Часть 1
19 мая 2024 г. в 20:36
Иногда Зено пугает Шинью.
По иронии, то, что его пугает — это глаза Зено. У Шиньи ушло довольно много времени, чтобы определить как эмоцию, так и её источник, потому что было сложно признать идею, что чьи-то глаза могут пугать, если они не прокляты и не ужасны так, как его собственные.
Что ещё сильнее запутывает, так это вид страха, который он испытывает. Он болезненно резко напоминает ему страх, который он ощущал, наблюдая как на его глазах угасал Ао, как его глаза поблекли к концу. Однажды он взглянул, без маски, и больше никогда не смотрел снова, напуганный ясностью, с которой он мог видеть туманные нити, распространившиеся по зрачкам, словно паутина.
Понимание приходит одной ночью, когда тяжёлый неподвижный воздух ложится влажной плёнкой на лоб Шиньи. Он поправляет соскальзывающую маску и берёт последние поленья под руку, пользуясь шансом вдохнуть тяжёлый вечерний воздух и уловить бледное пурпурное сияние, оставшееся от солнца, закончившего свой ежедневный путь над горами. Ао на голове Шиньи издаёт счастливые звуки, поедая особенно вкусные ягоды из леса.
— Я унесу, — говорит Киджа, с трудом поднимаясь с земли, на которой он сидел какое-то время. Шинья мотает головой и вместо этого протягивает ему руку. Киджа принимает её, и, встав, сразу же протягивает другую руку за дровами. Шинья отступает, снова мотая головой. Киджа раздражённо фыркает: — Ты колол весь день, я могу, в конце концов, унести последнюю стопку.
Киджа расстроен, потому что он всё ещё восстанавливается после их последней стычки и никто не позволяет ему помогать ни с чем, что не делается сидя, и Шинья понимает это. Постепенно, шаг за шагом, Шинья учился понимать когда слова необходимы, потому что жестов не достаточно, чтобы передать его мысли. То, как напрягается Киджа, когда Шинья начинает идти, игнорируя протянутую Киджей руку, говорит ему, что это тот самый случай. Он облизывает губы, и произносит: — Ты устал… а я нет, — Киджа выглядит так, словно он собирается возразить, так что он добавляет: — Я хочу.
Кижда вздыхает и слегка улыбается, смотря на Шинью так, как он обычно смотрит перед тем как сказать что-нибудь о младших братьях. В этот раз он просто кладёт руку на плечо Шиньи, зарываясь пальцами в пушистую гриву. Ао пользуется возможностью перепрыгнуть на плечо Киджи.
— Спасибо. Кстати, — говорит Киджа, шагая рядом с Шиньей и вытягивая шею, чтобы оглядеться, хотя с наступлением ночи уже почти ничего не видно, — где Зено? Я должен был забрать вас обоих на ужин. Я думал он с тобой, потому что его весь день не было в лагере. По крайней мере, не с тех пор как Юн прогнал его подальше от готовки этим утром.
Шинья наклоняет голову в сторону, удобнее перехватывая поленья. Он вдруг осознаёт, что хотя день, который он провёл за раскалыванием дров, можно было бы описать как мирный, оглядываясь назад, он также хочет применить слова «долгий» и «пустой». Он не знает, связано ли это с тем, что этот день был относительно одиноким, или с тем, что именно Зено не было рядом. — Он был… — Шинья осматривает территорию своими глазами дракона, видя каждую деталь их окружения, и, вдалеке, посреди всего, маленькую фигуру. Тяжёлое и неприятное чувство обосновывается в его желудке. — Он сейчас… на поляне, за ручьём.
Место их привала появляется в его поле зрения, мерцающий костёр разгоняет наступающие тени, а запах жарящегося мяса и трав оседает в воздухе, накопившийся из-за отсутствия ветра. Юн стоит к ним спиной, помешивая в котле, висящем над огнём, пока остальные расслабленно занимаются своими делами: оперяют стрелы или стирают одежду. У них редко бывают периоды простоя, но они решили, что им нужно хотя бы немного времени, чтобы восстановиться и пополнить запасы.
— Ах, я его чувствую… Это тот ручей, который мы перешли по пути сюда, да?
Шинья кивает и оставляет дрова на краю поляны, поверх кучи, которую он собрал за день.
