Each truth, each lie, Die in unjudging love.
Dylan Thomas.
Этим утром Уилл ни свет ни заря встал на рыбалку. По его мысленным прогнозам, до полудня у него должен будет собраться неплохой улов на день, а дальше уже разберется его персональный шеф-повар. Они уже несколько раз меняли города и страны, заметая следы, как пара бешеных лисиц в зимнем лесу. Падение и отсутствие тел в том скалистом районе вряд ли вызвало бы подозрения у обычных людей, но всегда был Джек. Уилл и Ганнибал должны были признать, что даже с его глубоко спящим для ФБР интеллектом, у того могло так и случится просветление. В любом случае, с каждой сменой места обитания они задерживались чуть дольше, с момента их падения прошло немало времени и мужчины могли позволить себе роскошь остаться. С другой стороны, не то чтобы кто-то из них был против путешествий. Если спросить у Уилла, как они выбирали последний дом, Уилл бы сказал, что он решительно и непоколебимо отстаивал своё мнение, стоя на страже своих интересов. Ганнибал бы сказал, что Уилл просто наныл у него на нервах, а сам он был любезен уступить капризам, лишь бы дитятко не грустило. Уилл любил пространство и рыбалку, Ганнибал любил искусство и театры. Первое, в теории, находится далеко за городом, второе — в центре, а когда у них было что-то просто? Хотя, по правде говоря, всё было проще некуда. Какой-то посторонний наблюдатель, хмыкнув, сказал бы, что так бывает у старых супружеских пар. Никакие признания и клятвенные слова не звучали, ни когда они выбрались из воды ранеными, ни когда зашивали раны друг другу. Аккуратно кормить того, кто лежит с лихорадкой и водить в уборную того, чей распоротый скалами живот зашит в полевых условиях было для них само собой разумеющимся. Ганнибал не хотел такого для них… для Уилла… больше нет. Тогда, с закрытыми глазами лёжа на спине на пропахшем плесенью диване в холодном старом лесничем доме, с тяжёлым прерывающимся дыханием, со жгучей болью в каждой мышце и ране, он тихо наблюдал за выходящим из хижины Уиллом, не проронив ни слова. Он был готов отпустить Уилла, если бы тот захотел, он бы не стал держать. Сколько дерьма Ганнибал уже повидал? Он бы сказал, что много, так что справился бы и в этот раз… возможно. Но Уилл вернулся, и никто не поднимал этот вопрос. Ганнибал не знал, почему профайлер так решил, но был рад и был готов принять всё, что Уилл бы ему дал. А тот, в свою очередь, просто отдал вожжи их направления, заявив тоном, будто это само собой разумеется: «Кто из нас двоих всю жизнь морочил голову сотрудникам полиции и слонялся у них под носом? Вот и вытягивай нас теперь.» Им пришлось скитаться по разным местам и периодически Уилл упоминал, что ему не хватает реки, тишины и пространства, а город душит теснотой, спешкой и шумом. Ганнибал же при каждом удобном (и не очень) случае, тянул его с собой по всем галереям и операм. Через раз Уилл отбрыкивался всеми конечностями от таких «заманчивых» предложений и даже отговорка работой не работала, потому что кое-кто оказался слишком наблюдательным и учтивым, выбирая время посещения в его свободные дни и даже покупая костюмы и парфюмы. Вслух ворча похлеще старой бабки у подъезда, в душе он не мог обидеть отказом, наслаждаясь таким вниманием и обходительностью. Так что, когда нужно было выбрать следующее пристанище, которое, как они надеялись, сгодилось бы для долгосрочного проживания, Ганнибал показал варианты, каждый из которых был на приличном расстоянии от города, с рекой или озером в пределах досягаемости. Уилл, просмотрев их все, выбрал то, что находилось ближе к цивилизации. Оба никак не прокомментировали свой выбор. Когда Уилл сидел на причале, его взгляд скользнул по пальцам — оставшаяся белая полоса на коже от кольца уже покрылась загаром и ничего не напоминало ему о том периоде жизни. Но, хотя кольцо он оставил покоиться на дне океана, его отсутствие также напомнило Уиллу, что в том же прошлом осталась и его свора. Уинстон не был первым в его стае, но он был самым преданным и всегда всюду сопровождал мужчину, в каком бы состоянии тот ни был. Пожалуй, прощание с ним оказалось самым болезненным и первое время, пока они были в пределах досягаемости к их дому, Уилл иногда ловил себя на том, что оглядывается в надежде увидеть пятнистый мех. И даже сейчас, в своё удовольствие наловив будущий ужин и неспешной походкой отправившись домой, он задумчиво смотрел в сторону, хотя знал, что сейчас это уже недостижимая мечта. Ганнибал читал, сидя в кресле на террасе и поднял взгляд, когда услышал звуки шагов. Он приподнял бровь, чуть склонив голову вбок — ему не первый раз приходится видеть Уилла со странным взглядом в никуда. Сначала он предположил, что это было из-за разрушенного образа нормальной жизни, к которому когда-то стремился Уилл, поэтому не стал поднимать тему, но время показало, что дело было отнюдь не в этом.***
— Уилл, — чопорно поправив салфетку, начал Ганнибал, — есть ли у тебя планы на завтра? — В отличие от некоторых, у меня есть стабильная работа, на которую надо ходить, но нет миллионов, запрятанных и выведенных чёрт знает какими способами, — хмыкает его друг, накалывая кусочек на вилку. — У меня просто плавающий график, — коротко ответили ему. — К тому же, кажется, я упоминал, что тебе не обязательно работать. Я вполне способен обеспечить… нашу семью. Уилл на секунду замирает и бросает взгляд в сторону Ганнибала, который смотрит в свой бокал. Слишком тщательно смотрит. И не поднимает глаза, хотя определённо чувствует, как Уилл прожигает в нём дыру. — Возможно. Но я предпочитаю поддерживать некоторую независимость, ты знаешь. — Конечно. Тогда, может быть, ты сможешь освободиться раньше? Скажем, часам к пяти, — Уилл знает, что нет никакого шанса, чтобы Ганнибал забыл о его графике или его привычке выпадать из времени, задерживаясь дольше шести. Вероятность того, что он не знает, что Уилл завершает свои прямые обязанности к пяти, тоже стремится к нулю. Молчаливое знание повисает в воздухе между ними всё чаще. Но Уиллу простого знания недостаточно, ему нужно, чтоб дражайший друг научился говорить через рот. — Что ж, если меня так просит лорд… — растягивая гласные, произнесённые низким голосом слова, перекатывались на языке спелыми ягодами. — Уилл… — этим его не смутить, к тому же ему нравилась такая игра. — Может быть, не сто… — Слушаюсь, мой лорд, — даже адски нарушенный этикет не мог сбить удовольствие, фонившее от Ганнибала. — Я уберу, ты можешь отдыхать, — с этими словами он быстро поднимается, пряча ухмылку в уголках губ. Какой шанс, что Ганнибал не увидел? Он знает, что нулевой. Это заставляет его улыбнуться шире, завтрашний вечер обещает быть интересным. Ожидание его не подвело, разувшись на террасе