Снег

      Уже через несколько часов будет закат. Солнце опустится за горизонт, и вся территория города покроется тьмой и беспроглядным мраком. Может, положение не успевших попасть домой до заката жителей спасут те недавно поставленные почти на каждой улице фонари и тусклый серебряный свет луны? Возможно. Но утверждать что-то не имеет смысла. Жителям Арнира в любом случае стоит вернуться до сумерек как в свой дом, так и в город в принципе. Ходить за пределами стен Арнира в трескучий мороз ночью — идея не самая лучшая. Сейчас повсюду ходят хищники: голодные волки, медведи, хитрые лисы и другие подобные твари. Попасть им в лапы — перспектива не очень приятная, особенно если учитывать тот факт, что смерть твоя будет не быстрой, а безумно мучительной. Но стоит ли говорить и вспоминать о той чрезмерной жестокости природного мира в эту рождественскую ночь? Точно нет. Да и ночь ещё не наступила, так чего загадывать?       Задирая голову, Лололошка разглядывает высокие величественные стены Арнира, города, который он совсем недавно спас от, казалось бы, неминуемой погибели. Варнер, не на удивление, оказался именно таким, каким представлял его Лололошка: алчный, властный и очень, очень самоуверенный. И проблема в том, что эта самоуверенность обернулась ему боком. Сейчас же главный антагонист этой истории повержен, все счастливы, все рады, спасибо за внимание. Давайте, наконец, занавес. Да вот только Лололошка не видит конца, каким бы счастливым и очевидным он ни был. Лололошка всё ещё здесь, в этом чёртовом мире. Да, конечно, прощаться со своими друзьями, с которыми он, в самом что ни есть прямом смысле, прошли и огонь, и лёд, ему было бы безумно больно, но таков его путь, путь мироходца.       Междумирец не один раз втирал Лололошке про скорое завершение миссии; говорил прямо, намекал, предупреждал, но сам Лололошка почти не обращал на него внимания. Ну, а зачем слушать того, кто появляется раз в сто — а может и больше — лет? Конечно, это всё нелепые шутки, простой способ подколоть. Лололошка всегда слушал своего наставника, всегда прислушивался к его советам, словам. Естественно, не бывает идеальных отношений с родителями, — а в сводных уж тем более, — поэтому между Лололошкой и Междумирцем иногда проскакивали небольшие недопонимания, иногда были и конфликты, но никогда во что-то серьёзное то не перерастало, особенно если учитывать, что подобного рода ссоры были буквально по пустякам, исключительно из-за некоторого недопонимания, как и упоминалось ранее.       На самом деле, каким бы сложным не был характер Междумирца, Лололошка искренне любил своего наставника, который стал ему не простым учителем и проводником в другие миры, а самым настоящим отцом, любящим и понимающим. Что же касаемо самого Междумирца... Он целиком и полностью разделял чувства Лололошки. Он всегда был и будет готов защищать своего подопечного от всех бед, напастей, врагов и просто тех, кто захочет когда-либо навредить ему. И пусть вмешиваться в историю Междумирец не имеет права, он готов «немного» нарушать правила поставленных перед ним задач и давать подсказки Лололошке, помогать ему, если он не справляется. За игры с временем и вообще за нарушение законов его должны были уже сто, а то и более, раз запереть в Тюрьме Времени, а может назначить наказание и похуже, чем вечность раздумий над своим поведением. Хотя, нет, наверное, всё же, наказание в виде Тюрьмы Времени — хуже всякой смерти, даже самой мучительной. Уж лучше биться в конвульсиях, чем вечность сидеть в камере, не слыша и не видя ничего, кроме неё, медленно сходя с ума. И лишь ради Лололошки Междумирец готов полностью наплевать на свою дальнейшую судьбу и нарушать всё и вся.       