— Тогда я схожу за ним…
Шинья аккуратно хватает Киджу за руку, помня о ране, скрытой под одеждой. Когда этот жест, кажется, не вызывает никакого понимания, он мягко говорит: — Я сам.
Он исчезает прежде, чем Киджа может что-нибудь ему сказать.
Поляна находится недалеко, за журчащим ручьем, который умудряется отражать блики лунного света через кустарники. Шинья останавливается на краю, где скалистый выступ делает землю непригодной для глубоких камней, и деревья редеют. Высокие травы окружают зубчатый выступ, где сидит Зено, смотря вверх. Он даже не смотрит на полумесяц, его взгляд направлен куда-то в пустоту сине-чёрного неба, распростёртого над ним словно перевёрнутый океан. Здесь, на открытом пространстве, дует слабый ветерок, который колышет несколько прядей волос около лица Зено. Пряди ловят лучи лунного света и слегка сияют.
Шинья нервничает. Несмотря на то, что он сам вызвался пойти, он не знает, что он должен сказать или хотя бы как подойти к Зено. Всё, что он знает, это то, что что-то не так, но он не осознавал этого, пока в результате поисков не нашёл Зено в том же положении, в котором он был с середины утра. Шинья обычно старается проверять своих друзей на протяжении дня, сканируя местность до тех пор, пока он не увидит каждого из них. Утром он даже не задумался, обнаружив Зено, спокойно сидящим на поляне, и, видимо, медитирующим. Он не задумался и после проверки несколько часов спустя. Зено был там, живой и невредимый, его присутствие ощущалось как нетронутое озеро — спокойное и неприметное. Но теперь, с холодом ползущим по спине, и Зено, тихим и неподвижным, Шинья может думать только о том, каким неправильным кажется то, что Зено не двигается. Озеро было не столько спокойным, сколько застывшим.
Энергетика Зено золотая, это правда. Но если Йона сравнила её с солнцем, то Шинья сравнивает с настоящим золотом, как амулет, который так бережно носит Зено. Настоящее золото, которому нужен правильный угол света, чтобы сиять, и остающееся безжизненным как любой другой метал, если бросить его во тьму.
Прямо сейчас энергия Зено кажется далёкой и тусклой, словно кто-то накрыл её плотной, тяжёлой простынёй, и призвал тени поглотить свет. Шинья, неуверенный как поступить, медленно подходит к Зено. Трава шелестит у его ног, цикады и другие насекомые замолкают перед каждым его шагом. Он останавливается в нескольких шагах, в поле зрения Зено, и всё же Шинья не может разглядеть его лицо через завесу волос.
Он ожидает, что Зено его заметит, но не знает как он отреагирует. Возможно, Зено обернётся и немного подпрыгнет, приветствуя его широкой улыбкой (одной из тех фальшивых), и тогда Шинья сможет спросить в порядке ли он (как он мог бы быть?). И, он надеется, Зено скажет да и объяснит, почему он целый день сидит здесь так (слишком неподвижно). Может быть, это какая-то особенность Оурю.
Он знает что его надежды напрасны. Он бы не чувствовал ту тягу, ту срочную необходимость найти Зено, если бы не знал с самого начала, что что-то не так. Он всё ещё многого не понимает в людях, но он знает, что Зено не всегда такой весёлый, каким хотел бы казаться. Они видели эту сторону Зено однажды (отсеченная голова, мышечные волокна, возвращающиеся на место, и глаза, такие усталые, такие старые), но он не знает, догадываются ли остальные, что эта сторона проявляется и в другие моменты, когда Зено думает, что на него никто не смотрит.
Шинья всегда смотрит.
И все же, когда он делает последние шаги к Зено, он чувствует, как перехватывает его дыхание, потому что он никогда раньше не видел Зено таким. Он выглядит как мраморная статуя, с мазками серебряной краски, огибающими мягкие скулы, изгиб носа, и её брызгами на нижней губе и подбородке. Его волосы, такие же густые и уютные как грива Шиньи, но бесконечно более мягкие, были погружены в ту же же краску, а кончики его ресниц сияли тем же серебристым цветом, заслоняя глаза Зено.
