любовь и кулаки

драка, развязавшаяся в закоулке пилтовера, вблизи пустыря, приносит чонын все больше и больше сил для того, чтобы бороться дальше. сильные удары, которые она наносит по лицу одному из бандюг, дают ей пинок двигаться дальше, а мысли о той самой только подливают масла в огонь. красная куртка пачкается в крови, бинты в грязи, а земля под ногами покрывается обломками бочек и деревянных ящиков, ломающихся только от того, что чонын отправляет одного за другим в стены, от которых неизвестные отлетают прямо в мусор. чонын победно ухмыляется, пока на нее сзади не налетает один из самых огромных бандитов с ножом, и она не хватается за его лезвие. рычание и животный оскал — это то, что свойственно чонын. прежде чем перехватить этот нож и выбросить прямо в сточные воды, отправив вслед за ними и того самого бандита, она морщит нос и видит, как капли крови смазывают ее бинты. кровь, стекающая с ее ладони, пачкает ее ботинок вместе с песком. чонын плюет на это, снова вставая в стойку и нападая на преступников. оставшиеся двое из их шайки просто-напросто убегают, оставляя своего побитого лидера отдуваться за всех четверых. держа добычу за спиной в огромном рюкзаке, он нападает на чонын, но тут же получает кулаком в живот. затем ее кулак прилетает прямо уличному бандиту по лицу, и чонын встает в стойку, нахмурив грозно свои брови. парень с немым стоном падает на землю, пыль поднимается из-под него в воздух, до самого ее носа, и ким плюет кровью в сторону, вытирая правой забинтованной рукой свою щеку. — мы, вроде бы, договорились о том, что ты больше не будешь появляться на глазах у шерифа чон. или ты меня не понял, отпрыск? — чонын выравнивается и скрещивает руки у груди, стараясь при этом не сжимать ладонь в кулак и явно готовясь к очередному бесполезному диалогу, который не приведет ни к чему хорошему. — уж извини. такова моя доля, — парень улыбается, приподнимая голову с земли, и чонын пинает его носом своего тяжелого ботинка прямо в бок. — ты ей явно не интересен, а уж тем более твои мелкие кражи, которыми занимаются другие дяди, — девушка присаживается на корточки прямо перед телом, берет маленькую сумочку с пояса и раскрывает ее, вытряхивая изнутри все то, что парень успел украсть со стола знатного и почетного советника. — украл гаечки да винтики... на что меняешь хоть? — на бутылку, конечно же, — отвечает тот и ерзает, пытаясь приподняться, но получает по затылку кулаком и падает обратно. — это я конфискую, — чонын замечает выпавшую безделушку, напоминающую брошь, и она кладет ее к себе в карман, поднимаясь с места. — советую тебе вернуться в заун и не шляться по пилтоверу. тебе же миротворцы по лицу надают, как я, и кинут за решетку. — тебе ли мне об этом говорить? — усмехнувшись, парень приподнимается и резко поворачивается на спину, ногами толкает чонын в сторону и встает на ноги, принимая стойку. — стойкий какой, — ким, ухмыльнувшись, ловко уворачивается от слабых ударов, а затем бьет сама, снося уставшего парня в сторону бочек, которые он ломает своим телом и громко стонет. — я еще раз повторюсь: не попадайся ей на глаза. чонын поправляет свою красную куртку, набрасывает на голову капюшон, берет в руки сумку, которую забрасывает на плечо, и спокойной размеренной походкой отправляется из переулков в сторону дома джинсоль. улицы пилтовера никак не забавляют наевшуюся жизнью чонын. она хоть и осматривает их, видит выступы на домах и цепляется за них больными руками, лезет вверх, на крышу, но смотря на величавые высотки, она только вдыхает ноздрями воздух и слабо улыбается, зная, что сейчас ее никто у джинсоль не ждет и видеть не хочет. джинсоль и вправду не ждет чонын: она стоит под горячей струей воды, откинув голову, и зачесывает при этом мокрые волосы назад. ее глаза прикрыты, пока капли очерчивают рельеф женского тела: шею, грудь, выпирающие ребра, талию и бедра, стекая вниз, на мокрый кафель и в слив. мысли пожирают голову джинсоль, и она вздыхает, закрывая кран с водой. чонын забирается по стене к самому окну в комнату джинсоль, приоткрывает его и чуть не прижимает пальцы между подоконником и окном. проникает в комнату, как опасный преступник, и