Одна. Но это ненадолго, нет.
Разумеется, вся комната уже буквально блестела от тщательного трепета Фифи. Разумеется, она давно закончила работу и не было причины, по которой Когсворту стоило бы торопить горничную. Девушке пришлось включить всё своё актёрское мастерство, пусть у неё его практически не было, чтобы воплотить в жизнь очередную безумную идею, которая, как вы могли уже догадаться, принадлежала Люмьеру.«В этот день и в этот час, мой прелестный ангел, я бы хотел встретиться с Вами. Если Вы, понятное дело, не против…»
Она была исключительно за. Такой мужчина, как Люмьер, пусть и часто готовит «ништяки», но они всегда настолько приятны дамскому сердцу, что отказаться от них ну просто невозможно! Да, придётся жертвовать своим настроением. Да, придётся рисковать. Но в груди трепещет маленький огонёк. Огонёк ожидания, надежды и восторга. Огонёк, который вот-вот превратится в пламя. Смуглая рука недовольно отбрасывает щётку куда-то в сторону. Стройная фигура приближается к окну. Она опирается на подоконник, одной рукой придерживая впалую щёку. С уст срывается какой-то уж больно многозначительный вздох. — Где же ты, Люмьер? Люмьер уже был недалеко. Ох, он никогда так не жаждал встречи со своей Фифи, как в этот миг. Конечно, вырваться было не очень то и легко, ведь сначала юноше пришлось плестись в комнату вместе с Когсвортом — у них обоих совпало посещение у Его Высочества. А ведь Когсворт, пусть и мог по праву считаться лучшим другом Люмьера, был ужасно пунктуальным! Ну просто невыносимо пунктуальным! Стоило метрдотелю отстать на пару шагов, как старший мужчина морщил нос со словами: «Куда Вы собрались, Люмьер?» Никуда. Видимо, теперь никуда. С тяжёлыми вздохами и одним, только одним, попросим заметить, обменом любезностями, Люмьеру пришлось даже дойти до комнаты, где он должен был проваливаться в чудесный мир сновидений. Но, благо, некоторые причины отсутствовать у юноши всё же были: уже переодевшись в сорочку и выждав минут пять (точное время ему, к сожалению, не было известно), он схватил канделябр, уверенным шагом направляясь вглубь замка. — Куда Вы идёте, Люмьер? — удивлённо протер глаза дворецкий, держа в руках свои излюбленные часы — Ровно полночь! — Знаю, знаю! Но мне кажется, что мы забыли проверить плиту на кухне. Не хочется будить Буше или ту же миссис Потт, понимаете, друг мой? — невинно улыбнулся Люмьер. Полночь. Он уже опаздывает. — Ай, чёрт с тобой! Только давай быстрее. — Да-да, Когсворт, ты же знаешь: я быстрый, словно… Словно… — Спокойной ночи. Отлично. Преграда ушла с пути сама. Что творит с человеком обыкновенная усталость! Во всяком случае, Люмьеру это только на руку, и он так быстро и тихо, насколько только может, пробирается вверх. Вверх, к своей возлюбленной. Он точно знает, где она. — Mon ange! — двери мигом распахиваются. Со стороны входа исходит тусклый свет. Фифи тут же подрывается с места, ей хочется бежать, захотелось обнять любимого, но тот поднёс пляшущие огоньки чуть ближе к губам, поскольку доступа к указательному пальцу он не имел — Тише, не поднимайте шум, мой свет. Я уже иду. В самом деле: дверь скоро была заперта, а метрдотель своей привычной плавной, почти парящей походкой начал приближаться к Фифи. Она стояла. Будто застыла, очарованная красотой своего избранника. Канделябр позволял ей разглядеть его лицо, а оно, в свою очередь, так грело душу Фифи. Люмьер, все же, подходит. Теперь канделябр красуется на подоконнике, пока глаза возлюбленных пересекаются друг с другом. — Теперь можешь шуметь сколько хочешь, дорогая Фи, — широко улыбается Люмьер, коротко целуя горничную в щёку. Как только не снова выпрямился, Фифи подсказывает на носочках, оборачивая свои смуглые руки вокруг бледной-бледной шеи Люмьера. — А ты знаешь, как заставить даму ждать, верно? — Ясное дело! — Очень мило с твоей стороны, mon chérie, — сначала на её лице выступила улыбка. Однако, буквально через пару мгновений её вид стал более озадаченным. Она тут же оторвалась от Люмьера, и теперь её руки упирались ему в грудь, а глаза пытались поймать его взгляд — Но зачем, Люмьер? Разве обязательно устраивать нечто подобное ночью? Смех. Где-то из груди Люмьера вырывается смешок. Он даже не обнажил зубы, настолько это было коротко и тихо. Смех Люмьера прекрасен, но сейчас он заставляет брови девушки сблизиться с переносицей. — Понимаете ли, милая… Наше первое свидание прошло слишком превосходно. Я не хочу сказать, что я недоволен, именно поэтому я выбираю слово «превосходный»! Но, всё-таки, это было… Слишком, — он теряет зрительный контакт с горничной. Кажется, юноша начинает обкусывать губы. Странно. Фифи никогда не замечала за ним такой привычки — Второе было слишком тихим и банальным — про него и вспомнить то нечего… А это — наше третье свидание, понимаете? Я хотел, чтобы оно было одновременно простым и романтичным, одновременно превосходным и спокойным! — его глаза вновь сверкают. Сверкают так, будто кто-то поднёс к его воображаемому фитилю спичку, и он более радостно возвращает взор на горничную — Я почти уверен, что у меня получилось! — Ну что ты, ха-ха! Конечно получилось! Только… В следующий раз не надо меня так мучить, пожалуйста. Хорошо? Сначала её ладонь подбирается к щеке возлюбленного, плавно проводя по его мягкой коже. Она хотела начать путать пальцы в волосах, однако, он перехватил её ладонь, медленно опуская вниз. — Я измучил Вас своей просьбой? Прошу простит меня, Фи. Больше никогда. — Как же я надеюсь на это, Люмьер… Снова зрительный контакт. Долгий. Желанный. Любимый. Он внезапно кладёт свои ладони на её округлите бёдра, рывком сближая их лица, но не намереваясь на нечто большее. — Твои руки, Люмьер… Они зажигают во мне это чудесное пламя. Прошу, прошу, не останавливайся! — жалобно шепчет Фифи, положив одну из его ладоней к себе на грудную клетку. К слову, они вдвоем прекрасно знали, что Люмьер не собирался отпускать руки. — Уверены ли Вы, что это руки, а не свечи около нас? Он поднимает лицо. Она улыбается. На лице метрдотеля тоже появляется невинная улыбка. Расстояние между их губами становится все меньше и меньше, и он даже может чувствовать приторный запах её помады. Вздох. Их уста смыкаются, передавая все чувства с минимум слов. Она старается не обращать внимания на его обкусаные губы, он же обнаружил, что её помада на вкус противнее, чем на запах. Губы начинают болеть. Это единственная причина, по которой слуги отстраняются друг от друга. — Я так люблю Вас, Фифи… — Так любите, что смазали мою помаду? — Так люблю, что готов устроить в вашем сердце настоящий пожар. Смех. Их общий звонкий смех. Этот вечер идеален, определено идеален, даже не смотря на Когсворта, который завтра предъявит им за эту невинную посиделку. Вот оно. Пламя.