Шинья сглатывает. Вопреки ситуации, слово, которое приходит ему на ум — красивый, слово, которое до сих пор он мог применить только к Йоне. Его руки дергаются в странном порыве снять маску, чтобы он смог увидеть все детали, ярко и насыщенно, улавливая каждый перелив света, предложенный Луной в эту ночь.
Но Зено до сих пор не заметил его.
Его лицо расслабленное, безэмоциональное, губы слегка приоткрыты, глаза смотрят в пустоту, словно что-то должно спуститься из неё, но он забыл что. Что-то не так с этими глазами, с их застекленным взглядом вне времени, и внезапно Шинья осознаёт что именно. Зено не моргал.
Не моргает, не двигается, он вообще…? Паника охватывает его, и он бросается вперед, протягивая руки к шее Зено, пробираясь через его густые волосы, пока пальцы не прижимаются к коже Зено. Его губы близко к губам Зено, желудок сжимается, пока он не чувствует то, что искал: медленный пульс под пальцами и призрак тёплого дыхания на своих губах.
Это, по крайней мере, кажется, заставляет Зено очнуться, его зрачки сужаются, когда он резко отводит взгляд от неба. Шинья отступает, выпуская дрожащий вдох, неохотно опуская руки. Шинья не особенно тактильный, но почему-то сейчас ему странно не хочется терять контакт с Зено.
Зено медленно моргает, раз, два, словно вырываясь из глубокого, тяжелого сна, того, где сон и реальность сливаются воедино. Слегка нахмурив брови, он открывает рот, облизывает губы, и говорит мягким медленным голосом, устремив взгляд на Шинью: — Кто ты?
Шинья чувствует как застывает.
Зено наклоняет голову, медальон качается на его шее от движения, и его взгляд скользит по Шинье, начиная с маски и гривы, до меча без гарды на его бедре, а затем вверх и вниз по его телу. Он говорит с внезапным узнаванием: — Ты Сейрю, — но прежде чем Шинья успевает почувствовать облегчение, плечи и лицо Зено опускаются. — Но ты не мой Сейрю.
Шинья не знает, что сказать. Это больно, так, что странным образом напоминает ему о Кидже, когда тот говорил о сдавленном чувстве в груди, слышать Зено таким разочарованным видеть его, таким грустным. Шинья знает, что он не особенный, что он аномалия, и что Зено, с его бесконечным весельем, любим всеми. Но Зено всегда заставляет его чувствовать себя… в безопасности. Ценным. Частью их группы. Зено спит с ним каждую ночь, всегда близко, с легкими прикосновениями и внезапными объятиями, и никогда не требует ничего взамен, позволяя Шинье двигаться в своем собственном темпе. Зено так много значит для Шиньи, но наоборот… Быть Сейрю никогда не было чем-то хорошим в сознании Шиньи, как бы остальные не убеждали его в обратном, но теперь он знает, что он даже не тот Сейрю, который нужен.
К счастью, поток его мыслей прерывается, когда Зено проводит рукой по нижнему краю маски Шиньи. Его глаза всё ещё слишком тусклые, но теперь в них видна печаль, отражающаяся на его лице и заставляющая звучать его голос глухо: — Неужели все Сейрю до сих пор скрывают их прекрасные, красивые глаза?
Шинья неожиданно желает, чтобы на его месте были Юн или Джеха, или даже Хак, которые всегда знают, что сказать, и, что более важно, как найти корень проблемы. Они бы знали, что делать. Ему стоило хотя бы взять Ао с собой. Шинья всё ещё так бесполезен со словами и с людьми, и иногда его подавляет то, как многому ему ещё предстоит научиться. Он не понимает, что происходит с Зено, и ещё меньше понимает, что ему с этим делать. Он слегка отшатывается, игнорируя смятение которое он чувствует, когда кто-то называет его глаза красивыми.
— Зено… — начинает Шинья, и Зено слегка подпрыгивает, широко раскрыв глаза. Он убирает руку от лица Шиньи.
— Зено… — он повторяет шёпотом. — Ах, это моё имя. Прошло много времени с тех пор как я… с тех пар как Зено слышал его.
Это не правда, хочет сказать Шинья. Я зову тебя так каждый день.
