Они замерзают.

Казалось, всë это было лишь одним из всей череды этих ужасных матчей. Боль и крики. Перехватывающее дыхание в глотке. Четверо выживших не были готовы к серьëзной игре. Некоторые за столом даже посмеивались, хотя им же брюхо первым и вспорол высокий силуэт мужчины, чьи булькающие звуки, издающиеся из глотки, были так схожи с задыхающимся. Они были обречены с самого начала. У Карла, что сейчас лежал на сырой земле, даже были мысли, что всем остальным было глубоко наплевать сразу — будь что будет, им уже привычно умирать. А как это чувствуется тогда, когда хватался за жизнь всеми силами, все чертовы силы потратил и на спасение других? Лишь ради того, что-бы наконец оказаться в стужëнной луже собственной крови, которой так спешно пропитывалась грязная почва? Умирать ещë никогда не было так страшно. Он умирал не в одиночестве, и становилось ещë страшнее. Смерть с пустыми глазами. Эзоп всегда был знаком с любыми еë проявлениями — это уже было слишком обыденно. Он привык смотреть прямо, ничего не скрывая, в неизбежное. Иначе кто, если не он? А теперь это неизбежное прямо смотрит в его глаза. И Карлу дурится облик синего трупа, лежащего на его рабочем столе в промозглом морге. Наверное, неприятно видеть собственный труп, как для работы? Смерть на месте не стоит. Она ходит вокруг да около над трясущимся, прислушивается и в нелепой угрозе замахивается мечом. Эзопа бросает в жар и холод - в пепельных глазах агония жрущего страха. Страха? Способен ли этот монстр утаится в столь захламлëнно-вычищенном сосуде? Но сейчас ничего, кроме страха, не может медленно пожирать тонкие извилины мозга. Смерть всегда стоит рядом с ним, почти за руку - бальзамировщику на это глубоко всë равно. Ведь где-то совсем рядом есть ещë человек. Они остались вдвоëм против пожирателя их несчастных и жалких жизней, и Карл понимает, как плохо будет этому человеку. Ему действительно уже было всë равно на собственные синяки запястьев и открытые кровоточащие раны, что подобно причудливому узору украшали тонкое тело. Нет, нет. Наверняка раны этого человека гноились куда сильнее. Не стоило ли им сдаться? Смерть делает рывок в сторону, и выживший делает вывод по отсутствию дыхания над головой. Но открыв залитые кровью веки, он лишь видит ковыляющий силуэт мужчины. Кэмпбелл пришëл на последнем издыхании - раз умирать, то вместе. Вдвоëм им, нет нет, но не спастись. Выхода не было. И потому, лишь томно опустившись совсем рядом, вот, вот, с трудом дышащее тело смотрит в серые глаза из-под прикрытых век. И где-то среди сломанных рëбер дышать стало легче, едва касаясь грязными перчатками чужих крепких рук уставшего человека. Теперь они могли отдохнуть и просто предаться своему общему молчанию, с измученным трепетом изучая звëзды в радужках напротив. Они видят улыбки друг друга - но явно не из-за того, что смерть с мечом наперевес больше не пришла. Лишь томная радость, когда перед тем, что-бы закрыть глаза лëжа в студëной луже крови обоих, они могли обвить тела в объятии без лишних слов. Слова уже были не нужны. Нортон, которому повезло просмотреть немного дольше в остекленевшие глаза и синие чужие губы, не смог издать ни слова.