и войдя в дом, его встретила проникновенная и типично роскошная для Ганнибала музыка. Несмотря на то, что Уилл не слишком большой ценитель, даже для его неискушённого вкуса она показалась достаточно неплохой. Первое, что он увидел, когда зашёл внутрь — наполовину накрытый стол, который был украшен композицией из цветов. Уиллу хватило нескольких секунд, чтобы его способность к эмпатии показала ему смысл. Ганнибал, стоя в дорогущем цветочном лично выбирает бутоны — чёрные тюльпаны, как признание желания умереть вместе и тёмно-розовые розы, как символ восхищения и любви. — Ты пришёл, мой дорогой Уилл, — Ганнибал мягко вырвал его из видения, — переодевайся и спускайся к столу. — Привет, — улыбнулся в ответ Уилл, идя к лестнице, — я быстро, могу помочь, — настроение его дражайшего соседа по дому говорило само за себя. Уилл не был дураком и чувствовал, как запахло романтическим жестом, осталось понять только его суть, так что он решил посмотреть, что из этого выйдет. — Не стоит, сегодня тебе ничего не нужно делать, но не заставляй меня ждать слишком долго. Согласно угукнув, Уилл улизнул наверх и действительно не стал тянуть время, хотя, в основном, это было потому что ему было чертовски интересно. Конечно, готовкой у них практически всегда занимается Ганнибал, но сегодня он был слишком подозрительно настроен на лирический лад, даже больше обычного, и тем более у них не каждый день играет винил. — Решил разнообразить наш репертуар? — Она хороша, не так ли? Хотя я не жду, что ты услышишь отличия. — Ну, ты меня знаешь. Мне говорили, что на виниловых пластинках звук чище, чем на других носителях. — Так и есть, — он поднимает бокал, оперевшись на спинку стула и крутит его в руке, вечерние блики отражаются на поверхности, делая его похожим на огранённый рубин. Сегодня блюдо было украшено веточками укропа, глаза Уилла озорно блеснули — не только Ганнибал знал кое-что о растениях. На мгновение сжав руку в кулак и хитро бросив косой взгляд, его пальцы ловко подобрали веточки и погладили их. А потом он просто положил их перед Ганнибалом со словами: — Мхм, тогда это от меня, — какое-то время на лице мужчины напротив читалось недоумение, что Уилла не слишком беспокоило, он просто продолжал свою трапезу и молча ждал, пока наконец не заметил проблески осознания и собравшиеся морщинки в уголках глаз. Бинго. — Прости, что не пышно. — Древняя Греция, значит? — Что? Не слишком претенциозно для тебя? — хмыкнул Уилл и локоть одной руки пристроил на спинке стула, оставив кисть свободно висеть. Он не смог бы сказать где и когда это узнал, однако сейчас пришлось к месту, что он всё-таки решил прочесть тот текст про обычаи античности. Тогда ему показалось забавным, что букеты из укропа дарили своим возлюбленным избранникам. — Напротив. Выпьешь? — предложил Ганнибал, поднимая бутылку. Кивком поблагодарив мужчину, Уилл не дождался никаких словесных объяснений, поэтому решил начать первым, подав пример, как он считал. — Итак, за что мы пьём сейчас? — За нашу годовщину. Уилл не изменился в лице, чего-то подобного он примерно и ожидал, но… — Но мы не встречаемся, Ганнибал, — спокойным со смешком тоном заявил он. А вот Ганнибал явно не удержал лицо и на секунду на нём промелькнуло необъяснимое выражение. — Мы живём вместе, — он считал это аргументом? — Сожители, — кивнул Уилл. — Мы спим в одной кровати, — продолжил он. — Мало ли кто спит в одной кровати. Когда другой нет, почему нет? — Уилла явно забавляла эта ситуация. Последовала минута тишины. — Послушай, Ганнибал, ты не делал мне никаких признаний и не предлагал встречаться, мы просто начали жить вместе. — Я обращаюсь к тебе с использованием уменьшительно-ласкательных слов, — он чуть задрал подбородок. — Это ни о чём не говорит? Уилл вздохнул. — Ты и раньше всегда так ко мне обращался. Более того, «дорогой» ты использовал не только по отношению ко мне. Уилл прямо смотрел на него и в его взгляде хорошо читалось понимание. Ганнибал чертовски умён, но, когда дело касается близких отношений или, ох, тем более, открытых разговоров на тему чувств с кем-то близким, у него возникают проблемы. Особенно с прямыми обсуждениями. Уиллу немного надоело, что Ганнибал постоянно решал за двоих, так что, может быть, это будет ещё один шаг научиться межличностному общению. — Я тебя понял, — его плечи слегка опустились, едва заметно для чужого взгляда, но чужих в комнате сейчас не было. — Ганнибал, — мягко начал Уилл, — я всё это… — он чуть покрутил кистью, условно обводя всё вокруг, — понимаю и рад принять, но я хочу услышать это от тебя прямо. Словами. Спроси меня. И не сейчас, — он добавил на опережение и улыбнулся, когда увидел, как глаза Ганнибала снова зажглись. На следующий день Ганнибал был тише обычного, Уилл же не придавал этому особого значения и вёл себя совершенно обычно, потому как знал причину такого поведения своего «сожителя». В таком порядке прошла неделя, пока Ганнибал одним вечером не вышел на террасу, позвать Уилла, но обнаружил его сидящим прямо на досках снова с понурым и задумчивым видом. Он вернулся за пледом и сделал горячий шоколад, затем вышел и накрыл плечи мужчины. — Мы же не хотим, чтоб ты заболел, Уилл, — он передал ему чашку с приятно пахнущим напитком, чем вызвал маленькую улыбку. — Спасибо. Нет, конечно, нет. Ганнибал посчитал, что, возможно, стоит попытаться последовать его совету и спросить прямо. Это было то, чего хотел и просил от него Уилл и, возможно, так действительно будет проще. — Уилл, скажи мне, что случилось? Почему я вижу тебя в таком виде время от времени? Уилл коротко и криво ухмыльнулся. — Можно было не рассчитывать, что ты не заметишь или опустишь этот момент, не так ли? Ганнибал, стоя сзади, провёл руками по плечам Уилла, спускаясь ниже к предплечьям и назад, а потом чуть приподнял брюки на коленях и сел рядом, чем чертовски удивил Уилла, у которого от этого вида даже рот слегка приоткрылся, а брови так поднялись, что ещё немного и коснутся линии волос. Успех Ганнибала в рассеивании плохого настроения Уилла? Возможно. Не самый плохой способ. В любом случае, он поддерживает идеальную чистоту везде. Ему непривычно и неудобно, но… для Уилла он и не такое делал. Ганнибал убрал неряшливо упавший кудрявый локон и заправил его за ухо мужчине, чуть задержавшись ладонью на щеке и немного скользнув к шее, когда убирал обратно. — Так в чём причина? Уилл пожал плечами. — У нас был такой образ жизни… — немного помолчав, начал он, пытаясь подобрать слова. — Я просто скучаю по своей стае. Мне их не хватает, — его глаза потерянно смотрят куда-то вперёд, явно умом затерявшись в воспоминаниях. — Особенно Уинстона. Думаю, ты его помнишь, ты же всё помнишь. Я его подобрал, когда у меня уже было