Зено выпрямляет плечи, сдвигает волосы с лица и наклеивает на него широкую, зубастую улыбку. На этот раз это совсем не успокаивает Шинью. Есть что-то отторгающее в том, как по-деловому Зено складывает руки на коленях, и его глаза всё ещё выглядят как окно, за которым кто-то потушил свечи. — Итак, Сейрю. Как ты узнал мое имя? И что привело тебя к Зено?
—…Ты сказал мне своё имя, ты…
— Нет, нет, — перебивает Зено, нервно проводя пальцами через волосы, его зубы плотно сжимаются в подобие усмешки. — Зено не сказал бы. Зено не помнит, чтобы он говорил… — он оглядывается, видит далекие горы, темно-фиолетовые, но все же резко выделяющиеся на фоне черной ночи, и шепчет: — Юг границы Кая… — а затем громко произносит: — Этот регион небезопасен. Мародёры приходят ночью грабить деревни, которые не втянуты в войну напрямую. Так что спасибо, что проделал весь этот путь, но Зено сейчас уйдет. Если ты хочешь поговорить с Зено, приходи завтра в полдень.
И вот так, Зено вдруг подпрыгивает, стряхивает пыль с одежды, поправляет повязку на голове и делает движение рукой, которое, возможно, должно было быть живописным весёлым прощальным жестом, но скорее выглядит как судорожное подергивание. Он поворачивается и спрыгивает с выступа на траву, и пульс Шиньи резко подскакивает, а все внутренние органы сжимаются, словно от удара по спине.
Он прыгает, приземляясь прямо перед Зено и блокируя ему путь. Достаточно. Он стоял неподвижно и молча слишком долго.
— Нет, — произносит он, и хватает Зено за плечо. Он не собирался делать это грубо, но паника вспыхивает в глазах Зено и он пытается вырваться из захвата Шиньи, тогда Шинья цепляется и за другое его плечо, крепче сжимая пальцы, когда Зено начинает сопротивляться усерднее. — Хватит, — говорит он, и добавляет мягче: — Пожалуйста, не уходи.
Глаза Зено опасно сужаются. Шинья никогда не думал, что он однажды станет тем, на кого направлен этот измученный постоянными битвами взгляд. — Чего ты хочешь?
Шинья собирается сказать, вернуть тебя в нашу группу, понять, что не так, но то, что получается в итоге это: — Почему ты меня не помнишь?
По какой-то причине его горло сжимается– он не может контролировать то, как его голос немного ломается в конце.
Всё замирает, словно монета вставшая на ребро, даже цикады разом прекращают своё пение, и вся борьба покидает тело Зено. Когда он смотрит на Шинью, то внезапно выглядит очень несчастным и уставшим, словно цветок, оставленный увядать в углу. — Должен ли я?
— Да, — Шинья заставляет себя говорить, несмотря на плотно затянутый узел, сжимающий его лёгкие и горло, надеясь, что он сможет сказать что-то правильное. — Ты с нами. С Йоной, — Зено слегка дёргается при звуке её имени. — Киджа… Хакурю говорит, что она та, кого мы ждали. Ты… ты пришёл и присоединился к нам, четырём братьям драконам, — в постепенно расширяющихся глазах Зено чётко отражается луна, и Шинья продолжает: — Хирю вернулся, и поэтому ты с нами.
Зено открывает рот, слегка покачивается, закрывает его, затем открывает снова: — Хирю вернулся? Но… Зено был один так долго…
Шинья решительно качает головой, грива взвивается позади него. — Больше нет, — он наклоняет голову и тихо добавляет: — Мы семья, — Шинья всё ещё пытается понять, что это значит, но он верит Кидже, когда тот говорит это. — Ты… ты спишь рядом со мной ночью.
Шинья всё ещё держит плечи Зено, хотя он заставил себя ослабить хватку. Даже через много слоев ткани он может чувствовать, насколько они тонкие. Его всегда поражало как много силы, как много жизни заключено в его маленьком теле. Как у Юна. Как у Йоны. Этот Зено, с потухшими свечами в глазах, расстраивает его, и он не отпустит, пока не вернется Зено, которого он знает.
