошо добрались? Не промокли? О, это шоколадки к чаю? Здорово вы в магазин забежали, спасибо! Положу пока в холодильник! Руки можете помыть в ванной комнате. Прямо по коридору и направо. Вы проходите, у меня всё готово. Дима снял верхнюю одежду, оставил обувь в коридоре, помыл руки и направился в гостиную. «Определённо атмосфера для вопросов о работе», — люстра освещала помещение ярким жёлтым светом. На диване лежали маленькие подушки в пёстрых разноцветных чехлах, на спинке кресла свёрнутый в несколько раз уместился флисовый плед. Занял место на журнальном столике графин с водой, две кружки и декоративная стеклянная вазочка с печеньем. Дима взял из неё две печенюшки. Он не ел сутки, но воспитание не позволяло взять больше. Дима устроился в кресле, перебросив ногу на ногу. Волков показался из кухни с кипой бумаг, пошелестел ими и присел на диван рядом. На камере замигал красный огонёк. Интервью началось.