несколько других, но этот парень всегда следовал за мной. Если я куда-то уходил, когда были приступы лунатизма, — он многозначительно и явно осуждающе посмотрел на Ганнибала, давая ему понять всё, что он думал про тот случай с энцефалитом. — Прости, я не хотел, чтобы так вышло, — хриплым тоном отозвался он. Уилл дёрнул уголком рта, хмыкнул, глотнул шоколад и продолжил. — Просто он всегда первый приходил, везде следовал, он единственный не хотел меня отпускать в тот день и мне пришлось его прогонять. Такой, знаешь, удивительно преданный, спокойный и умный. Не могу сказать, кто из нас кого подобрал, учитывая, как он охранял меня. У нас был такой образ жизни, что мы, конечно, не могли забрать его или кого-нибудь ещё. Просто иногда ловлю себя на том, что жду, будто он, как и всегда найдёт меня. Чего, конечно, не случится, — он замолчал и отпил напиток. — Ну, эти ребята в хороших руках, Молли тоже души не чает в них. В этот момент Ганнибал задумался и рукой успокаивающе провёл несколько кругов по спине Уилла. — Я уверен, она о них хорошо заботится, тебе не стоит об этом переживать. Я полагаю… сейчас у нас есть возможность добавить кого-то в семью. Уилла позабавило повторное упоминание этого слова в их отношении, он склонил чуть голову вбок и лёгким тоном отметил: — Когда ты меня спросишь. — Я помню, дорогой. О, Уилл не сомневался, что он помнит, просто теперь любопытно, что он придумает. Такой человек, как Ганнибал, такой сильный, гордый, вычурный, крутящий в своих руках умы, деньги и власть, но на удивление слабый в интимных разговорах, когда они касаются его самого. «Обсудишь с любым какие угодно чужие проблемы, но только не свои?» — Давай. Учимся решать проблемы вместе. Кто из нас терапевт, в конце концов? — Конечно, родной. Через несколько дней у Ганнибала наметилась конференция в другом городе и ему нужно было уехать. Он сообщил Уиллу, что будет отсутствовать около трёх дней. В глубине души Уилл мог себе признаться, что эти несколько дней заставили его кое-что переосмыслить. Будучи независимым и самодостаточным парнем, Уиллу никогда не было скучно одному и тем более, он не испытывал нужды в постоянной связи с социумом, но был один индивид, который каждый раз нарушал Уиллу его привычную картину окружающей среды. В первый день отсутствия Ганнибала, он вернулся домой и вроде бы ничего не изменилось, но странное зудящее чувство не покидало его, даже когда он занимался чем-то рутинным, так что он бестолково слал Ганнибалу смс-ки. Просмотр фильма тоже не смог надолго отвлечь его, и Уилл снова полез в телефон переписываться с Ганнибалом, принял ванну и залез в постель, быстро забывшись сном. Второй день прошёл примерно таким же образом, за исключением того, что, войдя в дом, он по привычке хотел поздороваться и ждал ответа. Ждал, что его выйдут встречать, что, возможно, отчитают за то, что на улице холодный вечер, а он снова раздетый. Зудящее чувство усилилось. Он чувствовал, что ему не хватает присутствия. Уилл считал удивительным, что такой спокойный человек может так менять атмосферу. Он лежал на диване в гостиной, забравшись туда с ногами и понимал, что обычно его ступни касались бедра Ганнибала. Это не было чем-то обязательным или умышленным. Просто так получалось, что двое садились на общий диван, Ганнибал всегда был близко — не слишком, чтоб счесть это нарушением личного пространства, но как раз идеально для Уилла — он опирался на спинку, закинув одну свою идеальную ногу на другую, в одной руке держа книгу, а другая сама по себе ложилась на лодыжку Уилла и время от времени большой палец поглаживал выпирающую косточку. Если Уилл мог задремать, то просыпаясь, обнаруживал на себе плед, свет всегда был отключён, и вскоре ему ненавязчиво вручали чашку чая, кофе или чего-нибудь ещё, чего хотел бы Уилл и чью нужду так тонко чувствовал Ганнибал. От этих мыслей Уилл встал заварить кофе и по привычке чуть не налил вторую чашку. Он вздохнул и убрал чашку, которая стояла не на своём месте, на отведённое Ганнибалом место. Прихватив свою чашку, он поднялся в спальню и замер — здесь пахло его мужчиной. Взгляд скользнул к креслу, на котором лежит аккуратно сложенный Ганнибалом кашемировый плед, который стоил как какая-нибудь ваза со времён динозавров. «Уголок к уголку, чёртов перфекционист, — фыркнул про себя Уилл и стянул его с чувством собственного удовлетворения, когда ткань небрежно повисла на плече. — Чудесно», — он вдохнул запах, принадлежащий другому жителю дома. Внизу, под фильм, он свернулся на месте, где обычно сидит Ганнибал, обернулся пледом и просто дышал. Кажется, кофе не суждено быть выпитым, он стоял забытый на прикроватном столике. На подставке. Не то чтобы следы от чашки как-то беспокоили Уилла — он считает, что их всегда можно вытереть. Но Ганнибалу они не нравятся. Уиллу обычно не нравится, когда Ганнибалу что-то не нравится, если только это не что-то, что он делает специально, чтобы его раззадорить. Но в такие игры они играют вместе. Как только Ганнибал освободился, он позвонил Уиллу по видеосвязи, и они разговаривали до глубокой ночи. На вторую ночь, после душа, Уилл спал на стороне Ганнибала и рядом, у изголовья, лежал кашемировый кремовый плед, который всё ещё нёс на себе запах другого мужчины. На третий он решил задержаться на работе, не торопясь в пустой дом, а заехав во двор — на машине, на которую сам заработал, что особенно тешило его самолюбие — он не спешил выходить из салона. «Когда это я успел отвыкнуть от одиночества? — подумал он с недоумённым видом и моргнул, глядя на птицу, которая села на капот и так же тупо пялилась на него. — Ах, да…» Не то чтобы Уилл считал себя особо счастливым в то время человеком, но жизнь у него текла вполне себе мирно. У него были студенты, все бездомные собаки города и все пучеглазые рыбы реки. Уилл привык к такой жизни, к такому расписанию и к спокойствию. И всё было вполне сносно, пока в его жизнь в очередной раз не вломился Джек и не притащил с собой Ганнибала. Этого аристократичного мерзавца, чей титул, обычно являющийся показателем высокого положения, стал в устах Уилла постоянной насмешкой. Двое ненормальных поставили ему всё с ног на голову, выбили из привычного уклада жизни и оба, казалось, были чертовски рады держаться поближе к Уиллу. Если сначала ему хотелось лишь закатывать глаза, то потом он начал вспоминать, почему держался подальше от людей: из-за своих особенностей ему было сложно влиться в компанию, не было никакой отдачи, принятия, понимания. Так что Уилл давно привык быть белой вороной и решил просто жить в своё удовольствие. Но с каждой встречей он всё больше ощущал, как обретает то, от чего давно сам отказался. Обходительное отношение, искренний интерес, не