Он повторяет в своей голове, снова и снова, вернись, и Зено смотрит на него, словно сквозь маску прямо в разум Шиньи, призванный этой мыслью. Это вызывает у Шиньи мурашки, до самых кончиков пальцев, сжатие которых, как он уверен, Зено чувствует на своих плечах. Ветер утих, оставив их наедине с вечерней прохладой, травой и небом. Цикады возобновили свою терпеливую, постоянную мелодию вокруг них. Шинья будет так же терпелив, как и они, потому что он видит как из глаз Зено исчезает паутина, так, как она никогда не исчезала из глаз Ао. Взгляд Зено стал размышляющим. Он вновь касается лица Шиньи, его рук, его меча, но на этот раз Зено выглядит так, будто решает головоломку, собирая кусочек за кусочком. Шинья вынужден напомнить себе, что он должен дышать под этим изучающим взглядом.
Единственное предупреждение, которое он получает, это тихий вздох, поглощенный ночью. Затем Зено бросается на Шинью, так неожиданно, что у Шиньи не получается удержать равновесие, и они оба опрокидываются на землю, придавливая всю траву и растения под ними.
Шинья издаёт сдавленный звук и садится, отодвигаясь от камня, впивающегося в спину. Он пытается что-то сказать, но объятия Зено настолько крепкие вокруг его шеи, что он может только издать сдавленный звук ещё раз и повернуть голову в попытке ослабить дискомфорт и получить доступ к воздуху. Он останавливается, когда Зено сжимает его ещё крепче, утыкаясь носом в шею Шиньи.
— Шинья, — выдыхает Зено около его уха, и это заставляет его дрожать по причинам, которые, кажется, не совсем связаны с облегчением, которое осторожно начинает просыпаться внутри него. Руки Зено медленно скользят вниз по плечам и груди Шиньи, когда он возвращает себе сидячее положение между ног Шиньи, в то время как Шинья кашляет и трет свою шею. На этот раз взгляд Зено мягкий, когда он бережно проводит по изгибу челюсти Шинья осторожными пальцами и обратно, чтобы коснуться уголка его рта, который, как смутно осознаёт Шинья, направлен вниз. — Зено тебя расстроил… Прости. Зено не хотел.
Шинья всё ещё не доверяет своему дыханию и его голос звучит так же нерешительно, как он себя чувствует: — Ты… ты теперь помнишь?
Зенон чешет затылок и немного смеётся, хотя для Шиньи это выглядит скорее как гримаса: — В каком-то смысле… Я помню всех. Но я до сих пор не уверен когда я… Можешь помочь?
Шинья непонимающе смотрит на Зено: — Что… это значит?
Зено кусает губу и издаёт задумчивый звук, протягивая руку к одному из ожерелий Шиньи и играя с бусинами и костями, нанизанными на него. — Как долго меня не было, прежде чем ты меня нашёл?
Шин-А наблюдает, как пальцы Зено перекатывают бусины его ожерелья туда и сюда, и старается не думать о холоде, который он почувствовал, когда обнаружил Зено застывшим, как зимнее озеро. — С утра.
Зено вздыхает: — Кто бы мог подумать, Зено так потерялся после всего лишь одного дня. Зено проводил десятилетия без движения. Однажды, кажется, это длилось больше двухсот лет — Зено не совсем уверен, когда он тогда погрузился в это состояние, — на испуганное восклицание Шиньи Зено смеётся, и это звучит так небрежно, как будто Шинья беспокоится о том, чтобы съесть последний рисовый шарик за ужином. — Нет, нет, не волнуйся. Можно сказать, он был просто… в спячке. Зено не нуждается в еде, воде или сне, помнишь?
Шинья знает об этом, так же как знает, что звезд в небе бесконечное множество, но это знание не облегчает понимание самой бесконечности.
— Зено просыпался только тогда, когда его будил какой-нибудь фермер или солдат, и иногда ему требовалась несколько недель, чтобы приспособиться к ходу времени. Они думали, что Зено сошел с ума. Думаю, они не сильно ошибались.
Шинья, наклоняет голову и на мгновение задумывается об этом, позволяя хору цикад жужжать вокруг. Гусеница целеустремлённо пытается пробраться под его рукав, но Шинья не замечает этого. Ему не нравится мысль, что Зено долгие годы провёл бездвижно, без еды и воды, полагаясь на какую-то магию, которую Шинья до сих пор не понимает. Он представляет, как он промокает под бурями, сгорает под солнцем, и разве животные никогда не причиняли ему вреда? Он представляет себе, как Зено просыпается и от него требуют объяснения, которые он не мог дать. Помогал ли ему кто-нибудь? Или он просто скрывал свою проблему, собирая всё по кусочкам самостоятельно?