садится на пол, ухватившись за больную руку, бинт на которой уже покраснел от крови. джинсоль чувствует что-то неладное. чувствует прохладу, проникшую прямо в ванную комнату, и она, промокнув темно-синие волосы, оборачивается в полотенце и выходит из душной комнаты в свою. слыша посторонние звуки, чонын прячется за кроватью и скрипит кожаной курткой. джинсоль настороженно осматривает комнату и выдыхает, видя приоткрытое окно, к которому она подходит и медленно закрывает. прохладные капельки воды, стекающие вниз по ее плечам, смачивают верх полотенца, и джинсоль взъерошивает волосы, вздрагивая от мурашек. за окном ярко-голубое небо, из-за которого чон мягко улыбается, и чонын, видя ее улыбку, шевелит ногой, выпрямляя ее. джинсоль поворачивает голову и видит лежащую на полу девушку, у которой забинтованная рука кровоточит, а на лице очередные ссадины после драки, так еще и куртка грязная. — у меня к тебе всего лишь парочка вопросов, чони, — джинсоль придерживает ладонью белоснежное полотенце, падающее с ее тела, пока чонын неловко улыбается и машет ей здоровой рукой. — почему я здесь и что стряслось, полагаю? — чонын присаживается и опирается спиной на край кровати, пытаясь приподняться на ноги. джинсоль подходит к ней, чтобы помочь, и ким полностью наваливается на ее тело. — прости. я испачкала тебя. — ничего страшного. это отмоется. но, да, ты правильно озвучила мои вопросы, — джинсоль ласково улыбается и обвивает руками шею чонын, вдыхая запах пота и крови, исходящий от ее тела. — первое: я соскучилась. второе: это неважно, — с усмешкой произносит чонын, на что джинсоль в манере своей семьи хмурит брови и отходит от девушки. из-за частых драк чонын, происходящих чуть ли не ежедневно, джинсоль решила, что перенесет к себе в комнату целую аптечку, которую поместит в нижний ящик. дверь в ее комнату теперь закрывается на замок, и они с чонын могли проводить время, не думая о том, что кто-то может к ним ворваться. чон раскрывает тот самый ящик и достает оттуда бинты. чонын внимательно за ней наблюдает, и ее глаза очерчивают изгиб плеч чон, переходящий в ее спину с совсем не выпирающими позвонками, прячущимися под намокшей тканью. — так и будешь скрывать от меня все свои похождения? — чонын слышит, что джинсоль не злится, но все равно недовольство свое демонстрирует с помощью грубых движений, громко закрывая ящик и из-за плеча посматривая на девушку. ким томно выдыхает от такого тяжелого взора, наполненного волнениями и одновременно злостью. она садится на край кровати, но боясь ее запачкать, присаживается снова на пол. — садись на кровать. мне так удобнее будет, — пальцы джинсоль ласково проходятся по больной щеке, и чонын, поморщившись и слабо стушевавшись, садится обратно на кровать. — а ты не хочешь одеться? — чонын пальцем показывает на спадающее полотенце, и джинсоль, недолго думая, хмыкает. — отвернись лучше, — джинсоль ухмыляется, на что чонын только глаза закатывает и отворачивает голову. но джинсоль понимает, что чонын так или иначе повернется к ней. чонын краем глаза видит, как белоснежное полотенце спадает с бледного голого женского тела. она сглатывает и тихо выдыхает, посматривая на собственную руку. костяшки снова окровавлены, бинты испачканы, и чонын начинает снимать их, одновременно с тем посматривая мимолетно на джинсоль, достающую темно-фиолетовую ночнушку. ее она надевает на голое тело и вновь промакивает полотенцем волосы, чтоб капли не попадали на ткань. — ты опять с кем-то дралась? — спрашивает джинсоль, стоя напротив зеркала, на что чонын тихо угукает. — из-за чего на этот раз? — какая-то шайка во главе с каким-то идиотом украла у вашего горе-советника какие-то гайки и винтики, чтоб обменять их на бутылку мерцания. я все принесла в этой сумке. еще... — чонын хочет продолжить, как слышит стук в дверь и начинает обратно забинтовывать свои руки, опускаясь на пол. — нельзя, — слышится властный голос джинсоль, и стук утихает. чонын расширяет глаза и смотрит на девушку, пока та не уносит полотенце в ванную, откуда доносится ее вопрос: — еще? — это тот самый, — ким рычит и снимает бинт с руки, осматривает ее и стискивает зубы после того, как большим