бросающиеся в глаза знаки внимания так тепло согревали заиндевевшее сердце, закрытое в бетонных стенах одиночества. Уилл и сам не понял, как получилось, что он может спокойно сидеть в кабинете Ганнибала, покачивая в пальцах бокал или расхаживать по кабинету, чувствуя себя как дома и пользуясь его вещами. Незаметно для себя Уилл стал выбирать одежду, которая лучше подчеркивает фигуру, и, чего греха таить, ему льстило, когда он замечал на себе мягкие и заинтересованные взгляды Ганнибала. И так же естественно для него стало ощущать на себе его прикосновения и заботу. Несмотря на предвзятое мнение Аланы, Уилл никогда не был слабым человеком, а ещё он был готов следовать за Ганнибалом (который, как позже выяснилось, до трясучки в руках ждал ответа Уилла о прощении в соборе). И, хотя у Верджера Уилл был готов за Ганнибала перегрызть им глотки, но, в конце концов игры этого высокомерного придурка в край достали Уилла, о чём он и заявил прямо. Не помог ни тот факт, что Ганнибал вытащил его, рискуя жизнью, ни его жалостливый вид, когда он, сдаваясь, вручал свою свободу Уиллу. Но в тот момент он так был похож на брошенного пса, а Уилл всегда был слаб до бродяжек. Попытки Уилла вернуться к жизни, как у всех, потерпели поражение. Он ещё не осознавал, почему дом ему больше не кажется домом и только Уинстон понимающе смотрел в глаза. В решающий момент, как Джек, так и Молли снова бросили его грудью на амбразуру, в то время как Ганнибал сказал ему держаться подальше от всего дерьма. Там, в камере, по ту сторону прозрачной стены, Уилл увидел своего самого искреннего верующего и понял, что его домом был этот человек. Само собой, если не считать Уинстона. И сейчас, сидя в машине, он недоумевал, на кой чёрт ему возвращаться в стены, где нет ни первого, ни второго. Прошла целая жизнь с тех пор, как он чувствовал себя в таком одиночестве. С силой потерев лицо ладонями и решив не киснуть во избежание лишних морщин, Уилл выбрался из машины, стянул с кухни овсяное печенье, грызя его двинулся по лестнице наверх. — Ганнибал точно заворчит меня до смерти за крошки, — наморщив нос и не предприняв никакой попытки их убрать, перескочил через одну ступеньку и зашёл в их спальню. Ганнибал должен был вернуться только завтра, но этот титулованный господин вот уже несколько часов нагло игнорирует смс от своего, как он выражается, дорогого. Недолго думая, Уилл стянул с себя рабочую одежду, открыл окно и упал в постель. — Только на минутку… надо убрать… крошки и тряпье у кровати — прямая дорога в духовку… — пробормотал Уилл, одним глазом уже уплывая по ту сторону яви.***
Ганнибал собирался приехать раньше обозначенного времени, чтобы удивить свет очей своих. Автомобиль во дворе, в доме темно, крошки на ковре — кто бы сомневался, но это же Уилл, ему можно — бесшумно открыв дверь в спальню, на него повеяло холодным воздухом, но шевеления в кровати привлекли его внимание. В одной только кофте, Уилл лежал на боку, свернувшись на стороне Ганнибала, двумя руками обнимая его подушку и уткнувшись в неё носом. У Ганнибала даже спёрло дыхание, а сердце, кажется, забилось где-то в горле. «Пожалуй, ничего плохого не случится, если я несколько потороплю события. И заодно закрою эту форточку, пока мой пирожочек не заболел», — тихо пошевелившись, он прошёл закрыть окно, накинул одеяло на своё сокровище и аккуратно вышел. Всего лишь 01:45, он поставит на уши всех, но его заказ будет готов к утру. — Уинстон, будь хорошим мальчиком, жди здесь, — изящно проведя ладонью между мягкими ушами, он забрал ключи и вышел.***
Уилл проснулся отлично выспавшимся и пошарил рукой проверить телефон: «Ни звонка, ни смс-ки, ну что за… Ему придётся хорошо постараться, чтоб извиниться за это». Когда он привёл себя в порядок, его внимание привлёк заманчивый аромат. Спустившись вниз, Уилл увидел почти накрытый стол и его глаза заблестели при взгляде на Ганнибала. Он выглядел таким горячим со своими закатанными рукавами рубашки. Уилл не видел рук прекраснее. При мысли о том, что эти руки могли сотворить с ним, мужчине захотелось облизнуться. — Доброе утро, мой дорогой Уилл. Прошу, садись, — тепло улыбнувшись, Ганнибал кивнул в сторону стола. Усаживаясь, Уилл понимал, что что-то не так, но не стал анализировать это. Ганнибал никогда не сделал бы ему ничего во вред, к тому же Уилл чувствовал, что это «что-то» ему понравится. Тем не менее сегодня он решил не давать Ганнибалу лёгкую победу, продолжая играть обиженный вид до конца. — И когда мы звонить разучились? — пытливо уточнил Уилл, пока перед ним поставили тарелку. Он незаметно втянул запах и сглотнул — божественно. Запах не еды. Ганнибала. Со всей полки Ганнибала Уилл больше всего любил этот аромат. Хотя еда тоже ничего. — И снова доброе утро. Я освободился раньше, но в поездке пропала сеть. Я думал, что, зная меня достаточно, ты бы смог понять это сам. Мои извинения, дорогой. «Как всегда, этот идиот всё мог повернуть в свою сторону. Теперь, видите ли, виноват я, что не додумался». Идиот под вопросом всё так же уступчиво улыбался. — Хм. А я уж думал тебе телефон только для фото. — Именно. Для звонков тебе или фото тебя. Так что же, надеюсь, я достоин твоих извинений? — Раз ты предоставил завтрак моему многострадальному желудку, так и быть, прощение ты заслужил. — Вот как? Как благородно с твоей стороны, родной. На самом деле, у меня кое-что есть для тебя, но это подождёт. Интерес Уилла всё больше рос и оставаться на своей позиции обиженного было сложнее. К тому же если рядом скакал очаровывающий и любящий Ганнибал, жонглируя тарелками, чаем, стаканами и приборами только для него любимого-дорогого-родного-и-какого-можно-придумать. Ганнибал уселся напротив Уилла, в этот раз меняя свой обычай возглавлять ужин во главе стола. Это Уилл подметил сразу, так же, как и его новую рубашку, в которой он выглядит настолько восхитительно, будто сошёл со страниц журнала. «Если мы окажемся в затруднительном финансовом положении, можно будет отправить его в модельное. Станем богачами», — Уилл словил себя на том, что в его голове витают совершенно странные мысли. Он также подметил старинный канделябр Ганнибала, который вот уже стоял наготове в углу его кухни. Оказался он там явно неспроста, Уилл в этом был уверен так же, как в том, что небо синее. Придётся ли ему ждать самого вечера до «кое-чего, что подождёт»? Стоит ли еще продолжать дуться на своего любимого, чтобы тот подускорил события? И сработает ли это вообще? Не он один привык читать людей насквозь, и хоть в их семье это стало игрой, то сейчас ему слишком хотелось всего, что Ганнибал ему приготовил. Моментально Уилл оторопел. «В нашей семье? Я только что мысленно назвал нас… Нет, Уилл, не сейчас. Этот клоун так ещё