Мысль поражает Шинью, его разум цепенеет и онемение охватывает тело. Перед ним проносятся воспоминания его худших моментов: он, свернувшийся во мраке своей пещеры, сотрясающийся от сильного бесшумного рыдания, сомневающийся, есть ли смысл в его существовании и будет ли оно всегда таким одиноким. Шинья был один долгое время между смертью Ао и появлением Йоны в его жизни. Мысль, что Зено… в этот момент грудь Шиньи сдавливает так сильно, что на секунду он не может дышать… Зено был один намного дольше, сотни и сотни лет, возможно, даже тысячи, Шинья не может даже представить…
Внезапно руки обхватывают лицо Шиньи. Он смутно замечает звон бусин, сталкивающихся друг с другом, и то, как Зено проводит большими пальцами под маской, стирая влагу с щёк.
Он даже не заметил, что плакал.
— Нет, нет, нет. Не думай об этом, пожалуйста. Не грусти из-за Зено.
Лицо Зенона мрачное, губы сжаты в тонкую линию, как будто это удержит их дрожание под контролем. Когда он прижимается лбом к Шинье, Шинья чувствует, что он такой же теплый, как и руки, прижатые к его щекам.
— Обещаю, Зено счастлив, что кто-то плачет по нему, но он не хочет видеть красивое лицо Сейрю таким, — его голос слегка дрожит.
Шинья вытирает нос, делает вдох, и кивает. Зено отстраняется и сияет, и Шинья поражён тем, насколько ярка его улыбка, даже с напряжением, видимым за ней. Рука Зено проводит по руке Шиньи, оставляя след согревающего тепла, как горячий бульон в холодную ночь, а затем он берёт руку Шиньи и поднимется на ноги.
— Давай вернёмся, — говорит он, улыбаясь, и Шинье хочется улыбнуться в ответ, потому что мягкость, нежное тепло вернулись. Даже если свет всё ещё маленький и мерцающий, свеча снова горит в его глазах, и Шинья может справиться с этим.
Но Шинья не двигается, когда Зено тянет его за руку. Он качает головой и говорит: — Мы не можем.
— Почему? Что-то не так?
— Разве тебе не была нужна моя помощь? — хватка Зено на секунду становится сильнее, а затем ослабевает. — Ты помнишь когда ты?
Зено мгновение пристально смотрит на Шинью, а затем, вздохнув, плюхается на землю. Кузнечик скачет прочь, жужжа крыльями.
— Пока нет. Но Зено не хочет расстраивать тебя сильнее.
Шинья фыркает, пытаясь воссоздать звук, который издаёт Хак, когда Йона говорит что-то подобное. Зено бросает на него странный взгляд, так что, скорее всего, он не понял его правильно.
— Я не против, — поясняет он, снимая гусеницу, которая забралась ему на плечо. Он держит её перед травинкой, пока она, наконец, не зацепляется за нее и не уползает. Зено смотрит на него и слегка посмеивается, на этот раз искренне.
— Ну, хорошо. Тогда, для начала, какой сейчас год?
Шинья смотрит: — …Я не знаю, — он никогда не слышал, чтобы кто-то упоминал год, или, по крайней мере, не текущий. Может быть, им стоит вернуться к остальным для этого…
Рот Зено распахивается: — Ты не знаешь какой сейчас год? — Шинья прячется за коленями и Зено спешно похлопывает его по плечу: — Ах, нет, все нормально, Зено понимает! Ну, в таком случае, кто нынешний император?
Это, по крайней мере, Шинья знает: — Су-Вон… Но до этого был король Ил.
Зено надувает щёки и закрывает глаза, взъерошивая волосы до тех пор, пока они не становятся беспорядком сияющих прядей на макушке. Он вздыхает: — А до этого?
Шинье приходится задуматься. Это было больше десяти лет назад, но он смутно помнит, как Ао упоминал… — Император Джу-Нам.
Ответ, похоже, только расстраивает Зено, эмоции стремительно сменяются на его лице. Он вздыхает, и бьётся головой о землю.
Шинья наблюдает, как гусеница переползает с кончика одного листа на другой. — Если ты помнишь нас всех… почему важно когда?
