Саовина

Об этом месте ему однажды рассказал подвыпивший Седрик: «Есть под Флотзамом руины Калмеветт. Если прийти туда ночью на Саовину, написать на чем-нибудь свое имя и вложить его в руки Симариль, то она непременно укажет твою родственную душу, предназначенную судьбой. Может, тогда и твое сердце оттает, человек…» Роше в тот раз плюнул и ушел — пьяные эльфские сказочки были последним, что ему хотелось слышать после целой ночи плаванья по беспокойному от ветра Понтару. Впереди лежала не менее беспокойная дорога на Махакам, усмирение бунта и обучение нового пополнения Синих полосок, совсем еще зеленого для выпавшей работы, а приказ Фольтеста подгонял в спину не хуже кнута… Вспомнил о легенде он только при следующем посещении Флотзама. Донос о бесчинствах белок погнал «полосок» в забытую факторию, заставил покинуть уютную Вызиму прямо накануне зимних холодов и бросил в пламя партизанских стычек. Следы белок встречались тут повсюду — явные, словно специально оставленные, дразнящие. Явнее было бы только явись Иорвет лично на порог, чтобы засвидетельствовать свое почтение — чего он, конечно, никогда не сделает, потому что никакого почтения к людям не испытывает, будь то сам граф или король. Эльфы оставляли условные метки на тропинках, их стрелы с характерным пестрым оперением попадались торчащими из заборов, они беззастенчиво грабили купцов прямо на подходе к Флотзаму, в Биндюге, да и в самом городе, подозрительные личности шныряли в ночи… Однако самих белок нигде не наблюдалось. Вот тогда Роше и припомнил байку Седрика. Близилась Саовина, кметы уже мастерили чучело Фальки, чтобы в заветную ночь сплясать у его костра, а эльфы по-тихому готовились к новому году и ходили счастливые, будто увидали свою Дану Меадбх (*деву полей) во плоти — для них эта ночь была еще более особенной. Опытные бойцы "полосок", уже не раз проводившие облавы на белок, разыскали в лесу те самые руины. Время не пощадило даже камень, оставив глубокие рытвины на толстых вмурованных в землю плитах и уничтожив всё остальное; лишь изящная статуя, обманчивая в своей хрупкости, всё ещё возвышалась над холмом. Даже при всем опыте Роше не смог разобрать, чем были эти руины во времена своего расцвета — не то дворцом, не то храмом, а может быть, и тем и другим одновременно, но сейчас, заросшие густым кустарником и заваленные кусками битого мрамора, они как нельзя лучше подходили для засады. Роше лично осмотрел место дважды, не доверяя даже лучшим разведчикам, обыскал каждый закоулок и с первого же взгляда отметил, насколько ухоженными выглядели необычные голубые розы у подножия статуи — им позавидовали бы иные клумбы в королевском саду Вызимы. «Эльфы… Даже голодая и умирая от болезней, они возятся со своими цветочками так, будто в жизни нет ничего ценнее!» — промелькнула и тут же потухла короткая мысль, на смену которой пришло азартное нетерпение. Еще один неопровержимый след беличьего присутствия лежал на самом виду, точно тень, промелькнувшая перед взглядом охотника, и желание схватить давно намеченную дичь пересилило осторожность. Он решил устроить засаду в самую ночь Саовины, когда эльфы непременно придут почтить своих предков. С раннего утра Флотзам гудел на все лады. Улицы украсили еловыми ветками и колокольчиками, чей звон разлетелся высоко над городом, отгоняя нечисть. На помосте перед корчмой уже высилась большая куча хвороста и поленьев, а из дверей единственного злачного заведения плыл густой ароматный пар мясной похлебки. Когда начало вечереть, люди и нелюди повысыпали из домов, облаченные в свои лучшие наряды. Посматривали на первые звезды, точно ждали что вот сейчас меж них пролетит Дикая охота, собирая кровавый урожай с земли. Пили и пели, не стесняясь ни соседей, ни случайных заезжих путников, словно этот вечер и эту ночь считали последними для себя, а после них — хоть потоп. Роше не смотрел на них, торопясь на гору, а вот парни оглядывались с тоской — никому не хотелось морозить жопы вместо того, чтобы тискать деревенских девиц у костра. Роше и сам не хотел бы, но долг… Впрочем, даже чувство долга оставалось в стороне, когда на горизонте начинал маячить Иорвет. Поймать одноглазую бестию стало чем-то сродни личному вызову, который он бросил сам себе и поклялся исполнить, даже если на это потребуется целая жизнь. Своих людей он рассредоточил по всему склону, строго наказав, чтоб ни одна мышь не проскользнула без внимания. Сам поднялся к руинам, осмотрев каждый угол, заглянув под каждый камень, выискивая и почти вынюхивая