ничего и не предпринял, чтобы даже пригласить меня на чёртово свидание. Главное, теперь эту дурь не ляпнуть раньше времени», — подумал Уилл и ещё больше осознал, насколько он хочет называть их семьёй. И когда такое было? И вот опять вспомнился Уинстон. Тогда они были семьёй, и кто бы подумал, что из всего возможного Уилл оставит своего друга позади? Ему досель было не понятно, как возможно людям, как разрешает им сердце, сотворить такое со своим преданным другом. И вот ответ привиделся ему в виде себя самого. Видимо, вот так и возможно. Глаза закололо, и он уже проморгал слёзы, не портить же такое утро. Он почувствовал тёплую твёрдую ладонь сжавшую его руку, и, даже не глядя на Ганнибала, он понял, что тот скорее всего, уже всё понял. Как подходяще его натуре, подумал Уилл и улыбнулся. — Я выслушаю всё, что у тебя на сердце, родной, но сейчас в приоритете твой утренний шпинатный омлет. Ещё пара потерянных градусов и мне придётся готовить тебе его заново. К тому же моя еда имеет странный эффект развязывать тебе язык. — Я не удивлюсь, если ты опять мне туда что-нибудь подсыпал. — Только если мою любовь к тебе. Теперь Уилл залился румянцем уже не от слёз. Ему подумалось, что Ганнибал опять включил свою ауру обольстителя, хотя он сомневался, что она у него хоть когда-то была отключена. И кто бы мог подумать, что это слова Ганнибала Лектера? Пожалуй, во всём мире не найдётся никого другого, кому было бы дозволено увидеть эти его стороны. — Я скучаю по своей бывшей семье, Ганнибал, — тот нахмурился «по-ганнибальски», точнее остался со своим непроницаемым лицом, но Уилл знал его как свои пять пальцев. Осознав, что он сейчас ляпнул, и вспомнив, что этому интеллигентному олуху хватит и одного слова о ком-то другом, чтобы переесть всех и вся, он поспешил исправиться. — Мои собаки, мы уже говорили, помнишь? Моя первая настоящая семья. Снова, сколько бы ни пытался, я не могу забыть Уинстона, Ганнибал, — он пожал плечами, медленно ковыряя вилкой еду и упрямо не поднимая взгляд. — Я уже скоро начну видеть его тени тут! И буду уверен, что в первый раз это не твоих рук дело. Я скучаю по нему, как скучал по тебе, и наша семья неполноценна без… — Уилл осёкся. Всё-таки ляпнул. Идиот. И он, и этот Ганнибал со своими горячими шпинатными омлетами и любовью. Конечно же, Ганнибал со шпинатным омлетом не упустил такого шанса для продолжения своего кокетства. Они долгое время ходили по тонкой грани молчаливых ухаживаний, танцуя друг вокруг друга, как планеты на орбитах, но оба страшились следующего шага. В этот день, за этим завтраком произошло что-то выходящее из-под их контроля. — Наша семья, Уилл? — хоть он и пытался надеть на себя очередной костюм полного спокойствия, неосознанное признание Уилла заставило его пульс участиться и почувствовать нестерпимый жар в груди. Ганнибалу пришлось приложить некоторые усилия, чтоб не сделать что-нибудь, что спугнуло бы Уилла, только пальцы сильнее сжали вилку. Но Уилл слышал в более тихом тоне мужчины короткий надрыв и мог бы поклясться, что у его идиота покраснели щёки. Он промолчал сейчас, но ещё припомнит ему в нужный момент, и, чего уж врать — ещё пара слов и он сам сгодится на спелый арбуз. За столом на минуту воцарилась тишина. Были ли они правда готовы к таким откровенным разговорам? И к признанию друг перед другом тех истин, которые они лелеяли глубоко в душе. Тотчас последние куски омлета были во рту, Уилл выскочил из-за стола кинув скорое «спасибо» и исчез в гостиной. Он не даст Ганнибалу лёгкой победы, пусть говорит всё сам и прямо. Еда, музыка, косвенные намёки и королевский уход было уже deja-vu. Уилл тяжело вздохнул и попытался взять себя в руки, вариант налить себе стакан виски показался подходящим. Сегодняшнее утро позволяло. Он направился к их деревянному бару, скрывавшему пару его любимых бутылок и… Может, это была и не лучшая идея, чтоб собраться. Отделаться от стеснительного, но не отстающего семьянина было не так просто. В мини-баре гордо стояла одна единственная бутылка премиум виски Macallan, украшенная пышной лентой. Такое украшение закрывало чуть ли не всю бутылку, и не знай бы он, что должно находиться в мини-баре, Уиллу бы сначала увиделся только находящийся в пустом шкафе красный бант.***
Убрав остатки омлета, Ганнибал какое-то время оставался в своей любимой, но пустой кухне. Опершись на кухонный островок, он думал. С одной стороны, он был готов бежать к Уиллу уже сейчас, с другой, он понимал, что увидя своё солнце снова, почти все шансы потерять дар речи были на его стороне. Не то чтобы он был этому рад. Кольцо уже лежало в кармане, и другой мокро-пушистый сюрприз находился в гостевой ванной комнате. И почему же он не подготовил речь? Потому что ему никогда не приходилось писать речи, и тем более их учить! Когда у него не находились слова? Его рот всегда имел свойство хорошо работать — он нахмурился: «Прекрасно, дорогой!» — единственное, чего ему не хватало, так это думать о том, о чём не стоит. Сняв фартук, он со всеми осторожностями надел новый жилет. Пиджак подождёт — он прекрасно заметил брошенный Уиллом взгляд по приходу в кухню. С этими сумбурными мыслями он двинулся на приятный запах его собственной причины жить. Ганнибал тихой лёгкой поступью вошёл в комнату и увидел, как Уилл неподвижно сидит на диване, сверля взглядом бутылку, стоящую перед ним на столе. И всё бы ничего, если бы Уилл не был по уши замотан в его плед, уткнувшись в него носом. Ганнибал почувствовал, как сердце сбилось с ритма. Он всегда предпочитал держать всё под контролем, но с Уиллом так нельзя было, он хотел другого для их отношений, потому что видел в Уилле равного. Ганнибал бесшумно подошёл к другому мужчине за спину, незаметно вдохнув естественный запах Уилла с нотками одеколона, и протянул руку сбоку от него, едва касаясь плеча, подхватив бутылку. — Ты пытаешься превратить её во что-то взглядом? — выдохнул куда-то в висок и пошёл на кухню открыть бутылку, прихватив стаканы с собой. Неловкость Уилла почти прошла, когда он наблюдал за тем, насколько естественно себя ведёт Ганнибал, и ему всё ещё было интересно. Сегодня что-то было иначе. Он предпочёл посмотреть, что будет дальше, но встал забрать бутылку и плеснуть на два пальца виски, напиток обжёг горло и стакан отправился на стол. Уилл был поражён, когда чужая ладонь медленно приблизилась и невесомо скользнула от виска по скуле вниз, к шее и дальше по плечу внизу к его ладони. Глаза Ганнибала смотрели прямо, выражение лица было на удивление открыто, когда он прихватил своими пальцами пальцы Уилла и поднёс их к губам, запечатлев нежный поцелуй. — Уилл, — он сделал паузу, — ты говорил мне о том, что нам нужно научиться разговаривать и обсуждать вопросы, — он