Зено моргает, и то, как лунный свет отражается в его глазах, напоминает Шинье мерцание светлячков. Ответ приходит не сразу: — Потому что… ты когда-нибудь рассказывал историю… — он бросает взгляд на лицо Шиньи и издаёт гудящий шум. — Ты когда-нибудь слышал, может, старика или старушку, рассказывающих историю? И они проводят половину рассказа, пытаясь вспомнить, когда это произошло? — и тут Зено начинает изображать хрипящего старика. Уголки губ Шиньи непроизвольно приподнимаются. — «Это был 5-й год правления императора? Нет, это было до того хорошего урожая, так что это было несколько лет спустя.» — Зено смеётся, — когда Зено был совсем маленьким, он считал забавным, что они тратили так много времени выясняя это, когда самое важное — это история, понимаешь?
Голос Зено внезапно стих, и тишина не прерывалась, поэтому Шинья кивает, чтобы показать своё внимание. Зено кладёт руки на свой живот, и Шинья замечает, как тонкие бледные пальцы сцепляются в замок. Его руки не выглядят как руки человека, который много работал в своей жизни, но на самом деле они вынесли больше и касались большего, чем Шинья сможет за всю свою жизнь.
— Но это важно, — наконец говорит Зено, его твёрдый взгляд устремлён на луну, что щедро дарит им свет. — То, кем мы являемся, наше представление о себе, определяется двумя вещами. Просто существования не достаточно. Нам нужно время, и люди. Понимание того, кто ты, строится на том, как тебя видят другие, и как ты воспринимаешь себя по сравнению с ними. И оно развивается с течением времени, с опытом, который мы приобретаем естественно в течении жизни. Но недостаточно знать, что что-то случилось, потому что тот, кто ты сегодня, не тот, кем ты был вчера. И одно и тоже событие не будет означать одинаковый опыт, если оно происходило в разные моменты жизни, — Зено делает паузу и поворачивает голову, чтобы посмотреть на Шинью, его мрачное лицо всё ещё сияет серебром. — В этом смысле, наши жизни как это ожерелье. Оно не было бы тем же самым ожерельем, если бы бусины были в другом порядке, не так ли?
Просто существования недостаточно. Шинья вздрагивает. Как много раз Шинья чувствовал это слова, ни разу не формулируя, но нося их вес с собой, как вялотекущую лихорадку, которая никак не проходит?
Он позволяет чему-то удивительному, вызванному словами Зено, осесть в его разуме, покрывая и выравнивая все те чувства, которые скрывались в нём долгое время, и те, с которыми он сталкивается сейчас, когда у него есть люди, которые помогают ему формировать его личность. Теперь он смотрит на Зено с новым пониманием, как на человека, который просто существовал веками без надлежащего течения времени, точно так же, как Шинья просто существовал без присутствия других людей.
— Я понимаю, — наконец говорит он. Зено кажется застигнутым врасплох неожиданным звуком, или, возможно, самими словами, как будто до этого момента он не предполагал возможность, что Шинья действительно может понять. — Немного, — добавляет Шинья, внезапно смутившись.
— Ты и правда понимаешь, да? — отвечает Зено после затянувшегося молчания, его взгляд становится более мягким. Что-то заставляет Шинью развернуться и пододвинуться к Зено. Лежать рядом с ним также естественно, как и всегда, когда они ложатся спать, Зено прячется за изгибами более большого тела Шиньи.
— Я не могу помочь тебе вспомнить.
Зено протягивает свою руку, чтобы сжать руку Шиньи, и оставляет её там. Тепло его кожи проникает через ткань к Шинье.
— Всё в порядке. Зено разбирается с этим прямо сейчас. Он справится. В этом регионе больше не идёт война, не так ли?
Шинья подтверждает это согласным мычанием.
— Хмм… Значит времена Императора Солнца прошли… значит, какое-то время после я оставался в той деревне к югу отсюда, в клане Земли… наверное, — речь Зено постепенно сводится к спутанному и иногда противоречивому бормотанию. Шинья может сравнить её с водой, с плеском бьющейся о выступающие камни. Он улавливает только обрывки. Зено упоминает случайных людей и места, никогда не называя имён и названий, и Шинья задаётся вопросом помнит ли он их вообще.