следы белок — здесь, в самом сердце эльфской памяти их не могло не быть. Чуть надломленный сучок, примятый стебель, тонкая плетëнка из травинок, подвешенная на ветку как амулет на удачу, лёгкий шелест шагов… Роше дёрнулся прочь, едва не подскочил на месте. Массивная именная медаль, совсем недавно вручëнная Фольтестом при всём параде, зацепилась за руку статуи и осталась висеть, но капитан уже не успевал вернуться и подобрать. Никто из его ребят даже не заметил вторжения, не подал сигнала, но долговязая фигура, точно тень, отделилась от зелени на краю площадки. Прижавшись к полуобрушенной каменной стене, он видел сквозь трещины, как эльф легко и пружинисто движется к статуям. В лунном свете его шрам почти не выделялся, острые черты сглаживались, и он начинал походить на персонажей эльфских легенд, а не самого паршивого террориста, которого только видели темерские леса. В опущенной руке он держал длинную флейту, на эту ночь заменившую ему оружие, и лучшего момента для атаки нельзя было бы и желать… Но рука дрогнула. Никогда прежде он не останавливался перед тем, чтобы убить скоя’таэля, но на этот раз что-то вышло из-под контроля, и он промедлил непозволительно долго. Эльф подошел достаточно близко, чтобы даже в ночном полумраке рассмотреть поблескивающий серебром орден, а потом резко вскинулся. — Bloede Dh’oine! — услышал Роше тихое шипение. Когда он, наконец, отмер и выскочил из своего укрытия, враг был уже готов к столкновению. Клинки скрестились с противным скрежетом, взгляды — с горячей неприязнью давних противников. — Что ты здесь делаешь, человек? Пришел попрать остатки нашей святыни? Изуродованное лицо скривилось в привычной ухмылке — наглой и вызывающей, от которой хотелось покрепче зарядить кулаком в зубы. Знакомая, тоже уже привычная, провокация, точно разминка перед боем, прелюдия для настоящих атак, которые посыплются потом. Роше ощерился в ответ. — Эльфы. Вы думаете, будто всё вертится только вокруг вас и ваших вшивых святынь…Нет, я пришёл сюда, чтобы арестовать одного зарвавшегося бандита. Иорвет толкнул его. Он едва устоял на ногах, замахнулся мечом, но, естественно, не попал по шустрому эльфу, нехотя отступил от новой атаки и оказался в не самом выгодном положении, со статуями за спиной. На счастье звон клинков уже привлек внимание чутких разведчиков и “полоски”, заметив происходящее, бросились на помощь командиру. Их призывные крики пронеслись над руинами, словно радуясь шкуре еще не пойманной белки, как тут же, без промедления, в ответ послышалось звонкое “Врихедд!” и эльфские лучники высыпали навстречу. В завязавшейся потасовке всё смешалось — лица, голоса, клинки; Роше рубил эльфов, не рассматривая их, одна фигура в зелёном сменяла другую, как в замысловатом придворном танце, но вот из общей кучи взгляд вновь выцепил красный платок. — Надеешься победить на чужой земле? — фыркнул Иорвет, растягивая свою паскудную ухмылку. Но Роше прекрасно понимал, что именно сейчас поддаваться на неё и терять бдительность смерти подобно. — Это земли Флотзама, земли Темерии! — Может быть, сейчас они и принадлежат Флотзаму, но это ненадолго. Ваш век скоро закончится, также, как было и с нашим, только в этот раз "великая" цивилизация уничтожит сама себя. Это было сказано уже не с театральной наглостью а как будто с затаенной печалью, как мог бы сказать творец, наблюдавший как его дети разрушают подаренный им дом. Разительная перемена в голосе могла бы сбить с толку, вызвать хотя бы крошечную заминку — но только не у Роше, уже бросившегося в яростную атаку. — Раз так, с уничтожением придётся подождать, потому что я не собираюсь умирать, пока не отправлю тебя на виселицу! Это будет моё предназначение… На обратном ударе навершие темерского меча почти достало эльфа: резко устремилось в направлении подбородка и было отбито жёстким наручем лишь у самого лица. Эльф почему-то не отступил, а наоборот, шагнул навстречу. Они сцепились, как мартовские коты, и последняя фраза прозвучала совсем тихо, обдавая ухо сбившимся дыханием: — Как мало вы, люди, знаете о предназначении! Посмотри, — быстрый кивок на старую двух влюблённых, на которой всё ещё болтался именной серебряный орден. — Они тоже были предназначены друг другу, но к чему это их привело?.. Удар — мечи зазвенели, высекая искры, отскочили друг от друга, разнося дрожь по запястьям, закрутились. На лезвиях заиграла бликами луна Саовины, два заклятых врага отпрянули в стороны, так ни разу и не задев друг друга. Предназначение над ними лишь посмеялось.