удерживает руку мужчины в своей. — Так скажи мне, почему ты сам убегаешь? Чего ты боишься? Ты просил от меня слов, ждал, что я открыто спрошу о происходящем между нами, но сам не считаешь нужным пойти навстречу? — Это не так, — досадливо наморщил нос, но на большее его не хватило, потому что сам понял, что при первом звоночке дал дёру. — Возможно, Уилл, я не являюсь образцом правильности, когда дело доходит до искренних слов, — он отпустил ладонь Уилла, сделав шаг вперёд. Их бёдра почти соприкасались, а дыхание скользило по коже. — Но ты никогда не думал, что, возможно, я просто не хочу тебя отталкивать? Или избегаю сценариев, которые могут привести к нашему отдалению, и поэтому решил следовать течению, принимая то, что есть? Не забывай, мой дорогой, что от тебя тоже ни разу не звучало никаких объяснений. Возвращая тебе твои же слова, Уилл, может быть, нам всё-таки стоит поговорить? — они завороженно смотрели друг другу в глаза, пока Ганнибал не отпрянул, шагнув в сторону проигрывателя, вкладывая пластинку. — Ты всегда себя вёл так, будто и не рассматривал попытку обсудить наши отношения. Твоих бесконечных намёков мне недостаточно, — помолчав добавил он. — Хорошо, — прозвучала музыка. — В таком случае, не окажешь мне честь? — он подал руку в приглашающем жесте. — Проверка на доверие? — Уилл приподнял бровь. — Ты знаешь, что я ужасно плох в этом, — несмотря на свои слова, он принял руку и шагнул навстречу. — Знаешь, Уилл, люди говорят, что танец — это язык любви, — в голубых глазах появились озорные искорки, другая рука плавно опускается на спину Уилла. — Тогда моя любовь не стоит на ногах, — прозвучала пренебрежительная усмешка. — Ей достаточно быть, а держать её буду я, — рука сильнее прижимает ткань к телу, тепло обжигает кожу сквозь тонкий слой рубашки. — Правую руку положи на моё плечо, — попросил Ганнибал, и сам лёгким прикосновением направил его ладонь, — тут нет сложностей. Просто помни, что в вальсе всё делится на три, и начинай с левой ноги, Уилл. — А когда для тебя были сложны бальные танцы? Предлагаю преждевременную капитуляцию, пока я не отдавил тебе ноги. — Просто следуй за мной. — Я всю жизнь только и делаю, что следую за тобой. И за гору лет нашего знакомства, это ни разу не помогло мне в танцах. Ганнибал поднял бровь. — Тогда ты это делал, опасаясь меня и ожидая… — Отложим сеанс психотерапии на потом? — Уилл выпрямился. — И тебе повезло, что мы в мягких тапках. Ганнибал только кивнул и под звучание нового такта слегка подтолкнул Уилла вперёд. Первые его движения были резкие, он то останавливался, то дёргал вперёд, чтобы догнать уплывающую музыку. Размерный счёт Ганнибала медленно направлял его на верный ритм. Вскоре, Уилл больше не смотрел под ноги, всё реже сбиваясь с шага. — Закрой глаза, — шепнул его партнёр. Следуя просьбе, глаза цвета штормового моря закрылись и Уилл сразу потерял ориентир на зрение. Музыка лилась ещё неторопливо, отсутствие одного из органов чувств обострило другие, Уилл немного сильнее сжал пальцами руку Ганнибала и почувствовал усиливающуюся хватку на спине, приближая его чуть больше необходимого. — Чувствуй, — и Уилл растворился в движениях чужого тела. Даже с ускорившимся темпом музыки он не оступился, хотя это всё равно не было идеально. Мужчина медленно открыл глаза и встретился с пронзительным взглядом. — Уилл, согласен ли ты встречаться со мной? — музыка стихает, они останавливаются. Ганнибал видит замешательство и удивление, ярко проступающие во всём теле Уилла. — Ты хотел всё по правилам, я это уважаю, — они замерли, не меняя положения. Глаза Уилла широко открыты и солнечный свет преломляется на радужках, делая их ещё ярче, выделяя тёмные вкрапления, а с губ сорвался тихий, но резкий выдох. Он чувствовал, будто у него из-под ног выбили почву, а в груди образовалась сверхновая. — Да… — шепот легче перышка вылетел из уст. Уилл всегда был сильным мужчиной, но будучи человеком, который всегда жаждал близости и принятия, как он может остаться безразличным? Это был долгий путь, на котором они влияли друг на друга и меняли — менялись, всё больше подходя друг другу. Их лица были близко, взгляд Уилла опустился на губы партнёра, что для Ганнибала выглядело, как приглашение. Он медленно подался вперёд, давая пространство и время для отказа, если такой мог быть, но Уилл только сократил расстояние. Мягкое касание — признание себя частью жизни другого. Приоткрытые губы — признание другого важнее себя. Разделившийся на двоих вкус элитного, выдержанного, как их чувства, виски — жажда пройти путь вместе до самой смерти. Отстранение, влажные губы, приоткрытые глаза, а в них — обещание. Жизни, смерти, верности. Когда-то в разговоре с Беделией было упомянуто, что Ганнибал видит бога в Уилле. Это оказалось частью правды. Два бога, являющихся самыми преданными верующими друг друга. В их общем замке памяти воздвигнуты алтари друг другу. — Теперь для тебя достаточно прямо, мой дорогой Уилл? — усмехнулся он, аккуратно положив ладонь Уиллу на шею так, что большой палец совершенно не случайно лёг на артерию. Он с удовольствием ощущал дикое биение под кожей. — Поумничай мне тут, — теперь Ганнибал мог оценить всю прелесть того, что на них мягкие тапки, потому что один из них ощутимо обрушился ему на ногу. Ответ Ганнибала прервал тихий шум из гостевой ванной. — Ганнибал? У нас завелись мыши? — ляпнул даже не подумав. — Если ты будешь продолжать сеять за собой дорожки из крошек, то у нас заведутся не только они. И тогда вместе пойдёте жить в гараж, — хмыкнул Ганнибал, напомнив Уиллу, что его потрошения печений не остались незамеченными. Хотя утром он ничего не увидел. «Да он сам быстрее отсюда выселится», — только и успело глупо пробежать где-то на фоне в голове. — Пойди проверь, — Ганнибал пожал плечами и вручил квадратную деревянную шкатулку — отполированную и элегантную, но без каких-либо знаков. — Возьми это, пригодится. — Это что? Крысиный яд? — Возможно, он окажется в чьей-то тарелке, если кто-то сию секунду не пойдёт в ванную. — В следующий раз на мне будут туфли, — усмехнулся Уилл, ещё раз наступив другому на пальцы и быстро ушёл со шкатулкой. Послышался щелчок и дальше тишина. Ганнибал подождал с минуту, когда услышал хриплое: — Ты уверен, что в нашем омлете сегодня была только твоя любовь? Или мне стоит записаться на МРТ? — это бормотание звучало больше, как разговор с самим собой, чем на сознательный вопрос. Ганнибал подошёл и остановился чуть на расстоянии, оперевшись на дверную раму, наблюдая за сидящим на коленях Уиллом. Вид у него был такой, словно он увидел в ванной голого Джека в чулках. — Скажи, что не только я его вижу? Уинстон лежал перед ним, положив голову на колени, хвостом создавая