пальцем проводит по порезанному месту на ладони. чуть ниже сгиба — второй порез, немного поперек. — один из них с ножом был на этот раз. больной ублюдок. — исправим, — джинсоль возвращается к чонын и кончиками пальцев касается ее щеки, и ким поворачивает в ее сторону свою голову, выдохнув. — дай посмотрю. ким протягивает свою руку и делает безразличное выражение лица, как будто ей не больно, ни капельки. она всегда была бойцом, и джинсоль видела в ней потенциал. того самого сильного человека, который вытерпит любые проблемы и сильнейшую боль, сколько бы ее ни скопилось. — это он тебя так? — джинсоль выдыхает и вытирает кровь с щеки салфеткой. — ага, — чонын ухмыляется. — зато я... — чонын, — твердо произносит джинсоль, и чонын замолкает, поджав губы. — ты всегда все решаешь насилием. — но он за тобой следит! как я должна на это реагировать? — чонын возмущается, а затем шипит, когда джинсоль касается раны на ладони. — я тебя понимаю, чони, но ты всегда, — джинсоль выделяет слово «специально», чтобы подчеркнуть любовь ким к дракам. — всегда дерешься, а потом я сижу перед тобой и вытираю кровь то с лица, то с рук. чонын дует губы. она же отводит свой разочарованный взгляд и хочет вырвать свою руку из мягкой хватки джинсоль, но все же контролирует себя, вздыхая. чон берет маленькую баночку с каким-то содержимым и капает им прямо на рану. чонын рычит, как зверь, сжимает вторую руку в кулак и стискивает больно зубы. — просто не нужно следить за теми, кто мне дорог и важен, — чонын смотрит на джинсоль исподлобья, тяжело дыша, и чон останавливается, ухватившись за бинт. — чонын, я ношу с собой каждый день винтовку за спиной, а еще на мне форма миротворца. ты думаешь, он что-то сделает мне? — джинсоль усмехается и пальцем тычет чонын больно в лоб. — ты лучше думай о себе и своей сестре. — но... джинсоль! — чонын произносит имя до ужаса возмущенно, потому что ей больно, и она выдыхает, уложив свою голову на плечо джинсоль. — я пытаюсь, но... — но что? — не знаю, как назвать то, что я чувствую. — у тебя на лице написано, что ты собственница, — джинсоль берет бинт и садится на край кровати рядом с чонын, руку ее кладет себе на голое бедро, и чонын поджимает губы, чувствуя горячую бледную кожу под своей ладонью, которую ей больно сжимать в кулак. — неправда, — ким отводит взгляд и приподнимает свою ладонь, чтобы джинсоль смогла забинтовать запястье. — ты говоришь это мне? — джинсоль смотрит на чонын и аккуратно забинтовывает ей запястье, поднимаясь бинтом выше, к сгибу, а затем и к пальцам. она видит, как у ким нога ходит ходуном, и ей приходится приподнять чужую руку на уровень своего лица, затем — ласково коснуться губами больных мест. у чонын искры в глазах разгораются, но она внешне настолько спокойна, что джинсоль готова сравнить ее с удавом. ее сердце вот-вот выпрыгнет из груди, но чонын для себя еще давно решила, что будет сдерживаться, во что бы то ни стало. джинсоль поцелуями поднимается выше и касается внутренней стороны ладони своей щекой, пока ее губы целуют большой палец. чувства бурлят внутри чонын, и джинсоль видит, как она горит, как ее щеки краснеют, а глаза пьянеют. — все в порядке? или что-то сводит тебя с ума? — джинсоль пытается подколоть чонын, на что та выдыхает и убирает свою руку от чужого лица. чон усмехается. — подвинься поближе. — еще вторая рука, — чонын протягивает джинсоль свою правую руку, и чон сама ее разбинтовывает, кладет в сторону окровавленный бинт и выдыхает, смотря на костяшки, на которых кровь уже застыла, и раны старые до сих пор не прошли. — да, извини, — джинсоль покачивает головой и капает той же жидкостью на костяшки чонын. та снова рычит и голову укладывает на плечо чон, вдыхая сладковатый запах ее тела, особенно исходящий от шеи. это ее успокаивает и отводит внимание от боли. пальцы джинсоль проходятся по ее волосам. трепетно их поглаживают и убирают за ухо, к которому тоже прикасаются, и чонын вздрагивает, поднимая свою голову. она опускает глаза вниз, наблюдая за тем, как аккуратные ладони джинсоль заботятся о ней, перевязывая раны и обрабатывая их. чонын не позволяет кому-то еще это делать, особенно прикасаться к себе, но