Арнир был против этого. Был против такой чересчур сильной привязанности друга к парнишке, был против игр со Временем; он не один раз пытался уговорить Междумирца наконец перестать из кожи вон лезть ради какого-то там мироходца, но тот не слушал, говорил, что нет чувства лучше, чем адреналин, полученный при очередном нарушении правил, при очередной отмотке времени, говорил, что он не может действовать иначе: его мироходец, его сын, нуждается в его помощи. И Арнир перестал отговаривать Междумирца, понимая, что это упрямый баран никогда не поменяет своего мнения и останется при своих личных взглядах, при своём мировоззрении. Наверное, именно из-за этой чёртовой упрямости Арнир воспылал интересом к тому самому мироходцу — Лололошке. На самом же деле, ему было не столько интересно, сколько жаль этого парня, которому в наставники попался вот такой вот козёл, в прямом смысле этого слова. Арнир бы с великой радостью наколдовал Междумирцу рога поверх брони, для пущего дополнения образа самого настоящего козла, да только его друг совсем не имеет чувства юмора, поэтому приходится оставлять не дополненный образ Междумирца не дополненным. Какая жалость-то... Так вот. Возвращаясь к Лололошке. Арнир испытывал жалость по отношению к этому несчастному парню: мало того, что судьба такая тяжёлая досталась, так ещё и козлом воспитан. Арниру не хотелось, чтоб Лололошка был точной копией своего папаши; их хоть кровные узы не связывают, однако навязать Лололошке свою точку зрения восприятия этого мира Междумирец точно может. Он это, кстати, и делает. Настоящий козёл. Иначе не скажешь.       Но, однако же, каким не был Междумирец, Арнир искренне волновался за него, ведь понимал, что из-за всех этих безнаказанных нарушений он рискует потерять хорошего друга. И Арниру жаль, что Междумирец так не дорожит их дружбой, раз идёт на такие жертвы ради помощи Лололошке. И нет, Арнир ни в коем случае не был обижен на мироходца, он не ревновал его к Междумирцу, — ну, если совсем немного... Но это не считается! — ведь в глубине души понимал, понимал, но не хотел принимать этот до боли правдивый и жестокий факт, что Междумирцу, конечно, в первую очередь будет дорога не дружба, а тот, кого считает своей семьёй. Признавать это больно, но Арнир пытается смириться.       Ещё складывается такое ощущение, что Междумирец и Санфиш — точнее #1, как же Арнир мог так забыться? — заодно. Сан, зараза такая, поддерживает Междумирца и всё то, что он творит, а ещё говорит, мол, «отстань уже от Мири, пусть делает, что считает нужным». Да как так-то? Как Арнир может отстать от Междумирца, когда тот, в прямом смысле, плюёт ему прямо в лицо? И, прошу заметить, плюёт тому, кто считается «Вершителем Правосудия». У Санфиша вообще очень странная логика. И юмор тоже. Шутить Сан не умеет, это точно.       — Когда-нибудь ты доиграешься со Временем, Мири, — говорит Арнир, чуть толкая друга в бок. Междумирец лишь закатывает глаза в ответ, а Санфиш тихо посмеивается, уже предвкушая очередной спор между этими двумя.       — Я знаю, Арни, — Арнир фыркает, стоит только Междумирцу произнести уменьшительно-ласкательную форму его имени. Знает, гад, какие приёмы применять, — но то, что я делаю, никак тебя не касается. Поэтому давай ты не будешь лезть не в своё дело, хорошо? — Междумирец, как и Арнир, останавливается и смотрит прямо в светлые голубые глаза, чей оттенок был приближен к белому, замечая в них недовольство и возмущение.       — У-у-у-у, — протягивает Санфиш, а потом тихо посмеивается. А ведь спор начинает набирать обороты! Ему это точно нравится. Жаль, что попкорна под рукой нет...       — Сан, заткнись, — раздражённо говорит Арнир, прикрывая глаза и поднимая руку, подавляя в себе желание сжать её в кулак.       — Я ничего и не говорил, — как-то обиженно отвечает Санфиш, складывая руки на груди. Арнир уже ничего не говорит #1, лишь поворачивает голову в его сторону и грозно смотрит на него. — Да ладно, ладно, понял я, молчу.       — Слушай..- — начинает было Междумирец, уже собираясь снова объясняться перед Арниром, лишь бы он отстал, как вдруг чувствует, что кто-то резко и неожиданно обнял его со спины. Междумирец чуть вздрагивает и поворачивает голову, смотря через своё плечо на каштановую макушку. Тёплая улыбка касается губ Междумиреца, когда он видит чёрные глаза Лололошки, что с любопытством смотрели то на него, то на Арнира с Санфишем. — Привет, Ло, — поворачиваясь к парню боком, Междумирец обхватывает одной рукой плечо Лололошки, пока вторая ложится на сцепленные в замок на его другом боку ладони. — Как твои дела?       — Всё в порядке, отец, — кивает Лололошка и утыкается Междумирцу куда-то в область груди, чувствуя щекой холодный металл брони. Междумирец убирает руку с ладоней мироходца и поднимает её, начиная гладить Лололошку по мягким волосам.       — С каких пор Лололошка стал звать тебя отцом? — интересуется Санфиш, с не скрытым интересом глядя на очень милые, на его взгляд, объятья наставника и его ученика.       — Мне тоже интересно узнать, почему, — скрещивая руки на груди, Арнир вскидывает одну бровь, выжидающе смотря на Междумирца, который в ответ на этот взгляд лишь тяжело вздыхает.       — Давайте... Давайте, я вам как-нибудь потом расскажу?..       — Замётано. — Санфиш смотрит вверх, на небо, прямо на солнце и вдруг ойкает и быстро начинает тараторить: — Солнце уж скоро сядет, пора и честь знать. Рад был увидеться, Ар, — #1 протягивает руку Арниру, которую тот охотно пожимает, кивая в знак того, что это взаимно, — Мир, — Санфиш подходит к Междумирцу, быстро обнимает его, похлопав по плечу, а потом отстраняется и с улыбкой смотрит на Лололошку. — С тобой тоже, маленький мироходец. До встречи, ребята! — он машет рукой, отвешивает краткий поклон, а потом растворяется в воздухе, будто его и не было никогда.       — Что ж, — начинает Арнир, когда Санфиш исчез, — тогда с тобой мы поговорим позже. Не хочется поднимать эту тему при, — Арнир переводит взгляд с маски Междумирца на Лололошку, — детях. — Междумирец на эту фразу весело прыснул, а Лололошка недовольно поморщился и отвернулся.       — Как скажешь, Арни, — Арнир прямо слышал, что Междумирец улыбается, но никак это комментировать не стал. — А ты что тут делаешь? — обращается Междумирец уже к Лололошке, который в ту же секунду поворачивает голову в его сторону. — Разве ты не должен сейчас находиться дома? Вроде, ты собирался немного убраться перед своим уходом, нет?       — Собирался, — кивает Лололошка, — но подумал, что это может подождать. Да и даже если я не уберусь, ничего особо страшного не будет.       — Как хочешь, — пожимает плечами Междумирец и снова смотрит на Арнира. Тот, на удивление, молчит, вообще ничего не говорит и ничего не комментирует, на него это не похоже. — Ар? — Междумирец отпускает Лололошку, и тот, мгновенно всё осознав, послушно отходит от своего наставника, позволяя ему подойти к богу. — Ты сегодня какой-то задумчивый. Что-то не так? — спрашивает обеспокоенно Междумирец, а Арнир лишь качает головой в ответ, тяжело вздыхая.       — Нет, всё в норме.       Лололошка молча наблюдает за всеми действиями Междумирца и Арнира, слышит, как те еле слышно перешептываются между собой, видимо не желая, чтоб кто-то, кроме них самих, слышал, о чём именно они говорят. А в воздухе стоит всё то же напряжение. Лололошка не глупый парень и понимает, что у этих двух есть какой-то свой личный конфликт, в который, конечно, Лололошка лезть ни в коем случае не собирается. Ему, честно говоря, всё равно, какая там у них проблема и в чём она заключается, но вот всё это напряжение между ними очень, очень неприятно. Нужно как-то разрядить обстановку. Именно поэтому Лололошка наклоняется и берёт в руки снег.       — Уф!.. — Междумирец чувствует, как что-то прилетело ему прямо в голову; он проводит ладонью по затылку и понимает, что в него кто-то кинул снежок. Арнир удивлённо отступил от чуть пошатнувшегося Междумирца, а потом заглянул ему за спину, сразу замечая ухмыляющегося сорванца, который как раз таки и бросил снежок; а второй, кстати, был уже наготове. — Какого?... — Междумирец хмурится и поворачивается к Лололошке, который тихо хихикнул, продолжая подкидывать и ловить новый слепленный снежок в своей ладони, который уже начинает медленно таять. — Лололошка, ты... — и снова Междумирец не успевает договорить: в него вновь прилетает комок снега, но на этот раз уже в маску. Междумирец снова пошатнулся, но сохранил равновесие. Арнир прыснул, наблюдая за этой до ужаса смешной картиной. Он находил безумно забавным то, как Междумирец отряхивает свою надоедливую маску от снега. — Ну я тебя сейчас...       Междумирец наклоняется и захватывает большое количество снега в руки, лепит снежок и уже начинает целиться в Лололошку, который, вскрикнув, засмеялся, пытаясь понять куда и когда наставник запустит этот снег, чтоб позже увернуться от него. Междумирец быстро выпрямился и, выждав нужный момент, бросил снежок в своего ученика. И он попал. Лололошка, то ли не выдержав такого «удара», то ли случайно поскользнувшись на льду под ногами, упал, громко хохоча и закрывая лицо руками, будто ожидая, что в него ещё раз кинут снег. И Междумирец, не медля ни секунду, снова быстро слепил снежок и кинул его в так и не поднявшегося парня. Этот снежок попал Лололошке в руки, а если бы они не загораживали голову, то он бы мог попасть в лицо, как месть за то, что мироходец тоже попал Междумирцу в маску.       «Как дети малые, ей-богу» сказал бы Арнир, если б не находил это весёлым. Он улыбается, смотря на то, как Лололошка вскочив на ноги, кидает будто из неоткуда взявшийся снежок в Междумирца. Тот уворачивается. Мироходец смеётся и отпрыгивает назад, снова чуть не теряя только недавно восстановленное равновесие. Арнир качает головой, с предвкушением ожидая следующих действий Междумирца. Впрочем, ждать приходится не долго. Спустя минуту каких-то раздумий, Междумирец бросился вперёд, а Лололошка — наутёк, однако далеко убежать ему не удалось: схватили уже через несколько секунд. Междумирец, обхватив мироходца со спины, поднимает его над землёй, пока тот беспомощно дёргается в его руках, машет ногами, будто пытаясь пнуть наставника по коленям, сжимает руки Междумирца, хохочет, откидывая голову ему на плечо, жмурясь, видимо, из-за чересчур интенсивного смеха. Уже через минуту нахождения в таком положении, Междумирец ставит ногу куда-то не туда и, подскользнувшись, падает в сугроб, находящийся сзади него, вместе с Лололошкой.       Арнир прыснул, а потом стал медленно подходить к тем двум, как он подумал ранее, идиотам.       — Ну, что? Наигрались ли вы, детишки? — спрашивает с весёлой улыбкой Арнир, склоняясь над ними. Междумирец хрипло смеётся, а Лололошка чуть щурится, но тоже улыбается.       — Да, дядь, наигрались, — отвечает Лололошка, не спеша вставая с Междумирца, который сдержанно хихикнул на слове «дядь». Арнир усмехается, отступив, чтоб Лололошка смог спокойно встать.       — Я рад.       — Что ж ты не присоединился к нам, Арни? Смотрел на нас, что-то там посмеивался, а к веселью так и не присоединился. Как так, Ар? — Междумирец встаёт на ноги следом за Лололошкой, отряхиваясь от прилипшего снега, который теперь казался не таким уж и приятным, как во время игры в снежки.       — Предпочёл остаться в стороне. Всё же, вы не так часто видитесь. Что уж там говорить о том, чтоб проводить время вместе. Решил не мешать «воссоединению семьи». Тем более, вы выглядели очень мило и забавно.       — Как хочешь, — пожимает плечами Междумирец, а потом поворачивается к Лололошке, что стоял за его спиной. Он ставит указательный палец на лоб мироходца, который чуть зажмурился от этого. — Что касается тебя, молодой человек... Ну-ка быстро пошёл и прибрался в доме. Уже совсем скоро начнется новое приключение, новая история. Так что будь добр хотя бы эту закончить добросовестно.       — Я её и так добросовестно закончил.. — бормочет Лололошка, одним глазом смотря на наставника.       — Быстро я сказал.       — Ну па-а-ап, — протягивает Лололошка, на что его чуть стукают по лбу. Он обиженно надулся, а потом пролепетал: — Ладно, как скажешь.. отец... — после чего, последний раз недовольно глянув на Междумирца, на пятках развернулся и пошёл в сторону города, чтоб уже оттуда телепортироваться к своему дому.       Арнир тихо смеётся, глядя вслед уходящему мироходцу, пока тот не скрылся из его поля зрения.       — Ладно тебе, Мири, — Бог Света чуть толкает Междумирца в бок, привлекая его внимание к себе, — мог бы и не играть роль «злого папаши» и позволить ребёнку не убираться. Тебе что, жалко, что ли?       — Ничего. От одной маленькой уборки он не умрёт, — самодовольно ухмыляется Междумирец, ставя руки на бока.       — У, плохой из тебя отец, — подмигивает Арнир и скрещивает руки на груди, пока Междумирец, весело фыркнув, закатил глаза.       — Говорит мне тот, у кого..-       — А вот это лишнее, — прерывает его Арнир, мгновенно поменявшись в лице. Междумирец снова усмехается, поворачивается к Арниру всем телом и берёт его руку в свою.       — Ладно, ладно. Я понял. Не буду говорить. Но только потому что я тебя люблю, — Междумирец нежно проводит большим пальцем по ладони Арнира. Тот чуть краснеет, и на его лице появляется слабая, но мягкая улыбка.       — О, это очень мило, Мири, — произносит Арнир, шире улыбаясь и поднимая взгляд на Междумирца. И сейчас ему очень жаль, что он не может видеть лицо своего друга, не может смотреть в его глаза, не может видеть улыбку... — Я тебя тоже люблю, — мурлычет он и подходит к Междумирцу, заключая его в объятья.       — Теперь я понимаю, почему ты так рьяно отговариваешь меня от-...       — Ой, замолчи и не порти момент, — Арнир легонько бьёт Междумирца по спине, а тот лишь тихо смеётся на это, пока Арнир прижимается к его груди, прикрывая глаза.       — У тебя тактильный голод?       — С чего ты взял?       — Просто ты так жмёшься ко мне...       — Не обольщайся. Я тебе не говорил, но я очень люблю объятья. Ну, а обниматься мне особо не с кем, поэтому считай, что тебе очень повезло сейчас обнимать Бога Света.       — Ого, вот это честь, — прыснул Междумирец, но снова получил удар в спину, всё такой же слабый и безболезненный, но лишь для вида Междумирец решил ойкнуть. — Ладно, понял, молчу.       — Вот и молодец. — Арнир довольно улыбается, чувствуя, как руки Междумирца ложатся ему на спину. Это чертовски приятно.       И никто из них так и не заметил, как пошёл снег. Они просто молча стояли, наслаждаясь тёплыми объятьями друг друга. Что ж, теперь у Арнира есть причина почаще приставать к Междумирцу с тем, чтоб тот его обнял: не смотря на прохладу брони, Междумирец был очень тёплым, и это очень хорошая причина для того, чтоб чаще обниматься. А ещё, возможно, Арнир немного соврёт, если скажет, что у него нет тактильного голода.

А снег всё идёт, и Арниру даже не хочется думать о том, что он когда-то потеряет своего лучшего друга.

Он не хочет думать о его смерти, ведь это чертовски больно.