вихрь, преданно заглядывая в глаза и облизывая руки Уиллу. Возможно, Ганнибал увидел, как покраснели глаза у Уилла, но предпочёл не комментировать некоторые моменты слабости своего любимого-родного-золотого-какого-пожелает. — Уверяю тебя, врач нам не нужен. Открой футляр. Уилл, казалось, плохо осознавал происходящее и, как в замедленной съёмке открыл шкатулку, в которой лежал красивый ошейник с медальоном: «Это что, чёрное золото? Может, врач нам всё-таки нужен? Обоим.» Золотой гравировкой спереди было написано имя Уинстона, а сзади их контактные данные. Уилл отложил его, притянул к себе собаку и судорожно обнял Уинстона, зарывшись носом глубоко в шерсть. — Спасибо…спасибо-спасибо-спасибо… — хрипло шептал Уилл, словно в бреду. Уинстон жался к нему, признавая своего единственного хозяина, радуясь встрече. Осознав интимность момента, Ганнибал только тихо ответил: — Для тебя, Уилл, что угодно, — когда такие слова звучали из уст этого человека, их стоило воспринимать буквально — пока он жив, он превратит мир в ад или рай, помилует или приговорит что угодно и кого-угодно ради него. Ганнибал запустил руку в карман и сжал коробочку, пока наблюдал за восторженными Уиллом и Уинстоном, которые протёрли собой весь пол. Сказать им выползти из ванной хотя бы в гостиную, он так и не смог. Уилл надел ошейник и попытался выпроводить Уинстона первым в другую комнату, но тот отказался отходить от хозяина ни на шаг. Всё так же держа его в объятиях, Уилл глянул на Ганнибала, не скрывая мокрых глаз. Последовало несколько секунд безмолвного переглядывания, после чего Ганнибалу пришлось ловить свою пару, которая практически прыгнула на него с объятиями. — Это ещё не всё, — сказал он на ухо прижимающемуся к нему Уиллу. — Хм? — Уилл отстранился немного, показывая совершенно обескураженное лицо. — Ганнибал, ты понимаешь, что одного факта возвращения Уинстона достаточно, чтоб у меня был переизбыток эмоций ещё неизвестно сколько времени? Ганнибал отпустил его и расправил складки на рубашке Уилла, затем положил ладонь ему на поясницу и подтолкнул к столу. — Что ж, мне не доставляло удовольствия смотреть на твои периодические подавленные настроения, и у меня была возможность решить это, — он наполнил оба бокала, один отдав Уиллу. — Так, выходит, — он поднял бровь, — ты не был ни на какой конференции? — Официально — был. Просто я отдал доклад своему представителю, отметился в списке и улетел в тот же день. Потом летел обратно, времени уже мало было, поэтому не получилось связаться вечером, — помолчал он. — А дома меня встретили дорожкой из крошек, и оголодавший спящий ты, под риском простыть. — Окей, ладно, я тебя понял, я собирался всё убрать, просто уснул, — Уилл мог истолковать выражение лица Ганнибала примерно, как: «Ага, расскажи мне тут сказки». — Когда я врал об этом? — после того, как Ганнибал молча уставился на него и сделал глоток в тишине, он понял, что загнал себя в угол. Он кашлянул. — Надо погулять с ним, пойду выйду. Менять тему Уилл мог с переменным успехом и этот раз явно был провальным. Ганнибал никак это не прокомментировал, спокойно наблюдая, как эти двое быстро ретировались во двор. Он подумал, что ему полагается отпуск за вредность. Уилл тем временем на улице подумал о том же. Но они оба, в итоге, получили желаемое. Уилл не хотел думать о том, что ещё мог сделать Ганнибал, ему хватало случившегося с головой, потому что большего ему и не надо было. Он подумал, что, вероятно, сейчас может признать, что они семья. Спустя два часа они вернулись, пошли в ванную, Уилл переоделся и день шёл своим чередом, если не брать во внимание сверх-счастливого Уилла. Ближе к вечеру они вышли на террасу, где сели в мягкие кресла. С самого начала их знакомства им было комфортно в тишине, но сейчас в мягком шлейфе молчания ощущалось, как каждый что-то анализирует. Закатное солнце пробивалось сквозь листву и ещё согревало лучами, накладывая на всё вокруг золотой фильтр. — Уилл, — тишина треснула, — ты ведь помнишь, я говорил, что у меня есть ещё кое-что. Хотя это был не вопрос, Уилл всё равно кивнул, плавно поворачивая голову, скользя взглядом по его выступающим щиколоткам, вверх по сильным, закинутым одна на другую, ногам, обтянутым дорогой тканью брюк. Белоснежная рубашка и вырез от расстёгнутых верхних пуговиц, в глазах Уилла, ещё больше подчёркивали его силу и грацию. Когда их взгляды встретились, Ганнибал наклонил вниз голову и встал, одёрнув брюки, но не спустив льдистых глаз. — С того моменты, как мы встретились, ты меня заинтриговал. Мне было интересно, как ты поступишь и чем это обернётся, ты был непредсказуем и противоречив. Ты и сейчас такой. Столь яркое желание защищать других, помогать им, настолько выраженная эмпатия. Ты сопереживал и сочувствовал каждому, проживал чужую боль и сознательно шёл на это даже в ущерб себе. Но ты полон понимания всех, даже таких, как я. Признаться, мне сложно представить, насколько сложно разрываться внутренне между этими крайностями. Твой мир настолько отличается от моего, ты меня заворожил разнообразием и яркостью своих бесконечных граней. У меня не получалось удержаться от провоцирования, прощупывания, продавливания твоих границ, чем наносил вред нам обоим, за что прошу прощения. Но тебя было не сломать, ты сам каждый раз восставал, спасая себя и других, храня внутри свет чистого неба, и проводя дни в своей внутренней борьбе. То, что начиналось, как простое любопытство во мне разгоралось в нечто большее с каждым твоим поступком и словом, — он сделал паузу, на мгновение задумавшись, от едва заметного сжатия губ, показались морщинки. Уилл сидел оцепенев, не смея отвести взгляд или пошевелить пальцем. — Я… У меня было трудное прошлое, что не является оправданием, но что послужило спусковым крючком для механизма защиты. После Миши я больше не мог и не хотел никого пускать близко, вычеркнув чувства, забыв о них, надев броню, и это было удовлетворительно, это не хотелось менять. Что всё равно начало происходить вопреки моим желаниям, спустя несколько наших встреч. Мы кружили друг вокруг друга и менялись, всё это привело нас к тому, где мы сейчас, и не могу сказать, что мне не нравится то, чем мы стали. Напротив. Я никогда не был счастливее и спокойнее, чем сейчас. Я желаю пройти с тобой весь этот путь, не важно, где мы будем и с чем нужно будет столкнуться. Если ты пожелаешь, я пойду за тобой куда угодно. Я хочу умереть вместе с тобой, Уилл. Ты больше не будешь один со всем, что в тебе есть и что тебе встречается. Если позволишь. Чем больше он говорил, тем отчётливее для Уилла становилась нервозность Ганнибала. Мелкие подрагивания пальцев, чуть чаще сжимались тонкие губы, напряжённые брови, едва уловимый перекат вперёд на