хорошо вместе.

на столе бутылка от вина и один единственный бокал, опустошенный наполовину. почему-то вдруг весёлое настроение сменилось усталостью и щемящей сердце тоской. снова он один. рылеев не раз думал о том, как бы ему хотелось сейчас побыть в компании своих товарищей, почитать свои стихи, послушать громкие аплодисменты. а может и хотелось бы очень взглянуть в омут карих глаз, носивших такую невозможную печаль, рукой зарыться в густые тёмные волосы, пропустить их сквозь пальцы и услышать томный вдох. кондратий медленно вздохнул, перевёл взгляд на часы. было давно за полночь, и шанс на то, что трубецкой придёт, был слишком мал. их встречи были глотком чистого воздуха для них обоих, но они случались настолько редко, что их ожидание становилось невыносимым. особенно для рылеева. особенно в тот момент, когда он сидел подвыпивший, в абсолютной тишине, от которой никуда не скроешься. и только в камине трещали дрова, безжалостно поглощаемые огнём. вдруг доносится робкий стук, и всё наваждение вмиг спадает. рылеев подскакивает с места, тихонько отворяя скрипучую дверь. трубецкой. у него в волосах снежинки подтаявшие, в глазах две маленькие искры, а на губах еле различимая улыбка. кондратий медленно обвивает его шею руками, оказываясь непозволительно близко, но князь не отодвигается, делает шаг навстречу, обнимая его за талию. — я боялся, вы не придëте, — такой тихий шëпот, почти у самых губ сергея, на что он снова улыбается, но теперь увереннее. рука аккуратно ведëт линию, очерчивая подбородок, после скулу и останавливается на щеке. рылеев замирает. от касаний родных рук на душе теплеет. — если кто-то узнает, что я сбежал, мне очень сильно достанется, — смешок, и снова ласковое касание. теперь он поддевает чужой подбородок, выдыхая кондратию в губы, дразнит его, вынуждая прикрыть глаза. — неужели я ценнее, чем ваша должность? — кондратий открывает глаза на секунду, чтобы заглянуть в пленящие омуты напротив. — и вы ещё сомневаетесь в этом? ради вас я готов на всë, — неуверенный выдох, а после улыбка, — я люблю вас. невозможно сильно. хочу, чтобы вы всегда об этом помнили. — князь, такими словами вы вынуждаете меня краснеть. — вам очень это идëт, кондратий фëдорович. — умоляю, перестаньте... трубецкой на мгновение замолкает, а после подтягивает рылеева ещё ближе, касаясь его губ своими. поцелуй нежный, немного робкий. рылеев почти сразу отстраняется, горячо шепчет. — вы сводите меня с ума. — я всего лишь поцеловал вас. мне не стоило? — сергей чуть отстраняется, чтобы посмотреть в глаза возлюбленного. тот лишь немного качает головой и улыбается, снова припадая к губам. трубецкой одной рукой скидывает шинель. под ней мундир с позолоченными пуговицами, на которые сразу же ложится рука кондратия. наощупь он расстегивает их все, оставляя сергея в льняной рубашке. поцелуй обрывается. трубецкой садится в кресло, а на колени к нему молча приземляется рылеев, любуясь всей происходящей картиной. — вы прекрасны... — кондратий говорит шёпотом, будто боится прервать такую приятную тишину звонкостью своего голоса. он проводит кончиками пальцев по груди трубецкого, через тонкую ткань чувствует, как тот расслабляется. сергей на его слова отвечает лишь улыбкой, накрывая руку кондратия своей ладонью. — я тоже вас очень люблю, — сергей немного дразнит, но он делает это любя, исключительно ради чужой улыбки. у него всегда получается. тишину прерывает сладкий чмок. трубецкой целует громко, а рылеева это смущает, но совсем не отталкивает. он льнëт ближе, оставаясь в полулежачем положении на груди сергея. руками зарывается в тëмные кудри, перебирая их пальцами. им хорошо вместе. камин также трещит, бокал с бутылкой вина стоит на столе, а они вскоре засыпают в объятиях друг друга, не переживая ни о чём.