она позволяет это только джинсоль и только ей. чон знает это, она же выстраивает некоторые догадки и прощупывает почву, как самый настоящий детектив. но чонын непоколебима, и ни одного слова джинсоль от нее ни разу не услышала. джинсоль подушечкой пальца касается костяшки, и чонын поджимает губы, закусывая нижнюю. берет после салфетку и вытирает кровь вместе с пеной, образовавшейся после той самой жидкости. — кексик, — чонын отзывает джинсоль, и чон, услышав это слово, чувствует, как у нее спирает дыхание. — спасибо за заботу. — могу ли я заботиться о тебе и дальше, чони? — джинсоль прикрывает глаза и выдыхает, когда чонын обработанной рукой проходит по ее шее, поднимаясь вверх, а затем останавливаясь на ее щеке. ким молчит, большим пальцем касаясь нижней губы джинсоль. чон целует палец, зная, что на нем, как и на других, еще сотни шрамов. — я... — сердце бешено колотится в груди, и чонын смущенно посматривает на джинсоль. почему-то именно она ломает все стены, которые чонын строила годами. даже минуты не проходит, но джинсоль уже стоит посреди огромных обломков со своей излюбленной винтовкой, пронзая сердце чонын пулей. насквозь. — да... да, кексик. заботься обо мне в любое время дня и ночи. пожалуйста... — тебе бы следовало принять душ, — джинсоль отводит смущенный взгляд в сторону и продолжает забинтовывать запястье чонын. — чонын, вот знаешь... во мне есть что-то такое, что не позволяет тебя сдать миротворцам. — но при этом ты сама... — это совсем неважно, чони, — завязав маленький бантик, чон мягко смотрит на зататуированное запястье. — что ты хочешь доказать с помощью кулаков? — наверное... свою любовь к тебе, джинсоль, — чонын осматривает свои руки и шевелит пальцами, пока джинсоль внимательно осматривает чужое лицо. она видит все эти шрамы, закусывает нижнюю губу и переводит взгляд с одного на другой, заостряет внимание на верхней губе чонын и приближается к ее лицу, сталкиваясь лбами. — прям любовь? — джинсоль осматривает губы чонын, которые изгибаются в хитрой ухмылке. — прям любовь, шериф чон, — чонын тянется руками к лицу джинсоль, обхватывает ее лицо и горячо выдыхает на ее губы. — хочешь сказать, что ты дерешься ради любви? — в последнее время... можно и так сказать. но раньше я дралась не для этого. совсем не для этого, — ласковые, но грубые пальцы ким касаются скул джинсоль. она переходит на шепот. — сейчас пилтовер стал для меня куда ближе, потому что здесь есть ты. — и твоя ненависть к миротворцам ушла, хочешь сказать? — джинсоль усмехается, кончиком носа касаясь носа чонын. — нет, но к тебе — да, — чонын губами касается уголка губ джинсоль и оставляет на них сладкий поцелуй. — на ее место пришла любовь? — джинсоль чуть ли не задыхается, она сама целует чонын и руками касается ее красной куртки, которую тянет вниз, чтобы снять ее с плеч. чонын в ответ только кивает, останавливая чужие руки и отрываясь от девушки. удивленно взглянув на ким, чон прикусывает нижнюю губу в надежде, что чонын опять не уйдет так рано. — только не говори, что ты снова уходишь, — джинсоль смотрит чонын в глаза, и та отводит свой взгляд в сторону, потирая больную щеку. — думаю, я должна. твои родители будут переживать, кексик, — пальцы чонын до безумия ласково проходятся по щеке джинсоль, и чон тяжело вздыхает, наслаждаясь мимолетным касанием. — не забудь упомянуть службу и моего дружка в совете. они же все так переживают, — джинсоль готова зафырчать, но она молчит, снова касаясь губами пальцев чонын. ким, слабо улыбнувшись, поднимается с кровати. она смотрит в сторону закрытого окна и ухмыляется, подходя к нему, а после набрасывая на свою голову капюшон. — я еще загляну к тебе. обещаю, — чонын раскрывает окно и, улыбнувшись и одновременно подвигнув джинсоль, вылезает за его пределы, ловко закрывая его обратно. на пилтовер опускается ночь, а на джинсоль тоска разлуки, настигающая ее только тогда, когда чонын покидает ее вот так нежданно, как и является к ней домой. джинсоль иногда думает о том, что чонын чувствует куда глубже, чем говорит. и это наталкивает ее на мысли о собственной влюбленности, таящейся в самом ее сердце. чонын идиотка, но джинсоль идиотка вдвойне.