пальцы ног, как порыв. Взгляд Уилла отмечал то одну деталь, то другую: слишком блестящие с лопнувшими капиллярами глаза, напряжённый разворот плеч. Сам Уилл был не лучше. — Когда-то я отказался от того, чтоб ты отнял мою свободу и жизнь. После — я был готов отдать тебе свою свободу. Сейчас я вручаю тебе и свою свободу, и жизнь, — он запустил руку в карман брюк, достал оттуда аккуратную квадратную, с огранёнными углами, коробочку из макассара, на которой сверху была гравировка в виде оленьих рогов. Ганнибал встал на одно колено, одновременно открывая её. — Позволишь ли ты мне быть твоим спутником до самого конца? Уилл, согласишься ли ты быть моим мужем? В бархатном нутре покоилось два широких кольца из чёрного матового титана, посередине разделённые глянцевой тонкой полосой белого золота, а на внутренней их стороне Уилл увидел кусочек гравировки. — Титан? Так на тебя не похоже, — отметил Уилл первое, что пришло в голову. Он видел, что футляр явно стоил, как его автомобиль, но то, что Ганнибал со всей своей любовью к элитным вещам, выбрал их, вбило последний гвоздь в гроб самоконтроля Уилла. — Я бы сказал, теперь это очень похоже на меня, — губы искривились в весёлой усмешке, чуть поднимая брови. — Ты поймёшь, если вспомнишь Флоренцию. Секунда непонимания, и Уилл вспомнил. Когда они меняли один город за другим, страну за страной. Последний день во Флоренции. Рассвет. Они проходили мимо небольшого, но уютного ювелирного. Уилл остановился, глядя на почти такие же кольца. Тогда Ганнибал обернулся, окинув остальные украшения придирчивым взглядом и коротко бросил, что этот магазин не стоит внимания и, если они захотят приобрести украшения, то он выберет что-то более… роскошное. В ответ он услышал, что Уилл не хочет носить на себе ничего вычурного, он способен сам себе всё купить и, если Ганнибалу такое не нравится, его никто не заставляет. И тише уже, что Уиллу всегда нравились именно такие. Он любил и ценил изящную простоту, а не броскость и бахвальство. Он хотел, чтоб оно было частью его, чтоб не мешалось, чтоб не снимать. Что именно такое, как это он хотел. Но клиентов не принимали, они спешили, Ганнибал промолчал и они улетели. Уилл встал, правую ладонь подставил под ладонь Ганнибала, потянув наверх, не отнимая руки: — Поднимись, пожалуйста, — лёгкие покинул рваный выдох. — Я рад, что ты нашёл меня и стоял за моей спиной. Ты знаешь, ты видел, как я нуждался в участии и принятии. Каждый раз получая только жалость, отстранённость и непонимание, я точно так же, как и ты, решил держаться на расстоянии. Ты мне стал другом, моей зоной свободы, хотя рядом с тобой даже небо практически горело. Забавно, если ты сам не заметил, что точно так же метался в наших играх кошки-мышки, — он хмыкнул, криво ухмыльнувшись. — В твоём привычном поведении появились трещины, неужели не заметил, когда начал разрываться между своим привычным желанием всё закончить и уберечь, оставаясь рядом? Не каждый ищущий может найти то, что хочет и большая шутка моей жизни оказалась в том, что я нашёл там, где и не думал найти, когда и не хотел уже искать. И, с тех пор, как увидел пламя, которое ты развёл вокруг, я уже не видел для себя места в обычной типичной нормальности. Мы губили друг друга, боясь потерять, пока, каким-то чудом, не поняли, что наше спасение и нашу жизнь мы можем вверить друг другу. Мы прошли через чёртов ад, Ганнибал. И теперь мы здесь. Наконец излечились внешне и внутренне. Мы и в начале не хотели избавляться друг от друга и терять, а потом сплелись так, что… ну, давай грубо, я не представляю, чтоб кто-то из нас смог получить удовлетворение по отдельности. Я рад, что у нас всё хорошо, что мы всё прояснили. Что ж, я готов даже в ад войти, если ты рядом. Так что… Да, Ганнибал, — они смотрели в глаза друг друга, видя отражения самих себя, находя опору в касании рук. До самого конца Уилл не отпускал руки Ганнибала, хотя удерживать прямой взгляд всё равно не хотел, спускаясь то вниз, к кольцам, то вглядываясь в заломы на рубашке, и только изредка глядя в глаза. Другой рукой он первым взял кольцо. — Позволишь? — Ганнибал сглотнул и кивнул, протягивая кисть. Кольцо село, как влитое, будто так и было записано в какой-то глупой книге судеб, что Уилл захочет надеть на него кольцо, связав жизни на всех возможных уровнях. Он сжал кулак. Какую бы неловкость раньше они не испытывали, сейчас всё было именно так, как должно было быть. — Не хочешь взглянуть, что написано внутри, родной? — Уилл заглянул внутрь другого, которое Ганнибал теперь держал так, чтоб можно было прочесть. Глянцевая золотая гравировка на чёрном матовом фоне: «Animae dimidium meae». Уилл не сомневался, что кольцо было сделано на заказ в единственных экземплярах — оно выглядело дороже тех, что были во Флоренции. Безусловно, он смог объединить вкусы и суть их обоих в этих кольцах, совместить такие, на первый взгляд, несовместимые вещи. — Смею надеяться, ты помнишь, что это значит? Это было в одном из их прошлых домов зимой у камина, когда Уилл нашёл какую-то книгу с латынью и пристал к Ганнибалу в просьбах прочитать и перевести. Ганнибалу нравилась эта фраза. — Твоими стараниями, Ганнибал. «Половина души моей», — он смотрел, как плавно кольцо оказывается на его пальце, и поднял голову. К этому моменту между ними больше не осталось никаких тайн и недомолвок. Всё стало ясно, как солнечное зимнее морозное небо. Когда свежий пахнущий озоном воздух наполняет лёгкие, а белоснежные просторы дают начало новой вечности. Они стремились к этому всю свою жизнь. Их губы встретились на полпути, и, если чувства могли стать материальными, весь мир горел бы, возрождаясь вновь, только для них двоих. Разделённые на двоих вкус, чувства и жизнь. Касания обжигают кожу через слой одежды, Ганнибал одну руку вплёл в волосы Уилла, а другой прижимает его за поясницу. Уилл ладонью скользнул по шее мужчины и чуть выше, поглаживая большим пальцем его скулу. Горячую кожу холодил металл кольца, от чего ещё острее чувствовались нежные прикосновения губ, с отсутствием властности — как любовь равных. Уинстон лежал у них в ногах, подняв свою пушистую голову и смотрел большими спокойными глазами на своего вновь нашедшегося единственного хозяина, за которым будет следовать до конца, и на его пару. Его хвост без конца вилял по сторонам, показывая преданную собачью любовь и радость, а на чёрном медальоне играл такой же золотой блик от солнца, как и на чёрных кольцах возлюбленных. Солнце опускалось, забирая последние капли тепла. Оставшиеся лучи, с надеждой на скорый восход, не прощаясь сошли с двух людей, которые обрели счастье друг в друге. — Пошли в дом, любимый, — Уилл потянул Ганнибала за руку.The end.
The end of the beginning?..