Кажется, они лежат на поляне часами. Шинья слушает неустойчивое многогласие бормотания Зено и случайной совы, присоединившейся к гармоничной мелодии цикад. Воздух стал легче и прохладнее, превратившись нежный бриз, шелестящий листьями, но едва достигающий их через гриву Шиньи и почти постоянное тепло Зено.
Они одновременно чувствуют это, и когда Шинья задумывается, то удивляется, что это не произошло раньше. Присутствие Джеха стремительно приближается к ним, затем следует глухой удар, распространяющийся по земле, когда он приземляется. Они оба поднимают головы и смотрят в его сторону.
— Вы что, оба просто смотрели на звёзды? — тон Джеха непринуждённый, но за ним скрывается вопрос. Обычно Джеха не лезет в чужие дела. За исключением некоторых случаев. Джеха, вероятно, самый любопытный из них, и у него есть два способа проявить это: притворное равнодушие и маниакальная одержимость. Шинья всё ещё в ужасе от второго способа.
Шинья смотрит на Зено, неуверенный как объяснить произошедшее, но Зено садится и ярко улыбается. Шинья рад, что маска скрывает его пристальный взгляд. Как он это делает? Он бы никогда не догадался, что совсем недавно эти же губы были искривлены в разочаровании.
— Невероятно красивая ночь, не правда ли? Зено потерял счёт времени.
Джеха наклоняет голову, очевидно не убеждённый: — Мы пошли дальше и поели без вас, так как казалось, что вы… заняты. Киджа волновался.
Точно, они, наверное, могли почувствовать что-то. Вероятно, они поняли, что что-то не так. Не всегда понятно, как работает их связь: ощущение присутствия — это одно, показатель местоположения, но иногда просачиваются и другие вещи. А иногда нет.
— У нас всё в порядке, да, Сейрю?
Шинья кивает, потому что это очевидно то, чего от него хочет Зено. Зено уже на ногах, стряхивает листья и веточки со своего длинного плаща, так что Шинья следует его примеру. Джеха смотрит на них ещё мгновение и просто вздыхает, добродушно качая головой. Он отворачивается и начинает идти в сторону леса. Не теряя времени, Зено в припрыжку бежит за Джеха, начиная болтать и поглаживая живот:
— Аааах, Зено так голоден! Ему не терпится увидеть, что Юн приготовил на ужин!
— Надеюсь, тебе нравятся холодные остатки.
— Холодные? — стон разочарования. — Я имею в виду… еда есть еда, но…
— Может, стоило подумать об этом прежде чем потворствовать желанию любоваться звёздами.
— Прояви хоть немного сочувствия, Рекурю…
Шинья следует за ними, слушая взаимные подшучивания и внимательно наблюдая за Зено, хотя ему не на что смотреть, по крайней мере судя по его спине и голосу. Лунный свет проникает сквозь крону деревьев, когда они уходят с поляны в лес, превращая фигуры впереди в чёрно-белую картину. Когда тропа сужается до узкого прохода между плотно расположенными стволами скопления молодых елей, он тянется, чтобы поймать руку Зено, позволяя Джеха пойти вперёд.
Зено оглядывается, его брови приподняты в удивлении, и Шинья мягко сжимает его руку. Он считал Зено нерушимым, не только физически, и этот неожиданный проблеск уязвимости, которую он скрывал, до сих пор заставляет его желудок сжиматься от беспокойства, хотя несмотря на всё случившееся Зено выглядит нормально. Паутина, застилавшая глаза Ао, всё ещё слишком близко, она видна в уголках глаз Зено, до которых свет свечей всё ещё не может дотянуться.
Зено слышит его невысказанный вопрос и улыбается в ответ, и его улыбка настолько ослепительна, что Шинья может только с трепетом смотреть.
— С Зено всё в порядке. Он разобрался с большей частью, — он сжимает руку Шиньи в ответ и его улыбка смягчается, переходя от яркости полуденного солнца к свечению позднего вечера. — Спасибо, Шинья.
Когда Зено снова начинает идти, переплетая пальцы с пальцами Шиньи и утягивая его за собой вперёд, у Шиньи возникает мысль, что золото ценно именно потому что оно не тускнеет, как бы долго не оставалось без заботы.